Legilimens

Тетя Марта, библиотекарь в школе, объясняла нам – в начале книги мемуаров автор обязательно представляется. Кто он, откуда. Поскольку то, что я сейчас делаю, в какой-то мере можно назвать мемуариями… нет, не мемуарами, а именно мемуариями, но это нужно для окклунц.. Окклу… мудреное слово, я еще не очень мысленно выговариваю, но оно мне нужно.. Так, отвлекаюсь… Я хотел представиться. Взрослые меня зовут “маленький паршивец”. Сверстники обычно зовут “эй, ты” и прибавляют пару обидных слов, навроде слова “гнида”, но я не обижаюсь, сами дураки. Между собой парни зовут меня “очкарик”, но мне в лицо это почетное прозвище говорят редко. Обычно перед тем, как врезать мне в нос или сломать очки. Учителя зовут Гарри и никогда по фамилии. Ладно, хватит представлений. Свои мемуарии я хотел бы начать с Кино. Именно так, Кино, с большой буквы. Для окклу… в общем, полезно, чтобы название было такое, чтобы никто не догадался. Без ключевого слова найти воспоминания почти невозможно, а слово, никогда, ни разу не произнесенное вслух, невозможно прочитать легиллименцией. Такой, оказывается, “детский сейф для воспоминаний”. Опять прыгаю. Стоп. Для начала стоит рассказать что это такое, Кино. Первый раз я увидел Кино случайно. У меня сломался ноготь, я его отгрыз, текла немного кровь. Мне было скучно и очень хотелось чего-то интересное посмотреть. А тетя сказала протирать пыль в коридоре, где зеркало на стенке висело.. И я мазанул по этому старому зеркалу пальцем с каплей крови, пожелав “посмотреть бы на чью-то жизнь”, еще и что-то пробурчав. И меня затянуло в Кино. Когда я очнулся, я понял, как мне повезло. Я валялся на полу коридора, ноги дрожали и были как ватные, но я был в полном шоке и, пожалуй, счастлив. Столько интересного… Тетя орала, как резаная. Ремня всыпали, но не больше обычного, поскольку тетя решила, что я просто упал и потерял сознание. Большой Дэ мне по голове вчера врезал сильнее обычного. А про Кино я, конечно, не рассказал. А то бы получил ремнем от дяди Вернона куда хуже. В Кино мне показали парнишку… точнее, Кино шло от лица парнишки… будто я видел его глазами… смазливый, хитрый и скользкий, как угорь, он жил в приюте, где шла непрекращающаяся война – всех со всеми, воспитанников между собой, воспитателей с воспитанниками, воспитателей с кем-то там еще… жесткое, подлое, страшное кино, когда что-то такое показывают по телеку - нас с Большим Ди дядя и тетя разгоняют по спальням. Ну как, по спальням - Большого Ди в его комнату, а меня в чулан под лестницей. И смотрят, а потом тетя капли пьет. Вот что странно, валялся-то около зеркала я в тот раз недолго, а Кино посмотрел с пару дней жизни того парня. Звали парня Том. Дня три потом я долго думал. Во-первых. В приют не хочу. Совсем. Угрозы дяди “сдать в приют” – страшнее, чем кажутся. Во-вторых… в следующий раз врежу Полкинсу не в плечо, а в нос. Сил тратится столько же, а эффект куда интереснее. Кровища, крики… капитуляция врага! Ах. В третьих. Я хочу еще Кино… Снова включить Кино мне удалось не сразу. Зеркало, кровь, ярко сформулированное желание – чтобы подобрать полную триаду, пришлось помучаться. Но приз уж больно интересен, я старался. Потом припомнил, что тот парень делал что-то похожее… и пробурчал “лгллмнс”. И Кино пошло. Месяца три календарного времени мне потребовалось, чтобы обнаружить – большое зеркало не обязательно, достаточно осколка, найденного на помойке и заныканного в моем чулане. И порезаться осколком до крови удобнее. И лежа на матрасе смотреть Кино можно куда дольше и без последствий в виде шишек на голове от падений. И без лишних воплей тети. Только осколок зеркало надо ставить так, чтобы отражался в нем мой шрам. Все. Календарное время… да… тогда я и принял решение разделять Календарное Время, которое идет для меня, Гарри-Паршивца, и Время Кино, которое идет для Тома-Гадины. Время Кино для меня бежало существенно быстрее; посмотреть неделю жизни Тома за вечер моего Календарного Времени можно было запросто, особенно пока там, в Кино, по сюжету было Все Как Обычно. Еще через пару месяцев тетя Марта, библиотекарь, сказала мне - “ты повзрослел, Гарри”. Потом я обнаружил, что Кино можно перематывать. Кажется, что-то сопротивлялось моей перемотке, но мне очень хотелось сразу узнать, что же там, дальше? И чем Кино закончится? Кто ж меня остановит! И я Перемотал на последние пять минут, преодолевая сопротивление. В конце Кино Я-Том-Гадина, уже взрослый, в каком-то странном балахоне и с деревянной палочкой в руке, завалился в спальню младенца, сверкнули какие-то лучи (из палочки? серьезно?) упала женщина (он что, ее убил?). Затем Я-Том-Гадина подошел к кроватке младенца, глянул в пронзительно-зеленые детские глаза и резанул мелкому на лбу странную Z-образную фигуру. Сверху зеленых глаз. Вспыхнуло. Прорезь, наверное, остался шрам. Шрам над зелеными глазами, как я вижу сейчас в зеркале… шрам, как у меня. Там, в кроватке, был я. Я это понял настолько отчетливо, что будто попал туда снова. И вот тут мне стало по-настоящему страшно.