Полуденный зной

В тот день мама с Антоном не разговаривала ни во время обеда, ни за ужином, а Рому Антон старался избегать сам. Закрылся у себя в комнате, в какой уже раз сожалея о том, что нельзя запереться. Мама обычно стучалась и никогда не заходила без предупреждения, но Антон боялся не этого. Хотелось немного спокойствия, тишины. Просто привести мысли в порядок. В дверь уверенно постучали, и Антон вздрогнул, поднимая затравленный взгляд. Он не был готов к очередным упрекам. Губы все еще фантомно жгло от обидной и незаслуженной пощечины. Глаза заблестели, и Антон вцепился в лежащую на коленях подушку, защищаясь ей словно щитом. Дверь приоткрылась. – Можно? – спросил Рома. Антон прижал подушку к груди. – Я занят, – несчастно сказал он, глянув на лежащую на кровати книгу. Рома вздохнул и вошел, прикрыв за собой дверь, а Антон вспыхнул от негодования. «Зачем спрашивать, если все равно вперся?!» – Тош, – мягко начал Рома, присаживаясь в ногах брата. – Так не пойдет. Его горячая рука ласково накрыла щиколотку брата и нежно погладила. – Хватит уже дуться. Пойди извинись перед мамой. Разозлившись, Антон дернулся и, вырвавшись, поджал ноги, усаживаясь по-турецки. – За что извиняться? – почти выкрикнул он. – За то, что меня избивают?! За то, что мой брат меня… меня… В горле встал комок, и Антон вцепился руками в шею, не в силах ни сглотнуть, ни сделать вдох. – Твой брат тебя очень любит, – очень мягко сказал Рома, подсаживаясь ближе. – И не хочет, чтобы тебе было плохо. Рука Ромы легла поверх дрожащих плеч, притягивая Антона ближе. Парень не сопротивлялся, лишь влажно и рвано вздохнул, позволяя теплу брата согреть дрожащее тело. – Я же вижу, как ты расстраиваешься, – продолжал уговаривать Рома. – Тебе самому станет легче. Парень шмыгнул носом. – Она… – начал Антон и запнулся, затем вроде собрался с мыслями и снова заговорил: – Она… Рома коснулся краешка рта Антона, и парень вздрогнул. А Рома тем временем провел по припухшим губам, утешая, лаская. – Мама не хотела сделать тебе больно, – проговорил он. Ладонь брата легла на щеку Антона, разворачивая его лицо к себе. Большим пальцем он очертил нижнюю губу, чуть надавил. – Ну что, Тош, давай, – Рома отстранился и, поднявшись, протянул брату руку. – Извинишься, и тебе станет легче. – Но я не виноват, – буркнул Антон, вкладывая руку в ладонь брата. Тот потянул парня на себя и улыбнулся. – Это значит быть мужчиной. Извиняться, даже когда не виноват. – Как-то нечестно. Пальцы Ромы разжались, и Антон с разочарованием заметил, что его ладони стало холодно. – Жизнь вообще нечестная штука, – с внезапной горечью отозвался Рома, и Антон вскинул на него удивленный взгляд. Он успел заметить момент, когда лицо брата подернулось чем-то мрачным, холодным, а потом Рома снова улыбнулся и, подняв руку, опустил тяжелую ладонь на макушку брата. – Давай, не бойся, – и взъерошил его волосы. Антон вздохнул и, собравшись, постучал в закрытую дверь. – Открыто, – отозвалась мама. Уже через несколько минут Антон вышел из комнаты мамы со следами чужих слез на щеке, ощущением горячих губ на лбу и легкостью на сердце. Рома был прав. Действительно стало легче. Хотелось поблагодарить Рому за совет, и Антон зашел в гостиную. Свет был выключен; тихо-тихо, а значит, брат не здесь, и только приоткрытая дверь, ведущая на балкон, давала Антону подсказку. Антон подошел ближе, замялся на пороге, когда раздалось мягкое: – Ну что, Тох? Помирились? Притворив за собой дверь, Антон сел рядом с братом, и тут же его горячая рука тяжело легла на плечи. – Да, помирились, – отозвался Антон и смущенно добавил: – Спасибо. Рома ничего не сказал, только притянул брата ближе. Ночь была напоена сладким ароматом цветущей акации, полна летних уютных звуков: стрекота сверчков, тихого шелеста тополей и редких криков чересчур громкой птицы. Подул свежий ночной ветерок; стало прохладно. Антон поежился, прижимаясь к брату, и проследил за его взглядом – Рома смотрел наверх. Куполом их тяжело накрывал бескрайний темный небосвод. Россыпь молочных звезд на чернильном небе. В такие моменты казалось, что ты совсем один во всем мире. Завис среди этих далеких призрачных звезд. Подумать только – их свет летит до земли сквозь вечность, и в тот момент, когда Антон любуется их сиянием, те могут быть уже мертвы. – Помнишь, как мы в детстве любили играть в космонавтов? Антон вздрогнул, словно удивленный присутствием другого человека. Точно. Он не один. Рядом с ним его любимый брат. А Рома внезапно зашипел, изображая помехи радиосвязи: – Экипаж, это ЦУП. Начинаем предполетную проверку. Как слышите? Антон улыбнулся и качнул головой. Вот же глупости! Словно они школьники. – Проверка связи, как слышите? – настойчивее повторил Рома, и Антон поддался. Ладно. Тем более он-то действительно школьник. – Слышу хорошо, – отозвался Антон. – Бортинженер, проверь навигационные системы. Принимая на себя дополнительную роль бортинженера, Рома сказал: – Проверяю навигационные системы. Навигация в норме. Антон хохотнул. – ЦУП, экипаж готов к взлету. Все системы в норме. – Принято. Начинаем предстартовый отсчет. 