Бесконечная сказка

Началось странное. Во-первых, пошли дожди. С дня три затапливало деревушки и леса, а потом засияло яркое солнце, и Князь решил, что это самый верный знак отправиться в путь. Земля была ещё влажная. Он провёл эти дни в раздумьях, в одном из заброшенных домов, который сельчане считали проклятым. По ночам раздавались стоны будто бы из самих стен, но Князь был уверен, что это просто завывал ветер, ведь сам домишко держался, ей-богу, на честном слове. В лесу, помимо влажной земли, его встретило пенье птиц и шорох листвы. Это были звуки не новой жизни, но точно той, которая Князю казалась привычной. Он собирался искать Принцессу, вот сразу же, как только Горшок скрылся из виду, а по итогу залёг на дно и не высовывал носа. Было грустно. Если честно, настолько сильно, что ничьё спасение бы его сейчас не порадовало. Но нужно было думать не только о себе. Принцесса где-то пряталась и, по его представлению, не имела ни малейшего понятия, что ей делать дальше. Только бежать, бежать, бежать. А на хвосте у неё был Горшок, который на удивление легко добивался желаемых целей. Наверное, потому что моралью особой обременён не был. Даже псом он был куда лучше, чем человеком. Эта едкая мысль напоминала ему о том, что Горшок хотел от него песню. О лучшем друге, которого превратили в пса. Легко! Отыскав ветку, Князь на земле стал вырисовывать первые строки: Я наказан судьбой за свою же любовь. Ведьмы знали всегда наперёд — Даже если простимся и встретимся вновь, Между нами не тронется лёд. Ведьма вскоре найдёт, и вернёт тебя мне — Человеком живым и простым. Я пойму, что и дружбы мне хватит вполне. Оставайся уж в чувствах скупым. Он знал, что увидит написанное только он, поэтому позволял себе едко выводить слова, откровенно признавая те чувства, которые его внутри и томили. Горшок всегда был скуп на проявление романтических чувств, зато с остальными эмоциями никогда не расставался: это был и громкий смех, это была и такая злость, что сжимались кулаки, он повышал голос, он с возмущениями рвался в бой. Он проявлял радушие к незнакомцам. Он был живым. Настолько полным жизни, насколько и раздробленным внутри. Будто эти чувства и разрывали его по швам, заставляя уверовать в свою скорую кончину. И пока время не утекло, он собирался, он надеялся войти в историю. Он хотел, чтобы его песни жили вечно, но не хотел жить сам. Тяжело вздохнув, Князь ногой притоптал строки даже не начатой песни, и пошёл дальше. Нужно было искать помощи у того, кто может заглядывать за пределы возможности человеческих глаз. Ему нужна была либо ещё одна ведьма, либо гадалка, которая смогла бы подсказать, в какую сторону убежала Принцесса, и жива ли она сейчас. Как думал Князь — она бойкая. А такие всегда либо выживают, либо попадают в крупные неприятности. Чаще — одно всегда вытекало из другого. Когда из одной деревни он добрался до другой, стало ясно, что, в общем-то, ноги привели его, куда надо. Местные говорили мало и скупо, но, по существу. — Тебе нужна гадалка? — спросил хозяин харчевни, в которую Князь забрёл на четвёртый день. — Да, желательно. Только настоящая. — А у нас ненастоящих и не водится, — мужчина поставил перед ним целую кружку эля. — Это за наш счёт гостю. Но на вторую не надейся. Потом платить придётся. — Спасибо, — Князь схватился за кружку. Эль казался, как минимум, эликсиром жизни. — Так что насчёт гадалки? — Она у нас в самом последнем доме живёт, ты её не пропустишь. Её хижина вся исписана какими-то символами. Да цветами. Только учти, она сначала берёт деньги, а