ЧАЙ С МЕДОМ

Слёз было море. Сюэ Ян покорно стоял, выслушивая какая он сволочь, пока плачущая А-Цин колотила его своими маленькими кулачками по груди, выбивая пыль из чёрного ханьфу. Потом она рыдала на груди Даоджана, заливая белый слезами. Чего только она не передумала за эти бесконечные три дня! Господин Ли утешал её, как мог. Говорил, что её не оставят, если с заклинателями случилось непоправимое, чем ещё больше расстраивал девочку, невольно подтверждая её самые страшные опасения. Когда во двор вошли две знакомые фигуры, она просто сошла с ума – то смеялась, то плакала, мечась от одного к другому, пока Сюэ Ян, наконец, не сгрёб её в охапку и не занёс в дом. Они сидели за столом, усадив А-Цин посередине. А она держала их за руки, не отпуская, боясь, что они могут исчезнуть. Даоджан расспрашивал господина Ли о событиях последних дней, извинялся, что не мог прийти раньше. – Всё было спокойно, тёмные твари не проникали в город, – хозяин постоялого двора разливал чай дорогим гостям. – Сезон туманов заканчивается. Скоро жизнь вернётся в обычное русло. Уже сейчас днём жители спокойно могут ходить по городу. Мы очень благодарны вам за охранные заклинания! – Мы сегодня же проверим городскую стену и ворота города, – Сяо Синчэнь рассеяно гладил прижавшуюся к его боку девочку по голове. – А-Цин, ты ещё побудешь здесь. Завтра утром мы тебя заберём домой, я обещаю. Сюэ Ян угрюмо смотрел в чашку с чаем – даоджан неисправим! Они опять шли по улицам города. Только туман был не такой густой, как в прошлый раз. Это было всего три дня назад, но Сюэ Яну казалось, что это было очень давно – за это время для него прошла вечность. За городской стеной туман лежал рваными клочьями, цепляясь за деревья и кусты. В нем не было прежней зловещности. Даже грязь уже не так противно чавкала под ногами, подсыхая в отсутствии дождей. Голые деревья навевали скорее грусть, чем опасения. И так же, как в прошлый раз, Синчэнь повернул к кладбищу. Сюэ Ян вздохнул, перебрасывая фучень в правую руку. За оградой кладбища уныло бродили несколько мертвецов, как сонные осенние мухи, натыкаясь друг на друга, не в силах выйти за пределы оградительных заклинаний, поставленных даоджаном в ту злополучную ночь. – Даоджан! Если бы ты это видел – умер бы со смеху! Ты в свои заклинания ничего сонного не добавил? Их даже убивать неинтересно, какое-то избиение младенцев получается! «Младенцы», как по команде, подняли головы и двинулись в сторону заклинателей, угрожающе рыча. – Ой-ёй-ёй! Даоджан, позволь я сам! – Сюэ Яну очень не хотелось, чтобы Сяо Синчэнь вынимал Шуанхуа! Как и подозревал Сюэ Ян, вредная даосская метла опять годилась только для отпугивания мух. Но несколько взмахов ножа уложили обезглавленных мертвецов на стылую землю, а огонь завершил дело. Запыхавшийся, но довольный Сюэ Ян подошёл к ожидавшему его даоджану: – Ну что? Куда дальше? Опять в сторону дома через лес? – Надо проверить западную сторону. Дорогу от дома до города мы сегодня уже прошли. А вот противоположная сторона давно уже не проверялась мной, – Сяо Синчэнь развернулся в сторону города. Сюэ Ян видел, что даоджан был какой-то рассеянный, молчаливый и часто задумывался, отвечая невпопад или вообще не слыша вопросов Сюэ Яна. Он предпочитал это списывать на недавнюю травму. Но вдруг Сяо Синчэнь что-то почувствовал? Причем одинаково хреново – Тьму или влечение Сюэ Яна. Ещё дома, вынув Шуанхуа из цянькуня, даоджан почистил и отполировал его, а затем опять убрал в рукав. И с тех пор не доставал. Даже на подходе к кладбищу. Что бы это могло означать? Неужели Сяо Синчэнь охраняет его от собственного меча?! ************************************* Сяо Синчэнь с тревогой прислушивался к звукам боя. Его горькая полынь в одиночку сражался с мертвецами, а он боялся обнажить меч. Как он поймёт на кого тот указывает? Если в прошлый раз он был абсолютно уверен, что Сюэ Ян «не интересен» Шуанхуа, то сейчас такой уверенности не было. Ещё днем, дома, когда он чистил меч, Шуанхуа вёл себя необычно, неспокойно и пытался развернуться в сторону Сюэ Яна. Сяо Синчэнь сдерживал его. А потом убрал в цянькунь. Сюэ Ян призывал тёмную энергию! Скорее всего, там, в лесу, спасая его, Синчэня. Только признаться боится, наверное, даже не понимая, как это произошло. Он же не помнит себя. Помнит его тело. В каком смятении, должно быть, был Чэнмэй! Но он справился с Тьмой, не позволил ей захватить себя. Синчэнь это чувствовал. Как и привязанность, что усиливалась между ними. В своих чувствах к Чэнмэю… нет! к Сюэ Яну! … Сяо Синчэнь уже не сомневался. Но что чувствует Сюэ Ян? Он помнил трепетные прикосновения рук, дрожь прижавшегося к нему горячего тела, на которые восторгом отзывалось собственное. А если это всего лишь последствия проведённой им, Сяо Синчэнем, совместной медитации? Пора рассказать Сюэ Яну правду, если он сам не может вспомнить. Не говоря человеку правду, мы лишаем его выбора. ************************************* А-Цин носилась по дому, плача, смеясь и ругаясь одновременно. – Чэнмэй! Как можно было так засрать кухню? Ты что, сюда свиней приводил? – выметая осколки битой посуды и вымывая грязь, ругалась она. – И чем ты кормил Даоджана? – гремела она горшками и сковородками. Сяо Синчэнь покорно сидел в углу, куда его посадили, чтобы не мешался. Тогда как Сюэ Ян, чувствуя свою вину, носил воду, выносил мусор и ремонтировал поломанный табурет. И поглядывал в сторону Синчэня, пытаясь понять, что творится в этой святой голове. Из кухни потянуло чем-то вкусным – Слепышка готовила ужин. В доме сразу стало уютно, как раньше. «Раньше…», – Сюэ Ян хмыкнул. Раньше скажи ему кто-нибудь, что он будет добровольно носить воду, готовить и покорно сносить ругань какой-то малявки, заподозрил бы умника в помешательстве. А уж предположившему наличие нежных чувств к благочестивому даосу Сюэ Ян от души приложил бы Цзянцзаем в лоб и отрезал язык! Из-за молчаливого Даоджана обстановка за ужином была напряжённой. Но чувствовал это только Сюэ Ян. Синчэнь, казалось, вообще ничего не замечал, погружённый в свои явно невесёлые мысли. А А-Цин в своём безграничном счастье отказывалась вообще что-либо видеть и слышать кроме себя. Наверное, Сюэ Яну стоит самому вызвать даоджана на откровенный разговор, а не ждать, как приговорённый своей участи, с какой стороны рванёт. Поэтому, когда Сяо Синчэнь после ужина попросил А-Цин уйти в свою комнату, потому что им с Чэнмэем надо поговорить, Сюэ Ян почувствовал облегчение, несмотря на узел, стянувший внутренности. Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас!