Полуденный зной

Ни на какой дальний пляж на следующий день они не пошли. Антон проснулся поздним утром, весь в поту, с трещащей головой и болью где-то за глазными яблоками. Его все еще мутило; хотелось просто лечь и не шевелиться. Только вот природа звала. Тогда Антон медленно сел и тут же прижал пальцы к пульсирующим вискам. – Блядь, – негромко выругался парень, и стало как-то легче. Достаточно для того, чтобы подняться и, пошатываясь, пойти в туалет. Одного лишь взгляда на унитаз хватило, чтобы внутри все сжалось и тело судорогой свело от мучительного рвотного позыва. Антон прижал руку к ноющему животу, склонился над унитазом, но, как и прошлым вечером, смог только отрыгнуть. Во рту стало противно и гадко. Мерзко от самого себя. Хотелось быстрее почистить зубы и избавиться от отвратительного привкуса вчерашней ночи, чем Антон и занялся, как только вышел из туалета. Уже в душе, привалившись к холодной стене, Антон стоял под тугими горячими струями и думал о вчерашней ночи. Нечеткие воспоминания с трудом проступали сквозь пьяную дымку – Антон помнил руку брата на своем запястье, его поджатые в тонкую бескровную линию губы, его холодный голос, его разочарование. К стыду и боли примешивался страх – Антон вспомнил угрозу брата выпороть его. Вспомнил, как испугался тогда, беспричинно и постыдно, словно Рома набросился бы на него такого пьяного, жалкого. Нет, Рома только помог ему. Напоил его лекарствами, помог облегчиться. От стыда зарделись щеки – Антон все еще чувствовал пальцы брата у себя во рту. Как они скользнули по языку, надавили, что все поднялось откуда-то из глубин желудка, заставляя скрючиться и излиться мерзкой зловонной массой. Стыд расползался красными пятнами по лицу, шее, груди. В мороке собственного падения Антон дотронулся до губ сморщенными от долгого душа подушечками пальцев, провел и, приоткрыв рот, коснулся языка. Вкус пресной воды. Немного хлора, какие-то примеси. Ничего больше. Может, чуть глубже? В дверь постучали, и Антон вздрогнул, спешно отдергивая руку. – Тоха, все хорошо? Нервно сглотнув, Антон откашлялся. – Да, уже выхожу. – Давай, нужно позавтракать. Когда дверь закрылась, Антон выдохнул и уперся затылком в стену. Холодный кафель отрезвлял.

***

На кухне для него дымилась тарелка. Пахло яичницей и сосисками, и вопреки опасениям Антон почувствовал голод. Его не мутило, не тошнило, и даже несмотря на все еще пульсирующую боль в висках, перспектива завтрака не казалась отталкивающей. Брат сидел напротив. Перед ним лежал телефон, рядом стояла кружка кофе. Все еще чувствуя себя неловко, Антон скользнул на табуретку и неуверенно взял вилку. Несмело взглянул на брата, а тот тем временем внимательно вглядывался в лицо Антона. – Ешь-ешь, – подбодрил он. – Потом выпьешь лекарства. Антон кивнул. Принялся за яичницу, макая в ярко-оранжевый желток кусочек хлеба. – Мама вернулась? – спросил он, когда первый голод был утолен, и в желудке утихла всколыхнувшаяся было неприятная волна. – Да, – кивнул Рома. – Позавтракала со мной и спать легла. Потыкав сосиску вилкой, Антон тяжело вздохнул и поднял взгляд на брата. – Про меня спрашивала? – обреченно поинтересовался он. – Да, – ровно ответил Рома. – Я сказал, что у тебя живот болит. Так что, готовься – будешь сегодня сухари есть и бульон куриный пить. Когда Рома закончил говорить, на его губах играла легкая улыбка, и Антон робко улыбнулся в ответ. Внезапно стало так легко – брат не злится на него, не осуждает, даже перед матерью прикрыл. – Спасибо, Ром, – от всей души поблагодарил он: за помощь, за поддержку, за принятие. – Ох, Тоха, – усмехнулся Рома и, поднявшись, растрепал волосы младшего брата. – Давай, доедай и пей лекарства. И посуду помыть не забудь. Тихо смеясь в ответ на кислое выражение лица Антона, Рома вышел из кухни. Остаток дня Антон провел в постели. Не хотелось