Мы не знаем, чем это закончится

Увидеть тебя и видеть, и видеть тебя, и видеть, и видеть, и вдруг решиться поднять на тебя глаза... ВЕРА ПАВЛОВА

Рутина. Ёбанная, злоебучая рутина. «Рутина, рутина, рутина»… — повторял психотерапевт. «Рутина, рутина, рутина»… — вторил ему Йен. Он не пытался быть лучшим, но прилагал немыслимые усилия, быть достойным. Он работал парамедиком в скорой помощи и каждое утро совершал ёбаные пробежки в семь миль. Быть достойным, не взирая. Быть достойным, быть достойным, быть достойным…

*****

Но настоящая рутина настигла Йена в тюрьме. Если раньше ему приходилось ломать себя под необходимый биполярной башке режим, то тут и выбор не стоял. Подъем, отбой — всë рутинно. День за днем, ночь за ночью. И всё это ёбанная случайность. Тупая, ебейшая случайность. Вождение в нетрезвом виде. Он же даже ничего не нарушил и выпил всего две бутылки пива, но патрульный выбрал именно счастливчика Йена Галлагера, чтоб самоутвердиться. Ладно, да, Йен придурок и ему не следовало, но, Господи, обязательно было именно так?

*****

Скоро его должны выпустить по УДО. И во что бы то ни стало Галлагер не проебёт эту возможность. Он знает, местная мóрозь любит поганить всем жизнь перед выходом: они могут затеять драку, чтоб без малого свободному человеку отказали в освобождении, поэтому он не отсвечивает. Вот уже месяц не отсвечивает. Не ходит на прогулки, в столовой сидит у двери, чтоб входить последним и уходить первым, в душевую не ходит, моется исключительно под краном общих уборных. А там свобода не за горами, там рутина. Но другая. Та, которую выбираешь сам. Тоже себе клетка, но родная, обжитая. Ему оставалась без малого неделя, когда в партии новоприбывших он увидел Его. Дэн Морган. Мать его ёб. Весь покой и собранность Галлагера летят к ебеням, когда он впервые видит этого мужчину. Крепкий, сбитый. Ниже самого Йена, но не слишком. Широкие развитые плечи, переходящие в узкую талию. Крепкие бедра, круглая задница. А лицо… Молочно-белая кожа, пухлые губы и стальной мертвый взгляд водянисто-голубых глаз. От него за версту несет опасностью, несет угрозой и сладким обещанием сумасшедшего оргазма. Вот тут Йен с ума и сходит и не так, как он привык. Первые три дня он тратит все собравшиеся за отсидку силы и выдержку, оставаясь в тени, но не перестает наблюдать за Дэном. В столовой, на баскетбольной площадке, в прачечной. А ночью стирает ладони до кровавых мозолей, надрачивая на образ этих пухлых губ на собственном члене.

*****

Йен уже месяц, как на свободе. Инспектор нашел ему работу в приюте для бездомных. Это, конечно, фу… Вши, гной, запах немытых тел. Но, хоть уже не парамедик, все еще полезен. Все еще достоин. А еще Йен трахнул двух брюнетов в Бойзтауне. Причем обоих в первую неделю после выхода из тюрьмы. Первый слишком худой, второй слишком смуглый. Всё не то. Хочется Дэна. Стыдно признаться, но закончив неторопливый сеанс мастурбации на светлый образ голубоглазого заключенного, Йен иногда мечтает о постыдных вещах. Он кладет руку на грудь, вырисовывая пальцем на собственной разгоряченной коже изгиб чужих пухлых губ, и мечтает привести Дэна в свою квартиру. Накормить его ужином, принести очередную бутылку пива, размять его плечи, обнять при совместном просмотре фильма перед сном. Провести пальцами по скулам, зачесать выбившуюся прядь волос, обвести кончиками пальцев ушную раковину, заглянуть в глаза… Бессонными ночами Йен видит Дэна в своей рутине и не может остановить поток бессмысленных слез, которые никак не смоют несбыточные грезы ни из подкорки, ни из закрытых ладонью глаз. Проходит месяц, второй, третий… Рутина налажена. А Йен все видит, видит и видит Дэна в своей квартире, в своей постели, в своих объятиях. Мания, помешательство, зацикленность. Ну и хуй с этим. Никому ж не мешает. Йен Галлагер медработника приюта, гордый гей и без памяти влюбленный биполярник. Вам же не мешает? Вот пусть и остается так.

*****

Карл, честно говоря, уже в край остоебал со своей новой работой. Вроде серьезный мужик вырос, в костюме ходит, налоги платит, бреется каждый день, но вот про начальника своего рассказывает, брызжа слюной от восхищения. И все бы ничего, если б этот самый начальник не был теперь еще и приглашен на завтрашний семейный бранч. Микки то, Милкович сё… Заебало, извините. Йен уже завел будильник на завтрашний день и накрылся легким одеялом, готовясь к рутинной мастурбации перед сном на губы Дэна, когда вдруг решил погуглить фото того самого начальника. Из любопытства, ничего более. Чтоб не застыть в немом шоке, когда Карл завтра со своим надоевшим визгом восхищения подведет Йена к пузáну лет ста пятидесяти с копной седых волос, торчащих из левой ноздри. «Милкович Секьюрити». Микки Милкович. Ебать! Дэн?