потом уже гадает. Князь усмехнулся. Он сам говорил, что ничего не бывает бесплатным, и, видимо, сглазил этой фразой весь мир. В карманах было пусто. Он давно не играл и не пел, и не представлял, какую альтернативу мог бы предложить гадалке. Наверное, услугу. Но на этих самых услугах он уже собаку съел. Наступать на грабли не хотелось. Но чем больше пил эль, тем больше становился уверенным в своих силах. Потому что так просто уступить Горшку было нельзя. Потому что Принцесса где-то одна бродила. Потому что ему самому, что ещё было делать? Путешествовать всегда хотелось вдвоём. Одному хочется, разве что, на луну завыть. — Такой красивый, и один, — к нему подошла девушка. Как он понял потом, это была, видимо, дочь хозяина харчевни, потому что, когда он уходил, тот увёл её в сторону и что-то ей говорил. А она кивала, кивала, скучающе разглядывая стены. — Чего поник, путник? — С другом поссорился. — Тебе для этого нужна Гадалка? — А ты, значит, подслушивала? — Князь улыбнулся. Эля в кружке оставалось на два глотка. — Нет, не для этого. Хочу помочь одному человеку. — Это дело благое, — она села рядом. — Почему поссорился с другом? — Потому что, ну, во взглядах на жизнь не сошлись, — он вздохнул. Допил остатки и также громко, как хозяин харчевни, поставил кружку на стол. Поблагодарил повторно, приличия ради, и затих. Что в карманах, что в голове — сейчас всё было пусто. А девушка продолжила диалог. — Так он друг или суженный, что ты с ним планировал всю свою жизнь? — Ну, — Князь запнулся. — Так дружба, это же тоже навсегда. А если по-разному идти, то какая это дружба. Девушка пожала плечами. — Может быть, ты и прав. Но ведь друг остаётся тебе другом, даже если вы идёте разными путями. Просто рано или поздно эти пути снова пересекутся. Князь подумал: надеюсь. А потом за эти мысли почувствовал злость. Он вспомнил, как псом, Горшок следовал за ним по пятам, и тяжело вздохнул. Строчки будто бы чужой рукой были вложены в голову: Что не сделаю шаг, — ты за мною идёшь. Я прошу тебя, хватит смотреть! Даже псом ты всё также меня не поймёшь, И всем чувствам пора умереть. Взглянув на девушку ещё раз, Князь улыбнулся, и вышел из харчевни. Путь через всю деревню занимал где-то полчаса. Он разглядывал дома, часть из которых осела и склонилась вбок. Почти все окна была закрыты ставнями. Вечерело. Князь остановился, когда увидел исписанный красным дом. Хотелось надеется, что это не кровь какого-то животного, но чем ближе он становился, тем более ощутимым был запах металла. Не успел он постучать в дверь, как она распахнулась, и на пороге показалась женщина в мантии, поверх которой был накинут мех. — Эм, — Князь нахмурился. — Вы и есть местная Гадалка? — Чувствую, что ты ищешь сердцем кого-то важного, — сказала она. И на этот раз, наученный старым опытом, Князь решил уточнить. — Я ищу Принцессу. Ту самую, которую украл Колдун. Гадалка впустила его в свой дом. — Не этого требует сердце, — сказала она. — А чего же? — Сердце требует оплаты, тогда скажу точнее. * Дело шло к утру, а Горшок так ни на кого и не натолкнулся. Он всю ночь бродил по лесу, а со следующего дня начались дожди, и, казалось, что погода его в чём-то осуждала. Он не думал, что поступил неправильно, однако мысли в голове не унимались. Хотелось взяться за инструмент и провести с ним, как минимум, сутки. Обычно музыка идеально ложилась ему на душу. Всё, что испытывал, он мог передать через ноты. Через слова не мог, но через звучание струн — всегда. Князь обычно понимал все звучания. И слова подбирал нужные. Они, может, по