Бесконечная сказка

Платье тащилось за ней по грязи, но оставалось белым.  Она то внезапно появлялась посреди дороги, то будто бы исчезала, потому что, выглядывая из-за дома, её можно было не увидеть сразу. Но потом она снова появлялась в отдалении, с каждым шагом становясь всё меньше и меньше. На её пальце сияло широкое обручальное кольцо, вылитое из чистого золота — это была работа дочери кузнеца. Об этом она рассказала сама, когда Горшок и Князь вышли из укрытия и остановились рядом. — Нить бы я вернул, да нечего уже возвращать, — сказал Горшок, показывая чистое запястье. Теперь, даже если бы капилляры ему рвали, как тонкую ткань, внутри они бы увидели самую простую и банальную кровь. Сердце больше не стучало, как бешенное, да и душа была на месте. — Нить я смогу скрутить новую, это не беда, — ответила Слава. — А с Целительницей лучше поговорить до свадьбы. После её уже будет сложно найти. У неё намечается большое свадебное путешествие. — А за кого она выходит? — спросил Князь, малость выпавший из жизни деревень, в которых когда-то мог просить ночлег. — За Водяного, — усмехнулся Горшок. — Того? — удивился Князь. — Он вышел из своего болота? — Их свадьба — это знак перемирия между эльфами и Водяным. В лесу, в котором он жил, снова появились животные, — Слава скрестила руки на груди. — И здесь, пока он находится, ничего не умирает. Этот союз может быть хорошим. Но также он делает сильнее эту Ведьму. Теперь за её спиной Ночные эльфы, Лесничий и Водяной. — А это плохо? — Князь посмотрел растерянно на Горшка. — Я тебе потом расскажу, — ответил тот. — Нам бы сначала помыться и приодеться. Свадьба намечается как-никак. А мы, блин, как царские трубочисты. Понимаешь, да? Нам бы чего приличного найти. — С одеждой я помогу. Баня топилась в ночь, там уже не жарко, но тёплая вода осталась. Воспользуйтесь. Горшок улыбнулся. — Многовато ты нам помогаешь, — сказал он. — Потому что рассчитываю на ответную помощь. Если слово не сдержишь, — она сощурилась, а он ответил «помню-помню», не дав ей договорить. Князь задал вопрос о том, что Горшок уже успел наобещать, будучи в бане. Горшок отмахнулся: — Ну, я же должен был как-то тебя найти. Эта колдунья мне и помогла. Не только ковать умеет, ещё и нити путеводные раздаёт. — Какие нити? — не понял Князь. — Путеводные, ё-моё. Ты плохо слышишь? — Я-то хорошо слышу, это ты плохо соображаешь. Нити связывают, а не путь показывают. Горшок снял рубаху, и мельком глянул на Князя. — Да какая разница? Я ж тебя отыскал? Отыскал. Помог? Помог. Осталось теперь с Целительницей этой поговорить, чтобы она не кошмарила деревни, и всё в ажуре. Твоя Принцесса-то тоже спасена, чего не радуешься? — Горшок натянуто улыбнулся. — Придумаем, как обвести Короля, чтобы не быть вне закона, и дальше в путь. Нам ещё нужно спеть твою новую песню. Ну, ту, что про пса. — И всё-то у тебя легко, — Князь остановился напротив Горшка. Поёжился из-за отсутствия одежды. В бане было тепло, но не так, чтобы стоять на месте, не кусаясь в рубаху или, хотя бы, в полотенце. — И на минуту нельзя одного оставить. Натянутая улыбка будто бы оборвалась. Горшок хмыкнул. — Ну так и не оставляй тогда, ё-моё. А Князь и не собирался. Он вообще не собирался уводить разговор в такое русло. Просто стоя напротив него, он только сейчас задумался над тем, что они говорили о стольких разных вещах, и ни разу о себе. То есть, о них вместе, а не по отдельности друг о друге. — Испугался, когда я пропал? — усмехнулся Князь. — Жаль, я не увидел твою рожу в этот момент. — Да иди ты, — Горшок шутливо толкнул Князя. Драка началась простая, шуточная, но сбила дыхание быстро. Слишком быстро. Князь замер, когда почувствовал спиной стену, а поперёк груди предплечье Горшка, что вжимал его и не давал ускользнуть. — Так наши планы сорвать свадьбу или не срывать её? — уточнил Князь. Горшок задумчиво пожал плечами, что