Способный на поступки обречён быть любимым

      Кабинет директора в последние пять минут напоминал пороховую бочку. Напряжение висело в воздухе настолько густо, что его, казалось, можно разрезать ножом. Вид директора стал куда более уставшим с момента прибытия двух женщин. «В женские драки лезть не стоит» — теперь он полностью усвоил смысл этих слов.       Макото продолжала сидеть, отмалчиваясь. Я тоже не горела желанием что-то вставлять, ведь настоящая буря сейчас разыгрывалась между двумя женщинами, стоявшими друг напротив друга. Ещё с момента объявления, что родителей вызвали сюда, я уже представляла дальнейшую картину. Ошиблась немного с расчётом. Всё оказалось в разы хуже.       — Полнейший абсурд! — вспыхнула мать Макото — стойкая женщина в дорогом костюме и холодным блеском в глазах. — Мою дочь ударила какая-то нахалка! В школьных стенах! Где ваша дисциплина? Где воспитание?       Она бросила в мою сторону взгляд полный пренебрежения, так, словно я грязное пятно на белом ковре. Эта женщина не сильно церемонилась в выражениях, эмоциях. Судя по внешнему виду, относилась она далеко не к самой обычной касте людей.       — Мы говорим не просто о вспышке агрессии. Мы говорим о девочке, которая не способна контролировать себя. Что будет в следующий раз? — холодный хмык слетел с её губ. — Нож? Или она сорвётся на учителя?       Моя мама спокойно восседала в кресле, почти лениво, будто эта сцена — привычная деловая встреча. Осанка, как и всегда, идеальна, взгляд — ровный и ледяной. Она не повышала голос ни на полтона, но каждое её слово било по оппонентке чётче, чем любая пощёчина. Моя мама славится стойким и холодным характером. И подобные сцены для неё не в новинку, ведь на фоне моего бунтарского периода во Франции всё это казалось шалостью.       — Не стоит утрировать, — она сменила закинутую левую ногу на правую. — Если бы моя дочь действительно не умела себя контролировать, вы бы сейчас разговаривали с полицией, а не со мной, — от моих глаз не укрылось, как нервно глянул в её сторону директор. Макото вскинула бровь, глянув на меня с каким-то… весельем? — Вам неприятно, что вашу дочь ударили? Вот и мне неприятно, что мою довели до этого. Она не из тех, кто кидается на людей просто так. Значит, на то были причины.       — Причины?! — рявкнула женщина, взбесившись ещё сильнее. — Это звучит как оправдание насилия!       — Нет, это звучит как последствия ваших собственных упущений в воспитании, — мама посмотрела на неё с ледяной вежливостью. — Может, вы утрудитесь потратить столько же усилий на разговор с дочерью, сколько на выставление себя жертвой?       В кабинете повисло тяжёлое молчание. Кулаки матери Макото сжимались до побелевших костяшек. Холодный огонь, пылавший между двумя, чувствовался за версту. Директор с силой сцепил пальцы и слегка наклонился вперёд.       — Сакураи-сан, Макото-сан… — голос его был мягким, но в нём проскользнула властная интонация, напоминавшая — главный здесь он. — Мы, конечно, можем долго спорить, кто виноват, и кто пострадал сильнее. Но факт остаётся фактом: в школе произошла драка. И это — недопустимо ни при каких обстоятельствах.       Я сдержала вздох от того, что вся ситуация начинает подходить к концу. Находиться здесь было уже невыносимо. Было душно. Нет от того, что в кабинете слишком жарко. Напротив, дуновение ветра из открытого окна давало чувство отрезвления. Душно было от тяжёлой атмосферы в помещении.       — Мы говорим о двух замечательных ученицах, — продолжал он. — Каждая из вас отличалась по-своему. И исключить вас — потеря для Нэкома. Но и закрывать глаза — значит разрушить дисциплину, — он медленно вздохнул, будто сглатывая невидимый ком. — Поэтому я вынужден принять компромиссное решение. Обе ученицы будут отстранены от учебного процесса на две недели. Без права участия в тренировках, клубах, мероприятиях, — Макото-младшая нахмурилась. Решение явно пришлось ей не по вкусу. — Это не отменяет внутреннего разбирательства, и, возможно, школьный психолог захочет поговорить с обеими ученицами. Надеюсь, за это время каждая из девушек осмыслит случившееся.       В комнате повисла тишина. Макото опустила взгляд в пол, а я глянула за окно с мрачной сосредоточенностью. На душе тяжёлым грузом осело неприятное чувство, будто больше ничего не сможет быть как прежде.       Из кабинета директора мы выходили со всё той же мрачной тишиной, преследовавшей весь путь до ворот школы. К счастью, шли уроки, поэтому коридоры были пусты. Макото-старшая вместе с дочерью дошла до припаркованной машины. И, прежде чем уехать, бросила в нашу сторону взгляд, полный презрения, раздражения и недовольства одновременно.       В машину ассистента матери я села без слов, и она попросила отвезти нас домой. В салоне продолжала висеть давящая тишина, заставляющая ассистента нервно поглядывать на нас двоих через стекло заднего вида. Разговаривать сейчас хотелось меньше всего, но я понимала, что нужно.       — Прости. Опять накосячила, — произнесла я, пока отрешённый взгляд пытался уловить быстро сменяющийся пейзаж за окном.       — Я уж подумала, что в Японии твои бесы притихли, — задумчиво хмыкнула мама. — Сглазила, поди, — в её тоне не было злости или разочарования, заставивших незаметно выдохнуть.       — Честно, я пыталась избежать конфликта, но…       — Всё в порядке, — прервала она, глянув в мою сторону спокойным и даже ободряющим взглядом. — С момента переезда из Франции ты очень изменилась, Реджина. В лучшую сторону. И я уверена, что просто так ты что-то делать не стала бы.       Между нами повисла тишина. Мои брови невольно нахмурились, когда перед глазами стали проноситься картины из Франции. На несколько секунд стало тошно.       — Спасибо, мам.

***

Пару дней спустя.       Серый день, со свинцовыми тучами, накрыл город, будто влажное одеяло. Небо было низким, словно готовое обрушиться на головы дождём, но всё ещё медлило. Воздух пропитался сыростью, а ветер таскал по асфальту жёлтые листья и пыль. Гулкий шум приближавшейся грозы висел в тишине, словно затяжное напряжение перед вспышкой молнии.       Мрачная погода была под стать настроению, пока я шагал по улицам Токио, почти не глядя по сторонам. Поток мыслей уводил всё дальше, едва давая опомниться на светофорах. Поправив натянутый капюшон худи на голове, я ещё раз взглянул в тёмное небо на светофоре, сильнее хмурясь.       Наконец дойдя до искомой многоэтажки, я зашёл в лифт, нажимая на нужный этаж. И уже стоя перед знакомой дверью, я медлил, не решаясь нажать на звонок. Перед глазами продолжали рябить обрывки из прошлого, связанного с этим местом. Переборов желание плюнуть и развернуться, я наконец нажал на звонок.       Минуты тянулись. Открывать дверь никто не спешил, заставляя от нервного ожидания прикусить губу. Ещё несколько раз нажав на звонок, я сделал шаг назад, услышав щелчок замка. Дверь медленно отворилась и на глаза тут же бросилась улыбка — тонкая, почти ленивая, но такая знакомая.       — Знала, что ты придёшь, — тихо произнесла она, оперевшись плечом о проём.       Макото была в красном атласном халате до середины бедра, с привычно распущенными волосами и всё той же уверенной улыбкой на лице. Когда-то всё это сводило крышу моего подросткового мозга, но сейчас вызывало лишь… настороженность? На её правой щеке красовался бинт и ещё два пластыря скрывали «украшения».       