Нам (не) нужна помощь

— А у вас… официально? — Игорь кивком указал на кольцо на безымянном пальце Киры — Ты о…? Это же твое, Игорь. Ты забыл? Да-да, его. Если приглядеться, можно увидеть на кольце тонкие линии созвездий и две небольшие планеты. Обручальное кольцо будущей жене Игорь заказывал сам и очень переживал, что что-то сделают не так. Кстати, сделали очень хорошо. До сих пор красиво смотрится. Вдруг становится обидно, что подарок Киры, колечко-ящерицу, Игорь больше не носит, хотя точно носил, когда она ещё только вернулась. Они больше не муж и жена, им нет смысла хранить обручальные кольца, но неприятное чувство все равно. Кира вот свое оставила… — Не забыл. Неожиданно просто. Я не обижусь, если ты снимешь, Кира. С одной стороны, имеет право, но отчего это так больно и неприятно?! Кира все эти десять лет носила кольцо! Как память о дочери, о муже. Вот только ее Алиса мелко трясется от химического озноба, пытаясь что-то сделать с отчаянно дрожащим голосом в рации, а она снова не может помочь, наблюдая, как ее ребенка спасают чужие люди. Вот только муж смотрит как на чужую. Нет, Кира понимала, что с Игорем она поступила по-свински! Предала фактически, а он ждал ее. Ждал так долго! Десять лет! И ни вправо, ни влево. Но тогда оно было к лучшему. Как пластырь нужно было сдергивать, резко! Чтобы свой брак и все хорошее, что в нем было, не испортить окончательно, если уж сохранить не получилось! И дело действительно не в Игоре. Дело в ней.

***

Легко быть крутой на фоне пирата У и кучки перепуганных подростков. Легко поддерживать в себе иллюзию, что что-то можешь, когда за окном серые чертановские дворы, на столе гора непроверенных тетрадей, а первым уроком отчаянные семиклассники. Конечно, на их фоне, на фоне хрупких выпускников и выпускниц педагогического, на фоне более возрастных коллег ты, Кира Людвиговна, лучше. Умнее, опаснее, тренированнее. Не просто так встаёшь же в четыре утра и делаешь весь чёртов комплекс, и плевать, что по нормативам не для своего возраста! Кире отчаянно хотелось сохранить веру в то, что все может быть как раньше. В двадцать втором веке. Как будто бы она сможет туда вернуться, конечно! Казалось бы, руку протяни, Кира Людвиговна, и перенесет тебя космион на сто лет вперед, к Игорю и Алиске. Руку протяни, майор Селезнева, и обнимешь мужа, дочку возьмёшь на руки, прижмешься к ним обоим и забудешь Чертаново и двадцать первый век как страшный сон. Но ее минутное счастье не стоит того, что тут же она услышит знакомый бесцветный голос. И тут же рядом возникнет знакомый силуэт, и бледная рука потянется за космионом. Алиска широко распахнёт глаза, но с мамой ей же ничего не будет страшно. Игорь нахмурится и шагнет вперёд, пытаясь защитить своих девчонок, а Кира ничего не сможет сделать. Кира знала, что не сможет. Один раз уже не смогла ведь… Так что, вставай, Маргарита Степановна, учительница физики, вставай! Иди к детям, смотри, как росла бы твоя девочка, которую больше ты не увидишь никогда. Смотри на счастливые пары на улице и думай о муже, которого не поцелуешь больше, не почувствуешь бесконечную поддержку и любовь. Теперь ты сама по себе. Одна. Кира почти привыкла так думать. А потом случился мальчик Коля. А потом она обняла и мужа, и Алиску, но облегчения или счастья не ощутила. Какими бы ни были эти десять лет, но они были, и их не сотрешь, не отменишь. Как ни почётно спасти тринадцать галактик, но это не отменит того, что всю жизнь нужно, считай, начинать заново. В первый день возвращения домой в голову крадутся непрошеные мысли, что там было проще. Там было легче, потому что Кира ощущала себя героиней, мученицей! А тут первая эйфория от возвращения домой и первая героическая шелуха уходят. Впереди не безоблачное счастливое будущее. Впереди даже не тренировки и учеба, чтобы догнать ушедшее будущее. Впереди неприятная возня, перестройка всего в себе и налаживание отношений с дочкой и мужем. Вот с последним она и не справилась, увы. Тяжело, тяжело очень, а Алиса и Игорь мать и жену заслуживали, а не злую, срывающуюся тётку, доказывать вынужденную, что она что-то из себя представляет! «Хорошо отдохнули, Кира Людвиговна!» «Ну как там, в прошлом, Кира Людвиговна?» «Вы, наверное, вне себя от радости, что вернулись, Кира Людвиговна?» Ее однокурсники