этой причине и были друзьями, что знали языки друг друга. А теперь не нужно было ни сожалеть, ни скучать. У Горшка был уже примерный план и цели, к которым он шёл. А что для жизни ещё надо? Получить от Короля деньги и славу, а дальше жизнь сама бы запела нужными ему мелодиями. До следующего заката Горшок бродил один. Он натолкнулся на первые редкие дома, когда уже было подумал, что выбрал не ту дорогу. Однако его встретили на пороге с удивлением и гостеприимством. Он смог даже хорошенько поужинать, слушая перепалки немолодой супружеской пары. — А вы не подскажете, случаем, — начал Горшок, — тут поблизости не пробегала девушка такая… напуганная. В красивом платье? На Принцессу похожа. Пара переглянулась. — Дед, ты видел кого? — спросила жена. Мужчина нахмурился. — Вообще, я видел только мельком. Не знаю, Принцесса она или не Принцесса, но напуганная точно была. Побежала дальше по лесу. В сторону деревни Гробовщиков. — А где эта деревня? — Горшок даже ложку положил на стол. — В какой стороне? — Да туда лучше не соваться. Живых там хоронят также, как и мёртвых. Горшок не понял предостережения совершенно, и снова спросил: — В какой стороне эта деревня? — Дед, подскажи ему. Мужчина замялся, а потом, выйдя с ним на крыльцо, указал рукой направо. Вдалеке не было ничего видно, но мужчина заверил: — Если пойдёшь вот так, то до деревни дойдёшь ещё до рассвета. Но я бы на твоём месте забыл о Принцессе твоей. Она либо уже похоронена заживо, либо так и не добралась до деревни. Путь там опасный. Легко в землю ногами провалиться и сгинуть. Ты лучше дождись утра. Так безопаснее будет. Горшок повздыхал, и всё же не стал ждать утра. Времени у него не было в обрез, но, когда он думал о том, что Князь собирается Принцессу спасать от него, становилось и грустно, и тошно, и сидеть на месте казалось невыполнимой задачей. Ошибкой даже. Путь и правда оказался непростым. Ноги в землю проваливались почти сразу по щиколотку. Начавшийся дождь ситуацию не делал лучше. Он озяб почти в первые часы, но продолжал идти. Было темно, холодно и совсем немного одиноко. Пошутить даже было не с кем, и Горшок продолжал путь, гонимый чувством того, что вот дальше, дальше-то будет лучше! Деревня показалась ему ещё через пару часов. Домишки располагались близко друг к другу и не были огорожены никакими заборами. Горшок постучал в первый дом, но там было тихо и никто ему не открыл. Заглянув в окно, он понял, что внутри дома нет ничего, помимо гробов. Следующий дом тоже был пустым. Он прошёлся по всем, толкая двери и заглядывая в окна. Только гробы, гробы, гробы. Те, что он смог открыть, были пустые. От Принцессы не было никаких следов. Горшок говорил Князю о том, что может говорить с мёртвыми, но в этом месте не было даже смерти (и в том, и в том он ошибался и врал). Всё было заброшено и готово принять в свои объятия что угодно. Или кого. Казалось, что он просто попал в ловушку. Даже если тут и были следы Принцессы, которые смыл дождь, здесь она явно не осталась. Он собирался идти уже дальше, когда услышал хлюпающие шаги, приближающиеся к нему. Когда он обернулся, он увидел лишь костлявую руку и косу в ней. — Ты за смертью пришёл? — спросил кто-то. Горшок покачал головой. Он надеялся, что это не Смерть пришла за ним. Бессмертия она точно не сулила. Не то было время. — А зачем тогда ты здесь? — голос был скрипучим. — Принцессу ищу, — ответил Горшок. Банки в его мешке зазвенели, настолько он напрягся, прислушиваясь ко всему. Смерть сняла капюшон своей мантии и оказалось, это была молодая девушка, у