Веди себя хорошо и не трогай рубильник

«Время — это, так сказать, худшее из всех мест, где только можно заблудиться».

© Дуглас Адамс, «Автостопом по Галактике»

             В сетчатку вкрапляется красными вспышками требование:       Вспоминай!       Перед глазами всплывает сосредоточенная физиономия Джима.       «Я чувствую себя как пустой… дом, — он честно пытается объяснить. — Как дом, где кто-то жил очень долго. Но сейчас этот кто-то исчез…»       Я сказал, вспоминай!       «Вспоминать очень больно, — отпихивается Джим. — Моя голова для такого не создана».       «Знаю, — бросает Кроули. И рычит с таким крепким ядом, будто одной интонацией рассечет ему черепную коробку и сам возьмет нужное: — Сделай это, так или иначе!»       …войди в дом.       И он входит. Не Джим — Кроули. Его руки сжимают руль Бентли, колеса скользят по лондонской глади дорог (одна из причин, почему ему нравится Англия, видали дороги Вьетнама?), по ушам вместо классики «Queen» бултыхают соленые волны «Лунной сонаты» — он продирается через эти огрызки материи и мокро-соленый, углаженный трансом поездки, стоит на пороге собственной памяти.       Тут пустовато. Почти так же пусто, как в его квартире в Мейфэр. Такой же полумрак и графитовы своды в стиле необрутализма: даже его подсознание хочет быть модным.       — Как насчет мебели… — Кроули оглядывается.       В пещере древнего змея нет ни уютных диванов, ни кресел. Тут, кажется, был пожар, а потом пробежался кордон уборщиц и с хлоркой отодрал все что мог. Разве что мойщицы стен оказались нерадивыми бабками, ведь стены до сих пор писаны серой и пламенем. Кроули щурится, перебирает наскальную живопись и с визгом отскакивает:       — Что это, господи?!       Охра огня улыбается криповыми смайликами.       — …Господи, — новым тоном вторит себе Кроули, потому что по тону улыбки доходит. — …это же Ты.       Она даже тут не перестает наблюдать.       А он скользит дальше и рыщет по коридорам. Лысый, как переехавший офис, кабинет с шикардосным отполированным столом: где-то там припрятан звездный атлас, но Кроули нужен не склад тяжеленных воспоминаний о том, как возводить туманности и галактики. Да еще чертежи небось все палёные, черканые-перезачерканые.       Распахнув стеклянную дверь, он идет в зимний сад и окунает ладони во влажную почву, и щупает меж корнями, надеясь нарыть хоть какие-то намеки-сокровища. Взгляд падает на две дырки в листе — точно глаза. Под ними рваная черточка — снова улыбка.       — Чтоб тебя… — цедит Кроули и рычит на растения: — Я вам что говорил?! Никаких пятен!       Он наказывает провинившийся фикус броском в стекло. Перегородка трещит от удара — сетка вен обжигает глаза, мерцает жареной кровью. Вслед за узором из головной боли по стеклу растекаются трещины. Горшок расхреначен, поверженный фикус похоронен в своей же земле.       Кроули морщится как в похмелье. Наклоняется. Шерудит среди почвы и черепков, потому что учуял намек и сокровище: маленький нож с рукоятью из змеиной кожи.       Лезвие входит в стекло, будто в масло, режет трещины до пролома. Свет из пролома течет вместе с воздухом, заливает резь в голове глухой тяжестью. Там будет новая комната, неизведанный уголок — лишь бы доковырять себе дверь, и плевать, что от давления плющит мозг. Он беспощадно сносил перегородки Джима, чего бы жалеть свои?       Кроули перелазит, игнорируя кривую улыбку из трещин в стекле.       — Ох ты ж…       Неизведанный закуток его памяти не отдает необрутальной роскошью. Там пыльновато, сыровато и мазко-уютно, и пахнет как в книжном Азирафэля.       