I dream of you, to wake

Драко не видел Гермиону Грейнджер уже больше года, и уж точно никогда до этого не видел, чтобы она выглядела так. Даже после последней битвы, когда она была невероятно худой после месяцев в бегах, вся покрытая грязью и Мерлин знает чем ещё. Сейчас она просто выглядит уставшей и куда старше своего возраста. Её всклокоченные и немытые волосы кое-как завязаны в неаккуратный пучок. Её аврорская униформа помята. Под глазами глубокие тени, словно синяки. Да и в целом, её появление тут кажется крайне странным. В их последнюю встречу они не слишком приятно расстались. За эти годы у него с ней случалось достаточное количество разногласий, чтобы понимать: она здесь не для того, чтобы он её лечил. Кроме того, она пришла одна, а значит, не для того, чтобы его арестовать. — Грейнджер, — говорит он — единственное приветствие, на которое он способен, — и машет рукой в сторону одного из роскошных кожаных кресел по другую сторону своего рабочего стола. Он закрывает лежащую перед ним карту пациента, аккуратно отправляя её заклинанием на вершину ближайшей стопки. Она игнорирует приглашение и остаётся стоять, вцепившись в спинку кресла. Её ногти обкусаны до крови, и там, где она сжимает кулаки, костяшки пальцев побелели. — Мне нужна твоя помощь. Люди регулярно приезжают в его клинику в Вене, чтобы сказать то же самое, но Драко знает Гермиону Грейнджер с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать лет. Она скорее будет есть битое стекло, чем вот так придёт к нему. В последний раз, когда он видел её, они поссорились. Да и в первый раз, когда он увидел её, они поссорились. После окончания обучения Драко сказали, что он должен явиться в магическое британское посольство в Париже, чтобы предъявить документы. Ни один университет не стал бы присуждать степень британскому студенту без подтверждения того, что он «соответствует всем требованиям» — что на самом деле означало завуалированное «мы хотим убедиться, что вы не Пожиратель Смерти в бегах». Грейнджер тогда была младшим аврором, сопровождавшим Робардса. Она была воплощением эффективности, проштамповывая бланки и зачитывая требуемые объяснения своим официозным тоном. Робардс смотрел сквозь Драко, как будто у него были дела поважнее. Драко попытался завязать разговор после того, как Робардс выскочил из комнаты, словно одержимый, оставив Грейнджер собирать бумаги. — Спасибо, — сказал он, силясь найти слова извинения, которые ему никак не удавалось подобрать. — Ты мне не нравишься, — фыркнула в ответ она. — Но ты не заслуживаешь того, чтобы сидеть в тюрьме. — Было бы неплохо, если бы и Чудо-мальчик думал так же. — Эти слова вырвались прежде, чем он сумел их остановить. Невозможно было избежать возвращения к их отвратительному и привычному с детства стилю общения, когда они огрызались друг на друга. В течение многих лет он очень старательно и прилежно избегал мыслей о Гарри Поттере, но встреча с Грейнджер заставила все старые эмоции разом всплыть на поверхность. Она выпрямилась во весь рост, запрокидывая голову, чтобы видеть его, но каким-то образом давая ему почувствовать, что это она смотрит сверху вниз. — Он заступился за твою мать. Думаю, это больше, чем хоть кто-то из твоей семьи мог рассчитывать. Её слова звучали в его ушах всю дорогу до Вены. Разумеется, так оно и было. Герой войны, решивший поручиться за Нарциссу Малфой, внёс огромный разлад в попытки Министерства разобраться со злодеяниями Пожирателей Смерти. И хотя Поттер так и не появился на слушании по делу самого Драко, он понимал, что это оказало влияние. Никто не знал, что делать с тем, чей отец был приговорен к пожизненному заключению в Азкабане, а мать освобождена самим Спасителем волшебного мира. Снятие обвинений с Драко на основании его возраста, вероятно, показалось им самым простым выходом из положения. Поэтому Драко погрузился в учебу и работу, постаравшись оставить всё в прошлом. Прошло два года, прежде чем он снова увидел Грейнджер. — Я прочитала твою статью, — сказала