Она сделала шаг в сторону, открывая проход внутрь. Незаметно выдохнув и пытаясь скрыть напряжённость в теле, я прошёл в квартиру, скидывая капюшон. Внутри было тепло и в нос тут же ударил запах лаванды, заставляя картины из прошлого с ещё большим напором промелькнуть перед глазами. На секунду хотелось выйти обратно на улицу и вдохнуть свежий воздух.       Макото закрыла дверь, уходя в глубь квартиры. Следуя за ней, я оглядывался, замечая, что здесь ничего не изменилось. Квартира всё также отражала роскошь и утонченность хай-тека. Я присел за барную стойку, наблюдая, как Макото включает электрический чайник, а после садится напротив. В отличие от меня, она была максимально расслаблена. Минуты между нами тянулись, но оба не спешили начинать диалог.       — На самом деле, я рассчитывала, что ты прибежишь ко мне разбираться намного раньше, — она подпёрла подбородок рукой, глянув с какой-то задумчивостью. — Сначала я подумала: «быть может, не так и сильно он ею дорожит». Потом в голову проникла другая версия. Наверное, он меня избегает, подумалось мне. И третья, заключающая мысль… — она задержала интригующую паузу. — Ты пытался разобраться в собственных мыслях и чувствах?       Что меня всегда восхищало и нервировало в Макото всё время — её умение попадать чётко в цель. Она заметила моё лёгкое замешательство и легко улыбнулась, словно убедившись с собственной догадке.       — И всё же, ты пришёл узнать, что произошло в тот день?       — Макото, — произнёс я куда резче, чем думал. — Что ты сказала Реджине в тот чёртов день?       Она ничего не ответила, лишь обратила внимание на закипевший чайник. Плавно спустилась с барного стула, а после достала белые чашки, начиная разливать чай. Спустя короткое время передо мной уже стояла кружка, от которой вытягивался пар. Запах приятный, но я даже не обратил внимание на чай. Макото смотрела на чашку в руке, что-то обдумывая.       — У тебя отменный вкус на девушек, Куроо, — с усмешкой подметила она, наконец подняв взгляд. — Но, признаться честно, было неприятно осознать, что встречаться со мной ты стал лишь потому, что я была похожа на неё.       В комнате наступила тишина. Я напряжённо закусил щеку изнутри, чувствуя непонятно откуда взявшееся раздражение в душе, смешивающееся с нежеланием смотреть правде в глаза. Но сейчас я смог отчётливее разглядеть то, что раньше перед глазами лишь рябило, не давая детальнее увидеть картину.       На первом году обучения я совершил роковую ошибку — я начал встречаться с Макото Хонокой. Эта девушка была крайне своеобразной. Вступая в свои первые отношения, я, как и любой подросток, предвкушал милые прогулки за ручку, разговоры по душам, частые переписки. Но ожидания остались лишь утопией.       Макото была холодной. Она не источала тепла, не дарила любви, не говорила о том, действительно ли я ей нравлюсь. Словно существовала по другую сторону стекла и дотянуться до неё было невозможно, даже если стоишь вплотную. Но, чёрт подери, она умела держать на коротком поводке. Лишь одним взглядом могла бросить крючок, крепко вцепившийся в сердце. И я держался. Упрямо. Крепко. Так, будто от этого зависело моё существование.       Я был наивным мальчиком, что отчаянно держался за неё целый грёбанный год. Она любила играть в «горячо-холодно», заставляя привязываться к себе ещё сильнее. Любила играть на струнах моего терпения, позволяя себе больше, чем стоило бы. Мы были самой популярной и обсуждаемой парой Нэкомы. Взгляды учеников, обращённые на нас, источали нескрываемую зависть. Но никто не задумывался о том, какие подводные камни скрываются на фоне красивой картины.       Слишком много времени понадобилось на то, чтобы увидеть наши отношения со стороны. Она была подобна кобре, что обвила моё тело и впускала в организм яд, отравляющий разум и сердце. А когда я смог выпутаться из её оков, разочарование накрыло с головой. Наконец я смог увидеть, что являюсь лишь гармоничным дополнением для такой красивой и популярной девушки.       