ни играть, ни даже зависать в соцсетях. Голова уже не болела, но призвук чего-то неприятного все еще гнездился в затылке. Глаза слезились от света, и Антон решил зашториться и вернуться к летнему чтению. Скука смертная. Начались какие-то тоскливые любовные линии, и Антон скоро потерял те крохи вынужденного интереса, который он в себе пробудил из-за чувства долга. Отложив книгу, он лег на спину и, глядя в слишком яркий потолок, попытался сморгнуть черные мушки, которые сновали перед глазами. Те никуда не девались, хоть моргай, хоть глаза три, и Антон перевернулся на бок, утыкаясь взглядом в цветастую наволочку. Подумал о Натке. Может, из-за опьянения, может, из-за самой Натки, целоваться с ней было ровно что тренироваться на помидорах. Антон ничего не почувствовал, и от этого было не по себе. А вдруг дело не в алкоголе, не в Самойловой, а в нем? Первый поцелуй он без дрожи вспоминать не мог; второй, смазанный дурманом отвертки, не вызвал у Антона ровным счетом ничего. Одна тревожная мысль за другой, и Антон усилием воли прервал их ход. Обвинил алкоголь и решил, что в следующий раз он будет целоваться с девчонкой, которая ему действительно нравится. Без алкоголя, без сигарет. Просто чтобы прочувствовать и запомнить. Ближе к вечеру в комнату заглянула мама. – Антоша, ты как? Антон неопределенно качнул головой. – Животик болит? Скривившись, Антон закатил глаза. Вечно с ним как с маленьким. «Животик! Знала бы ты, мама, от чего у меня животик болит…» – Пойдем кушать. Аппетита не было, но есть хотелось. В животе было неприятно пусто, но обещанные сухари с бульоном Антона не вдохновляли. Мать же не уходила, и тогда пришлось выползти из своего кокона и на нетвердых от долгого лежания ногах пойти на кухню. Дверь открылась, и в нос ударил восхитительный аромат маминого мяса по-французски. Заглянув Роме в тарелку, Антон заметил, что на гарнир воздушное пюре. В салатнице летний салат из помидоров и огурцов, обильно сдобренный ароматным подсолнечным маслом, которое мама брала у знакомой на ярмарке. И пока Рома наворачивал угощение, Антона подтолкнули к унылой миске такого же унылого бульона. – Давай, Антоша. Мрачно усевшись, Антон взял ложку и, всем видом демонстрируя недовольство, принялся за суп. Было неплохо – ароматная домашняя курица, немного соли, черного перца. Мама хорошо готовила. Вкусно-то вкусно, но не мясо по-французски. Из-за обиды и чувства несправедливости насладиться едой не получилось. А когда во время чаепития все кроме Антона ели пирожные, а он мочил сухарь с изюмом в чашке сладкого чая, мама нанесла предательский удар. – Ты, наверное, отдыхай, а мы с Ромчиком пойдем по центру погуляем. Надувшись, как мышь на крупу, Антон расположился в гостиной. Номинально он смотрел телевизор, а на самом деле мрачно следил за тем, как наряжается мама – вон и платье надела, и накрасилась! – и собирается Рома. – Не скучай, мелкий, – брат щелкнул его по лбу, и Антон поморщился. – Идите уже. – Закрой дверь, Антоша. И он закрыл за ними дверь – за его счастливой, сияющей мамой, которая взяла надушенного Рому под руку, за своим братом, который натянул свои брендовые джинсы и надел идеально выглаженную кипенно-белую рубашку. И куда они собрались? На показ мод? Вернувшись в собственную комнату, Антон взял в руки валяющуюся на кровати книгу, прочитал пару страниц и раздраженно отбросил ее, когда понял, что не запомнил ни строчки из прочитанного. Перед глазами стоял брат в светло-голубых джинсах и белой рубашке. Сам того не желая, Антон примерил на себя его образ. Представил себя в модных светлых джинсах, в идеально выглаженной рубашке. Как бы эти вещи сидели на его тощей фигуре? Картинка, которая встала перед глазами, получилась настолько непривлекательной, что Антон нервно закусил губу и схватился за телефон. – Окей, гугл, как записаться на плавание летом?