*****

Йен так трусил, что утром его настигла диарея. Дэн. Нет, блядь, Микки. Тот самый. Он — тот самый. Йен сможет еще раз посмотреть на него, может даже поздоровается, может даже коснется. Блядь, даже Тимберлейк сейчас был для Йена не такой уж звездой по сравнению с Микки, мать его, Милковичем. Месяцы. Месяцы, Карл! Месяцы Йен мечтал об этом, грезил, фантазировал об этом и вот сегодня…

*****

Пришлось вызывать такси, потому что, хоть сердце Йена и летело в Саудсайд, ноги абсолютно не слушались. Ты достоин, ты достоин, ты достоин… Ты, биполярник с окраин, 5/7 выискивающий вшей у бездомных детишек, достоин внимания директора крупной фирмы в сфере безопасности… Не, на это-то похуй, у Йена все нормально с самооценкой. Но это же ОН. Тот самый. А у Йена лоб блестит от пота и сердце бьется в аритмии, он спотыкается о собственные ноги и что-то вечно бубнит под нос. Знаете, что он бубнит? «Яйца в кулак, яйца в кулак, яйца в кулак»…

*****

Он еще пизже, чем Йен его помнит. Сейчас он расслаблен, свободен, потрясающе красив и неимоверно сексуален. Мысли бегут в разнобой: можно ли его обнять? Можно ли положить ладонь на его щеку и ощутить под своими пальцами тепло его кожи? Если в приветствии Йен его приобнимет и уткнется носом в его висок, будет ли это слишком? Слишком быстро? Слишком самонадеянно? Слишком странно? Йен не может даже смотреть теперь на Микки. Их представили друг другу, брюнет выглядел открыто, дружелюбно, приветливо. А вот Галлагеру стыдно. Стыдно смотреть на этого ничего не подозревающего человека, чьи губы он представлял на своем члене, чьи пальцы ощущал в своих волосах, о чьей заднице грезил, наминая в полусне у паха пуховую подушку. Господи, он так жалок. Нет, он так помешан. Что, собственно, где-то рядом стоит. Бранч проходит в истинном духе дома Галлагеров: шумно, сыто, пьяно. Йен хмелеет после первой бутылки пива и уже как-то легче, как-то спокойнее, в голове белый шум. Он по-прежнему не смотрит на Микки, развлекая беседами всех вокруг, кроме него. Весь такой самодеятельный, харизматичный, душа компания, мать его ети. Но вот с условными рефлексами ничего не поделаешь. Он восемь месяцев представлял их с Микки общую жизнь в его квартире, а потому и действует сейчас на условных рефлексах — подносит пиво, подкладывает еду в тарелку, передает соусы. Пропащий Йен человек. Он намерено вызвался помочь Фионе с уборкой кухни, после совместного просмотра телека, потому что… потому что сил уже не было. Он сидел за столом рядом с Микки, и, скорее всего, это был его единственный шанс быть так близко к брюнету. Они еще увидятся на свадьбе Липа и Мэнди, но такой, как Микки, Йена вряд ли вспомнит. А может он даже будет там не один. С парой. Может даже с девушкой. Скорее всего. Галлагер прилагал неимоверные усилия, чтоб не положить свою ладонь на бедро Милковича, когда они сидели рядом, потому что Милковичи (все Милковичи) выглядят так, будто могут всковырнуть твое глазное яблоко столовой ложкой, если ты сделаешь что-то не так, а потом продолжат есть Принглс Барбекю. Но, как известно, сила воли — это ресурс, и Йен свой исчерпал. А еще он немного пьян. Поэтому, после уборки кухни, он идет искать Микки. Может они покурят вместе, посмеются над чем-нибудь, может Йен положит свою ладонь ему на плечо и немного сожмет. Жест дружеский, натурала не должен напрячь, а Галлагеру хоть какая-то отдушина, хоть какой-то глоток воздуха после восьми месяцев под толщей воды. И вот он уже приблизился к входной двери, но услышал за ней голоса. Там Микки и Лип. Блядь! Была бы там Дэбби или даже Лиам, Йен мог бы залучить их поддержку и немного покрасоваться перед Милковичем. Но Лип тот еще долбоёбышка, будет стебать и высмеивать, а этого нам точно не надо. Так и застыл Йен у двери, став невольным анонимным свидетелем чужого разговора. —… расследовать его убийство? — голос придурочного братца. — Да, был на поминках, есть под кого копнуть, — музыка для ушей Йена. — Cherchez la femme. — А? — Cherchez la femme, Микки. — Я с первого раза услышал. Я не понял. И Йен уже был готов уйти в гостиную, чтоб не слушать заумное и бесячее объяснение Липа, как дверь внезапно открылась и стукнула его по плечу. Лип не выглядел удивленным. — Я не подслушивал… — промямлил рыжий Галлагер и по тону собственного голоса понял, что только что обнулил все очки, которые мог (мог же?) набрать у Микки за вечер. — Ты слишком очевиден, — с довольной улыбкой сказал Лип. — А ты придурок, — парировал раскрасневшийся Йен и заметил крошечную улыбку, коснувшуюся губ Микки. О, Микки! — Воровская ночь, — сказал Милкович, глядя Йену в глаза, и протиснулся между двумя братьями вглубь дома. Йен знал это выражение. Луна при новолунии не видна на ночном небе, в это время она близка к Солнцу на небесной сфере и повёрнута к нам ночной стороной. Возможно, северная сторона Чикаго и горит высотками, но на его родной улице кромешная темнота. Фонарь у их дома разбил малыш Карл, когда впервые взял в руки пневматический пистолет.