Пятый всадник Хаоса

Голод.

Я сидел на перилах балкона, свесив ноги вниз. Между пальцев зажата сигарета. При каждой затяжке ментоловый дым заполняет лёгкие, а после улетает в воздух. Холодный воздух треплет запутавшиеся чёрные волосы. На горизонте появилась линия света. Солнце понемногу начинало вставать. Где-то на небе пролетали бессмертные, которые патрулируют территории школы в определённое время суток. Сестрица обо всём позаботилась, да так, что одна демоница увела предателя прямо у неё из-под носа и помогла ему сбежать. Острый слух, натренированный за многие века моей жизни, уловил тихое шуршание, доносившееся из комнаты. Кажется, Вики проснулась. После того, что произошло ранее, бессмертная быстро заснула. Мне же захотелось немедленно покурить. Кто знает, какая это по счёту сигарета. Полночи я провёл на этом балконе, наблюдая за тем, как серебряный диск луны медленно покидает небосвод, уступая место яркому ноябрьскому солнцу, которое мало что грело. Топот босых ног о деревянный паркет пола, а затем приглушённый хлопок двери. Вернувшись в комнату, без удивления обнаружил, что девушки здесь больше нет, а из-за двери ванной доносились звуки всплесков воды. Её энергия усилилась. Теперь она ощущается намного отчётливее. В первую нашу встречу я почти не чувствовал энергию бессмертной, и только наличие крыльев за спиной помогли мне отличить ту от обычных смертных. Демонессе бы потренироваться скрывать её, в противном случае, Чума может что-то сделать с ней или использовать девушку, почуяв неладное. И почему это странное иррациональное чувство беспокойства за эту бессмертную, носящую красноватые крылья, поселилось внутри меня? Всё дело в том, что она единственная, кого я могу касаться, с кем могу свободно разговаривать и находиться рядом, а также делать много чего ещё. После нескольких недель бессонных ночей, что я провёл на земле, усталость вдруг навалилась на меня. Даже могущественным всадникам апокалипсиса нужно иногда отдыхать. Иронично, что таким высшим существам трудно обходиться без настолько базовых даже для смертных потребностей. Но до таких ужасных последствий, как у людей, отсутствие у нас сна не доходит. Просто мозг начинает соображать хуже, а магия перестаёт слушаться. Хотя, у меня она и так неуправляемая. С каждым днём я всё больше задумываюсь о том, как же наши с ней дары похожи. Ведь, по сути, Вики тоже забирает чужую магию, взамен становясь сильнее. Но разница в том, что она может этим управлять. Не беспокоится, что из-за своих сил может кому-то навредить, общается с близкими, прикасается к ним. И хоть вслух этого никогда не признаю, но я в какой-то степени завидую ей. Девушка вышла, обтирая мокрые волосы белым махровым полотенцем. Взгляд голубых глаз остановился на мне, оглядывая с головы до ног. Она замерла, не зная, куда себя деть. Ей всё ещё неудобно находиться со мной наедине. Даже после того, как мы переспали. Или же особенно из-за этого. — Собираешься спать? — как бы между прочим поинтересовалась Уокер, поправляя несуществующие складки на юбке платья. — Да. Надеюсь, что на этот раз ты не станешь высасывать из меня энергию, — бессмертная тихо усмехнулась. — Я постараюсь, — как-то скомканно ответила она. — Ты же… Что ты собираешься делать теперь? — О чём ты? — девушка присела на другой край кровати, уставившись на меня с какой-то опаской. — Я хочу сказать, что ты будешь делать с этой информацией? — Ничего. — И даже Чуме не доложишь? — С чего я должен это делать? — она боится, что кто-то узнает об этом. Интересно. — Ну… Я не знаю. — Кстати, о Чуме, — приподнявшись, я притянул бессмертную к себе, отчего та сдавленно охнула, оказавшись в моих объятиях. — Не выходи из комнаты без меня. Она подозревает тебя в исчезновении Фенцио. — Её подозрения обоснованы, — пожала плечами она, пытаясь аккуратно выпутаться из кокона моих рук. — И почему же ты ей не помогаешь? Разве тебе тоже не интересно узнать, где Орден? Не хочешь, как Чума, уничтожить нас? — вопросительно выгнула она бровь. — Я лишь выполняю свою миссию, для которой и был создан. Уничтожение группы каких—то жалких бессмертных в неё не входило. — Ничего мы не жалкие! — возмутилась она, вздёрнув аккуратный нос и демонстративно отвернувшись. Я лишь хмыкнул на это. Бессмертная оставалась всё такой же напряжённой, будто она только и ждёт нападения. Почему-то мне это не нравилось. Хотелось, чтобы она расслабилась и почувствовала себя рядом со мной… О чём я только думаю?! Я настолько резко отскочил от неё, что, кажется, напугал девушку. Уокер смотрела на меня удивлёнными глазами, одним взглядом спрашивая, что случилось. Ты случилась. — Я прогуляюсь, — сухо и непонятно зачем известив бессмертную, я поднялся с кровати и пошёл на выход из комнаты. Нет! Нельзя ни в коем случае к ней привязываться. Когда мы освободим Матерь, этот мир будет уничтожен. Создательница сотрёт его до тла, не оставив ничего. И даже если мне каким-то чудом удастся уговорить Матерь пощадить хотя бы Вики, захочет ли она жить в выжженном мире, наблюдая за тем, как её близкие один за другим просто умирают? Исчезают, будто бы их и не было. А самое главное, хочу ли я обрекать её на такую жизнь? В одиночестве, в вечной тоске и боли. Да она скорее захочет подохнуть вместе со всеми, чем остаться со мной!

Вики.

Когда я открыла глаза, первое, что увидела, были бетонные серые стены, на которых отбрасывались блики сиреневатого освещения. Поднявшись на локтях, пробежалась глазами по огромному помещению, в котором находилась. Стены уходили высоко. Настолько, что за облаками, которые затянули непроглядное тёмное небо, не было видно потолка. В самом центре комнаты стояло зеркало. Метров пять в высоту, не меньше. Золотая оправа, но в отражении были не очертания комнаты, а чёрный дым, который изредка разрезался молниями. Неведомая сила влекла меня к чёрному зеркалу. Голова стала ватной от шёпота на непонятном мне языке. Один голос перебивал другой, и все они слились в один гомон. — Подойди же, дитя моё! — единственное, что я смогла разобрать. С каждым моим шагом, чем ближе я оказывалась у зеркала, искры молнии становились всё более частыми, а туман и дым в зеркале окрашивались кроваво-алым цветом. — Наконец, я нашла тебя! — в зеркале появились два огромных глаза, светящиеся огнём. Они смотрели на меня испытующе, с долей превосходства. Маниакальный блеск. Вот, что я увидела последним, прежде чем испуганно вскочить с кровати. Дыхание сбилось, а глаза забегали по комнате. И лишь спустя долгое время я вспомнила, где именно нахожусь. Комната Голода была погружена во мрак, а самого всадника не было в поле моей видимости, хотя его энергия прекрасно ощущалась. Возможно, вышел на балкон, или бродит где-то рядом с комнатой. Отбросив одеяло, я чуть не вскрикнула. Только сейчас я заметила свою наготу. Вместе с этим не самым приятным открытием в голове начали всплывать воспоминания. Чёртчёртчёртчёртёртчётртчёртчёртчёртчёртчёртчёртчёрт! Неужели я и вправду переспала со всадником апокалипсиса?! Со своим врагом! Да что на меня опять нашло? Почему рядом с ним я перестаю себя контролировать?! Вдох-выдох. Надо прийти в себя. Вики, очнись! Вспомни, зачем ты здесь! Аккуратно спустив ноги на холодный пол, отчего по всему телу пробежал рой неприятных мурашек, я встала и потопала к шкафу. Мне нужно немедленно принять душ и привести себя в порядок, а затем разобраться со всем этим. Колени ещё немного дрожали после прошлой ночи. На шее оставалась россыпь засосов и следы от зубов, которые регенерация ещё не успела залечить. Я повернула вентиль холодной воды на всю мощь и встала под струи. Может, это хоть как—то образумит меня. Кожа покрылась мурашками. Температура воды становилась всё холоднее и холоднее. Когда я почувствовала, что конечности начинают онемевать, медленно начала