которой на шее располагался глубоких шрам. Она посмотрела на Горшка свысока, а после с улыбкой спросила: — Хочешь, я спрошу у мёртвых, где твоя Принцесса? * Князь решил не врать и не кривить душой. И Гадалке честно признался, что карманы у него пусты, а что есть, так это обещание Короля исполнить любое его желание. Только вот возвращать он Принцессу не хотел, оттого даже желание не мог отдать в качестве оплаты. У него было целое ничего, которым он мог поделиться. — Что же ты так, — Гадалка цокнула, недовольно поморщилась, но из дома Князя не прогнала, хотя точно могла это сделать. Князь бы даже её понял. Сам же считал, что у всего есть своя цена. Просто не у всех есть, чем платить. И это одна из главных несправедливостей мира. — Я готов помочь в чём-то. Так сказать, услуга за услугу, — Князь и этим был научен достаточно, даже обожжён, но другого выхода не видел: что-то же он должен был предложить. Гадалка улыбнулась. — Хорошо. Ты можешь мне кое в чём услужить. Я скажу тебе, где скрывается твоё сердце, а ты вместо меня начертишь на харчевне символы защиты. Я тебе покажу, какие. — Не вопрос. Только условия будут такие: я рисую эти символы, а ты мне рассказываешь, где Принцесса. Гадалка поморщилась, а после сказала «ладно». — Кровью нужно над дверью три символа начертить, — она взяла баночку, обмакнула свои пальцы и прямо на столе показала ему, какие символы нужны. Линии, закорючки. Спирали. Это было несложно. — Запомнил? Князь кивнул и банку у Гадалки забрал. — Но смотри, чтобы без обмана, иначе я вернусь, — Князь пригрозил слабо, хотя в голове у него уже были картины того, как камнями он выбивает окна, переворачивает весь дом. — И это никому не понравится. Обратный путь к харчевне будто бы занял меньше времени, чем в прошлый раз. Хотя сказывалось то, что дома он больше не рассматривал. Да оно и не было ему нужно. Хорошо же, если больше сюда не вернётся. Нищая деревенька, где все живут свои маленькие жизни. Князь завидовал и стыдился такого быта. С одной стороны хотелось понимать, что каждый день будет похож на другой, что всё понятно и раскрашено будто чёрно-белым, но с другой мир был куда шире. Разноцветнее. И он хотел увидеть все его оттенки. Путешествия его всегда привлекали. Или хотя бы то место, где не нужно скучать. Поёшь свои песни, выдумываешь другие миры. Какие-то такие, где совсем другие правила. Где у людей нет ни острых ушей, ни клыков. И их головы не парят над землёй. Горшку всегда нравились его идеи. Вот начиная с самого знакомства. Он и подошёл к нему так, словно они уже были знакомы. Он говорил с ним так, словно уже друзья. И как они смогли так легко разойтись, было для Князя загадкой. Болезненной и печальной. И до ужаса простой — ведь главную причину знал и он, и его друг. Их пути сошлись неожиданно, и как полагается — разошлись точно также. Всё закономерно. Всё понятно. Не о чем жалеть. Князь заставлял себя больше об этом не думать. * Горшок наклонился и посмотрел вниз: в яме был пустой и открытый гроб. А Смерть — или кто она там, блин, если бы он только понимал — смотрела на него. — И что это? — спросил Горшок. — Это гроб. — Я, блин, вижу, что гроб. А мне это как поможет? — Полезай в него и всё увидишь. Горшок рассмеялся. Может, он и делал глупые вещи, но он не вчера родился и точно помнил предостережение: в этой деревне хоронили и мёртвых, и живых. И он точно не собирался становиться частью такого парада смерти. Этот карнавал — не для него. Пусть другие полезают в гроб, а он пока по земле походит. Принцессу поищет! Был же у него не