она, без предупреждения явившись в его тесный кабинет в университете. — Тебе нужно быть более конкретной, — усмехнулся он, указывая на лежащую рядом стопку журналов. — Я весьма продуктивен. Она закатила глаза, без спроса сдвинула со стула груду книг и села, доставая папку с делом. — Об использовании somnium potenta. Думаю, кто-то использует её, чтобы убедить жертв опустошать свои банковские счета. Так оно и пошло. С тех пор минуло десять лет, и за это время он давал консультации шесть или семь раз. Она всегда приезжает одна — он подозревает, что она не сообщает коллегам, кто именно тот специалист, у которого она консультируется. Драко это не волнует. Ему не нужно восхищение авроров. У него своя процветающая практика и всемирно известная репутация одного из лучших целителей разума в волшебном мире. Но он наслаждается головоломками, которые она ему приносит. Гермиона Грейнджер необычайно талантлива и совершенно напрасно растрачивает эти таланты, работая в правоохранительных органах. Не то, чтобы он когда-либо говорил ей об этом. Они по-прежнему не соглашаются друг с другом ни в чём и никогда. Всегда наступает момент, незадолго до её ухода, когда он подумывает о том, чтобы спросить. Вышла ли она замуж за Уизли. Есть ли у неё дети. Есть ли... Но он никогда не спрашивает. Когда они виделись в последний раз, они снова спорили о его работе. Она всегда готова была выслушать его, пока предмет обсуждения оставался сугубо академическим. Как только он касался практической стороны дела — того, как травмы могут влиять на сны, а сны влиять на травмы — она затыкала ему рот. — Прорицание — это полная чушь, — огрызнулась она тогда. — Уму непостижимо, как ты можешь это защищать. — Я не говорю о дурацких чайных листьях Трелони, — вздохнул он. — Онейрология — совсем другое дело, и я добился настоящего успеха с... — Сны — это просто сны, Малфой. Они состоят из того, что ты видел днём, из фильма, который смотрел перед сном, из телефонного звонка, который получил на прошлой неделе. Ничего, кроме реальных событий, приукрашенных фантазией мозга. У них нет никакой ценности. — Вот тут ты ошибаешься. Когда речь идёт о пациентах с травмами, я... — Нет! — Она резко вскочила, схватив свою папку и сунув её в сумку. — Мне это неинтересно. У нас и без того было достаточно проблем с тем, чего не должно было быть в наших головах. Она тогда аппарировала прочь прежде, чем он успел что-то объяснить. Но сейчас она снова здесь и выглядит так, будто наступил конец света. — Что случилось? Он, конечно же, знает. Он видел сны об этом уже несколько недель. Он не понимал, что они значат и почему являются, но слова, вырвавшиеся из её уст, ничуть не удивляют. Поэтому он знает, что скажет «да», ещё до того, как она спросит. — Дело в Гарри. *** Драко на взводе с того самого момента, как покидает лондонскую станцию по прибытию портключами. Он заселяется в неприметный маггловский отель и оставляет там свои чемоданы. Он не знает, будет ли привлекать больше внимания своим привычным маггловским одеянием, но мысль о мантии кажется ему слишком невыносимой даже ради того, чтобы слиться с толпой. Поэтому он не переодевается, прежде чем пройти несколько кварталов до универмага, под видом которого скрывается больница Святого Мунго. Когда он открывает дверь, то почти ожидает увидеть киношную реакцию: визг соскользнувшей с виниловой пластинки иглы, все замирают, увидев его, воцаряется тишина, нарушаемая шепотками. Но больница похожа на все больницы мира: она многолюдная, шумная, и совершенно никому нет до него дела. Он выдыхает. В регистратуре он спрашивает о Грейнджер, и ему вручают бейдж с надписью «Приглашенный консультант» и указанием, как пройти на третий этаж. Она встречает его в коридоре и на какую-то долю секунды выглядит невероятно благодарной за его появление. На одно ужасное мгновение ему кажется, что она вот-вот обнимет его, но потом она, кажется, приходит в себя. Выражение её лица снова становится закрытым. В конце коридора он видит ещё двух авроров, стоящих