значило, что будут они действовать по ситуации. Там уж как получится. — Хорошо было бы всех помирить, никого не поссорить, и при этом не лишиться головы. — У нас уже есть один Безголовый. — Кстати о нём, — Горшок убрал руку, вместо этого он упёрся ей в стену. — Как он вообще у Колдуна оказался? — Я не знаю. Он уже был там, когда меня бросили в клетку. — Два раза Принцесса тебя уже нагибала. Сдаёшь позиции. — Какие это ещё позиции я сдаю? — Князь легко толкнул Горшка в грудь, поэтому с места тот не сдвинулся. — Это твою задницу мы вечно спасаем, а я лишь один раз оказался в беде. И то… это даже условно и не моя вина. — Но я тебя спас. И где твоя благодарность? — из-за того, что вопрос был задан с улыбкой, Князь не стал возмущаться. Хотя на секунду дыхание от чужой наглости спёрло. Но прошло это быстро, будто и не было. Небольшая заминка. Горшок всё равно ничего не заметил, а так и стоял, глядя ему в глаза. По-собачьи, что ли. Или Князь всё ещё не мог отделаться от того верного образа, с которым Горшок его преследовал. Если честно, он даже немного скучал по чужой наивной покладистости. — Я благодарен, — подумав, ответил Князь. — И это всё? — Горшок от стены оттолкнулся, сделал шаг назад. — Это хуйня, а не благодарность, Княже. Что-то повесомей бы. «Я злодея зарубил, я тебя освободил…». Князь наблюдал за тем, как Горшок подошёл к бочке с водой и в ковш набрал немного. — Чё стоишь? Иди сюда, помогу отмыться. — Мне потом ещё и за это быть должным? — усмехнулся Князь. — Может быть, — Горшок с улыбкой наклонил ковш над его плечом. Тонкая струя воды сначала потекла по левой стороне, потом по правой. — А, может, мне только поцелуя хватит. — Ты мог бы просто попросить. Давай, попробуй. Начни с «пожалуйста». — Пожалуйста, помолчи. — Значит, мы продолжим ходить вокруг да около, — Князь поймал руку Горшка, которая от груди стала спускаться к его животу. Грязь не смывалась, а размазывалась по телу. — Возьми какую-нибудь тряпку и мыло. — Около чего же мы ходим? — спросил Горшок. Он нашёл мочалку и намылил её щедро небольшим бруском. Вернул мыло на место, а мочалкой стал водить по груди и животу Князя. — Мы же уже договорились, что попробуем всё решить без Принцессы. — Это раз. Второе — это мы. — А что мы? — Горшок поднял на него взгляд. Князь смотрел серьёзно, поэтому удержаться от юмора было сложно. — Принцесса нагнула тебя два раза, я тоже нагнул тебя два раза. У нас один-один. — Ты дурак, — устало выдохнул Князь, но уголок губ его всё равно дёрнулся. — Если ты хочешь от меня каких-то признаний, то ты явно не по адресу. Я предлагаю тебе быть со мной, ты соглашаешься, ё-моё. Вот и весь разговор. — И что это значит — быть с тобой? Это спасать тебя, заботиться о тебе и смотреть, как ты ведёшься на всякую нечисть? — Это значит просто быть со мной. И быть счастливым, блин. — А что до меня? Допустим, если я захочу тебя поцеловать? — Если захочешь — поцелуешь, — Горшок сжал мочалку так, что пена из неё стала выдавливаться, как жизнь. Очень быстро. Прямо на глазах. Эту пену Горшок растёр по спине Князя. — Даже сейчас? — А ты хочешь сейчас? Тогда целуй, — Горшок смотрел ему прямо в глаза. Он даже не стал отстраняться, и только условно задрал нос. Этот самоуверенный вид Князя всегда раздражал. И сейчас немного подбешивал, но он всё равно наклонился к лицу. Заметные метаморфозы стали происходить, как только их дыхания слились в одно. Горшок приоткрыл губы и чаще задышал. Князь ртом стал ловить эти выдохи и едва-едва языком провёл по его нижней губе. Горшок замер, облизнувшись. И отбросил мочалку. Князь не спешил его целовать. Он гладил влажными руками тело. Они были так непохожи в этот момент. Как небо и земля. А Горшок буквально был в земле! В общем-то. — Для начала, — Князь заговорил шёпотом, прямо в приоткрытый рот Горшка, а тот его слова глотал, словно необходимый воздух. — Ты