так давно собачий нюх! — Так не пойдёт, — Горшок отошёл от ямы на пару шагов. — Ты, вроде бы, у мёртвых спросить хотела, а не меня к мёртвым отправлять. — Струсил? — приподняла бровь Смерть. А, может, и не смерть. Просто Гробовщик такой. — Верить ты мне не обязан, но я просто могу помочь. — А с чего ты решила помогать? — Потому что скучно здесь. Никого нет. А так хоть помогу кому-то. Смерть зевнула и ногой подгребла землю. Маленькие камушки со звоном упали в гроб. — Может, другой вариант есть, ё-моё? Смерть покачала головой. Она стояла перед ним. Их разделяла лишь вырытая кем-то яма. Горшок моргнул — и Смерть исчезла, будто им же была выдумана. Остался только гроб. — Не трусь, — раздалось за спиной. И не успел он обернуться, как тонкие пальцы обхватили его плечи и толкнули вперёд. Прямо в гроб. Банки разбились, а он, вроде как, остался жив. * Хозяин харчевни принял его с радушием, когда увидел в руках банку с кровью. Других бы людей такое могло испугать (или хотя бы немного оттолкнуть), но мужчина сразу сообразил, что к чему и указал Князю на табурет. — Значит, бери самый устойчивый. Крови не жалей. Скоро всё равно будут дожди. Князь и так крови не жалел — ни своей, ни чужой. И в наставлениях, как таковых, ни разу не нуждался. Он забрал стул и вышел на улицу. Тучи сгущались, но дождя ещё не было. Приперев дверь стулом, он забрался на него и присмотрелся к древесине. Виднелись ещё начерченные старые символы, смытые сильными ливнями не под ноль, но, видимо, достаточно, чтобы магия перестала действовать. — И чем я занимаюсь, — пробормотал Князь, открывая банку с кровью и щедро обмакивая два пальца. Кровь была густой и тёмной. Поверх прошлых символов, он принялся выводить новые. Какое счастье, что они были точно такими же. Ему даже не пришлось напрягать свою память, выводя закорючки. Когда вторая спираль была готова, послышались издали шаги. Приглушённые, лёгкие, и Князь не придал этому значения, опуская пальцы в кровь. Первый толчок по стулу он проигнорировал подчистую — ему же всё равно оставалось совсем немного! Второй заставил пошатнуться, а третий — сбил с ног, потому что табурет опрокинулся, а он следом. А за ним — банка с кровью, оставляя на лице и одежде красные пятна. Князь вмиг пропитался металлическим запахом. — Чёрт! И поднял голову, чтобы увидеть дочь хозяина харчевни. Она удивлённо раскрыла глаза и прикрыла ладошкой рот. — Ой… Прости, пожалуйста. Я не знала… — Да, ведь то, что дверь не поддалась с первого раза, ни о чём не намекнуло, — съязвил Князь. — Да она часто с трудом открывается! — Ладно уж, — Князь поднялся с земли, рукавом своей рубашки пытаясь с лица стереть кровь. Но по лицу девушки понял, что сделал только хуже. Видимо, совсем её размазал. — Ты куда-то шла? — Домой. — Что ж, иди, — он отошёл, чтобы не загораживать собой путь. А она, вместо того чтобы сбежать, посмотрела на стул, на символы над дверью, а потом на него. — Что-то не так? — Ты символ не дорисовал, — спокойно ответила она. — Будешь теперь проклят на сто лет. Князь не нашёл, что ответить. Воздухом не подавился, испугаться не успел, но и дельное ничего не придумал. Пробормотал только, что вот прям сейчас и дорисует. Но она покачала головой. — Нельзя магию рун прерывать вот так. Теперь не видеть тебе счастья. На сто лет. — Да люди столько не живут. — Значит, до смерти счастья не увидишь, — и прошла мимо. Видимо, домой. Князь табурет поднял, со своей шеи собрал густую кровь, и довёл до конца последний символ. В харчевне хозяин поморщился при виде него (скорее всего из-за