на страже у двери. — Давай пройдем сюда, — предлагает она, заводя его в соседний кабинет. Здесь царит такой беспорядок, что он едва ли не физически отшатывается, настолько привык к патологическому порядку в своем собственном рабочем пространстве. Две переполненные книжные полки расположены по бокам от заколдованного окна, в котором видна унылая картина болота, продуваемого ветрами. Свитки пергамента громоздятся на полках и свалены в беспорядочные стопки. Каждый сантиметр стола завален бумагами, книгами и научными журналами. Повсюду под разными углами торчат маггловские стикеры, которые Драко очень нравятся. Волшебники никогда не изобретали ничего настолько же полезного, как эти стикеры. Учебная доска около одной из стен сплошь испещрена корявыми письменами Грейнджер. Списки зелий. Списки заклинаний. Списки симптомов. Списки имен. Грейнджер оглядывает комнату, словно видит её впервые. — Я должна была... то есть я знала, что... Она явно измучена и взволнована. Ей это очень не идёт, и Драко от этого становится не по себе. Он переступает через стопку книг и обходит стол, опускаясь в единственное кресло. — Рассказывай. Она хмурится. — Я здесь, чтобы увидеть пациента. Ты исследуешь его случай. Рассказывай. На мгновение на её лице вспыхивает раздражение — достаточное, чтобы стряхнуть с неё оцепенение, в котором она пребывает, — и она расправляет плечи. — Гарри Джеймс Поттер, 28 лет. Поражён проклятием неизвестной природы во время рейда в Минске. Подозреваемый — Нео-Пожиратель Смерти, который был убит стражами порядка после отказа сложить оружие. Пациент был доставлен в больницу Святого Мунго экстренным портключом и находится без сознания уже семьдесят два дня. Ему, конечно же, всё это известно. Они всё обсудили ещё в Вене. Но он видит, что Грейнджер легче начать с самого начала. Он подтягивает к себе чистый лист пергамента и достает из кармана ручку, начиная выводить какие-то заметки. Она расхаживает перед доской. — Первоначальный план лечения соответствовал стандартным протоколам, ты читал соответствующие отчеты. — Он читал и уже выучил их почти наизусть. — Пациент не пришёл в сознание. Диагностические заклинания продолжали показывать чрезвычайно высокий уровень мозговой активности. Специалисты-неврологи определили, что его мозг работал в усиленном режиме, хотя они так и не смогли привести его в чувство. — Грейнджер смотрит на длинный список вариантов лечения на своей доске, каждый из которых вычеркнут. — К сороковому дню целители исчерпали все традиционные методы. — Обычно пациентам, находящимся в коме, создают комфортные условия и оставляют их приходить в сознание собственными силами, — осторожно замечает Драко. — Обычно — да. Но когда хоть что-то, связанное с Гарри, было обычным? — Гермиона вздыхает и трёт глаза основанием ладони. — Старший целитель проконсультировался с экспертами всех крупных больниц для волшебников. Все они единогласны: что бы ни происходило сейчас в голове Гарри, это убивает его. В комнате очень тихо. Странно даже думать о таком — о том, что Мальчик-Который-Выжил может быть повержен в прах сновидением. — Местные онейрологи не сумели помочь. Все они рекомендовали тебя. Пэкер, думает Драко. Возможно, Петерсон. Неплохо разбираются в своем деле, но далеко не лучшие эксперты. — Давай проясним, чего ты ждёшь от меня, Грейнджер. Это представляет для меня немалый риск. Если я буду там копаться, а герой войны всё равно умрет, ты прекрасно знаешь, кого в этом обвинят. Грейнджер вздрагивает, но она вовсе не глупа. Она достает из своей мантии сложенный лист пергамента и протягивает ему. Даже Драко несколько потрясен тем, что там написано. Полный иммунитет от судебного преследования за любые действия, так или иначе связанные с обращением с Гарри Поттером. Он может в буквальном смысле слова войти в палату и забить его насмерть, а они не смогут ничего сделать. — Ты серьезно? — Ты должен быть волен испробовать... всё, что потребуется, — говорит она. — Мерлин знает, мы уже пытались. Драко потратил