Шкафы призрачны, на подходе к ним передавленный мозг скрежещет, как экран старого телека. Книжные полки расплываются струнами в попытке материализоваться. Больше след мебели, чем сама мебель.       «Дом как бы может сказать, где вещи лежали», — опять вспоминается Джим.       — …не подскажешь, где лежало винцо? — бормочет Кроули, рассеянно озираясь. — Шатенёф-дю-Пап тысяча девятьсот двадцать первого, м?       Ладно, не лучшая мысль — высасывать алкоголь из собственного подсознания. Так можно и окончательно протрезветь, не дай Бог.       Со старомодных часов улыбнулась луна. Буквально улыбающийся лунный кружочек над циферблатом, просто катастрофа дизайнерская.       — Что за криповина?..       Часы — единственный четкий здесь предмет мебели. Стоят на самом виднейшем месте, только божественного указующего перста не хватает с неоновой надписью «Не трожь!»       — Ты не можешь реально рассчитывать, что я развернусь и уйду.       Он отковыривает лунный кружочек. Улыбка луны становится настолько упреждающей, что должно быть понятно и идиоту: сюда прям нельзя. В смысле, вот-совсем-уже-точно-нельзя.       Так-то нельзя было и на порог заходить. Не для того Всевышняя роняла его в Бездну и жгла в сере с корочкой, чтоб он так просто шатался по дорогам творения себя самого.       Лунный кружочек летит на ковер.       Кроули лезвием вскрывает часы. Трепетно гладит зазубрины на храповом колесе, пихает нож в зубы и, как рубильник, отщелкивает собачку. Запускает храповик в обратную сторону, вертит, вертит…       Стрелки часов и минут отплывают назад — вперед раскрываются грани чертогов сознания, стены сыпятся, страницы и полки бухнут обратно в деревья.       Луна улыбается лицом в землю.       

* * *

      Кроули понял, что чувствует ветер подозрительно четко. Вообще это приятно — снять одежду, подставить под свежее дуновение освобожденное тело… Только вот ощущение, что снял он не только одежду, но еще три слоя кожи и то, что за ними. Он был как лук со счищенной кожурой при условии, что кожурой был весь лук.       О, разумеется. Он же развоплотился.       Походу, перекрутил храповик. Его отшвырнуло туда, где он еще не родился.       «Стоп, — под хлюп дождя о листву настигла ясная мысль. — А почему тут деревья».       При всем уважении, он явно старше деревьев. И старше дождя. Но дождь молотил с таким видом, будто давно право имеет. Да и сам он хорош. Откуда в его подсознании, спрашивается, эта лужа времени-пространства, где он еще не рождался? С деревьями…       Кроули заметался на пробу.       …и могилами. Матерь дьявола, это кладбище!       Асфальтово-черное небо полоснуло фиолетовой молнией. Вспышка спалила две жуткие рожи, и рожи эти Кроули знал так же здорово, как свою. Хастур и Лигур, Герцоги Ада, — самые что ни есть живехонькие экс-шефы.       Окурок в пальцах Хастура вдруг погас. Рожи завертелись, будто улавливая его присутствие. Кроули приник к земле и настороженно-хищно облез их кругом.       — …нет никого, — хрипнул Хастур, нервно щурясь на свои же слова.       — Засранец оборзел так задерживаться, — голос Лигура скрежетнул как полсотни ногтей по доске. — Это он должен нас ждать.       В его смуглых чумазых руках — сверток с младенцем. О господи. Господи.       Младенец пах как бессовестно мощная бомба замедленного действия. Это оно. Без сомнения. Малой Антихрист, которого темные силы должны поручить демону Кроули…       «Но демона Кроули нет в этой луже, — злорадно отчеканила почти что приятная мысль. — Кому отдавать сопляка?..»       