запаха), но ничего не сказал. Оставалось теперь вернуться к Гадалке. Правда, в мыслях крутились только слова: сто лет счастья не видать. Сто лет. Князь в такое обычно не верил. А вот песню такую написать хотел… * Горшок от земли пытался откашляться, а она всё сыпалась сверху и сыпалась, как до этого лился дождь — нескончаемый поток, что приходилось крепко жмуриться и надеется, что вечным ничего не бывает. Даже земля. Только вот она продолжала вместе с маленькими камушками засыпать его голову и грудь, и даже вытянутые руки не помогали. Всё остановилось внезапно, а кашель удвоился с новой силой, и пока Горшок задыхался, он точно видел яркое платье, лес, то, как испуганная фигура бежит, бежит, бежит, и даже не оборачивается назад. Принцесса будто убегала от стаи волков. А он будто бы был в её шкуре, потому что задыхался уже не он, а она. Он чувствовал это своим телом. Усталость. Страх. И поле, через которое Принцесса бежала вперёд. Вдалеке виднелся дом, а вскоре неподалёку послышался лошадиный крик. Видение прервалось, как только он увидел лицо. Девушка на коне наставляла на него (на Принцессу) ружьё. И смотрела недоверчиво. От её голоса развеялся весь сон. И Горшок, отплевавшись от земли, сел в гробу и посмотрел наверх. Смерть стояла над ним с косой и улыбкой. — Увидел всё, что хотел? Горшок попытался из волос руками вытрясти землю. — Ага, увидел. Понять бы ещё, где это. Смерть будто бы этого и ждала. Её улыбка стала шире, будто разрезанная на половину лица. Будто это уже были и не губы. — Не волнуйся. Мои гончие тебе помогут. Только беги достаточно быстро, чтобы они тебя не поймали. Неподалёку послышался вой. Собачий или волчий — там уж не разберёшь. Горшок крышку гроба поставил так, чтобы она устойчиво стояла и по ней, словно это лестница, выбрался из могилы. Осколки, перемешанные с грибами в хлопковом мешке, он оставил в земле. Не бе сожаления. Но какой у него ещё был вариант? Вой стал громче, а улыбка Смерти ещё шире. — Беги, хороший, пока не стал чьим-то ужином. И Горшок побежал, когда возле ноги почувствовал клацанье зубов. * Гадалка ничуть не удивилась, когда увидела на нём кровь. Она даже бровью не повела, только дышать при нём старалась через раз, что даже было немного оскорбительным, потому что за порогом, где обычно у людей пахло цветами, у неё пахло трупами. Ну, тоже кровью. Но такой концентрированной, что это он пытался затаить дыхание! Не нужно этого делать наоборот. — У тебя всё получилось? — Гадалка улыбнулась. И раз уж она Гадалка, то должна была бы узнать всё наперёд! Настроение у Князя значительно опускалось вниз. И с каждой новой минутой становилось более скверным. Он и так старался, чего ещё тянуть время. Будто у него ещё с бочки три запасы минут. А это не так. Даже близко не похоже на то. — Получилось. Не без происшествий, — он развёл руками, — но всё сделано. Где Принцессу искать? Гадалка села за стол и подозвала его к себе. Когда он подошёл, то увидел криво начерченную карту. Будто бы наспех от руки и по памяти. — Тебе нужно оказаться здесь, — она указала на дом, вокруг которого не располагалось ничего. Будто какой-то пустырь или поле. Но дом был явно большой. Больше тех, что были здесь в деревне. С царскими хоромами не сравнить, но и бедняки рядом с таким домом, наверное, ни разу и не стояли. — До рассвета. Иначе не успеешь, а потом и вовсе не отыщешь Принцессу. — Ей что-то угрожает? — нахмурился Князь. — Чувствую, что в ту сторону много плохого идёт. Прямо за твоим сердцем. Если можно так сказать. Князь вздохнул — ситуацию это не прояснило