бывшие сейчас майоры, в основном, подполковники редко, кого-то даже успели в старшие лейтенанты разжаловать. Для ее возраста, для ее положения погоны подполковника уже очень хорошо. Но она была бы уже генерал-майором, если не выше! Все было! Талант, достижения, честолюбие, и она, которая могла дивизией уже командовать, планы настоящих, больших операций разрабатывать, а не локальных столкновений! А тут унизительные хождения по штабам и кабинетам, «упала-отжалась», словно она курсант сопливый и с ума сводящее ощущение… бесперспективности. Куда ей сейчас? В Академию Генерального штаба?! Ну да, за былые заслуги и достойное теперешнее состояние, пошлют в общегалактическую, а дальше куда, в военных училищах преподавать или бумажки перекладывать?! Или ротой командовать во внутренних войсках, если доверят, конечно! Погоны становятся насмешкой. Награды издевательски подмигивают в отражении, посмотри, мол, ничего мы не стоим, и кровь твоя ничего не стоит. Ничего ты из себя не представляешь, Кирочка. Ни-че-го. На Игоря и Алису это скидывать нельзя. Ребенок льнет к ней, как же, мама вернулась, а Кире и за службу похеренную обидно одновременно, и к дочери подход найти трудно. Кира девочку свою больше жизни любит, но помнит ребенка семилетнего и ту Алису, которая представляла себе долгими скучными вечерами. Реальная Алиса другая совсем, и не готова Кира с ней общаться. — Что делаешь?! Мама?! — обиженно и совсем по-детски кричит ей Алиска, когда Кира у таксолета стоит. — Мама?! А Кире и ответить нечего. Врать Алисе не хочется, но и дальше оставаться так не может. — Ты к нему идёшь, да? К Весельчаку? — Алиса трёт глаза и смотрит так отчаянно, что Кире страшно становится. — Ты на него решила променять меня и папу? — Я не меняю… Не меняю, Алиса! Я люблю тебя и папу очень люблю. Но просто… Кира пытается помнить, что Алиса — подросток. Умный, очень смелый, но упрямый и категоричный. Нет для нее сейчас серых цветов, только белый и чёрный. И для нее сейчас Кира Игоря действительно меняет. Бросает, словно вещь надоевшую, даже трёх месяцев они вместе не протянули! Но если так, то пусть уж лучше ее ненавидит, чем объяснять, почему уйти решила. — А что тогда?! Я знаю, он помогал нам, он помог Вертеру, но почему? — «чем мы хуже» повисает в воздухе. Почему он, а не мы?! Мама, за что ты так?! Это Алиса не говорит, но Кира понимает, что это она и хочет сказать. Ее хватает не на много. — Так надо, Алиса. — коротко прижать дочь к себе и коснуться губами макушки. — Я очень-очень тебя люблю. И… я не жалею, что вернулась. Алиса вдруг улыбается и смотрит ошарашенно, и Кира улыбается в ответ. Разберутся они с Игорем, разберется она с работой, но ребенку это ещё услышать важно. Что не просто так все это было. Что не должна была Кира брать космион во второй раз. Что случилось все, как и должно было случиться, а свое прекрасное далеко они построят ещё обязательно. Вот, что важно, а не разговор их прощальный с Игорем и не история с Весельчаком У. Почему она кинулась ему помогать? Почему сама, на птичьих правах носящая погоны и форму, ещё и за Весельчака просила? Да все из-за того же. Понимал У ее неприкаянность и ненужность. Не лез с утешениями, не молчал многозначительно, даже периодически прекращал строить из себя идиота. Ему все равно, а она ради чего-то билась. Ему плевать по сути на жизнь и будущее, а она упорно лезла и добилась в итоге своего! В двадцать первом веке дети учили роман Пушкина, «Евгений Онегин». Вот там хорошие строчки были: «от делать нечего друзья». Так и они. Не друзья, не враги, но большее, чем знакомые, связанные определенно сильнее, чем некоторые «родственные души». Для детей, в том числе и для Кириной Алисы, все как-то легче. Какой бы ни было время, но все впереди, жизнь продолжается, а тут и Кира, и Весельчак чувствовали, что… конец, выходит? — Ты боишься, малышка? — спрашивает Весельчак, а Киру неожиданно это не бесит. Уж очень разговор с товарищем генерал-лейтенантом трудным выдался, хоть и все верно ей говорили. И выход из… сложившейся ситуации достойный предложили и ей, и У. Группа быстрого реагирования. Спецназ, как сказали бы в двадцать первом веке, но Кира добавила бы, что очень своеобразный спецназ. — Не боюсь. — и не врёт ни капли. Если только так вернуть уважение к себе, веру