
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
О горах, пижамах с кроликами, сладком кофе, одиночестве и любви в поездах дальнего следования
Примечания
Эта работа началась с спонтанной зарисовки, от скуки написанной в поезде, но всё-таки стала полноценной историей. И мне она нравится. Возможно, понравится и вам.
Визуализация/эстетика: https://pin.it/1bQUDZE
Посвящение
Поездам дальнего следования и моей странной мечте поехать на ДВ именно на таком. Возможно, не только Чонгук в этой работе неисправимый романтик.
День 3. Первый рубеж
15 августа 2023, 12:58
На третье утро Чонгук понимает, что больше не хочет завтракать один.
Выждав десять минут после того, как проводник принёс ему завтрак – на этот раз, блинчики со сметаной и сладкий кофе – он идёт к двери соседнего купе и, помня свои ошибки, негромко стучит.
Через минуту дверь открывается, и хозяйка вагонной комнатки номер пять жестом приглашает его внутрь.
− Доброе утро, Чонгук. Я как раз собиралась завтракать.
Они едят молча, украдкой наблюдая друг за другом. Чонгук смотрит на то, как аккуратно Юмэ режет сырный омлет и переводит взгляд на свои растерзанные вилкой блинчики. Юмэ с тоской смотрит на свой чёрный кофе, понимая, что его тоже стоит оставить в прошлом, и думает о том, что Чонгук с усиками из сметаны выглядит... мило.
− Даже не знаю, чем заняться сегодня… − пытается скрыть своё любопытство Чонгук.
− Я планирую дочитать свою книгу, − Юмэ кивает на полку.
Скосив глаза, Чонгук видит поверх простыней развёрнутый корешок… «Большой книги столяра».
− Интересный выбор, − задумчиво. – Ты хочешь стать столяром?
− Нет, − Юмэ пожимает плечами. – Она упала на меня с полки, когда я собирала вещи.
Читай, яростно сдёргивала с вешалок в шкафу бывшего свои платья.
− Я подумала, что это знак. И там картинки красивые.
− Эм. Хорошо, − Чонгук почему-то чувствует себя неловко. − Может, встретимся за ужином, чтобы обменяться впечатлениями?
− Ладно, − Юмэ снова улыбается, как ему кажется, чуть шире, и Чонгук сияет. − Приду к тебе в семь. Иначе намертво прирасту к этой полке.
− Да, конечно, − Чонгук усмехается немного нервно, понимая, что следующие пару часов точно проведёт за уборкой всего того хаоса (творческого беспорядка!), который успел создать. − Приходи, Юмэ-ян. Буду рад тебя видеть.
В груди Юмэ становится чуть теплее от того, как мягко и тягуче Чонгук на корейский манер проговаривает её имя.
***
Ровно в семь часов безукоризненно пунктуальная Юмэ стучит в дверь соседнего купе, придерживая у груди книгу. Столярное дело, которым теперь уже бывший парень когда-то хотел заниматься, не смогло её заинтересовать. Но картинки и правда были красивые – полочки, ящички и шкатулки с резьбой странным образом умиротворяли. Чонгук открывает почти сразу – ей даже кажется, что он стоял у двери, выжидая время. На нём белая футболка и серые спортивные брюки. На лице у него застыла вроде бы привычная улыбка, но… Юмэ всё равно кажется, что что-то не так. − Чонгук? Всё в порядке? – осторожно спрашивает она, невольно окидывая купе взглядом. Всё на своих местах, никаких оторванных окон или чего-то такого. − Да-да, в порядке! – парень усиленно кивает, только подпитывая подозрения. – Присаживайся. Юмэ кладёт свою книгу на стол и уже хочет сесть, но Чонгук вдруг хватает её за руку. − Нет! Только не туда, на другую сторону! − Ладно, − Юмэ медленно кивает, обходя столик и садясь с другой стороны, краем сознания отмечая, что у Чонгука тёплые пальцы. Сам он как-то странно пятится спиной и садится напротив, но на этом Юмэ решает не заострять внимания. − Предлагаю начать с тебя. Как там твой альпинист? Чонгук с увлечением рассказывает о жизни непальского альпиниста, который с седьмой попытки исполнил свою мечту – покорил Эверест. О том, как он преодолевал трудности, терпел неудачи и начинал сначала. Книга показалась ему очень искренней и вдохновляющей – душевный подъём чувствовался в его жестах, которыми он сопровождал рассказ, и во взгляде, будто бы ставшем ярче. Юмэ слушает с удовольствием, но всё равно не может не заметить того, как Чонгук периодически ёрзает на своем месте. Не только под впечатлением. − Спасибо, что