прояснишь для меня всего одну деталь: в качестве кого мы будем дальше? Друзья не делают того, что я хочу сделать с тобой. — Поделись, — попросил Горшок. Он подхватил Князя под ягодицами, сжимая в пальцах такое мягкое и чувствительное место. Их разговор шёпотом не услышали бы даже вещи, если бы обзавелись ушами. — Для начала я бы хотел засунуть язык тебе в рот, — Князь чувствовал, как после этих слов Горшок снова облизнул свои губы. — После я бы хотел, чтобы ты руками поднялся выше. Горшок гладил большими пальцами нежную кожу, порой он приподнимался повыше, чтобы погладить ягодицы, но тут же возвращался на бёдра — знал, что ещё нельзя прерывать разговор. — Потом, — продолжил Князь. — Я бы хотел сам дотрагиваться до тебя. Везде. — Ты можешь и сейчас, — настоял Горшок. Князь погладил только его рёбра и качнул головой. — Не отрицай. Можешь. Давно уже можешь. — Скажи, — Князь не сдавался. Он прихватывал губы Горшка едва-едва, и отпускал. Поцелуй не начинался. Вообще ничего не начиналось. А как проще было бы задержаться у стены, уловить момент, когда оба распалённые, и начать грубый поцелуй, пытаясь перенять инициативу, ни в коем случае не уступать и прогибать под свои желания. Кому-то всё равно пришлось бы сдаться. Горшок прижался раскрытыми губами к уголку губ Князя. Поцеловал его смазано без языка. И снова посмотрел в глаза. — Каким словом обозвать то, что происходит, блин? Я не знаю. Понимаешь? — Кем ты меня воспринимаешь? Горшок пожал плечами. Он ответил слишком простое и ёмкое «кем-то своим», и Князь сдался. Скользнул языком между раскрытых губ и начал поцелуй, от которого Горшок протяжно застонал. Он прижал Андрея крепче, и стоял, не шевелясь, пока их языки сталкивались, переплетались и заполняли рот друг друга. — Я дам тебе подсказку, — Князь губами заскользил по шее. Он оставлял один поцелуй за другим. — Я хочу услышать всё то, что ты наговорил под чарами той блядской Повелительнице мух. — А если я был не под чарами? — ухмыльнулся Горшок. И зря, потому что Князь в его руках напрягся. Пришлось крепко его перехватить, и поцеловать, отпирающегося, с языком. Все дёсна ему вылизал, прежде чем начал успокаивать: — Да шучу я, шучу. Тихо ты. — Очень, блять, смешно. Всё настроение сбил. — Давай я верну тебе настроение, — Горшок стал оттеснять Князя обратно к стене. На этот раз другой. Той, что была рядом с бочкой. От неё веяло приятным теплом. Хотя больше тепла Горшок получал от Князя, от его тела под своими руками. — Я знаю, что ты хочешь услышать. Я ж не дурак. Я всё понимаю. Но и ты меня, блин, пойми. Не могу я так… глядя в глаза… понимаешь? Сложно это. Я, вот, могу сказать, что только ты важен. Что, вот, только тебя я вижу рядом с собой. — Конечно, видишь, я же реально рядом. Постоянно, — Князь голову повернул в сторону, сплёвывая себе на ладонь щедро. Горшок понял для чего, когда Князь эту руку просунул между ними. Влажные пальцы обхватили его член плотным кольцом, начиная растирать слюну, а вместе с тем надрачивать член. Зрительный контакт продолжился. У Горшка всё лицо стало красным не то от смущения, не то от возбуждения. — Я и хочу, чтобы ты и дальше был рядом. Чтобы тебе было со мной хорошо, как и мне с тобой. — Мне хорошо, — Князь поцеловал под подбородком и по линии челюсти. — Ты можешь в этом не сомневаться. То, что мы порой делаем друг другу больно… оно ведь нормально. — Я думал, что совсем тебя оттолкнул. — Это невозможно, — соврал Князь, потому что знал, что после этих слов Горшок совсем расслабиться. Ложь во благо? Возможно. Но Горшок усмехнулся и вслух попросил снова его поцеловать. Князь начал без осторожности. Он кусался, облизывал губы, не давал Горшку толкнуться в его рот, отталкивая своим языком. Горшок в конце концов зарычал и руку вплёл в его волосы на загривке, придержал голову на месте и перенял инициативу в поцелуе. Стало жарко. От бочки теперь