***

Открыв глаза, Антон сразу же почувствовал себя счастливым. Голова не болела, не тошнило, в животе не крутило. Наконец-то он хорошо себя чувствовал! Вот и в окне виднелось яркое голубое небо – ни облачка, а значит, наконец-то можно сходить на дальний пляж. Тем более Рома обещал. – Рома, Ром! – радостно позвал Антон, вбегая в гостиную. Брат сидел в кресле – на его коленях устроился ноутбук, на котором Рома что-то печатал. Он поднял взгляд на Антона и улыбнулся. – Чего активный такой, а? – усмехнулся он. – На пляж же идем! – отозвался Антон. – Идем же, да? Усмешка, кривящая губы брата, превратилась в извиняющуюся улыбку. – Сегодня никак, Тох. На футбол с ребятами собрались. Сердце кольнуло холодной иглой, боль от которой тут же по венам расползлась по всему телу, отравляя. Прикусив губу, Антон часто заморгал, силясь удержать слезы. Уже второй раз брат с ним так! Словно в прошлое вернулся: мама постоянно навязывала Роме младшего брата, а когда Антон, радуясь, убегал одеваться, Рома частенько сбегал. Неинтересно ему было с ним мелким возиться. Думал, что сейчас-то все изменилось. Антон же повзрослел, а в глазах брата, видимо, все тот же надоедливый ребенок. Глаза щипало и жгло, и Антон спешно глянул наверх, чтобы злые слезы не подумали выкатываться. От следующего вопроса в ноющем сердце поселилась робкая надежда. – Хочешь с нами? Футбол Антон не любил, но дело было не в футболе. Брат звал его с собой. Они на равных. Даже если бы на этот вечер собрание литературного кружка было запланировано, Антон бы, не думая, пошел. – Хочу! Улыбка Ромы стала мягкой, доброй. Он подмигнул брату. – Тогда вечером поедем. На машине Арсения. Арсения Антон знал. Заядлый футболист, не пропускал ни одного матча их местной команды. В придачу к Арсению шел Валек – его младший брат. Между братьями был год разницы, поэтому Валек в компании был на общих правах. От него никто не сбегал, пока он штаны натягивал перед прогулкой. Еще Антон помнил балагура Костю, от которого обычно и исходили разные идеи: провести неделю, путешествуя по стране на электричках, пойти в горы, совершить поход выживальщиков. И как Рома умудрился избежать неприятностей с такими-то знакомыми? Еще был Дима. Но он вроде в армии. Или вернулся уже? – Ты прости, Тох, но мне надо поработать. Брат снова смотрел с этой извиняющейся улыбкой, и если бы в иной раз Антон обиделся, то сейчас, предвкушая вечернюю вылазку, он чувствовал только радость. Радость от того, что брат считается с ним, принимает его. Что они на равных. – Окей. Мне как раз пора «Отцов и детей» дочитать. Дочитать – сильно сказано, да и не собирался Антон ничего читать. Забежал в свою комнату, притворил дверь и распахнул шкаф, критически оценивая свой гардероб. Как пить дать, Рома нарядится во что-то модное, а Антону хотелось не отставать. Только вот помимо школьной формы, выглаженной и спрятанной под большой полиэтиленовый пакет, ничего не было. Все зимнее убрано наверх, да и не хотел бы Антон идти в теплых темно-синих джинсах в такую жару. А остальное было по типу и в пир, и в мир. Что он на море таскал – стиранное-перестиранное, изъеденное солью, выцветшее на солнце. Стало обидно за самого себя, к обиде скоро примешалась злость. И почему не догадался купить себе обновку? В итоге вечером к Роме, который был одет в свои светло-голубые джинсы и новую бело-красную футболку в горизонтальную полоску, Антон вышел, как школьник прошлого века. Единственные приличные светлые шорты, что были слишком коротки, и белая футболка с логотипом “CS:GO”, которую Антон еще ни разу не надевал – берег. Коротких носков, которые можно было бы надеть с кедами, не оказалось, только длинные, и Антон отчаянно ощущал себя советским октябренком в гольфах по колено. – Какие вы красивые, – умилилась мама и промокнула глаза вафельным кухонным полотенцем, словно не погулять их отпускала, а в армию провожала. – Будем поздно, не волнуйся, – улыбнулся Рома и чмокнул маму в щеку. Та широко улыбнулась и помахала им. Конечно, в Роме мама была уверена. С ним можно было хоть под утро вернуться – ничего бы не сказала. Во дворе их уже ждал Арсений на своей серебристой «Ладе». – Даров, Ромыч. На пассажирском сидении ожидаемо сидел Валек, сзади Костя и Дима, который, видимо, уже отслужил и за время службы заметно раздался в плечах. – И куда тут мне? – поникшим голосом спросил