Нам (не) нужна помощь

Кира не понимала что чувствует. Нет, сначала все ясно было, даже очень. Она переживала за Алису. Ее девочка была совсем ещё слабой, куда-то отпускать ее в таком состоянии было откровенно страшно, пусть Кира и понимала, что состояние у дочки не критическое, помощь требуется не только ей, и Алиса как раз может спокойно долечиться дома, где не надо было надевать защиту и дышать лечебными формулами. Конечно, Алисе дома будет лучше, да и не ребенок она уже, целый сержант, можно, Кира Людвиговна, про это помнить и не душить девушку своей гиперопекой. Но Кира ничего не могла с собой поделать. За дочь страшно, как ни за кого другого. За ее жизнь, за ее здоровье, с глазами вон не все хорошо, Евгений Юрьевич рекомендовал посетить офтальмологический центр. Но это все поправимо. Это решаемо. И свое беспокойство за дочку Кира осознает. А чего она в себе осознать никак не может? Было очень страшно за Весельчака. Кире не нравилось словосочетание «биологический вид», но никуда не деться от формулировок, которыми ее пичкали врачи сейчас и преподаватели много лет назад, когда юного курсанта Исаеву готовили к командованию объединенными галактическими десантными группами. Грамотный руководитель должен был понимать, как каждый из «биологических видов» отреагирует на атмосферу, давление и химический состав конкретно взятой планеты. И Кире страшно. Да, Алиса еле ходит, а У скачет бешеным сайгаком, но у Алисы другая система отравления. Ее тошнит до сих пор, она глотает лекарства по часам, но у Алисы все проще в диагностике. Видно поражение, видно, с чем нужно работать. У У, к сожалению, такого нет. Отравление накапливается, токсичные вещества в силу особенностей организма выводятся сложнее, и если Алиса с трудом, но дойдет, то У может упасть и не встать. За него страшно. Но это тоже поправимо. Все решаемо, но что-то мучает без пяти минут полковника Киру Исаеву, что-то точит, что-то не даёт даёт покоя. Непонятное чувство становится ещё сильнее на закрытой космолетной площадке, когда Алису и У они с Игорем уже провожают. Промышленная планета и в лучшие свои года не была сильно красивой, а сейчас, после химической аварии, казалась ещё унылее. Всюду солдаты с нашивками химических войск, службы тыла. Всюду траурные флаги и знамёна. При взгляде на одинаковые, готовые для погрузки в космолет, гробы, покрытые одинаковыми знамёнами химических войск, Кире снова становится страшно. Ее дочь там не лежит. Но ей представить страшно, что сейчас чувствуют родители погибших ребят. И что чувствовала бы она сама на их месте. Кощунственно в такой момент радоваться, что твой ребенок сейчас жив. Недовольно кутается в армейскую куртку, смотрит упрямо, но послушно пьет лекарства после сигнала на армейском браслете, и жив. А кто-то не встанет уже никогда. Это отвратительное чувство, ужасное облегчение, что не ты рыдаешь над чужим гробом, что не тебе хоронить свое счастье, но Кира это чувство осознает. А что же… — Не улетели еще? Я выписки решил лично в руки, а то со связью проблемы какие-то вышли. Алиса, У! Берите, это для лечения. Не появитесь завтра же в клинике, пеняйте на себя! — Евгений Юрьевич! Котов Евгений Юрьевич, если точнее. Врач Алиски и У, подполковник военно-медицинской службы планеты. Почему-то неясное чувство ещё больше усилилось с его появлением. Хотя Евгений Юрьевич Котов не сделал ей ничего плохого. Опеределил степень отравления у У, за короткое время вытащил из пограничного Алису, мягко успокаивал ее саму, но Кира не могла понять, почему она ощущает к нему что-то кроме благодарности. Это же не связано с тем, как он коротко и тепло улыбается Игорю? Это же не связано, с тем, что серьезный, совсем не тактильный Игорь неожиданно долго пожимает Евгению руку. Да нет… Холодно здесь просто, а в майской Москве будет теплее. Нет-нет-нет… Конечно, нет! Они с Игорем давно решили все, обо всем поговорили, смешно и думать о том, чтобы вернуться к прежним чувствам и отношениям, но почему тогда Кире так больно смотреть на мечтательную полуулыбку мужа. Раньше он так улыбался ей. Промышленная планета и общий для колонизационных планет пейзаж усиливает сходство, и Кира, стоящая рядом с любовником, с У, который вытащил ее из того болота после возвращения. Рядом с У, который был рядом с ней, поддерживал, который менялся ради нее и ради нее становился сильнее… Который полез в развалы за ее ребёнком, который отравился сам… Кира рядом с ним думает об Игоре. В мыслях проносится выпуск из училище, диплом и новенькие погоны лейтенанта и первый гарнизон на похожей, небольшой планете. Кира жалела свою Алиску, оказавшуюся здесь, но сама в ее возрасте достаточно быстро заскучала в унылом приграничном гарнизоне. Отдельная часть, резерв федерального правительства, лучшие выпускники, но постоянная, с ума сводящая однообразность. Лейтенант Исаева командовала взводом, но пока не было видно лихих сражений и опасностей. Кира долго и нудно занималась с ребятами строевой и физподготовкой, ругалась с зампотылу, чтобы были доставлены вовремя обмундирование и постельное белье, обсуждала с политруком