будто бы несло, словно вода в ней закипела и стала бурлить, всё вокруг заполняя паром. Как он понял — это была просто пелена перед глазами и жар собственного тела. С бочкой не было никаких изменений. Были только изменения в них. Горшок вспомнил, что сказала ему ведьма: для счастья одной любви мало. Одна любовь, в чистом виде, делает больно. Горшок сейчас понимал, о чём именно речь. Князь застонал, стиснув зубы, когда влажная рука настойчиво раздвинула его ноги и колено Горшка втиснулось между. Его пальцы крепко сжали яйца, чуть оттягивая их, из-за чего Князь повторно взвыл. Грубоватая ласка продолжилась — его задницу крепко стиснули пальцы. Помяли, помяли и отпустили. На этот раз осторожничать не тянуло. То есть, Горшок немного переживал, прислушивался, но действовал уверенно. Это первые два раза ссыкливо, а потом уже руки сами лапают, сами касаются там, где нужно. По крайней мере, Горшок себя в этом убеждал, пока сплёвывал на пальцы. Андрей потянулся к прибитой над бочкой полке и вручил ему какой-то бутылёк. — Это чё? — не понял Горшок. — Это ароматическое масло, — пояснил Князь. — А ты откуда знаешь? — Я, в отличие от тебя, не сбегал утром от дам, а оставался с ними и на завтрак. И баню с ними принимал. Так что кое-что знаю. Горшок хмыкнул, но капнул себе на пальцы немного масла. Растёр. Пальцы тут же заблестели. Князь вздохнул и вылил ему в ладонь побольше, так, чтобы наверняка. И не зря, потому что проникновение вышло лёгким. Два пальца тут же погрузились в тепло. Князь шумно задышал и ногу одну закинул Горшку на бедро. — А ты теперь не такой уж и узкий, — в губы усмехнулся Горшок. Князь его слова сцеловал и проглотил как есть, ничего в ответ не предоставив. Ни рыка, ни стона, ни ответного «замолчи». Горшок будто от этого сильнее распалился. — Но такой же горячий. Я чувствую, как ты засасываешь внутрь пальцы. Нравится? Князь крепко зажмурился. Горячие мурашки спускались до низа живота — ему очень нравилось то, что происходило между ними. И нравилась какая-никакая ясность в их отношениях. — Можешь не отвечать, я и так всё вижу, — улыбнулся Горшок. По лицу Князя читались все эмоции. Он даже мог предположить его мысли в конкретный отрезок времени. — И мне это нравится. Красивый, падла. Князь смотрел на него замыленным взглядом и думал только об этом. Красивый. Красивый. Оно будто набатом отбивалось в груди. Сжималось там. А потом сжималось снизу от резкого проникновения. Кольцо ануса сжало в себе три блестящих от масла пальца. Это вышло больше от волнения, чем от боли или других ощущений. Князь растерянно заморгал, пытаясь осознать, что вообще Горшок своими руками творит. — В следующий раз, — зашептал Князь. — Тебя возьму я. Горшок не ответил. Против он не был, слова за не находились тоже. «Да пожалуйста, ё-моё» звучало бы слишком равнодушно и безучастно, будто Горшку плевать, а плевать, конечно, ему не было. Он щедро укусил Князя в плечо, чтобы взгляд его хоть немного прояснился от резкой боли. — Блять. — Прости, — Горшок поцеловал место укуса. Яркий след от его зубов остался на коже. — Просто подумал, что ты вот-вот кончишь на пальцах. — Нет, нет, нет, — Князь снова сжался своей задницей, и Горшок перестал проталкивать в него пальцы. — У нас же свадьба… то есть, блять, не у нас… короче… чего медлишь? Горшок вынул пальцы, а Князь продолжил подгонять: ты быстрее там, ты чего удумал, всё ж хорошо, чё-то в тот раз не тянул… И церемониться показалось бессмысленным. Всё равно Князь уже принимал в себя его член, и было это не так давно. Даже можно было вспомнить, какое в комнате было освещение, какой узор был вышит в углах широкой и чистой простыни. Горшок сжал в руках бёдра Князя и стал пропихивать член внутрь, преодолевая совсем лёгкое сопротивление мышц — это положение вообще не было максимально открытым. Князь упёрся спиной в стену. Балансировал лишь на одной