поделился. Я мало знаю об альпинизме, но мне понравилось, − Юмэ коротко, но искренне улыбается. – Только… Ты уверен, что всё в порядке? У тебя… ничего не болит? После этих слов Юмэ с удивлением наблюдает, как Чонгук, опустив голову, стремительно заливается краской. − Прости, пожалуйста, что веду себя глупо. Но, как ты заметила, мне некомфортно сидеть, − смущённо бормочет он. − Потому что я пролил на себя компот, − добавляет ещё тише. − Сзади. − О, − это всё, что в первую секунду может сказать Юмэ. Признание Чонгука звучит неожиданно. − И как это у тебя… получилось? Чонгук всё ещё избегает смотреть ей в глаза. − Проводник принёс мне обед – тарелку супа и этот дурацкий компот. Я встал закрыть за ним дверь, засмотрелся на озеро за окном в проходе и забыл про стол. Налетел на него спиной. Компот упал на меня. И вот… − смущённый и раздражённый, он говорит короткими фразами, рассматривая пол. − Хорошо, − Юмэ кивает, подбадривая. − В этом нет ничего страшного. Ты можешь просто переодеться и потом застирать пятно. Чонгук опускает голову ещё ниже. − Мне не во что переодеваться. У меня остались только тренировочные лосины, в которых я выгляжу странно, и пижамные штаны. Это всё. − Так, − Юмэ честно не понимает, что в этом такого. − Ты можешь надеть пижамные штаны. Мы же в поезде, здесь не обязательно наряжаться. Чонгук почти укоризненно смотрит на девушку в новом мягком платье и отвечает совсем тихо: − Могу. Но ты будешь надо мной смеяться. − Обещаю, что не буду, − уверенно говорит Юмэ. − Главное, чтобы тебе было комфортно. Поэтому я сейчас выйду, ты переоденешься, и мы спокойно продолжим наш разговор. Хорошо? Понимая, что выбора у него особо нет, Чонгук кивает, и Юмэ оставляет его одного. Через пару минут парень приоткрывает дверь купе, приглашая девушку внутрь, и сразу отходит, садясь на своё место. Войдя, Юмэ невольно бросает взгляд на Чонгука – и чувствует, как уголки губ непроизвольно ползут вверх. Вместо обычных серых спортивных брюк парень надел свободные пижамные штаны – самые что ни на есть пижамные штаны голубого цвета с принтом в виде мордочек серых пушистых кроликов. Чонгук всё ещё не смотрит ей в глаза. − Ты обещала не смеяться, − почти обиженно шепчет он, кажется, чувствуя её улыбку. − Прости, прости. Я не смеюсь, − Юмэ поднимает перед собой руки в защитном жесте, усилием воли подавляя рвущийся наружу смех. Чонгук в этих кроличьих штанах кажется ещё более милым. − У тебя очаровательная пижама, Чонгук. − Спасибо, − смущённо бормочет парень и, выдохнув, наконец, поднимает взгляд. − Так, теперь я хочу знать всё о столярном деле. Юмэ без особого интереса пересказывает содержание энциклопедии: виды столярных работ и соединений, инструменты, которые используют мастера. Потом становится интереснее – в ход идут картинки: листая книгу, они с Чонгуком вместе смотрят на деревянную мебель, игрушки, посуду, дома. − Даже не представляю, насколько золотыми должны быть руки, чтобы такое строить, − Чонгук с искренним восхищением смотрит на дом с резными окошечками и крышей в стиле теремов. Всё это время он внимательно слушал Юмэ, поджав под себя одну ногу и машинально щипая себя за неё, а кроликов на пижаме – за серые мордочки. − Не думаю, что покорять горы проще, чем укрощать дерево, − Юмэ говорит прямо, но её слова звучат как завуалированный комплимент. − Я всё равно предпочту кошки рубанку, − качая головой, Чонгук закрывает книгу. В половине восьмого ему приносят ужин. Юмэ отказывается от своего, потому что не голодна, но Чонгуку неловко есть в одиночестве. И поэтому он, несмотря на протесты, делится с ней своей булочкой и суёт в руки пакетик с банановыми моти – вкус родины, маме прислали знакомые из Кореи. Такая забота о почти незнакомом человеке кажется Юмэ трогательной. После ужина они продолжают сидеть у Чонгука и смотреть на догорающий за окном закат в тишине, которая никого не напрягает. Юмэ думает о том, как за эти три дня успела измениться её жизнь, а Чонгук выглядит так, будто мысленно сам с собой спорит. − Может, поиграем? – наконец, спрашивает он. – Спать ещё рано, а я не знаю, как убить время. − Снова в шахматы? – Юмэ выгибает