Собравшись с силами, на втором году школы я наконец распрощался с Макото. По-настоящему, с злостью и решимостью больше не возвращаться. Её равнодушие к разрыву кольнуло эго и неприятно осело на душе, ведь догадки о том, что я был не более чем трофеем подтвердились. Но спустя время это уже казалось мелочью. Тогда мне думалось, что я наконец смог вырваться. Что больше ничто не способно отравлять жизнь. Что это странная зависимость, в которой любовь давно умерла, осталась в прошлом.       Но последующие полгода стали самыми отвратительными в моей жизни. Я чувствовал себя ужасно пустым и одиноким. Всё вокруг резко стало серым, неприятным. Время продолжало идти, а внутри меня что-то медленно усыхало. И я пошёл на отчаянный шаг. Я начал возвращаться к Макото, чтобы вновь почувствовать себя живым. Не потому, что любил, а потому что только рядом с ней тишина в голове становилась терпимой.       Я ненавидел себя за этот поступок, корил, плевался, но продолжал наступать на одни и те же грабли. Со временем ко мне пришло осознание. Макото всегда использовала меня — это злило, но я наконец понял, что и я пользовался ею. Макото была не привязанностью, не потребностью, а всего лишь пластырем на зияющей душевной пустоте.       Время продолжало течь, а я всё больше тонуть в болоте этих отношений. Летом, перед третьим годом, я наконец смог набраться решимости, чтобы поставить жирную точку на этих больных отношениях. В тот момент я словно задышал заново, чувствуя, как с плеч снимается что-то невероятно тяжёлое, мерзкое. Не знал, что смогу, но попробовал. И не зря.       И вот через лето, которое я провёл в попытках избавиться от остаточных следов Макото в своей жизни, в мою жизнь вновь вошла Реджина. Не шумно, как буря, а как пробуждающий утренний лучик солнца. Тёплый, нежный, аккуратный. Впервые заставив задуматься: может, теперь всё будет по-другому.       — Я спровоцировала твою принцессу, — призналась Макото, выводя из глубоко потока мыслей. — Потихоньку начала давить на нужные точки. Ещё с момента поездки.       — Зачем ты это делала? — несмотря на спокойный тон голоса, мои брови нахмурились.       — А ты как думаешь? — смотрит с лёгкой улыбкой, скрывающей усмешку. — Признаться честно, после нашего последнего разговора я рассчитывала, что через месяц-два ты сорвёшься и вернёшься ко мне. Но ты нашёл в себе силы преодолеть самого себя. А потом… — её взгляд замер в одной точке. — В Нэкоме поползли слухи о том, что в волейбольном клубе появился менеджер. Девчонка. Я сразу же заподозрила что-то неладное.       — Ты начала следить за Реджиной? — догадывался я, зная способности Макото.       — Знаешь, первое впечатление о ней у меня сложилось не самое лучшее. До тошноты красивая, сумевшая расположить к себе своих одноклассников, учителей и даже волейболистов. Тебе, наверное, жутко интересно, почему я не трогала её первое время, — она лукаво взглянула на меня.       — И почему же? — нетерпеливо спросил я, когда она затянула с ответом. На лице Макото заиграла снисходящая улыбка.       — Потому что я была полностью уверена, что она не в твоём вкусе, — наконец отвечает она, покрутив пальцем по бортикам кружки. — Думая, что я являюсь твоей первой любовью, да и в целом, первой во всём, я считала, что твой вкус в девушках будет строиться исключительно по мне, вот только… — она взяла паузу на несколько секунд, прежде чем произнести: — Я прогадала, не подумав, что твоя первая любовь могла быть раньше меня. Всё подтвердилось в тот момент, когда я узнала, что вы друзья детства.       Над нами нависла гробовая тишина. От чего-то во мне стало разрастаться удовлетворённое чувство, причину которого я понял не сразу. Мне было приятно от осознания, что Макото всё же не всегда способна контролировать ситуацию.       — Манипулируя тобой, я даже не понимала, что использовали в итоге меня, — беззлобно хмыкнула она.       — Поэтому ты начала лезть к Реджине?       — Отчасти. По большей части она просто бесила меня всем своим существованием, — продолжила признаваться она, пожав плечами. — Знаешь ведь, что я терпеть не могу таких, как она. Да и, откровенно говоря, не нравилось мне то, что ты относился к ней куда лучше, чем ко мне. Хотелось вывести её на чистую воду. Оказалось, не так просто, ведь девчонка довольно стойкая. Но в конце концов слабости я её нашла.       — Что ты ей сказала? — мои брови вновь неосознанно нахмурились. Макото заострила взгляд на мне, длительные секунды молча.       — Это тебе лучше узнать у неё, — наконец ответила она, заставив мои брови приподняться, а после нахмуриться пуще прежнего. — Из уважения к ней я не стану болтать об этом.       — «Уважения»? — я едва сдержал нервный смешок. — Ты говоришь об этом после всего случившегося.       — Я изменила свои взгляды.       Я стиснул зубы от подкатывающего раздражения. Это звучало так просто, будто можно по щелчку пальцев взять и отменить всё, что уже было сделано. Но в тоже время в её голосе не было высокомерия и привычной надменности. Лишь сухая констатация факта.       — Она не такая, какой показалась мне изначально. Я могу её понять. Понять то, когда к тебе тянутся только из-за красивой внешности и авторитета в обществе. Мне это никогда не приходилось по вкусу, и я не стала скрывать этого. Поэтому и стала заслуженной «стервой» Нэкомы. Но что насчёт неё… — она замолчала ненадолго, прежде чем продолжить: — Она изо всех сил старается быть правильной, хорошей, не подвести чужие ожидания. Девочка в идеальной обёртке. Только внутри неё всё пылает. И я смогла это ощутить в тот момент, когда она сорвалась.       Рука, лежавшая на бедре, сжалась в кулак. Было слишком трудно всё это слышать. Слишком честно, слишком неожиданно. В очередной раз перед глазами стали проноситься картины из прошлого.       — Это был не гнев, возможно даже боль. Глухая, накопленная, пролитая через край. Идеальная принцесса на деле оказалась слабой, уязвимой, но при этом чертовски сильной. Пережила она явно не мало, — на её лице не было ни капли прежнего холодного превосходства. — Быть может, если бы мы встретились в другое время, в других обстоятельствах… Возможно, даже сдружились бы.       — Не думал, что ты способна на сочувствие, — с холодной усмешкой подметил я.       — Но знаешь, Куроо, после всех этих размышлений, я долго не могу найти ответ на вопрос… — её брови хмурятся, а глаза задумчиво оглядывают меня. — Ответ на вопрос, стоит ли тебе находиться подле неё.       — А ты сомневаешься?       — Ты и сам знаешь, о чём я, — растягивает усмешку, однако быстро стирает её с лица. — Как бы ты не вскрыл её старые раны, сделав только хуже.       — Спасибо, в советах не нуждаюсь, Мать Тереза, — твёрдо произношу, слезая с барного стула.       — Эгоизм в тебе с годами не стёрся, — подметила Макото, следуя за мной. — Она достойна куда большего счастья.       — Твои намёки не совсем мне по нраву, — хмуро отмечаю, обуваясь.       — А девчонка даже не подозревает, как опасный хищный зверь крутится рядом, натянув шкуру беззлобной овечки.       Я выпрямился, наконец обувшись. Макото ступила вперёд, открывая дверь, однако прежде чем она наконец отварилась, я прижал её к стене, нависнув сверху. Мои глаза впиваются в её, смиряя холодом.       — Несмотря на то, что ты наплела, я предупрежу тебя на всякий случай, — тихо, стальным голосом произнёс я, сильнее вжимая руку. — Ещё раз тронешь её и жалеть я тебя не стану несмотря на то, что ты девушка.       — Знаю, — улыбнулась она в ответ.