ноге. Всё остальное удерживал на себе Горшок. Он дышал шумно, хрипло, переходя в такие стоны, что Князь задерживал дыхание, лишь бы услышать. Запомнить. И тянулся за поцелуем, чтобы почувствовать вибрацию языком. Голос у Горшка и так всегда был глубоким, низким, а во время близости он казался гипнотическим. И становилось ясно, почему люди останавливались, когда он пел. Слушали его. Никуда не уходили. Он умел привлечь толпу и задержать на себе внимание. Или это Князь смотрел только на него. И это именно он должен был псом бегать за Горшком по лесу, давать мыть свои лапы и смотреть до ужаса, до преступного преданно. Но забавно, что вышло наоборот. Это дало новое понимание. Даже для самого Горшка, что взглянул на себя, на свои чувства и на них по-новому. — Держись за меня, если чё. Князь тут же схватился за чужие плечи, а Горшок, шумно выдохнув, стал двигаться, заталкивая член глубже с каждым толчком. Кого он пытался таким методом больше распалить — непонятно. Князь плавился, а сам Горшок сгорал от желания и чувств. Было заметно проще — член по маслу скользил легко, что создавало впечатление, будто внутри Князя с прошлого раза стало больше места. При движении он даже не морщился болезненно, а только раскрывал рот в беззвучном стоне. Он пытался быть тихим, хотя просьбы такой Горшок вслух не озвучивал. Их бы никто здесь не услышал, даже если бы Князь перешёл на крик. — Всё хорошо? — спросил Горшок. Он приоткрытыми губами прижался к щеке, схватил обнимающую его ногу под коленом и немного приподнял. Князь заскулил, другой ногой вставая на носки. Стена за спиной показалась спасительными объятиями. И именно в эти объятия Горшок попытался его вколотить. Он мощными толчками входил до самых яиц. Играючи он оставлял внутри одну головку, и со шлепком вгонял обратно. Стена за ним чудом не трещала и не разваливалась на щепки. Было неприятно ударяться затылком от резких фрикций — Князь зашипел, и Горшок замер, испугавшись, что сделал больно. — Прости? — прошептал он. Но Князь мотнул головой и сам задвигал бёдрами, пытаясь член принять внутрь. Вжаться в Горшка и снова ощутить его горячее дыхание на шее или лице. Горшок схватил его за затылок, когда снова услышал шипение. Сжал в пальцах волосы, так, что Князь подставил ему свою шею. Поцелуи смешались с громкими шлепками. Раз за разом проход становился всё более податливым и немного вывернутым наружу — по мере того, с какой страстью Горшок вбивался, с каким остервенением брал лишний миллиметр глубины. — Люблю тебя, — прорычал Горшок на ухо, получил в ответ «и я», и крепко укусил Князя в основание шеи. Зализал укус, и провёл влажную дорожку вверх, до самой ушной раковины, после толкнувшись языком и в неё. — Очень люблю. Князь уже не слушал. Он вообще ничего, кроме своего сердца и дыхания не слышал. Даже шлепки кожи о кожу долетали до него условно. Он чувствовал проникновение, а там уже воображение само подбрасывало и звук, и картину. И приходилось снова дышать. Хвататься за вдох, как за спасительную соломинку. Судорожно открывать рот от глубокого толчка членом внутрь. Жмуриться и пытаться не захлебнуться стоном. Князь справлялся. С переменным успехом, но он не терял хотя бы сознание! А Горшок вбивался. Терзал его нутро, и пользовался тем, что ему давали сейчас полную свободу действий. Хотелось, чтобы на теле точно остались следы. Да наподольше. Чтобы за рубахой, если оттянуть ворот, можно было увидеть синяк. Полумесяц от зубов. Целые мириады красных точек от засоса. Уже бледнеющих, но всё же. Горшок снова укусил в шею, на этот раз не так сильно, но Князь всё равно задрожал. Он стал судорожно сжиматься, и чтобы помочь, Горшок отпустил его ногу и обхватил член. Рука легко заскользила по естественной смазке. Князь в ответ издал какой-то совсем новый скулёж. И Горшок, усмехнувшись, принялся ласкать его с двух сторон сразу. И рукой, и