переключать на тёплую. Теперь у меня появился ещё один повод для беспокойства. Тот сон. Будь я всё ещё человеком — не придала бы ему никакого значения, подумав, что это ещё один глупый кошмар, не имеющий смысла, но бессмертным не снятся сны. Только если это видения, или предзнаменования. Только вот чего? Что значило всё это? Зеркало, голоса… Я перестала что-либо понимать. Но чувствую, что ничего хорошего ждать не стоит. После столь бодрящих процедур, вернувшись обратно в комнату, я обнаружила полуголого Голода, раскинувшегося на кровати. После вчерашнего мне было неловко находиться с ним рядом. И его обнаженный торс, на который мой взгляд постоянно падал против воли, помогал в красках вспомнить всё произошедшее ранее. Его прикосновения, поцелуи, толчки… Хоть я и изо всех сил старалась сосредоточиться на чем—то другом, мысли раз за разом возвращались к этому. Решив как—то так отвлечься, я спросила у всадника первое, что пришло на ум. И так слово за слово. Вдруг, Голод притянул меня к себе, отчего я сдавленно охнула, желая выпутаться из его хватки. Так нельзя. Надо держать дистанцию. Иначе я снова поддамся. Снова потеряю контроль. Но с каждой моей попыткой мужчина прижимал меня к себе ещё ближе. Мне еле удавалось вникать в суть разговора, мысли подстегнуты пеленой того вороха чувств, которые вызывает во мне третий всадник. Моё внимание было сосредоточено на биении его сердца, которое я ощущала лопатками. Я думала, что у таких как он его нет. Странное предположение. И всё же они от нас мало чем отличаются, и хоть удары его сердца редкие и тихие — оно живое и бьётся. И почему меня так впечатляет этот факт? В какой—то момент Голод отскочил от меня, словно от пламени, отшатнувшись. Резкая смена температуры. Я уже было порывалась схватить его и притянуть вновь, но одёрнула себя от столь глупого и неуместного желания. Кинув что—то напоследок, всадник ушёл, захлопнув за собой дверь, а я замерла. И там, сидя на кровати, до меня наконец дошла страшная правда. Я влипла. По уши и бесповоротно. * * * Спустя пару дней, я начала чувствовать, что постепенно схожу с ума. Голод приходил. Был каким—то отстранённым. Приносил еду. Я не делала и шагу из комнаты. Каждый раз, когда я уже стояла на пороге и хотела потянуть за ручку двери, одёргивала себя, вспоминая те ужасы, что мне приходилось пережить на её пытках. И так ходила из стороны в сторону. Порой, от скуки даже начинала разговаривать сама с собой. Но мне это уже надоело. Мне нужно подышать воздухом. Привести спутавшиеся мысли в порядок. И ещё заглянуть в ту пещеру: мало ли, от Ордена пришло письмо. Ещё один вопрос, который меня волнует — кто же мне их подкладывает там? В школе, помимо Фенцио, как и предполагалось, есть ещё шпионы. Хотелось бы знать их личности, но сейчас я под прицелом всадницы, а значит, могу лишь подвергнуть их опасности. И пусть выходить из комнаты мне ещё было страшновато, я собралась с духом и ночью вылетела из окна, надеясь, что все уже спят и никто в темноте не заметит меня. Впрочем, думаю, не стоит так сильно бояться. Прошло уже несколько дней. Если бы Чума захотела со мной что-то сделать — не стала просто сидеть и ждать. Да и наверняка у неё куча других немаловажных дел. Ох, и почему я так боюсь эту суку?! Дорогу мне освещал лишь серебряный диск луны и множество звёзд, которыми было плотно усеяно небо. Прохладный ветер трепал волосы, знаменуя о приближающейся зиме. Обычно, это время года было самым любимым для меня. Даже спустя столько лет, я радовалась первому снегу, как ребёнок. Но чувствую, что зима в этом году выдастся особенно непростой. И если у бессмертных ещё как—то получается контролировать температуру своего тела, то людям не позавидуешь. Сердце сжалось от того, через какие муки им приходится проходить. Известий от Ордена не было. Под камнем пусто. Я вновь и вновь чувствовала разочарование от того, что подвожу их.

Автор.