10, 9, 8... Рома уверенно продолжил отсчет. – 3, 2, 1. Старт! Антон деловито отозвался: – Взлет подтверждаю. Системы в норме, начинаем подъем. Внезапно горячие руки легли на плечи – Антона зашатало, затрясло. Со взглядом, устремленным в звездное небо, можно было легко представить, что взлетаешь. Большая Медведица все ближе-ближе, мотор ревет, а корабль набирает скорость. А потом все остановилось. Вдох-выдох, вдох-выдох. Ты посреди бескрайнего космоса, и холодная тьма подступает со всех сторон. – Мы в пути, все системы работают нормально. – Я думал, это моя реплика, – отозвался Антон, не отрывая взгляд от чернильного неба. – Твоя, – с готовностью согласился Рома. – Но перед нами бесконечность. Это нормально, что ты растерялся. И Антон с облегчением выдохнул. Утопая в тепле тела брата, можно было не бояться холода космоса. А звезды тем временем падали то справа, то слева, и Антон спешно загадывал желания. «Хочу хорошо сдать экзамены». «Хочу поступить в Ромин университет». «Хочу жить с Ромой». Рома. Прижавшись к его груди, Антон вслушивался в мерное отчетливое биение сердца брата. Биение сердца спортсмена, пловца. Так спокойно-спокойно стало, и тогда к умиротворению горько примешалось чувство вины. – Ты злишься? – спросил Антон, чувствуя, как прижатая к груди брата щека горит. Лежащая на плечах рука соскользнула, с силой растерла предплечье парня. – На что? – в голосе Ромы слышалось удивление. – На то… – Антон сглотнул: – На то, что я сказал тогда. Рука Ромы замерла на плече парня, а потом Рома вновь начал легко поглаживать его. – Глупости, – уверенно сказал Рома. – Не на что обижаться. А Антону было мучительно стыдно. Он спрятал лицо на груди брата, вдыхая такой родной аромат – травяной одеколон, морская соль, которой пах летний воздух, и запах тела брата. Теплый, с легкой мускусной ноткой. А потом что-то тяжелое прижалось к макушке. Антон подумал было, что брат положил свою горячую ладонь на его голову, но в ночной тишине раздался влажный звук поцелуя, и Антон зарделся. А вслед негромкое: – Мой хороший мальчик. Рома снова принялся гладить его. По волосам, плечу, спине. Мягко, очень ласково. – Не замерз? – спросил Рома, видимо, почувствовав дрожь, которая била тело парня. А Антон уже не мог сдерживать ее. Контраст между свежим ночным воздухом и обжигающей ладонью смущал, будоражил. – Я не хочу возвращаться, – выдохнул Антон, обнимая брата. Он знал, что как только за ним закроется балконная дверь, реальность с десятикратной силой упадет на его плечи. Антон просто не выдержит. Пройдет мимо этого дивана, на котором прошлой ночью они творили нечто ужасное, и умрет на месте. Если мама узнает – внутри все сжалось от страха – если мама узнает, это конец. К облегчению Антона, брат не отказал. – Тогда иди сюда, – сказал он. – Я согрею тебя. И Антон придвинулся ближе, вжимаясь каждым сантиметром тела в брата. Рома продолжил гладить его, растирать холодную кожу, согревать своим обжигающим прикосновением. В ночной тишине раздался негромкий тягуче-ласковый голос брата: ♫This is Ground Control to Major Tom You’ve really made the grade And the papers want to know whose shirts you wear Now it’s time to leave the capsule if you dare This is Major Tom to Ground Control I’m stepping through the door And I’m floating in a most peculiar way And the stars look very different today♫ Антон летел сквозь вечную ночь. Вокруг взрывались звезды, ослепляя яркой вспышкой белого света. Возникали сверхновые, появлялись черные дыры, а Антон пронзал время и пространство, устремляясь вперед. Он рвался ввысь, оставив свою жизнь позади. Родная Земля – маленький сине-зеленый шарик, такой трогательный и бесконечно родной, – теперь так далеко. Не вернуться. Все решено. И Антон летел вперед, превозмогая тоску по дому и подчиняя себе законы мироздания. Его маленький корабль трясло; в обшивку врезались астероиды, космический мусор – отголоски иной жизни, металлические обломки старой, и парень сильнее сжимал штурвал. Вроде получилось выровнять курс, все еще покачивало, но не так сильно. На секунду дал отдых уставшим глазам, а когда открыл их, темно-темно. – Сладких снов, мой маленький астронавт, – и вкус приключения на губах.