бровь. − О, нет, только не в них. Как насчёт… − Чонгук кусает губу и вдруг смотрит прямо в глаза. – Правды или действия? Юмэ щурится. Чонгук не производил впечатление человека, который будет вести торговлю её секретами. Да и скрывать ей особенно нечего, потому что всё это теперь в прошлом. А вот узнать Чонгука поближе почему-то хотелось. − Ладно, − пожимает плечами. − Я первая. Правда или действие? − Правда, − не задумываясь, выбирает Чонгук. − Жалеешь о том, что уехал из Кореи? − Нет, − отвечает практически сразу. – Родители решили всё за меня, но я не расстроен. Кроме бабушки, меня почти ничего не держало. Дети и там, и здесь, не любят тех, кто выделяется. До двенадцати лет у меня не было друзей, зато ребята помладше меня обожали, − Чонгук улыбается воспоминаниям. − А после переезда я познакомился с хорошими парнями, в том числе с Чимином. Вместе мы уже больше четырёх лет покоряем горы. Так что я не жалею. У меня замечательные родители, поэтому, думаю, я и в Корее вырос бы хорошим человеком. Но здесь я чувствую себя спокойно. Мне не о чем жалеть. Юмэ кивает, мысленно переваривая информацию. Чонгук легко шёл на контакт и располагал к себе даже людей вроде неё – потерянных и загруженных своими проблемами. Сложно представить, почему сверстники могли его невзлюбить. Завидовали? − Моя очередь. Правда или действие? − Правда, − выбирает Юмэ. Настрой Чонгука на искренность хочется поддержать. − Кем ты работаешь? − Химиком-технологом. Точнее, работала. Уволилась за два дня до поездки. Повисает пауза. Чонгук, видимо, ждёт продолжения, но Юмэ молчит. Он кажется слегка раздражённым. И вдруг усмехается. Принимает вызов. − Ладно. Твоя очередь, я готов. На время игра превращается в «перестрелку». В купе будто становится жарче. − Сколько раз ты целовался? − Не считал, − с ухмылкой. – Боишься темноты? − Нет. Только неуместного чёрного юмора. А ты, наверное, поёшь в душе? − И не только. Говорят, у меня неплохой голос. Я много чего умею, − снова будто бы самодовольно. – Яблоко или банан? − Яблоко, − назло этому любителю бананов и плохих шуток цедит Юмэ. – Пробежался бы голым по городу за сто баксов? − Маловато, − Чонгук качает головой. – Но мне нечего скрывать, − потягивается, демонстрируя рельеф мышц под футболкой. – Куда ты едешь? Вопрос заставляет Юмэ вздрогнуть. − Я выберу действие. Не может же она сказать, что едет в никуда? − Да ладно, − Чонгук хмыкает. – Можешь просто назвать станцию или город. Я всё равно никак не узнаю, к кому и зачем. И чего больше в последней фразе – иронии или горечи – Юмэ не понятно. − Действие, − настаивает на своём. − Хорошо, − Чонгук прикрывает веки. – Сделай мне хвостик. − Что? – Юмэ удивлённо моргает несколько раз. Она готовилась ко всему. Но не к этому! − Я устал и мне жарко. Лень собирать волосы. Расчёска с резинками на столе, − говорит он коротко, не открывая глаз. Юмэ вздыхает и тянется к инструменту. Медленно обойдя стол, она садится на полку к Чонгуку. Тот без слов наклоняет голову, опуская её на лежащие на коленях руки. Юмэ непривычно быть к нему настолько близко. Она неуверенно поднимает руку с расчёской и проводит ею по волосам, стараясь не дёрнуть – поезд качает на полном ходу. Волосы у Чонгука мягкие, шелковистые. Слегка непослушные, но прикасаться к ним всё равно приятно. Юмэ качает головой, отгоняя лишние мысли. Чонгук сам виноват, что своим простым действием подарил ей идеальный шанс на месть. Собирая чёлку вместе с передними прядями, Юмэ закрепляет всё это резинкой. Получается идеальный «фонтанчик» − прямо как у девочек в детских садах. − Готово, − Юмэ отклоняется, едва сдерживая смех. Серьёзный Чонгук в кроличьей пижаме и с хвостиком выглядит уже не просто мило, а… слишком мило. − Ммм… Эй! − открывая глаза, Чонгук ловит своё отражение в зеркале на стене напротив и тут же возмущается. – Я с таким хвостиком похож не на Брэда Питта, а на Агнес из «Гадкого Я»! Не в силах сдерживать себя, Юмэ прыскает в кулак. − Да ладно. Здесь же не красная дорожка. Хотя… − кивает на красный коврик внизу. – Всё, теперь ты можешь засудить меня за преступление против моды. − Я вообще-то юрист по образованию. Так что