пять лет на обучение целительству разума, три года на изучение всего, что можно было узнать о связи между травмой и мозгом, и последние два года зарабатывал больше денег, чем его отец накопил за всю свою жизнь. Он никогда бы не подумал, что это приведет его сюда. — Тогда пойдем к Поттеру. *** Авроры не обращают на них внимания и стоят в стороне, пока Грейнджер подходит к двери. Должно быть, она проинформировала их о его прибытии. Комната выглядит пустой и функциональной: в одном углу тихо пищат контролирующие диагностические чары, а на приставном столике стоит скудный букет пионов в сколотой вазе. Всё выглядит безвкусно и по-больничному безлико. Единственное, что выбивается из общего стиля — это откидной лежак на том месте, где Драко ожидал бы увидеть неудобный пластиковый стул для посетителей. Он рассеянно гадает, сколько ночей Грейнджер провела в этой бездушной комнате. Он думал, что здесь будет полно Целителей. Что палата будет забита до отказа подношениями, открытками с пожеланиями выздоровления, воздушными шарами и доброжелателями. Но она почти восхищает своей обыденностью. Он думал, что подготовился к встрече с Поттером, но теперь понял, что это было невозможно. Почему-то тот выглядит одновременно и старше, и моложе, чем Драко себе представлял. Старше в том смысле, что в кровати лежит мужчина, а не тощий мальчишка, которого он помнит. Квадратная челюсть. Щетина там, где его явно не брили день-другой. Даже исхудавший и болезненный, он бесспорно красив. Но при этом он кажется слишком молодым, слишком хрупким, несущим на себе груз слишком многих ожиданий. Во всяком случае, слишком молодым, чтобы лежать в постели, будучи не в состоянии проснуться, пока его мышцы дрожат, а разум борется с демонами, которых он сам же выдумал, чтобы мучить себя. Драко поднимает историю болезни с края кровати в попытке чем-то занять руки. Результаты последней диагностики неизменны. Неврологические симптомы Поттера по-прежнему выходят далеко за пределы допустимых норм, в то время как его физическое состояние продолжает ухудшаться. — С чего мы начнём? — спрашивает Грейнджер, и Драко вздрагивает. Он почти забыл, что она стоит у него за спиной. — Не здесь, — твердо говорит он, кладя карту обратно на кровать. — Где он живет? — Что, прости? — Живет, Грейнджер. Где его дом? Она выглядит растерянной и упрямой, скрестив руки поверх своей неопрятной мантии: — Не понимаю, какое это имеет... — О, ради Салазара. Что, по-твоему, я собираюсь сделать, ограбить его? Ты хочешь, чтобы он выздоровел. Вот эта мрачная конура, в которой вы его держите, этому не поможет. И я определённо не собираюсь выполнять свою работу, сидя в этом ужасном кресле. Пациенты должны находиться в комфортной, привычной обстановке. В идеале — в собственном доме. Рот Грейнджер сжимается в узкую линию. — Если только ты не собираешься сказать мне, что он ужасный трудоголик, который спит в аврорских казармах, потому что в таком случае мы будем заниматься этим у тебя дома. На её лице мелькает выражение, которое трудно определить. Ему интересно, как Уизли отнёсся к тому, что она привела сюда Драко. — Нет, у него есть дом. На Гриммаулд Плейс. В этом есть определенный смысл. Старые семейные владения, вероятно, были военными трофеями. А может, всем героям вручили новые дома. На какую-то абсурдную минуту он представляет себе Невилла Лонгботтома в роли владельца дома своего детства, но это забавно лишь на мгновение, а затем он начинает думать о том, каким Мэнор был в те последние дни. По его позвоночнику пробегает дрожь. — Отлично. Когда мы сможем его перевезти? Грейнджер, пришедшая, похоже, к какому-то решению, слегка кивает: — Я распоряжусь, чтобы его отвезли к нему домой сегодня вечером. Луна — целительница, которая занимается его повседневным уходом. Ты можешь присоединиться к нам завтра. Дом номер двенадцать. Он бросает последний взгляд на Поттера, пожимает ей руку и выходит из комнаты. Выражение осунувшегося лица Поттера остается неизменным. *** Гриммаулд Плейс сильно