Ночь безответно шумела незаконнорожденным дождем.       У ворот кладбища заплясал луч от фар. Ответ пришел шорохом мятой травы. А еще — смачным плеском ботинка о лужу и глухим «чтоб тебя». К ним подбежал взмокший парень.       — Прошу прощения, опоздал, — объявил он, пытаясь отряхнуть замызганную лужей брючину. — Машина сломалась и, не поверите, не смог никого поймать — в такую-то ночь. Плюс ко всему, я заплутал по дороге. Но, в конце концов, вот он я, туточки. Долго ждали?       Лигур сплюнул в грязь.       …а Кроули пялился в шоке, порываясь то возмущаться, то писать куда жалобу, то беззвучно растерянно мямлить. Парень был как… как какая-то пародия на него. Худой и высокий (Кроули нравился такой рост, костюмы смотрелись эффектно), лицо то самое, какое шесть тысяч лет набивало оскомину в отражениях: скуластое, нос с горбинкой, тонкий рот, который с какого-то хрена изгибался в неловкой улыбке.       — …что ты содеял во славу Владыки нашего, Крооли?       Кроули передернуло от обращения Лигура. Крооли, серьезно? Они на приколе?!       — Ну… — демон Крооли переминался с ноги на ногу, тихо хлюпая лужей в ботинках. — Вообще я планировал содеять что-нибудь этакое. В смысле, правда планировал. Но! Ес честно, я был так занят в последнее время и не… ну, вы ж знаете, как это, да?..       Лигур и Хастур смотрели на него с недоверчивым отвращением. Кроули, честно говоря, тоже. Во всем образе Крооли сквозила непростительная в Преисподней нелепенькость. В том, как он мялся и дергал губами в попытке задобрить начальство улыбкой; в том, как на нем висел пиджачок (как на вешалке, даже рост не спасал). В том, как налипли на мокрую голову рыже-русые волосы (Хастура дождь обходил стороной, а от Лигура — отскакивал с паром). В том, какие у него были глаза: по-человечески карие, не змеиные, виноватые.       — …взять, скажем, вторник, — все оправдывался Крооли. — Да. Так вот, я действительно собирался выйти, развратить кого-нибудь или вроде того. Но на двери была записка от газовой службы, там говорилось, что они наконец кого-то пришлют, чтоб починить колонку, поэтому пришлось торчать дома весь день…       Кроули скривился. Как отговорка — фигня. А если правда… ну, вздумай какая-то колонка ему перечить, разговор был бы зрелищный, эффективный и сразу на свалке.       — Ты сделал… хоть что-нибудь? — процедил Лигур так, словно у него зубы болели.       — Э… эм, я был груб с несколькими людьми…       Начальство воззрилось на Крооли с надеждой утопленника.       — Обрушил на них ужасные ругательства и недопустимые проклятия, так?       — Нет. Не совсем. Не совсем так, — признал Крооли. — Скорее, я удостоил их одним из своих взглядов. То есть, я хочу сказать, они поняли, что я недоволен. В этом я совершенно уверен.       «…ты что, Азирафэль?» — мысленно выдохнул Кроули. Хорошо, если тортов в дорогу не надавал, грубиян.       — Это бессмысленно, — заключил Хастур, и, надо признать, он был прав. — Какие новости о родителях?       — Все готово, — оживился Крооли. — Полный о-о’кей. Роды стартуют сегодня. Мы обменяем младенцев, когда мать уснет…       Ни хрена ж себе он послушный! Чего Кроули не ожидал, так это трудового энтузиазма в работе над приближением конца света.       — Ты — орудие Армагеддона, Крооли, — предупредил Хастур. Грохот грома встряхнул небеса. Дождь выжимал из себя буквально все соки во имя зловещести обстановки. — Осечки недопустимы.       — Ох, нет. Оспади, конечно, нет…       Где-то тут стало ясно: глаза у орудия Армагеддона блестят фальшивой потерянной бодростью, почти лихорадочной. Ну точно щенок, ищущий хоть чьего-нибудь одобрения.       — …я подменю детенков сегодня. Что может пойти не так?       Ответом стал вздох сомнения. Крооли забрал сверток с младенцем.       — Что ж, ну, тогда мне пора, — сказал он. — Отправляюсь в ночь, полную забот. Приятно было вас обоих повидать. Слушайте, если как-нибудь окажетесь поблизости, вы позвоните, рад буду снова увидеться, не пропадайте. Мы могли б заказать карри, посмотреть видео у меня дома…       Он замолк, осознав, что начальство уже растворилось. Рядом остался лишь Кроули, оторопело себя убеждающий, что та часть с приглашением Хастура ему померещилась.       — Ладно, о’кеюшки, — Крооли выдавил неубедительную улыбку. — Пойдем-ка в машину…       С осторожностью обнимая сверток, он миновал кладбищенские ворота и спустился по склону холма. Сиреной в дождь взвился младенческий вой: ведущий солист Армагеддона ревел на руках у орудия Армагеддона — пронзительно, древне. Так, что встряхнуло и засосало в душе у плывущего следом Кроули.       Он решил не подавать голоса. Оставаться в тени, пока не сумеет выловить смысл в этой всей несуразице, никогда и нигде не случавшейся. В подсознательных лужах нельзя шерудить наобум: можно и потонуть, — так рассудил с высоты многолетнего опыта Кроули. Нужно как ниндзя: ни единым намеком не обозначить собственное присутствие…       Крооли чуть не выронил сверток от бешеного визга:       — Ситроен?! Ситроен, блядь?!       Он отскочил от машины, заозирался и вякнул:       — Кто здесь?!       Кроули понял, что малек обозначил присутствие.       — Э… никого. Забирайся в свой… ситроен. Господи, еще желтый…       Нет, в самом деле! Желтый ситроен? И это создание зовет себя демоном?       — Пришел помешать темным силам? — с угрожающим прищуром уточнил Крооли, задом просачиваясь под защиту автомобильной двери и прижимая к себе Антихриста, возможно, в надежде, что тот его выручит. — Т-ты ангел?       — Не-е! Бог миловал.       То есть, скорее, наоборот.       — А кто тогда?       — Твоя Тень, — саркастически буркнул Кроули. Они правда как те близняшки из фильма «Двое: я и моя тень». — И вот тебе первый сестринский совет, дорогуша: поменяй тачку на Бентли, и, дьявол, не желтую.       Крооли неуютно пошкреб по панели свободной рукой. Уперто брякнул:       — Желтый щас в моде.       — Второй мой совет: узнавать моду не из журналов для домохозяек за сорокет.       М-да, вот бы кто подружился с Азирафэлем: сидели б как две подружки, листали винтаж под вальсы Карла Дэвиса…       — …и третий совет, — Кроули подплыл к уху незадачливого демона. — Дуй уже в госпиталь, а то продолбаешь замену Антихриста.       Тот взорвался кучей действий одновременно: охнул, сунул ключи в замок зажигания, схватился за руль, охнул, уложил младенца на соседнее кресло, нелепо ему пошушукал, одернул себя, снова схватился за руль, подтянул рычаг, вцепился в руль в третий раз. Ситроен с лязганьем вырулил на проселочную дорогу.       Кроули вздохнул. Он должен был быть как ниндзя, а не как няня, стилист и тайм-менеджер.       — Ты не можешь сказать своей тачке вести себя тише? — не выдержал он, когда хлюпающие по стеклу дворники набили оскомину.       — А она не обидится?       Они посмотрели друг на друга, точнее Крооли посмотрел в пустоту и чуть не въехал в дорожный знак.       — Не обидится! — отмахнулся Кроули с таким видом, словно сам никогда об этом не парился. — Точнее, обидится, но кто из вас главный? Надо показать, кто хозяин. Они же иерархичные. Дерево!       Крооли резво свернул. Ситроен занесло на два колеса. Антихрист с удивленным кряхтеньем отъехал к двери.       — Кто иерархичные?       — Э, вещи. Техника. Растения. Все. Ты же демон, в конце концов, наслаждайся своей инфернальностью!       — Да, — кротко ответил Крооли, сглотнул и вздернул упрямый подбородок. — В самом деле. Я демон! Внушаю угрозу и все такое.       — Внушаешь, — сочувственно поддержал Кроули.       — Я плохой…       — Очень.       — Хуже, чем Майкл Джексон.       Кроули хрюкнул от смеха. Зардевшись ушами, Крооли резко вогнал в слот кассету. «The Best of Queen», разумеется.       Разумеется, голос Фредди сейчас обратится…       — МЫ ПОЛАГАЕМСЯ НА ТЕБЯ, — сообщил из динамиков действительно угрожающий демон, перекрывая балладу о королеве убийц. — НЕ ПОДВЕДИ НАС, КРООЛИ.       Кроули с трудом себя удержал, чтобы не брякнуть на пару с Крооли:       — Ни в коем случае, Повелитель.       Вбитые рефлексы, чтоб их. Ну, Сатана правда внушал и продавливал: до самых кончиков духовных конечностей.       — ЧТО МЫ СДЕЛАЛИ С ТОБОЙ ПОСЛЕ ПОТЕРИ АТЛАНТИДЫ? НАПОМНИ-КА НАМ.       — Половину вечности, о Повелитель Девяти Кругов, я провисел над горящими выгребными ямами Аваддона, отчасти расчленненным, — скромно пролепетал Крооли. — С горностаями внутри.       Кроули поперхнулся воскликом «с горностаями?!»       — …ЕСЛИ ЧТО УГОДНО, ЧТО УГОДНО В ЭТОМ ДЕЛЕ ПОЙДЕТ НЕ ТАК, ТЫ НИКОГДА НЕ ОТЫЩЕШЬ В НАС ПРЕЖНЕЙ СНИСХОДИТЕЛЬНОСТИ. УСЕК?       Руки Крооли на руле задрожали. Он яростно закивал головой.       — ВОТ И СЛАВНО, МОЙ МИЛЫЙ…       Скрежещущий баритон плавно втек в переливы «Богемской рапсодии».       — …горностаи? — не выдержал Кроули.       — Ах, да, обглодали всю селезенку, — пожаловался Крооли. — Впрочем, морские свинки не лучше, еще даже хуже. Попросту свиньи. А уж шиншиллы и мыши-полевки…       — У тебя там московский зоопарк?       Из люка над головой просочился дождь. Крооли задолбанно подставил под брызги лицо. Вниз по щекам покатились мутные капли.       — Всего только обменять детей, — шепнул он. — Что может быть проще-то?       «Я не облажаюсь». Да?       Кроули сморщило от колючей жалости, потому что он знал: облажается. Облажается, и только поэтому все выйдет правильно.       Ситроен затормозил у ворот больницы. Крооли выскочил в обнимку с ведущим солистом Армагеддона.       …или не облажается? Все было как некогда в две тысяча седьмом: Хастур, Лигур, Антихрист. И в то же время — немножечко по-другому. Кроули помнил, что гроза зарядила позднее, кладбище не бугрилось холмами, а демон, которому доверили малыша, не был таким неуклюжим несчастным ублюдком. И никаких горностаев. Господи.       «Что ты за лужа такая?» — пробурчал он, осторожно выпрастывая усики своей чуйки. Инстинкты его тормозили, сосредотачивали на близком: мельтешащем с Антихристом Крооли, людях в больнице, — мешали вклиниться в поток времени, как будто подозревали, что за пределом текущего круга существования…       Ничего нет.       Твою мать.       …он в совершеннейшем нико-где.       Островок жизни с тысячью ложноножками, цепляющимися за голые жернова. От времени — лишь каркас. Колеса рвут пустоту как на пробу, приводят в движение недообросшую плотью Вселенную. Вращаются спицы, расходятся кости, всё дышит над Бездной: вразлад и расхристанно, слишком быстро.       Гармонию времени лихорадит. В живой механизм вкралась трещина.