в собственные возможности, то значит так тому и быть. В нормативы укладывается, а там, на базе в рукаве Персея, подготовят ещё. И узнает наконец Кира, способна она на что-то ещё или нет. И У… Кира точно знала, что У предпочтет именно это, чем отсидку в тюрьме. Срок уж очень большой и насиделся он в том страшном варианте будущего. — А ты? — Благородным пиратам никогда не бывает страшно, — У чуть отступает и шагает к ней со спины, обжигая ухо дыханием. — По крайней мере будет не так скучно, правда, Кирочка? День закончился в постели «благородного пирата». Назвать это даже сексом нельзя, ванильным «занятием любовью» — тем более. Они трахались, словно в последний раз, словно завтра не будет, выплескивая в синяках и грубых поцелуях, в следах на чужой коже и алых полосках поверх старых белесых шрамом все то, что с ума сводило в новой реальности. Любовь тогда это была? Нет. Со стороны Киры точно нет, да и Весельчак, пусть и ухмылялся довольно, точно не о высоком думал, но и не о том, чтобы потрахаться механически. Просто они понимали друг друга, просто могли сделать друг другу хорошо, а ещё не боялись. Ни партнёра, ни себя, ни вспышек своих. С Игорем нужно было сдерживаться, с Алисой следить за словами, а с У нет… Наверное, Кира всё-таки слабачка, раз не смогла с собой справиться, наверное, предала действительно и мужа, и дочку. Как проще захотела, а не как правильнее, однако с У она прощается и едет домой. Только для того, чтобы сказать Игорю, что им нужно развестись. И не в нем дело. Дело в ней. «Прости меня. Спасибо тебе. — невысказанными словами повисает на языке. — Ты невероятный, ты замечательный, но я не могу больше быть ни с тобой, ни с нашей девочкой. Игорь, ты помнил и любил совсем другую Киру, я не хочу тебя разочаровывать. Пусть так будет, но ты слишком много из-за меня уже пережил. Я изменила тебе, и потому что я любила тебя, черт возьми, люблю до сих пор, нам лучше разойтись. Я не хочу тебя унижать своей слабостью, Игорь. Ты ждал меня так долго, ты готов ждать и сейчас, но я не могу! Твоя верность уже обуза, она раздражает, потому что я не могу ответить тем же. Я знаю, что это неправильно, но справиться с собой не могу. Ты лучшего заслуживаешь. Не меня.» Но с губ слетает лишь короткое «Нам надо развестись.» Кира собирает вещи, говорит с Алиской у таксолета и уезжает. Резко, как и хотела, начинает новую жизнь. Вместе с У. И в новую жизнь она вписывается неожиданно! Первый же рейд доказывает — может, все она может! Не только руки помнят, как держать бластер, и куда целиться, чтобы попасть, но и голова работает, как надо. Паззл операции складывается, доведенные до автоматизма движения приносят победу. Погоны подполковника не кажутся уже насмешкой, и к Кире, бывшей Маргарите Степановне, возвращается и боевой настрой, и самоуважение. Ребята из группы смотрят с восторгом, а не с недоверием. «Кира Людвиговна, вы были в прошлом?! Кира Людвиговна, вас выбрал космион?! Кира Людвиговна, а что дальше?! Кира Людвиговна? Кира Людвиговна!». И Кире откровенно нравится чужая похвала, тем более, вполне есть за что. И с Алиской все налаживается, пусть известием о том, что дочка в армию идёт, Кира ошарашена. Единственный ребенок, и все туда же, совсем что ли себя не бережет и мамины нервы?! Ах, там в перспективе и военное училище мелькало, но отказалась? Спасибо, конечно, и на этом, но от волнений это Киру не избавляет. Даже с учётом того, что служить девочка будет в химвзводе внутренней охраны. Техническая часть, конечно, но Кира все равно будет переживать. Пусть и примешалась к переживаниям гордость, когда Алиса в парадной форме принимала присягу. Она очень похудела после КМБ, короткие крашеные пряди стали ещё короче, и краска с них окончательно сошла. Бедный ребенок… «Бедный ребенок» тем временем подходит к ней и смотрит, будто не верит, что мама приехала. Но мама приехала, и подполковнику Исаевой (после развода вернула девичью фамилию) и рядовому Селезневой находится, о чем поговорить, после того, как обрадованная Алиса наконец ее отпускает, а Кира снова чувствует себя матерью. А сейчас ее Алиса рвано вдыхает в себя воздух, и, цепляясь пальцами за ее куртку, спрашивает, что случилось. А Кира ей ответить не может. Как-то она думала, что детям будет проще. Нет, как оказалось.