изменился со времени последнего визита Драко в дом его ужасной двоюродной бабушки. Когда Фиделиус позволяет дому показаться на глаза, всё кажется знакомым, но стоит Грейнджер открыть дверь, как сходство резко обрывается. Длинный тёмный коридор, который он помнит с детства, теперь стал светлым и просторным. Отвратительные портреты и чучела голов домовых эльфов исчезли, им на смену пришли улыбающиеся фотографии и детские рисунки в рамочках. На минуту Драко замирает, гадая, есть ли у Поттера свои дети, пока не вспоминает подробности его истории болезни. Одинок. Близких родственников нет. Может, это рисунки детей Грейнджер. Или ребенка оборотня, о котором ему рассказывала мать. — Хочешь кофе или чего-нибудь ещё? — спрашивает Грейнджер, явно испытывая неловкость от того, что он здесь. — Воды? Он качает головой, и она ведет его по лестнице в хозяйскую спальню. Переступая порог, он чувствует себя так, словно вторгается без разрешения. Даже если до этого он делал это в домах десятков своих пациентов, сейчас всё совсем по-другому. Комната Поттера просторна и оформлена со вкусом. Чистые линии, скандинавская мебель, мягкое серое постельное белье. Высокие окна пропускают раннее утреннее солнце. Если бы его когда-то спросили, он бы себе представил совсем не это. Может, гриффиндорские висюльки на стенах и плакаты с квиддичем. Сам Поттер выглядит так, будто спит, пусть и в объятиях страшной лихорадки. И его вид в его собственной постели действует на Драко успокаивающе. Лавгуд держит его руку в своей. — Доброе утро, Драко, — говорит она, лучась такой радостью, словно приветствует старого друга. — Как он? — спрашивает Драко, не придумав ничего более подходящего. В последний раз, когда он видел её в коридоре около Визенгамота, он путано пытался принести извинения, и гнетущее чувство вины за то, как с ней обошлись в его доме, сейчас грозится вновь подняться в нём, как желчь. — Ничего не изменилось по сравнению со вчерашним днем, — подтверждает она, осторожно возвращая руку Поттера на простыню. — Смена местоположения не ухудшила ситуацию. Хоть какое-то облегчение. Он ставит сумку на комод и достает свои принадлежности, затем сосредоточенно обходит комнату, зажигая свечи и бросая в курильницу небольшие пучки шалфея и можжевельника. Заметно, что Грейнджер умирает от желания задать вопросы, но Драко не склонен объяснять свои методы тому, кто едва признает, что они вообще работают. Он застегивает зачарованный серебряный браслет-якорь на своём запястье и снимает ботинки. — Вы обе можете остаться, если хотите, — объясняет он, — но в этом нет необходимости. Этот якорь зачарован, чтобы вывести меня из сновидения, или если какие-либо показатели выйдут за установленные пределы, или через определенное время. Вам не потребуется вмешиваться. — Я бы хотела остаться, — говорит Лавгуд, опускаясь на пол перед камином скрестив ноги. — Я никогда раньше не видела, как путешествуют онейронавты. Грейнджер выглядит сомневающейся, но в итоге пересекает комнату и садится в кресло у окна. Выбросив их обеих из головы, Драко ложится на широкий матрас рядом с Поттером. Он старательно оставляет пространство между ними, пытаясь не обращать внимания на чистый запах подушки под головой, закрывает глаза и начинает свои песнопения. Впервые Драко вошёл в чужой сон более или менее случайно. Несмотря на годы обучения, он никогда не считал себя подходящим кандидатом. Он занимался целительством разума только для того, чтобы проработать поврежденные участки внутри себя, и ни на секунду не задумывался, что окажется достаточно силен, чтобы удержаться в чужом разуме. Но однажды ночью его тогдашний парень Лука — адвокат с кривоватой улыбкой и энциклопедическими знаниями о вине — ворочался и метался во сне рядом с ним, и, прежде чем Драко полностью осознал, что происходит, он обнаружил себя стоящим рядом с ним, пока Лука трясся от страха перед карикатурно огромной крысой в приснившейся версии их ванной комнаты. Наполовину уверенный в том, что это была случайность