программы занятий. Было… ну даже не скучно, нет. Непонятно что ли? Ради чего были изнуряющие тренировки и тяжёлые занятия в училище?! Ради чего, она сама бегала кроссы и прыгала с парашютом через разные слои атмосферы? Чтобы муштровать взвод и изредка готовить их к прыжкам? Кира ждала другого, Кира была готова к трудностям, а получила… Нет, важную работу, большую ответственность, но немного не то, о чем думал юный курсант Исаева. Хотя уход ранним утром и возвращение поздним вечером никуда не делись, куда ж военному без этого? Тогда-то ее удивил Игорь. Игорь, который после скоромной студенческой свадьбы, на которую он прибежал после выпуска, а Кира в военной форме, потому что распределяли курсантов очень быстро, и также быстро нужно было жениться, поехал вместе с ней на эту промышленную неухоженную планету. Дело шло к общегалактическому декабрю, и Кира все мечтала встретить Новый Год, как было принято на Земле, но где было найти ёлку? Кира все понимала и немного грустила, пока в один из предновогодних дней не увидела в выделенной им квартире ёлку. — Красиво? — спросил Игорь, все также полуулыбаясь и надевая на дерево смешную игрушку-солдатика. Он казался тогда таким красивым в полумраке комнаты и мерцающих огоньках ёлочной гирлянды. — Хвоей пахнет… Настоящая? — Кира неверяще прошла вперёд, чувствуя, как сердце наполняется каким-то детским почти ожиданием чуда и благодарностью этому человеку, который был тогда ее мужем. — Да… А потом посадим в биологическом саду здесь. Из Москвы только на этих условиях прислали. — Игорь вешает на ёлку последнюю игрушку и подходит к ней, щекоча нос мишурой на своих плечах. — С Новым Годом, Кирочка. — С Новым Годом… — как они упали на мягкий ковер, как Игорь осторожно расстегнул на ней китель, как она стянула с него брюки, она уже помнила смутно. Только бесконечную нежность и счастье. Кире очень хотелось верить, что их Алиса возникла именно в эту ночь тихой любви и полного доверия друг к другу. Как она тогда его любила… Как она… Нет! Нет! Нет! Ведь сейчас он так улыбается чужому… — Пожалуйста, никаких лишних передвижений в космолете, — Евгений Юрьевич, смешно приглаживая взлохмаченные светлые волосы, продолжал что-то говорить Алисе и У. — помните про лекарства. Не превращайте годы упорной работы в ничто… — Какие годы? Недели не прошло… — У недовольно бурчит и закрывает шею воротником бушлата, но на доктора смотрит с таким же непонятным чувством, как и Кира. Они научились понимать друг друга очень неплохо, очень быстро, с полуслова, с полувзгляда практически. Кира видела в нем недовольство в капризно надутой губе, в недовольно сдвинутых бровях, в перекрученных пальцах. «Он не нравится мне.» — весь язык тела У кричал именно об этом. «Мне тоже, — хотела ответить Кира, — мне тоже!» Почему? Почему? Кире было страшно признаться в своих чувствах. Кира понимала, что У их разделяет. — С твоим здоровьем, У, годы. — продолжал Евгений Юрьевич, а Кире очень хотелось спросить, всех ли пациентов он провожает до космолета или только тех, кто с красивыми родственниками ходит. — Но все должно быть хорошо, правда? — искренне улыбается Игорь, а Кира снова пытается отвлечься. Теплее закутать Алису, переглянуться с У, разобраться со срочным сообщением в коммутаторе, лишь бы только не смотреть на непонятно счастливого Игоря. Который неясно, неявно, смущённо, робко, но счастлив, когда стоит рядом с этим красивым доктором-подполковником. И у Алиски светятся глаза, когда смотрит на улыбающегося папу. И Евгений Юрьевич улыбается ее бывшему мужу так тепло. Она не должна этому удивляться. Она не должна этому огорчаться, в конце концов они давно уже не супруги, но почему тогда это непонятное чувство не может оставить ее в покое? Почему у нее такое чувство, словно… «Словно ты Игорь пару лет назад. — противно шепчет голос в голове. — Словно ты поняла, что такое измена, и как это больно. Словно предали теперь тебя…» — Мама! Мамочка! — Алиса звонко целует ее в щеку и прижимается крепко-крепко, отвлекая от дурацких мыслей. — Я напишу обязательно. А ты приедешь ко мне в Москву? И расскажешь… про Колю? — Приеду. И расскажу. — обещает Кира, обнимая свое сокровище и в очередной раз поправляя ей шарф. — Алиса, береги себя, хорошо? — И его? — улыбается Алиса, кивая на У. — Буду. А ты береги папу. Как думаешь, — Алиса снижает тон и шепчет почти заговорщицки. — у папы с Евгением Юрьевичем что-то получится? Почему-то эта мысль, озвученная прямо в лоб, вслух Киру неожиданно пугает. По обрывкам разговоров Игорь показывал Евгению своих богомолов, по обрывкам разговоров они неплохо уже успели пообщаться, и ей бы радоваться… Но она не может. И ненавидит себя за это. — Думаю, что все будет хорошо, — Кира отпускает дочь к отцу и подходит к недовольному У. — Прости… — Профессор? Я сам не знаю… — он смущён. Смущён и не совсем понимает свою реакцию. — У, это свинство, но… Но… Евгений Юрьевич обещал на заднем фоне угостить Игоря печеньем. Игорь на заднем фоне осторожно сжимал его руку, а Кира… Кира, смотря прямо на любовника, отчаянно ревновала бывшего мужа к другому мужчине.