могу! – Чонгук пытается выглядеть сурово, но через секунду тоже начинает смеяться. И даже смех у него такой… тёплый. Уютный. Юмэ смеётся вместе с ним, впервые за долгое время забывая обо всех проблемах. Её мир смыкается до размеров одного вагона, который мчит в неизвестность её и парня, влюблённого в горы – и способного без перерыва создавать неловкие ситуации. Она, правда, не помнит, когда в последний раз столько смеялась. На работе и с бывшим парнем ей было совсем не до смеха. И никому не было до неё дела. Размышляя об этом и продолжая тихонько трястись, Юмэ не сразу чувствует, как на запястье мягко смыкаются пальцы. − Юмэ, − тихо зовёт Чонгук. Он уже отсмеялся и снова выглядел серьёзным. Даже обеспокоенным. – Я не хочу лезть не в своё дело, но… Меня правда беспокоит твоё состояние. Мне бы хотелось услышать правду и убедиться, что с тобой всё в порядке. Девушка мгновенно перестаёт смеяться, осознавая слова. Такие простые, но искренние и полные… заботы? Внутри от них становится больно. Даже не от самих слов, а от осознания: человек, которого она знает три дня, заметил, что что-то не так, и спросил. А люди, которых она считала близкими, не спрашивали и не замечали… − Я еду в никуда, − пустым, ровным голосом отвечает Юмэ. – Я переехала в эту страну к человеку, которому стало на меня плевать. Я уволилась с работы, на которой всем было плевать на меня тоже. Поэтому я просто еду. Неважно, куда. Лишь бы куда подальше, − она поднимает глаза, и рука Чонгука, который всё это время успокаивающе гладил её запястье, замирает. – Ты первый, кто действительно хочет знать, как у меня дела, за последние… несколько лет? Чонгук выдыхает. Смотрит в ответ печально и как-то жёстко. Будто бы очень сильно сердится. И делает то, чего Юмэ вновь ожидает меньше всего – притягивает к себе. Обнимает. Внутри шевелится что-то странное. Несколько секунд Юмэ пытается осознать ситуацию, слушая, как стучит в груди под щекой сердце. Лежать вот так – на широкой и тёплой груди, чувствуя тёплое дыхание на макушке и лёгкие поглаживания по спине… Приятно. В купе вновь устанавливается тишина. Слышно только, как мерно стучат где-то внизу безустанные колёса. Но среди этого стука Юмэ вдруг чудится едва слышный шёпот: Я так хочу тебя защитить Она вздрагивает и отстраняется, поправляя рубашку. Будто стесняясь своей минутной слабости. − Продолжим игру? – на Чонгука Юмэ не смотрит. − Твоя очередь, − его голос безбожно хрипит. − Почему ты так любишь горы? − Мне нравится их покорять, − следует в ответ через пару секунд. − Бросать себе вызов и побеждать неприступное, доказывать, что я на это способен. Была бы моя воля, я бы, наверное, не спускался и жил где-нибудь в горах. Но, к сожалению, пока это невозможно. Поэтому я продолжаю искать и каждый раз поднимаю планку. Кажется, это мой способ жизни, − к концу голос Чонгука становится тихим и вкрадчивым. Юмэ поднимает взгляд и осознаёт, что Чонгук всё это время смотрел на неё. Тепло, немного печально. Откровенно. Будто взглядом говорил: Тебе нечего бояться. Вот он я – смотри, листай, как открытую книгу Юмэ понимает, что Чонгук сейчас говорил не про горы. − Должно быть, это здорово – покорять вершины, − отвечает она так же тихо. − Нужно быть очень храбрым, сильным – душой и телом, − находит и чуть сжимает чужие пальцы. − Ведь альпиниста на каждом шагу стережёт опасность: буря, готовый сорваться камень, давление и даже солнце. Не каждый сможет быть альпинистом, пожертвовать собой ради очередной вершины. И даже тем, кто способен на это, рано или поздно приходится остановиться. Чонгук понимающе улыбается в ответ. Поворачивает ладонь и переплетает их пальцы. − Поэтому альпинисты всегда идут в поход группами. Парами. Если остановится один, второй останется с ним и поможет пережить трудности. После вопроса время, кажется, замирает. Они сидят молча, глядя друг другу в глаза и пытаясь по радужкам прочитать мысли. Юмэ поднимается первой. − Я пойду. Спокойной ночи, − добавляет тихо. – И спасибо. За всё. − Спокойной ночи, Юмэ, − Чонгук нехотя расцепляет пальцы и не отводит взгляд, пока за соседкой не закрывается дверь. У него оставалось ещё четыре дня.