или просто его собственный сон, Драко с головой окунулся в практические эксперименты. Его диссертация стала новаторской в онейрологии, а применение этой дисциплины к пациентам с травмами принесло ему признание во всем мире. Теперь его техники более отточены. У него есть сосредотачивающие ритуалы и фокусирующие заклинания. Он больше не врывается в чей-то разум, как незваный гость, а проскальзывает незаметно и без помех. Он способен сначала оценить, что видит и испытывает его пациент, прежде чем решить, как действовать дальше. И все же, даже несмотря на весь его многолетний опыт, для него становится шоком увидеть Поттера — такого же юного, каким он был, когда Драко впервые встретил его, — сидящим под деревом. — Если бы ты был анимагом, каким животным ты бы стал? — спрашивает маленький Поттер, глядя на него своими яркими и любопытными глазами. Драко окидывает взглядом себя, свои маленькие руки и короткую мантию, и понимает, что ему примерно столько же лет. — Мой крестный — огромный пёс, а папа — олень. Но я думаю, что было бы здорово уметь летать. Драко оглядывается по сторонам. Они находятся в поле, неподалеку стоят дома. Это небольшая тихая деревушка. Он напрягает мозги. Поттер вырос не здесь — уж это-то он знает из бесконечных рассказов в прессе. — Я люблю летать, — рассеянно говорит Драко, присаживаясь на траву и отмечая детали. Поттер всё так же носит очки, но уже не ту дешёвую, треснувшую пластиковую маггловскую оправу из его детства. На его лбу нет шрама. — Ты катался на метле? — потрясённо спрашивает Поттер. — Моя мама мне не разрешает. Она говорит, что меня этому научат в Хогвартсе в этом году. — Отец подарил мне тренировочную метлу, когда мне исполнилось восемь лет, — говорит Драко, стараясь, чтобы это не прозвучало так самодовольно, как он сказал бы это в том возрасте. Правда заключалась в том, что он чаще падал, чем держался на метле, и его отец ушёл прочь, бормоча о том, что мать слишком опекает его и в целом ему не хватает физического развития. — Ух ты, — присвистывает Поттер, впечатлённый. В груди Драко что-то сжимается. Он многое отдал бы за такую реакцию, когда они были первокурсниками. Это была та версия Поттера, с которой его мечтал сдружить Люциус Малфой, когда им было по десять лет. А может, и нет: эта версия не была бы особенной. Сосредоточься. Драко понимает, что ожидал попасть в самый разгар кошмара. Найти Поттера сражающимся с акромантулом или убегающим от инфери. Он в замешательстве: тот просто сидит под деревом, расслабленный и счастливый. Что-то во всём этом не сходится. Роль Драко, раз уж он здесь, заключается в том, чтобы мягко и осторожно помочь пациенту понять, что то место, в котором они находятся, не является реальностью. Обычно это включает в себя помощь в избавлении от страхов, которые преследуют их во сне. Но Поттер, как всегда, представляет собой совершенно иную проблему. Теоретически, методы должны быть теми же. На каком-то уровне Поттер знает, что это не его жизнь. — Ты ведь тоже сидел на метле, Пот... Гарри, — пытается он. — Ты умеешь летать. Ребенок отрицательно качает головой: — Нет, но я хочу. Я хочу быть Ловцом, как мой папа. — Ты играл Ловцом за Гриффиндор, — продолжает Драко. — Тебя взяли на первом курсе, хотя это было против правил, — не может удержаться от шпильки он. Поттер снова упрямо качает головой, скрещивая руки: — Нет! Мой отец поможет мне практиковаться, но только после того, как я возьму уроки полётов в Хогвартсе. Драко перебирает горсть травы, размышляя о том, насколько сильно можно надавить. Он знает, что ему нужно быть осторожным в своем подходе. Крича ребёнку о его погибших родителях, он ничего не добьётся. — Ты ведь знаешь, что всё было не так, правда, Гарри? Мы вместе учились летать. Мы играли друг против друга в квиддич в школе. Поттер смотрит на него, словно начиная узнавать, но не желая этого. — Я тебя не знаю, — едко усмехается он. — Ты просто глупый хорёк. — Но как только он выплёвывает это оскорбление, он слегка хмурится. — Всё