членом. Он смог войти в один ритм. В совокупности это дало самый простой и естественный результат — Князь между ним и стеной напрягся, а потом задрожал всем телом и кончил прямо ему в кулак. Пульсирующая дырочка начала сжимать член до искр перед глазами. Горшок зарычал, лбом прижался к плечу Князя, и задвигал тазом активнее, через сопротивление мышц, доводя до разрядки и себя. Перед самым оргазмом он почувствовал, как Княже руку прижал к своему животу, плотно-плотно. Показалось, что через кожу он может к нему прикоснуться. Сперма густо и тепло заполнила Князя, и неприятно стала вытекать наружу, как только Горшок вышел и отступил на шаг. Вздох Князя наполнил всхлип, и он снова к нему прижался, убаюкивающе поглаживая по голове. Князю просто нужно это было — простые объятия после секса. Не только телесная связь. Каким-то образом Горшок его быстро понял. И тихо зашептал: — Я ведь тебя не только люблю, — Горшок прижался всем телом. Князь из-за тяжёлого дыхания с трудом его слышал. Если слышал вообще. — Я тебя и уважаю. И восхищаюсь. И на уступки готов идти. — Что ты там бормочешь? — спустя недолго время, спросил Князь. — Ничего. Просто в голову пришло кое-что. — Повтори? — Потом как-нибудь. Время поджимает. Мы там всю свадьбу пропустим. А какая свадьба без бардов? А? Князь заулыбался. Он инструмент в руках не держал… да ого как давно! А сейчас был шанс. Да и Горшок, кажется, имел какой-то план по разговору с Целительницей. — Всё ещё не понимаю, что тут происходит, — честно признался Князь. Горшок отпустил его. Тот отлип от стены, переступил с ноги на ногу и сам потянулся к ковшу, чтобы зачерпнуть чистую воду и смыть с бёдер следы. — Я тебе объясню по ходу дела. Я пока только одну сторону слышал. Надо бы послушать, что сама Целительница скажет. Держит ли она тут деревни в страхе или же нет. — Она обещала нас на свою свадьбу позвать, — напомнил Князь. Горшок усмехнулся — и правда! Обещала, как пить дать! — Тогда мы тем более здесь нужны. Песню подходящую найдём уж! Нормальное мытьё заняло немного времени. Если бы они не копошились, давно бы вышли в белый свет. В небольшом предбаннике на столе лежали чистые вещи — Слава отыскала то, что отец давно перестал носить. — Ну я как на похороны, — усмехнулся Горшок. Кафтан и штаны у него были тёмные-тёмные. — Не сглазь, — ответил Князь. Штаны у него были похожие, а вот кафтан достался светлый. Солнце сияло ещё высоко над землёй. Послышались первые организационные споры. Кто-то накрывал на стол, где-то вдалеке звучала простая музыка, как перебор аккордов. Слава вышла к ним в платье, украшенном цветами. — Целительница в доме нашего Старосты сейчас. Вы можете передать ей новые обручальные кольца. И вот это, чтобы снять нынешнее кольцо, — Слава передала им мешочек с двумя кольцами и бутылёк с маслом, в котором плавал яркий цветок. — Передадим, не переживай, — Горшок улыбнулся и на прощание шутливо поклонился. — Спасибо за помощь. — Такая работа. Князь окинул девушку ещё одним взглядом, пытаясь понять, какая её работа на самом деле настоящая — проводить время в кузнице или колдовать. Он понял, что спасся только благодаря тому, что она решила помочь Горшку. Не бесплатно, конечно, но в ней ощущалась почему-то бескорыстность. Будто бы если Горшок не справится, она не заколдует его, не станет их двоих проклинать. — Странно возвращаться к Целительнице снова, — поделился мыслью Князь, когда они достаточно отошли от чужого дома. — Есть такое. То есть, если на свадьбу — пожалуйста. А тут снова с просьбами. — Думаешь, она снова тебя в пса превратит? — Князь усмехнулся. — Ещё одно такое приключение я бы не хотел переживать. — А что так? Водяной тоже тут где-то рядом. Нападу на него и спасусь. Они посмеялись. Оба не хотели делать шаги назад, в те истории, которые уже пережили. Некоторые намеренно шли всегда разными путями, чтобы не попадаться на одни