ну никак. — А здесь не найдётся, во что можно было бы переодеться? Гадалка ответила строго: «нет». А после добавила: «так тебя мухи не покусают, да и для зверей ты будешь… отталкивающим». Князь со стороны безопасности об этом не думал, и к Гадалке в этом вопросе решил прислушаться. Более того, она хоть и была странноватой (хотя для него все такими были, кто колдовством промышлял), но слово своё сдержала. Как и он. К слову, об этом… — А то, что я пролил кровь на себя… что не сразу дочертил руны. Это как-то опасно? Гадалка сложила карту и вручила ему, чтобы он мог по ней ориентироваться. Красной линией бил указан тот путь, который он должен… видимо, пробежать, а не пройти. — С чего ты взял? — она приподняла бровь. — Да мне девушка одна сказала… — Дочь хозяина? Князь кивнул. Гадалка рассмеялась. — Нет, не слушай её. Это моя дочь. Она просто любит шутить. Ступай. У тебя и так времени мало. И помни: не все наши желания являются истинными. И не все добрые намерения — хорошими. — Ага. И не все шутки — смешными. * Слишком много было похожих деревень, и вне они у Горшка вызывали скуку и тоску. Что-то в этой жизни было не так. Он философски смотрел, бывало, вдаль и говорил: мир одинок. И в нём нет никаких богов, только нечисть и люди. Только люди и нечисть. И этот союз давал миру направление, которое Горшку было приятным. В основном. Конечно, случались невезения — то медведя в человека превратят, то человека — в собаку. То адских гончих натравят. Хорошо было философствовать в спокойствии и сытости, а вот в опасности думать о великом не получалось. Горшка, как кролика, гнали по лесу до смертельных хрипов. И в голове не возникало мыслей ни о собственном одиночестве, ни о нищих деревнях, ни о болотных тварях… В голове только роилось «беги», «что есть сил беги», и Горшок бежал. По темноте, спотыкаясь. Падая. Ещё больше пачкаясь в грязи. Это каким же надо было быть дураком, чтобы помощь принять от Смерти? А расплачиваться чем? Собственной жизнью? Вой послышался сбоку, и Горшок свернул в противоположную сторону. Его гнали точечно в поле, где уже были промяты кем-то следы. Он по этой дороге бежал, бежал, бежал. И спасение почувствовал в запахе металла и очертании дома, который видел в своём видении. Это был оно — то самое необходимое ему место. То, что видела Принцесса, и что видел он в её памяти. * Князь то шёл, то бежал, то смотрел на карту, словно она была зашифрованной и скрывала в себе секрет. Или же клад. Место, в котором он может обогатиться, если его не опередят. Было странное ощущение, что он опоздал уже. Пронзительное, как звук скрипки. Хотелось от этого хоть как-то избавиться, закрыть уши, чтобы спокойно пробираться вперёд, несмотря на начинающее темнеть небо и адскую боль в ногах. Мышцы ныли. То, что он отлёживался в сарае, показалось ужасно малым. Нужно было с неделю, как минимум, морщится от колющего сена, заставлять себя спать и есть, чтобы потом чувствовать силу. Князь был бы и рад думать о великом, только на уставшее тело великие дела и мысли не переделаешь. С ледяным ужасом Князь понял, что жил так всегда. И, вообще-то, неплохо справлялся. Нынешняя усталость просто была замаскированной тоской. А все невиданные овраги были пугающими всегда. Лес — опасным. Деревеньки — жалкими. Люди в них были нищими, и мало любящими незнакомцев. Бардам радовались, когда нужно было повеселиться или погрустить. Всё это было раньше и оставалось неизменным сейчас. Просто рядом с Горшком больше думалось о других вещах. Песни с ним пелись другие! Музыка в голове звучала