верно, Гарри, — кивает Драко. — Ты прекрасно знаешь, кто я такой. Всё происходит быстрее, чем Драко успевает это осознать. Лицо Поттера становится грозным, и он достает палочку, которой у него нигде не было ещё секунду назад. — Тебе не место здесь, — рычит он голосом, слишком взрослым для его юного тела, и взмахом палочки изгоняет Драко прямо из сна. *** Драко резко просыпается, его голова раскалывается, а в горле пересохло. Он садится, кашляя, и обнаруживает у изголовья кровати Лавгуд со стаканом воды, который он принимает с благодарностью. — Это нормально? — с любопытством спрашивает она. — Я вообще-то думала, что всё будет гораздо спокойнее. Грейнджер смотрит на него от окна, широко раскрыв глаза. — Нет, он вышвырнул меня. — Что? — Грейнджер мгновенно вскакивает на ноги, словно она может что-то сделать, огибает кровать и хватает Поттера за руку. — Что случилось? Драко игнорирует её, тянется за своим блокнотом и быстро пишет, фиксируя всё, что видел и испытал. Очень трудно предугадать, что именно может иметь значение, поэтому он научился записывать всё — от времени года и времени суток до освещённости. — Малфой, — наконец, молит она в отчаянии. Он поднимает глаза от своих записей и замечает её обеспокоенное лицо. — Ладно, — вздыхает он, закрывая блокнот. — Ему было десять лет, и он верил, что скоро начнёт учиться в Хогвартсе. Он верил, что его родители и крёстный живы и здоровы. У него не было шрама на лбу. Он знал, что он волшебник. Грейнджер с шумом втягивает воздух. — Ну что ж, это довольно приятный сон, разве нет? — жизнерадостно размышляет Лавгуд, накладывая стандартный набор диагностических чар. — Я рада, что он там думает о приятном. Грейнджер напрягается. — Я не понимаю, — говорит она. — Даже если я поверю, что ты был в его голове, что он в безопасной иллюзии, то что происходит? И что ты имеешь в виду, говоря, что он тебя вышвырнул? — Её правая рука дёргается, словно она собирается продолжить борьбу, которую Поттер начал в царстве снов. Драко воздерживается от того, чтобы закатить глаза. — Ты должна понимать, что обычно я работаю с пациентами, которые без проблем могут проснуться, но при этом переживают горе, травмы и дискомфорт во сне. Когда я проникаю в их сны, я пытаюсь помочь им понять, что всё то, что они там переживают, либо не существует, либо осталось в прошлом и больше не может причинить им вреда. Моя задача не в том, чтобы убедить их уйти. И уж точно не в том, чтобы убедить тебя в реальности того, что я делаю. Это ты привела меня сюда, не забывай. Грейнджер по-прежнему напряжена и даже чуть ссутулилась, но ничего не говорит. Лавгуд заканчивает свою диагностику и снова садится на пол с историей болезни в руках, чтобы обновить записи. Поттер лежит рядом с ним и дышит неглубоко, будто напрягается. Драко приходится подавить желание положить ладонь на его руку, чтобы попытаться успокоить его. — Основываясь на его симптомах, я предположил, что Поттер считает, будто попал в ловушку, — продолжает Драко, поводя плечами, чтобы унять судорогу. — Что я найду его заключённым в тюрьму или зажатым где-то. И мне нужно будет убедить его, что на самом деле он свободен и может проснуться. Он наблюдает за тем, как Грейнджер собирает кусочки воедино, потирая затылок с усталым вздохом: — Но он ведь не в ловушке. Он там, где хочет остаться. Драко кивает: — Принципы остаются прежними. Я должен заставить его понять, что он во сне. Но вместо того, чтобы хотеть, чтобы это было правдой... — Он активно сопротивляется тебе, — заключает она. — В этом есть смысл, — говорит Лавгуд, глядя в медицинскую карту и постукивая пером по щеке. — Гарри борется изо всех сил за то, чтобы оставаться там, где он сейчас. Это создаёт огромную нагрузку на его магическое ядро, а оно, в свою очередь, создаёт нагрузку на его тело. — И что же нам делать? — спрашивает Грейнджер, и впервые она обращается к нему без едва скрываемого презрения. Она боится, понимает он. Драко рассеянно крутит серебряный браслет на запястье. — Мы попробуем еще раз.