тропы, на одних людей и на одни ловушки. Князь задумался, и Горшок задумался тоже. Где-то в глубине его сознания, всё ещё ощущалась тонкая нить, крепко связывающая его с человеком, идущим рядом. Показался большой дом с открытым забором. Рядом с ним стоял указатель, помогающий случайным прохожим ориентироваться на местности. Указаны были стороны того, где находится лавка, где кузница, а где публичный дом — еда, кров и люди, с которыми можно провести ночь. — А деревня-то эта не бедствует. — В противном случае здесь бы не играли свадьбу, — предположил Князь. Они прошли к двери дома, за которой слышались громкие голоса. Прислушавшись, они поняли, что спорят между собой два человека. Один громко сказал: — Эта свадьба решает почти все твои проблемы. — За мной носятся с покрывалами. Как за покойником, — ответил второй голос. Звучал он квакающе. Странно. Будто бы и не по-человечески. Этот голос Князь узнал сразу. — Это Водяной, — прошептал Князь. Горшок кивнул, поверив ему на слово. Они не видели того, что творилось за дверью, но они слышали голоса и шаги туда-сюда. — Послушай… а с ним не Лесничий говорит? Они почти прислонились к двери ушами. — Люди смотрят. Но не видят. За этими покрывалами ничего не видят. А как их уберут, что потом? Эта свадьба не решает для меня. Для других решает. — За тобой не будет носиться смерть. Никакого проклятья. Она хорошо к тебе относится, в конце концов. Почему не рад свадьбе? Перемирию? — Р-р-р-ад. Не рад только суете. Людям. Вернусь на болото и что изменится? Больше охотников появятся. Больше посягательств на мою территорию. — Ты просто слишком долго был один, — вздохнул Лесничий. Теперь Князь и Горшок были уверены, что это он. — Привыкнешь и к компании. Это лучше, чем то, что у тебя было. — По твоим меркам, — протянул Водяной. — А ты что? Будешь жить с Целительницей? Лесничий хмыкнул. Наверное, там, за дверью, он разводил руками, пожимал плечами и отводил взгляд. — Так долго дружить и так ничего и не понять, — Водяной прошёл мимо двери, дальше, вглубь дома. Его шаги были не шаркающими, а такими, будто он плыл, а не ходил на двоих ногах. Потом послышались шаги — это Лесничий грозно оттаптывал путь за Водяным. Когда хлопнула дверь одной из спален, Горшок и Князь переглянулись. — Не самая идеальная свадьба, — предположил Горшок. И после постучал в дверь. Пришлось ждать с минуту-другую, пока кто-то со второго этажа не спустился к входной двери. Открыл им Староста. — Чем могу помочь? Свободных комнат, предупреждаю, у нас сейчас нет. — Да мы к невесте, от дочери кузнеца пришли. Нужно передать кольца, — Горшок зазвенел мешочком с кольцами, но убрал его тут же, когда Староста протянул руку. — Нет. Велено передать из рук в руки. Вы не волнуйтесь, Целительница нас ждёт. Ничто так не упрощало ситуацию, как ложь. Князь рядом отмалчивался, давая Горшку играть на публику. Стоило признать, что он был хорош. По-шутовски хорош. Староста впустил их в дом. — Госпожа на втором этаже. Слева от лестницы. Справа — моя часть комнат, если я буду необходим. Свободные комнаты приоткрыты. С закрытой дверью — занятые. Не ошибётесь. Ага. Горшок поблагодарил Старосту, и первым вскочил на лестницу. Он быстро поднимался, повернул налево и вошёл туда, куда, как знал, должен был наведаться по данному обещанию. Всё его вело сюда. Дверь даже была не защёлкнута на замок, а просто плотно прикрыта. За туалетным столиком сидела Целительница в белом платье и наносила на лицо пудру. Она была из-за этого бледной-бледной. И только подведённые тёмными углями глаза выделялись на её лице. Она будто потеряла очертания. Что Горшок, что Князь, не сразу бы её узнали. А вот она их — сразу. Удивление сменилось на улыбку без остановки на раздражение. Даже возмущения не последовало из-за того, что они не постучались. — А я всё думала, как же связаться с бардами, которые на какое-то время