***

      К моменту, когда я шёл по заученной дороге, тучи ещё больше сгустились и потемнели. Гром взревел над головой, заставив чуть встрепенуться, а после ускорить шаг. Крупные капли падали с неба, с каждой секундой увеличивая свой напор. Ветер это дело подбивал, направляя капли прямо в лицо. Видимость становилась всё хуже.       Наконец дойдя до нужного дома, я спрятался под козырьком. Рука замерла около звонка. Внутри разрасталось непонятное беспокойство, словно то, что я делаю — неправильно. Откинув его в сторону, я нажал на звонок. А затем ещё раз. И ещё раз. В окнах дома была сплошная тьма, а по ту сторону — никаких звуков, намекающих на то, что владельцы дома.       Я бесконечно нажимал на звонок, опустив голову. Мысли начали уносить всё дальше, добавляя угнетающей обстановке ещё больше мрачности. Щелчок заставил удивлённо поднять голову, а после заметить в проёме сонного Исао. При виде меня его сонливость резко улетучилась, сменяясь какой-то угрюмостью и даже раздражением. Я даже не сразу понял то, как быстро он затащил меня в дом, а после прижал к стене, предупреждающе надавливая предплечьем на грудную клетку.       Между нами воцарилась тишина, перебиваемая шумом дождя за дверью. Капли продолжали медленно стекать по моему лицу, а холодный взгляд голубых глаз впился с такой внимательностью, словно видел меня насквозь. Исао по-настоящему раздражён. Такое явление редкостное и неприятнее всего было от осознания, что его недовольство явно обращено ко мне.       — Умираю от любопытство узнать, что ты хотел, — смешок слетает с его губ, однако взгляд остаётся всё таким же ледяным. — Хотя тут и к гадалке не ходи.       — Где она?       — Ты всегда был довольно дерзким, но сейчас это далеко не комплимент, — сдавливающая рука на грудной клетке предупреждающе усилила напор. — Куроо, парень ты хороший. И я даже закрыл глаза на то, что видел в твоих глазах интерес в сторону своей сестрёнки, — он выдержал паузу, продолжая пристально смотреть прямо в глаза. — Но какого чёрта происходит?       Я приоткрыл губы, чтобы что-то сказать, но в голове был лишь сумбур. Губы сомкнулись, так и не найдя подходящий ответ, а мой взгляд опустился вниз. Разбираться с Исао сейчас хотелось бы меньше всего, ведь к этому я совсем не готовился. Мне нужна была Реджина. Но на пути стоял назойливый рыцарь, который может в любой момент оборвать мост, ведущий к ней.       — Воды в рот набрал? — грубо интересуется он. — Я, вроде, просил за ней приглядывать. И никакие оправдания интересовать меня не будут.       — Дай мне с ней поговорить, — процедил я, сощурив глаза.       — Ты совсем тупой? — бровь его скептично приподнялась. — И что ты будешь делать дальше? Допытывать, что случилось в тот день? — я молчал, сам не зная до конца ответ на этот вопрос. — Она не будет с тобой разговаривать. Лучше иди по-хорошему домой, — хлопнув два раза по моему плечу, он наконец отстранился, а вместе с ним и опустилось тяжёлое напряжение.       — Мне это нужно, — осипшим голосом проговариваю. Ответ сразу не поступил. Я не смотрел на Исао, но чувствовал его задумчивость.       — Серьёзно, Куроо, — тяжёлый вздох разрезает гнетущую тишину. — Твоё умение идти в лобовую сейчас далеко не круто. Это жалко. Ты пришёл сюда лишь через пару дней, когда она уже третий день безжизненно лежит в комнате. Ест через раз. Спит так, будто с кем-то воюет. И не говорит ни слова, — он наклонился ближе, его голос стал тише, но жёстче. — Я не знаю, что произошло в тот чёртов день. Но ты оказался здесь по заказу и даже нормально не можешь взглянуть мне в глаза. И картина постепенно начинает вырисовываться в моей голове.       Я стоял перед ним, со сжатыми кулаками, но не от злости. От бессилия. Его слова били точно в цель и от этого жгло внутри. Исао любит притворяться дураком, но таковым он не был. Он уже понимал, что я имею отношение к произошедшему. Где-то в душе я хотел объясниться, хотел как-то оправдаться. Но смысла в этом не было.       — Ты мне нравился. И против твоего интереса к Реджине я ничего не имел. Я думал: «ну, парень-то с головой. Присмотрит, если что». А теперь… смотрю на тебя и понимаю, не зря ей так фигово. Я не говорю, что это ты. Но с чего-то всё точно началось. И мне, как её брату, этого хватит, — он выпрямился и, с ледяной вежливостью указал на дверь. — Вот что, Куроо. Я тебя сейчас не выгоняю, но не надо быть рядом тогда, когда самому тяжело.       Я почувствовал, как эти слова, словно окатили ледяной водой, давая отрезветь. В груди появилась боль, почти физическая. Из груди так и нарывался вырваться смешок, но в горле застрял ком. Слова Исао резали не хуже ножа, но неприятнее всего было от того, что это голимая правда.       — Я думал, что если когда-нибудь она окажется вот в таком состоянии, виноват будет угодно, но не ты Куроо, — горький смешок слетел с его губ. — Так и быть. Я тебе сообщу, когда она будет готова к разговору, — я поднял удивлённый взгляд, замечая хмурость на лице Исао. Слова ему давались с трудом. — Но если до того времени ты решишь, что можешь явиться без разрешения, в следующий раз мы говорить не будем. Ясно?       Маленькая надежда вспыхнула в сердце. Я робко кивнул и перед уходом посмотрел в коридор, словно желал увидеть её там. Но в помещении было пусто. Ненадолго задержав взгляд, я наконец покинул дом Сакураи, пребывая в смешанных чувствах.

