Он вернется!

      Он возвращается позже — ночью, когда у и так весьма посредственной охраны пересменка, когда врачи и медсестры уехали на «большую землю» на катере, и в больнице остались только дежурные санитары, да и те сидят и рубятся в шашки в отдаленной от палат, вернее, камер, комнате. Олег спрыгивает опять на пол камеры Сережи, приземляется бесшумно. Не только чтобы не быть замеченным охраной, но и чтобы Сережу не пугать лишний раз. Сережа, кажется, спит — свернулся в клубок, прижался к стене и лежит, не шевелясь, лишь плечо чуть подрагивает в такт дыханию. Олег осторожно подходит, присаживается рядом. Не касается пока Сережи, просто смотрит на него…              Серый! Сережка, что же они с тобой сделали? Кто это с тобой сделал? Как это все исправить? И есть ли хоть малейший на это шанс? Ладно, об этом Олег подумает позже, сейчас надо Сережу забрать отсюда и подальше увезти. А дальше, дальше он будет разбираться со всем остальным, когда они окажутся в безопасном месте.              — Серый… — Олег все же касается Сережи. Выдыхает его имя почти беззвучно, наклоняясь к самому уху. И тут же кладет руку на его рот, чтобы если что Сережа не выдал их криком. — Серый… просыпайся. Я пришел за тобой.              Сережа не вздрагивает, не дергается, ничего не говорит, Олег лишь чувствует, как ускоряется сердцебиение, едва различимый горячий выдох мажет его ладонь — Сережа проснулся. Или очнулся, как знать.              — Серый, давай, нам пора! — Олег осторожно тянет Сережу за плечо, заставляя повернуться, посмотреть на себя. С безучастным Сережей, похожим на куклу, Олег, конечно, справится и сам, но лучше бы Сереже все же поучаствовать в процессе своего спасения, чтобы было меньше шума. — Серый…              Сережа поворачивается все же, Олег встречается с ним взглядом и… пугается. Пугается этого взгляда, такого непохожего на тот, что был днем: сейчас Сережа смотрит на удивление ясно, твердо, с каким-то превосходством, словно и нет в его жизни камеры, психиатра, решеток и таблеток. Словно он хозяин мира до сих пор!              — Серый… — Олег осекается, сглатывает. Да его ли это Сережа вообще? И тот, дневной, и тем более — этот? Или его подменили кем-то другим, пока Олег там воевал? Заколдовали…              — Олег, — Сережа все же подает голос. Холодный, равнодушный тон, и Олегу хочется поджать невидимый хвост. Да, есть повод ему быть не слишком-то желанным сейчас. — Ты вернулся. — Это звучит не радостно, не с надеждой или благодарностью, а как констатация факта, и становится еще горше. Олег запихивает обиду — на себя, на кого же еще ему обижаться! — поглубже, кивает:              — Да. Я вернулся. Я же обещал. Давай выбираться отсюда! У меня там катер, уйдем незаметно. Потом есть место, где можно пересидеть и… — придется подтянуть все связи, отдать все деньги, но Сережино спасение стоит того. Определенно! Только бы спасти Сережу, только бы…              — Нет! — Сережа обрывает мысль Олега на середине, мотает головой. Что? О чем он? Наверное, удивление и неверие написаны у Олега на лице, потому что Сережа мотает головой, твердо повторяет: — Нет. Я не уйду отсюда. Не сейчас. Сначала мне нужно кое-что сделать, и ты мне в этом поможешь.              Контраст между тем безвольным, ничего не соображающим человеком, которого Олег застал тут днем, и этим, сильным, резким, жестким, настолько разителен, что Олег даже отшатывается. Замирает, пытаясь собраться с мыслями. Что это с Серым? Или что с ним было днем? Чем его тут накачивают? Да и он ли это?!              — Серый, — Олег вновь тянется к его лицу, хочется дотронуться, чтобы убедиться, что это действительно Сережа, что он реален, что это не фантом, не двойник, не подмена, но Сережа отшатывается, шипит, скалясь, и Олег отдергивает руку, словно от дикого зверя. В груди ноет обида и боль, но не на Сережу, конечно — на себя, что допустил это, что по его вине Сережа стал вот таким вот, что как дикий, когда-то преданный близким человеком зверь реагирует.              — Ты мне поможешь, — повторяет Сережа, и это звучит не как вопрос, а как утверждение, и Олег не протестует, не возражает, не спрашивает ничего — лишь кивает. Сглатывает, сжимая руку, сиротливую без Сережиной руки, в кулак:              — Помогу, — подтверждает намерение словами, словно может он отказать, сказать Сереже «нет», сделать по-своему: никогда не мог и сейчас не будет. Пусть бежал все время от Сережи, пусть рвал поводок, пусть пытался избежать его давление, а… — Говори, что я должен сделать. Кто все это сделал с тобой? Кого…              Он не успевает договорить, а Сережа уже выплевывает ему в лицо одно слово, фамилию:       — Гром.              Олег почти ничего не знает про Грома, только слышал о нем пару слов в новостях да прочел маленькую заметку в газете, пока ждал автобуса из аэропорта, но скоро он будет знать о нем все. И убьет его. Потому что он посмел обидеть Сережу!              — У меня есть план, — продолжает Сережа, и Олег опять пугается и его тона, и его взгляда. Но снова лишь покорно кивает. — Делай все, как я скажу, и мы его уничтожим!              

***

             «Он изменился», — так Олег думает о Сереже все время с момента расставания после их первой и последней пока встречи в больнице. Он изменился, его Сережа. Стал злее, жестче, расчетливее. Олегу эти изменения не нравятся, но кто он такой, чтобы об этом говорить? Да и поздно, надо было раньше, надо было… Черт возьми! Надо было исполнять обещания, надо было возвращаться, когда Сережа просил, когда пытался вернуть, а не пытаться быть самостоятельным! Вот до чего довела самостоятельность.              Но ничего, он все исправит. Он сделает все, что говорит Сережа, он уничтожит Грома, а потом... Потом заберет Сережу, и все будет хорошо. Насколько оно может быть хорошо у двух беглых преступников, ведь они преступники. Но это ничего, это мелочи, главное — спасти Сережу. И Олег сделает все для этого. У него — у них — теперь есть план, они его выполнят, и тогда Сережа будет спасен, а Олег искупит свою перед ним вину.