Антон, чувствуя, что его сейчас отправят обратно. Не в багажнике же он поедет. Заметив, что он мнется, Костя перегнулся через Диму и открыл дверь, жестом подзывая Рому. – Давай-давай, Ромарио. Ты садись, а Тосю на колени. Здоров, Тось. – Привет, – глухо отозвался Антон, не представляя, как он поместится там у брата на коленях. А Рома тем временем уселся, поздоровался с друзьями за руку и глянул на нервно перетаптывающегося Антона. – Давай, Тох, садись, – и хлопнул себя по бедру. Антон подошел ближе и замер. Сесть на брата, как на стул, не получилось из-за нехватки места впереди – Валек себе в комфорте не отказывал, поэтому Антону пришлось расположиться боком. Как девчонка уселся. Румянец окрасил щеки: от неловкости позы, от вынужденной близости брата было не по себе. Антон уже не мальчик, чтобы его вот так на коленях держали. А Рома тем временем захлопнул дверцу, и машина тронулась. Арсений вел резко – может, в силу своего тяжелого характера, а может, из-за заклинивающей коробки передач, но Антона кидало из стороны в сторону. Он пытался придерживаться о подголовник пассажирского сидения, о потолок, но в итоге на очередном ухабе его кинуло на Рому. Антон уперся ему в грудь, а ладонь брата скользнула на его бок, удерживая. – Держись, Тоха, – сказал Рома; ладонью, лежащей на груди брата, Антон чувствовал вибрацию, раскатывающуюся по его груди. Сидеть привалившись к Роме было удобнее: Антон больше не бился головой о потолок, его не кидало, но при этом внутри зарождалось странное чувство: Даже через ткань джинсов Антон чувствовал жар, исходящий от его тела, запах его одеколона щекотал ноздри, горячая ладонь то сжимала бок, то скользила на бедро, удерживая на поворотах. Стыд? Стеснение? Смущение? Антон не знал, и быстрее, чем он смог найти ответы, они приехали на забитую парковку. Арсений долго петлял, нервно сдавал назад, пытаясь припарковаться между слишком тесно стоящими машинами, ругал «пидорасов, купивших права» и «тупых баб, которые на тачку насосали, а водить не научились». Костя смеялся и сосал пиво; Дима пустился в рассказы о том, как в армии водил грузовик и однажды на спуске отказали тормоза. – Вот это был экстрим, – закончил он. – Не то, что твои покатушки, Сеня. – Сколько, блядь, раз говорить, что меня зовут Арсений, а не Сеня. Совсем мозги усохли, пока граблями плац подметал? Костя гоготнул и кинул пустую пластиковую бутылку водителю в голову. Та отскочила на колени Вальку. Арсений побагровел и явно готов был взорваться, когда Валек ткнул бутылкой в стекло. – Вот место есть. Ругаясь на чем свет стоит, Арсений крутанул руль и въехал на парковку задом. Выйти из машины было сродни тому облегчению, когда в последнюю минуту избежал конфликта, который вот-вот готов был перерасти в драку. Антон потоптался, разминая ноги, и глянул на брата – Рома выглядел спокойным. Может, Арсений всегда так себя вел? Никто кроме Антона не напрягся. – Ладно, – Костя обвел взглядом компанию. – Погнали. Арсений намотал на шею шарф с клубной символикой – больше ни у кого ничего подобного не было, – а Валек раздал каждому по бутылке воды. – Жара ебаная, – резюмировал Арсений, и Валек кивнул. На входе их осмотрели, заставили открутить и выбросить крышечки. – Это зачем? – спросил Антон Рому, но ответил Арсений. – А чтобы придурки всякие, – он раздраженно глянул на ухмыляющегося Костю, – голову никому не разбили. – А-а-а. Об этом-то Антон не подумал. Ведь действительно могут быть и столкновения, и драки. Странно, но при мысли о возможном конфликте он не почувствовал страха – все из-за Ромы. С ним Антон чувствовал себя в безопасности. Он шел за братом наверх, где располагались их места, и думал о том, что с такого расстояния едва ли сможет что-то разглядеть. Хотя на что тут смотреть? Как мужики вяло бегают, пиная мяч? А тем временем игра началась. – А где наши? – тихо шепнул Антон брату на ухо, чтобы сидящий сбоку Костя не услышал. Рома хмыкнул и указал на команду, Антон кивнул. Теперь, когда он знал, за кого болела их компания, было не так скучно. Да и бегали футболисты не так уж вяло, даже далекий от футбола Антон заинтересовался. Уже на тридцатой минуте их команда открыла счет, забив первый гол. Внезапно их часть стадиона затянула “Seven Nation Army.” Антон удивился. ♫ Оо, оо, оо, оо, оо, оо, Оо, оо, оо, оо, оо, оо... ♫ Чувство единения охватило