***

Антон проснулся с легкой улыбкой на губах. Ему всю ночь снились космические приключения: новые планеты, открытия и сражения. Внезапно захотелось стать космонавтом. Долго тренироваться, а потом улететь на станцию. Его город станет известен как родина известного космонавта, а он будет снимать родные края с космической станции и передавать привет близким. Мечты, а настроение улучшилось, словно он действительно мог бы попасть в космическую программу и быть выбранным для участия в экспедиции. А может даже полететь колонизировать Марс. Размечтавшись, Антон ворвался на кухню, где аппетитно пахло жареными оладьями. – Вопрос, – воскликнул он, подбегая к маме, чтобы чмокнуть ее в щеку. –Есть ли жизнь на Марсе? Рома хохотнул и поставил на стол мед, которым заливал свои оладьи. ♫It’s a God-awful small affair To the boy with the mousy hair But his mummy is yelling, “No” And his brother has told him to go♫ Антон рассмеялся в ответ на хрипловатое по утру пение брата и решил сделать себе чай. Хотел было пройти мимо Ромы, чтобы взять пачку черного листового, но тот поймал его за руку и рывком потянул, усаживая к себе на колени. – Рома, пусти! – шутливо возмутился Антон, а Рома только смеялся. Одной рукой крепко удерживал брата, а другой щекотал. Антон нервно хохотнул, потом снова. Скоро щекотка переросла в покалывающее возбуждение. Нервы мучительно дергало, а Рома водил по его ребрам, вжимая твердые пальцы в плоть, и пел: ♫Sailors fighting in the dance hall Oh man, look at those cavemen go It’s the freakiest show Take a look at the lawman Beating up the wrong guy Oh man, wonder if he’ll ever know He’s in the best-selling show Is there life on Mars?♫ Нервное напряжение росло. От мучительной боли звенели нервы, и Антон кусал губы, пытаясь сдержать истерический смех. – Ну, хватит, хватит, – просил он, когда внезапно встретился взглядом с мамой. Его обожгло холодом. Точно так, когда в мае в первый раз заходишь в воду. Воздух уже согрелся, припекает, а вода холоднющая, что кровь в жилах стынет и сводит мышцы. Мама что-то знала? Подозревала? Догадывалась? Тяжело сглотнув, Антон воспользовался тем, что захват брата ослаб и выскользнул из его рук. Уселся напротив, а мама поставила перед ним тарелку с оладьями. Та слишком громко ударилась о стол. Следом с силой опустилась кружка, так, что янтарная поверхность поморщилась, взволновалась, всколыхнулась, и мгновением позже Антон с чувством надвигающейся опасности смотрел на расплывающееся по столешнице оранжевое пятно. – Ешьте, а я пойду собираться. Мама сказала это специально так резко или Антону показалось? Погруженный в мысли, Антон без аппетита ковырял оладьи. Ни мед, ни сметана, ни даже клубничное варенье его не волновали. Он думал о тяжелом подозрительном взгляде маминых темных глаз – интересно, могла ли та знать о них? Антон не заметил, как Рома закончил есть. Не услышал, как тот поднялся и подошел к брату. Лишь почувствовал горячее прикосновение руки, что потянула его за волосы, заставляя запрокинуть голову, и жар на губах. Во рту взорвался вкус меда.