***

      В доме наступила давящая тишина, казавшаяся какой-то ненормальной. Будто вырезали звук. Лишь шум дождя напоминал о реальности. Взгляд всё ещё неотрывно смотрел на дверь, за которой Куроо скрылся пару минут назад. Испустив тяжёлый вздох, я всё же решаюсь окликнуть маленького шпиона.       — Эй, белая шимпанзе, выходи уже.       Благодаря долгому хождению на боевые искусства я сразу же ощутил присутствие Реджины, решившей подслушать разговор. С какой-то стороны я опасался, что щегол может ляпнуть что-нибудь не то, усугубив ситуацию, но с другой понимал, что ей нужно смотреть правде в глаза.       Прошло пару секунд, прежде чем послышался негромкий топот. Она вышла из-за стены с задумчивым взглядом в пол. Волосы растрёпаны и собраны в небрежный пучок, едва державшийся на её голове, плечи опущены, а на лице — пустота. В глазах не было прежней искры или упрямства. Не было привычного взгляда «не лезь ко мне, Исао». В душе что-то неприятно заворошило, но я старался не подавать виду.       — Ну и видок. Как будто тебя прокатили по грязи и забыли вернуть, — усмехнулся я, желая разбавить напряжённую обстановку. — Эй, хватит уже себя вести, как в рекламе антидепрессантов.       Она продолжила молчать. Только подняла взгляд и пожала плечами, будто ей всё равно. В этот момент мне захотелось треснуть её по лбу за безразличное, за безмолвно опущенное «мне плевать». На секунду мне показалось, словно мы вернулись во Францию, где подобная картина встречала меня каждый день.       Я в очередной раз за день вздохнул, а после шагнул к ней. Аккуратно вытянул руки, притягивая её хрупкое тело к себе. Она замерла, будто не ожидав, а после постепенно привыкла, медленно уткнувшись в моё плечо. Руки обвили мою спину, пока я ободряюще и размеренно гладил её по макушке.       — Соберись уже. Те, кто носят фамилию Сакураи не пускают нюни из-за всяких придурков. Поняла? — она не ответила, только медленно вздохнула. Но мне этого хватило, чтобы понять — она услышала.       — Думаешь, он будет ждать? — вдруг спросила она, тихо и неуверенно. Она сильнее уткнулась в моё плечо, словно боясь услышать осуждение за этот вопрос. Я подавил очередной тяжёлый вздох.       — Ну ещё бы он не будет… — начал я, но тут же передумал и сощурился. — А если не захочет и накосячит — я его отмутужу. Прямо на крыльце.       — Исао… — она подняла голову и скривилась так, будто я ей пачку лимонной кислоты в чай насыпал.       — Что? Скажи спасибо, что я не сделал это сейчас, — буркнул я в ответ. — И вообще, ты у нас тоже любительница махать кулаками. Не тебе меня судить.       На этот раз она чуть усмехнулась. Почти незаметно, но я смог это уловить. Это была маленькая победа, от которой на моём лице растянулась улыбка.       — Вот, другое дело. А теперь пошли, пока я за шкирку не потащил тебя на кухню и не уткнул носом в тарелку. Мама вчера сготовила чертовски вкусный карри.       Пока она нехотя шла рядом, всё ещё тихая и не до конца собранная, я знал, что она справится. Так же, как и раньше. Ведь чтобы не произошло, я рядом и не позволю случиться иному.