— Нет, это и тебя касается! Как ты можешь взвалить всё это на меня одну?! Наш никчёмный брат умер из-за этой жалкой бессмертной, а ты носишься за ней, как… — Успокойся, — невозмутимо сидя на стуле, напротив стола в кабинете Чумы, оборвал Голод истерику сестры. В который раз всадница напилась и устроила ему тотальный вынос мозга. Третьему всаднику было даже интересно, что это за пойло, которым Мальбонте так спаивает Чуму, что это даже на всадников может действовать с такой силой. Но Голод искренне надеялся, что ему не доведётся испытать на себе этот отвар. Чума и так была не в себе, а теперь стала ещё более невыносимой. Она выглядит в его глазах такой жалкой, ещё хуже тех беспомощных созданий: людей и бессметрных. — Успокоиться? Мне успокоиться?! Смерть скоро появится, наша миссия будет завершена! Начинается самый сложный этап и всем этим должна заниматься я одна, а ты говоришь мне успокоиться?! — продолжала верещать всадница, всё же кинув пустой стакан в стену. Тот разлетелся на множество мелких осколков. Нет, Голод больше не мог и не хотел это всё выслушивать. Чума явно не в себе, и спорить с ней в таком состоянии — бесполезно. Поднявшись, всадник отряхнулся, надменно заглянул в глаза сестре и молча вышел из кабинета. Всадница кричала какие—то матерные выражение ему вслед, а он лишь думал о том, чтобы поскорее вернуться в комнату, где будет она. За последние дни он уже успел так сильно привязаться к этой девушке, что присутствие демоницы в жизни всадника уже воспринимается им как само собой разумеющееся. И это не могло не пугать. Он обещал себе. В тот день, когда позорно сбежал, испугавшись своих мыслей и потаённых желаний. Но даже великий всадник апокалипсиса оказался слишком слаб. Сила воли его подвела. Теперь он понял, что чувствовал его брат, почему позволил этой девушке убить себя. Когда Голод впервые услышал от Чумы, что Война так позорно погиб от рук какой—то бессмертной, даже не имеющей сил, он подумал лишь о том, что брат всегда был глупцом и неудачником. Но сейчас… Коридоры того крыла, где и жил Голод, как обычно оказались пусты. Сюда никто не рисковал лишний раз сунуться, дабы не наткнуться на всадника, да и если есть кто—то, то явно уже давно лежит без сознания. Кроме неё. И почему все мои мысли сводятся к этой чертовке? Но с приближением у Голода появлялось странное чувство, будто что-то не так. А ещё хуже — он не чувствовал энергию бессмертной. Поторопив шаг, всадник распахнул дверь, но той, как и ожидалось, нигде не было. В ванной тоже, хотя бессмысленно было это проверять. Дверь на балкон была открыта. Ушла куда—то. Ох, и почему эта девушка не слушает меня!? Гневно размышляя о том, как бы ему стоило наказать её за непослушание, всадник решил отправиться по следам энергии той, что последний месяц беспокоила его сны и теперь терзает сердце. Чума, шатаясь, вышла на улицу, потому как находиться внутри помещения уже не было возможным. Так душно. Всё так бесит! Руки всадницы то сжимались, то разжимались. Острые ногти впивались в кожу ладони, вспарывая её. Раны же быстро заживали. Расхаживая по территории школы, она лишь размышляла о том, как бы ещё сильнее запугать этих бессмертных, что посмели создать Орден. Сопротивляться силе всадников? Какая наглость! И почему никого, кроме неё, это не заботит? Ладно Война, он всегда был недальновиден. Но Голод в глазах Чумы всегда выглядел высокомерным заносчивым существом, который даже полностью не мог оценить свою силу. И почему такой сильный дар Матерь подарила ему? Чума была бы не прочь поменяться. После смерти Войны, силы ненависти разделились между двумя оставшимися братьями и сестрой. Хотя, так они называют себя лишь формально, ведь созданы одной Матерью. Но никаких тёплых родственных связей между ними никогда не было. Лишь неприязнь и холодная вражда. Была ещё одна всадница. Она была хуже всех, но, к счастью, Матерь избавилась от старшей сестры. Силы той неудачницы, создательница, по непонятной причине, не отдала остальным, а спрятала в неизвестном для всех месте. Вопрос в том — зачем? Но раз уж без них им прекрасно удается вызвать апокалипсис, значит, силы всех всадников не так уж и обязательны. Чума всё больше и больше погружалась в собственные воспоминания, когда уловила чужое присутствие. Интересно, и кому это там жить надоело? Подняв острый взгляд наверх, всадница обнаружила любимую игрушку её брата. Надо же, энергия демонессы стала сильнее, или ей кажется? Так она ещё и одна. Голода совсем рядом не видно. Отлично. — Вот на тебе я и отыграюсь, птенчик мой.