его, волнительным гулом застило слух, вибрацией отозвалось в груди – Антон раскраснелся и посмотрел на Рому. Тот пел со всеми, заметил взгляд брата и подарил ему широкую улыбку. На плечо легла рука Кости – тот встряхнул Антона и запел громче, глядя парню в глаза, словно приглашая петь вместе. И Антон затянул: ♫ Оо, оо, оо, оо, оо, оо, Оо, оо, оо, оо, оо, оо... ♫ Он чувствовал себя своим. Среди этих взрослых парней. Частью их компании. Частью болельщиков. ♫ Оо, оо, оо, оо, оо, оо, Оо, оо, оо, оо, оо, оо... ♫ Вот вырывается вперед пятый номер, ведет мяч, разыгрывает его с командой и забивает. – Го-о-о-ол! ♫ Оо, оо, оо, оо, оо, оо, Оо, оо, оо, оо, оо, оо... ♫ В какой-то момент рука Кости соскользнула с его плеча, только чтобы взять за запястье и вложить в ладонь что-то холодное. Антон опустил взгляд – это была фляжка. – Глотни, – весело предложил Костя. – Глотни-глотни. Антон глянул на Рому – тот очень строго смотрел на брата. Покачал головой. – Нет, – отчетливо сказал он. – Да ладно тебе! – рассмеялся Костя. – Он же взрослый мальчик. Давай, Тося, будь мужиком. И Антон повелся на дешевую подначку. С вызовом глядя Роме в глаза, сделал глоток, заметил, как брат подался к нему, и спешно глотнул еще. Лава. Раскаленная лава потекла по пищеводу. Вскрикнув, Антон выпустил флягу из рук, которую тут же на лету подхватил смеющийся Костя, и вцепился в собственное горло. Казалось, все внутри расплавилось. Надсадно закашлявшись, Антон с тревогой посмотрел на брата – взгляд того был направлен на Костю. – Что это? – жестко спросил он. – Водка? Тем временем фляга пошла по рукам. – Шутишь? – хохотнул Костя. – Фляга водки на пятерых?! Спирт разбавленный. Антон в ужасе посмотрел на Костю. Вот почему его так повело всего от нескольких глотков. Спирт. – Спирт?! – озвучил его мысли Рома. – Спокойно, – поспешил урезонить его Костя. – Не аптечный, питьевой. Девяносто пять оборотов. – Весело, да? – недовольно спросил Рома, притягивая Антона к себе за плечи. – Мальчишке без предупреждения пойло это дать. Костя пожал плечом. – Лучше с нами, чем где-то там. Антон не слышал больше недовольства Ромы, весомых доводов Кости, рассказов про спирт в армии от Димы, ругательств Арсения, который был их трезвым водителем. Все превратилось в цветастый вихрь – калейдоскоп из фрагментов мяча и осколков с цифрами посередине. Устав от слишком ярких картинок, Антон закрыл глаза и положил тяжелую голову на твердое плечо брата. Стало так тепло. Опять вертолеты. Опять странная легкость в голове, внутри. Футбол Антон больше не смотрел и не помнил даже, как дошел до машины. – Давай, Тоха, садись. Запнувшись, Антон чуть было не упал, но брат поддержал его, помог забраться к себе на колени и положил свою горячую ладонь на его поясницу. Сидеть ровно сил не было – Антон упал на брата, обнимая его. Носом уткнулся в его шею, от которой пахло солью, теплом и травяным одеколоном. С наслаждением вдохнул и шумно выдохнул. Брат дернулся – его ладонь переместилась на затылок Антона и с нажимом прошлась вниз. – Не пыхти, Тох, щекотно. Мотор усыпляюще гудел, сердце брата ровно, ритмично стучало, и Антона сморило. Прижавшись к источнику тепла, он то ли задремал, то ли погрузился в странные обрывочные мысли. Вспомнилось, как еще до Натки Антон искал в одной из соцсетей видео для взрослых, и, видимо, кто-то шутки ради под названием «горячий трах блондинка группа» залил гей порно. Сначала Антону стало противно – левая рука дернулась к мышке, чтобы закрыть видео, только вот правая рука уже была занята делом. У него стояло, и Антон подумал, что от того, что он посмотрит, ничего плохого не случится. В принципе ничего не менялось. Можно представлять себя на месте актива, который действительно трахает костлявую плоскую блондиночку в зад. Широкоплечего крупного актива, покрытого темной шерстью. Антон тогда сам не заметил, как уже не видел ни блондина, ни блондиночки. В его фантазиях этот качок брал его. Антон тогда кончил так ярко, как никогда раньше. Затем его накрыло чувство вины. Погрузившись в стыдные и сладкие воспоминания, Антон сильнее прижался к источнику тепла, поерзал, жарко выдохнул и облизал сухие губы. Он опять вернулся к своей самой позорной и приятной фантазии. Представлял себя на месте того блондина в чужих сильных и крепких руках. Возбуждаясь, Антон снова поерзал – в его бедро ощутимо упирался стояк.