***

— Я коктейли принес! Да, для полного счастья замотанному Игорю, Алисе, ей и ее любовнику, которого откровенно шатало, только коктейлей же не хватало! Кира подумала, что это шутка какая-то сначала, но У действительно стоял с четырьмя стаканами и улыбался. — Ты их где взял? — И это вместо «спасибо»? Может, выпьешь и будешь добрее, профессор? — У меня на гуаву аллергия. Кира почему-то подумала, что Игорю должно стать стыдно из-за разом как-то поникшего У, но стыда не было видно совсем. Во-первых, действительно аллергия, а У даже не уточнил, если уж хотел сделать приятное, а во-вторых, она знала, что муж у него из рук все равно ничего бы не взял. Игорь не был трусом, Игорь не был брезгливым, не привык просто как-то пить коктейли в компании пирата и убийцы, пусть и бывшего. — Хочешь, мой возьми? — под нос Игорю суют что-то апельсиновое и ярко-оранжевое, но муж качает головой. — Спасибо, я не хочу. Чуть позже. — прекрасная на самом деле формула, чтобы завершить неприятную ситуацию и закончить неловкий разговор. Весельчак смешно лохматит волосы, ставит стакан на тумбочку у кровати уснувшей наконец-то Алисы и садится почему-то рядом с Игорем. Ну и хорошо хоть, что сел, а то выглядел не лучше дочери. Интересно, стоит ли спрашивать пил ли он свои таблетки, или лучше не стоит? — Между прочим, коктейли врачи и раздавали. Там витамины, сказали, что полезно. Я и взял. И ребенку можно. — Ребенок пусть поспит для начала, — Кира устало трёт глаза. Очень хочется тоже лечь и уснуть, но нельзя. Нужно спросить кое-что у этих двоих. Как бы то ни было, с троих взрослых брали подписку о неразглашении. Как бы то ни было, к случившемуся сегодня они все трое имеют отношение. — Мы скажем Алисе? — Что скажем? — Кирочка, до выяснения обстоятельств? — Куда вы пытаетесь затащить мою дочь? — муж смотрит с отстраненной холодностью, а Кире, несмотря на Весельчака У тут, рядом с ней, отчаянно хочется, чтобы он хотя бы на чуть-чуть ей улыбнулся. — Может, Алисе уже достаточно? — Игорь, ты помнишь же Колю? — Это кудрявый такой… — У немедленно влезает в разговор, а Кира мягко кладет ему ладонь на плечо. Не так громко. — Что случилось, мы до конца не знаем. Но нас вызвали, и мы успели принять бой. Часть… нападавших улетела. Часть нам удалось захватить. И среди них был Коля Герасимов. Игорь выглядит шокированным, хмурится, пытается переспросить, а Кира лишь устало добавляет. — Не наш Коля, конечно. Но его правнук. Их дело — принять бой! Их дело разбить, захватить и передать в руки правосудия, а там уже следователи и дознаватели будут выяснять, что мальчик Коля там вообще делал и сколько знал о событиях столетней с хвостиком давности. Конечно, это не ее уже дело! Но было страшно смотреть в знакомые глаза, видеть те же черты лица и понимать, что тот Коля, ее ученик, друг Алисы, до обидного рано умерший в рукаве Стрельца в две тысячи пятидесятом году, действительно родственник этого звереныша. Или кто он там, этот парнишка, который истерически смеялся и радовался случившейся катастрофе. У вот убеждал, что нужно разобраться. Кира этих нелюдей, которые устроили теракт, из-за которых жертв уже сорок человек, из-за которых ее единственный ребенок чуть инвалидом не остался на всю жизнь, понимать не хотела. И разбираться в их состоянии тоже! Но законы есть законы. — Просто они могут встретиться. Этому Коле досталось, он сейчас тоже в лазарете, а Алиса… Она же узнает и мимо не пройдет! И она всё ещё сержант со всеми допусками, и если она захочет… — Кира, — очень тихо говорит Игорь, но Кире очень четко слышит каждое его слово. — думаю, что не надо Алису опекать как маленькую. Она взрослая девочка и поймет, чего стоит человек, из-за которого погибли мирные жители и ее сослуживцы. Игорь прав, во всем прав, но Кира смотрит на У и почему-то думает, что что-то они сейчас делают неправильно. Или понимают не так, как нужно.