пропали… Вас даже колдовством было не отыскать. Нашли, значит, Колдуна? — Нашли, — улыбнулся Горшок. — Всех спасли. Осталось последнее. Горшок достал обручальные кольца и масло, подошёл ближе, чтобы положить их на стол. — О. Вижу, вы познакомились со Славой, — Ведьма открыла пузырёк с маслом и вылила часть его себе на руку. — Это хорошо. — Почему же? — Князь подошёл ближе к Горшку. — Потому что я уже догадываюсь, что последнее у вас осталось. Девчонка всё никак не унимается. Хотя могла бы спокойно колдовать, если бы согласилась на мои условия. Горшок был уверен, что после фраз «я догадываюсь» говорят совсем непонятную чушь. Обычно есть только уверенность в правоте, а не сама правота. Но Ведьма говорила о вещах, о которых точно знала. О тех же вещах знал и Горшок. Ну, почти, то есть. — А что за условия-то? — Продолжить то, что делаю я, — Ведьма улыбнулась. — А я, как говорят, ушла бы на покой. У меня, вот, свадьба. Буду проживать жизнь, зная, что неплохая ведьма держит всё под контролем и Ночные эльфы с ней дружны. Но, — Ведьма замолчала. Она нахмурилась, всматриваясь в своё отражение. Кольцо с её пальца снялось, и она положила его на столик, а сама принялась вытирать о платок руки. — Но дело в том, что она не хочет ничего общего иметь с эльфами. Можно было бы подумать, что её просто интересует свобода. Но думаю, у неё совершенно другие планы. Некоторые умеют казаться добрыми, неправда ли? Горшок шумно выдохнул. Как-то иначе он представлял себе этот разговор. — А зачем тебе удерживать всех под контролем? Ты, говорят, не только эту деревню держишь, но и другие? — Деревни под моим надзором неплохо живут и развиваются, какие проблемы? Я не паразитирую за их счёт. Просто позволяю себе не бедствовать. Ещё вопросы? Князь положил руку на плечо Горшка. Разговор уходил не в то русло, которое было им нужно. — Я не понимаю, блин, а в чём проблема? Пусть другие тоже колдуют. — Пусть колдуют, — равнодушно пожала плечами Целительница. — А потом сгинут в небытие. — Нет, так нельзя. Это какая-то боязнь конкуренции? Ведьма откинула платок и поднялась на ноги. Было видно, что этот разговор ей надоел. Она остановилась напротив Горшка. — Это просто… жизнь, понимаешь? У вас есть Король, а почему же ему не распределить власть на других людей? Нет, это уже не так работает? Ты пришёл сюда осуждать меня за то, что и так происходит в мире. В разных пропорциях. У меня есть сила и власть, и я этим пользуюсь. И посмотри — я не развожу лишней крови. Не отказываю людям в помощи. Даже тебе, то есть, вам двоим, — Целительница указала на Горшка и Князя поочередно, — я помогла. — Да, спасибо большое, — не без сарказма ответил Князь. Ведьма же даже бровью не повела на его тон. — Если у вас нет предложений получше, то уходите. — А что могло бы быть равносильной сделкой? Что-то взамен чужой свободы? Целительница замерла, а после улыбнулась. — Вот теперь ты говоришь верно, — она поправила на себе платье. — Если я резко сниму запрет на колдовство, ты представляешь, что начнётся? Горшок в ответ покачал головой. — Не я злодейка в этой истории, — ведьма грустно вздохнула. — А злые вещи происходят и без меня, и со мной. Я не знаю, что было бы достаточной платой за свободу. Подумай пока над этим сам. И, — она задумалась. — Раз барды на месте. Не хотите за отдельную плату сыграть на моей свадьбе? Я буду рада. Горшок согласился сразу, только добавил: — А платой будет моя просьба. Не волнуйся, не просьба разрешить колдовать. Другая просьба. Князь с удивлением посмотрел на Горшка, но тот смотрел лишь на Целительницу. Она пожала плечами, а после протянула руку. От масла она всё ещё немного поблёскивала. — Я скажу выдать вам инструменты, — пообещала она. Они пожали руки и разошлись. Целительница вернулась за туалетный столик, а Горшок утянул Князя на улицу. Их история в этом месте, видимо, к концу так и не подошла.