иначе. Страшное сопровождалась такими ударами струн, что становилось смешно. Князь думал, что он Горшка вытащит из своих мыслей, — и пока этим обманывался, не заметил, как тот поселился у него в голове. И выходить оттуда, походу, не собирался. Пришлось ускорить шаг. И ближе к ночи перейти на бег, игнорируя шорохи со всех сторон. А где-то вдалеке послышался вой. Наверное, волчий, подумал Князь, и строго по карте пошёл в его сторону. Не бояться же ему теперь волков? Иначе ни разу в лес не ходить. Хотя пахло от него так, что даже свинья бы побрезговала рядом с ним спать. Сейчас он был привлекателен для трупных червей — максимум. И это хорошо. Это давало обманчивое ощущение безопасности. Потому что свернуть было нельзя. Потому что ночь вокруг него продолжала сгущаться. А он переходил с шага на бег и обратно. И ещё через час увидел дом, в окружении которого было поле. Пришлось прокладывать себе дорогу, отбиваясь от колосьев. Впереди время от времени выли волки (если, конечно, это были они). Их охота продолжала длиться, как и дорога, ведущая к дому. Было ли в ней спасение? Князь не знал. Но, оказавшись перед дверью, он сделал единственное, что мог. Он постучал в неё и начал прислушиваться к шагам. * Перед ней поставили тарелку, положили ломоть хлеба и сказали: — Ешь! Вернее, сказала. Ешь, вот, сказала, а имени своего ни разу не произнесла. Не то, чтобы это было важно для Принцессы, но вот знать спасителя в лицо и по имени было бы уважительным. Может, при встрече она и нагрубила, но кто не скажет парочку ласковых, когда дуло ружья смотрит промеж глаз. — Спасибо. Привередничать Принцесса не стала. Если честно, не ела она уже… долго. Слишком долго, чтобы считать дни. Хлеб казался самым вкусным из тех, что ей доводилось пробовать. И оттого, как она на него набросилась, Вдова смягчилась и села рядом. — Как ты здесь очутилась? — Убегала от тех, кто хотел меня домой вернуть. — Их было много? — Двое. После Принцесса рассказала, как ей вообще удалось сбежать. Вдова слушала её внимательно. Слушала, слушала, а потом решила: — Оставайся здесь, если хочешь. Поможешь мне с домом, а там видно будет. К труду тяжёлому Принцесса приучена не была, но и грязи никогда не боялась. Первые сутки Вдова из своего гардероба выделила ей несколько платьев, позволила помыться и отоспаться, но на вторые сутки началась… жизнь. Спокойная, тяжёлая и не такая уж плохая, как Принцесса себе представляла. Ей позволили нарубить дрова (криво, вкось и в щепки), а после поставили у печи. — Умеешь делать хлеб? Принцесса в ответ покачала головой. — Ничего, — улыбнулась Вдова. — Я тебя научу. Двое суток прошли, как пара секунд. Будто моргнул кто-то пару раз, а за это время сменились ночи и дни. На третий день, когда дождей стало меньше, послышался шум. Принцесса вышла на улицу первой и увидела горбатого, перекошенного мужчину, что пытался заглядывать в окно. — Ты кто такой? — А ты кто? — ответил мужчина. Вдова вышла на их голоса с ружьём. И хорошо. С ружьём вообще разговоры всегда самые короткие. На «проваливай» он ответил «двое даже лучше», и, оскалившись, пообещал ещё вернуться. — Кто это был? — уже дома спросила Принцесса. Вдова ответила ёмкое «сумасшедший сосед», и на этом разговор прекратился. Ожидалось, что он начнётся на следующие сутки, но, увы, было тихо. И как-то не приходилось, к слову, узнать подробности. А ещё через сутки случилось неизбежное. Ветер завыл, словно волки, и посреди ночи раздал стук в дверь. — Это он? — предположила Принцесса. Вдова кивнула. Схватила ружьё и пошла открывать дверь.