Бесконечная сказка

Люди собирались постепенно: они выходили из своих домов, поправляли выстиранные добела вещи и оглядывались по сторонам. Всем было интересно взглянуть на жениха Целительницы, о которой знали точно лишь две вещи: она была проклята, и она запрещала другим колдовать. В сущности, многие поддерживали эту мысль. И без всякого рода магии творилось чёрт-те что, а с ней и вовсе было неясно, кто на самом деле был влюблён, кто приворожён, кто на самом деле был в своей шкуре, а кто прятался под чужой. Король хотел сам внести запрет на использование колдовских чар, но даже ему с дружиной было не совладать с таким огромным количеством людей. Королевство его имело широкие границы, а вот знания были ограничены теми книгами, которые было положено знать особам голубых кровей. Языкам Король был научен, а вот разговаривать умел только силой. Поговаривали, что и парочка деревень, сошедших под нет (отданных гробовщикам и их верной спутнице — Смерти), были уничтожены не Целительницей, а обстоятельствами, что сыграли ей на руку. Но до правды было не докопаться. А сами гробовщики отмалчивались. Им в любом случае понадобились бы земли — люди умирали ежедневно. Таким образом Король и Целительница заручились негласным договором — она следит за уменьшением магии в чужих жизнях, а он не трогает её, не связывает руки и не интересуется, а как она живёт. Правило «не видишь — значит этого нет» идеально сошлось в королевском мировосприятии, а Целительнице и не на что было жаловаться. Что уж дальше придумывали люди, её мало касалось. С эльфами у неё был хороший мир. Люди приходили исправно. Все, кого эльфы могли ранить в лесу, отправлялись прямиком к Ведьме и уходили оттуда должниками, но живыми. Князь услышал ещё одно перешёптывание, пока настраивал инструмент. Где-то в стороне сказали: — Ты знаешь, что проклята Целительница была? Кого полюбит — того и сгубит. — Так, может, поэтому она теперь и не за человека выходит? Уж если Водяного сгубит — никто плакаться по нему не станет. — Это верно, но знаешь, в чём соль? Говорят же, что проклятие это было на ней из-за того, что слишком много на себя взяла. Ведьмы, которым она запретила колдовать, собрались вместе и прокляли её, и теперь никто проклятие это снять не может, потому что и некому снимать. Никто помогать ей не станет. Запрет же. — На свои же грабли наступила. — Пожалуй. Хотя семье моей бесплатно помогала, когда сын заболел. — Может, и есть что-то человеческое в том, что кажется плохим, — пожала плечами одна из говоривших. А дальше людей становилось больше и больше, и гомона стало так много, что Князь не смог разобрать, какие слова откуда доносятся. Пришлось так крепко задуматься, чтобы выплыть в тишину. Поначалу было сложно, по постепенно становилось меньше и меньше звуков, и, наконец-таки, он провалился в глубину переживаний, что не сразу очнулся, когда Горшок потрепал его по голове. Это стало похоже на писк насекомого. Надоедливое жужжание у самого уха, а потом прикосновение, будто что-то село на плечо и от этого сразу же нужно отмахнуться. Князь едва не ударил Горшка по руке. — Ты чего? — улыбнулся Горшок. — Да так, — Князь пожал плечами. — Ты думаешь поговорить со Славой? — Ну, выбор не особо велик. Поговорим с ней, с Целительницей. Что-то да решится. — У меня какое-то нехорошее предчувствие, — покачал головой Князь. — Собачье? — рассмеялся Горшок. И Князь не сдержал ответную ухмылку. В пронизанном солнечными лучами воздухе было сложно дышать. Сухо, людно и жарко. Солнце палило во всю, неестественно, будто даже сама погода была приглашена чарами на эту свадьбу. И лучи заглядывали, тоже желая увидеть жениха. А появился он не сразу. Они успели отыграть «Утренний рассвет» с несколько раз, прежде чем люди зашевелились и разошлись. Они перешёптывались, пока белая простыть шла по протоптанной дороге. Водяного за ней было не видно, но было видно людей, которые держали края плотной ткани. Свадьба началась не сразу. Князь в толпе, как и Горшок пытались разглядеть знакомые лица. Они увидела сначала Вдову, потом Принцессу, потом только Лесничего. Спустя пару песен среди толпы заскользил силуэт Славы, и в этот момент Горшок спрыгнул со сцены и оставил Князя играть одно. Зазвучали первые аккорды «Забытых ботинок». Горшок скрылся в толпе. Князь его уже не видел, но представлял, какой диалог возникнет: либо новый долг, либо милосердное «что ж, я этого и ожидала». А, разговор, собственно, у Горшка и Славы случился такой: — Постой. Слава остановилась, услышав его. Когда она развернулась к нему лицом, уже по глазам можно было многое понять. Эта решимость у неё и легкая вина у него. Это «я не справился — я справлюсь сама». Они отошли от толпы и тихо заговорили снова: — Догадываюсь, она не пошла ни на какую сделку? — Она согласна отступить, если ты встанешь на её место. — Я пытаюсь с ней бороться не для того, чтобы стать для других палачом, — она нахмурилась. Горшок отчасти понимал, отчасти никак не мог вкусить всю суть чужой проблемы. Сложно сочувствовать тому, что никак не можешь уразуметь. — Ты ведь можешь не быть такой, как она. Власть-то будет у тебя. Тебе и решать. — Любое количество власти совращает, — Слава нахмурилась. Но после черты лица её разгладились. Она спокойно посмотрела на Горшка. — Не думаю, что я хочу идти на уступки с совестью. — А как же, блин, менять что-то типа изнутри? Слава смотрела на него. Смотрела внимательно и точно думала: он не знает, о чём говорит. Никто из них не знал. Не представлял, что из себя будет представлять полная свобода. Ослабление контроля. Если отпустить поводок, разбегутся ли все собаки в разные стороны или продолжат бежать по тому пути, который проделывали из года в год. — Не переживай. Я предполагала, что ничего может не выйти. Не всё можно решить разговором. Ты мне больше ничего не должен. Сыграй что-то весёлое со сцены. Горшок тихо хмыкнул: — Ты что-то задумала, да? Слава не ответила, но, впрочем, это было неважно. Чем больше происходит на свадьбе, тем веселее она становится. Было что-то в этом интересное. Как приключение, за которым можно наблюдать, а не быть его частью. Горшку казалось, что самое важное уже прошло. Колдун побеждён, Князя он спас, как и Принцессу. Осталось весело сыграть на свадьбе и уйти. Будет больше магии или меньше — его никак не волновало. Он вернулся на сцену, с которой Князь доигрывал песню «Русалки». Толпа сосредоточилась у сцены, отвлекшись от белой простыни, за которую каждый хотел заглянуть. Горшок забрался на сцену и объявил небольшой перерыв. Толпа загудела, но разбрелась. Князь подошёл к нему и тихо поинтересовался, нормально ли всё, на что Горшок просто пожал плечами. — Тут без нас разберутся, — сказал Горшок. — Что у нас есть в арсенале весёлого? Общим голосованием из двух людей решили, что весёлого нихрена не будет. С этого же вместе посмеялись. Всё равно, когда появилась Целительница, она сказала играть без слов — просто мелодию, под которую они наденут кольца и разойдутся. Когда белая ткань упала на землю и Водяной предстал в своей расплывающейся форме, облачённой в белые тряпки, люди резко затихли. — Такого даже она не сгубит, — зашептался кто-то в толпе. И в этом нашли причину. Не в тёплых чувствах, а в холодном страхе. Не в нежных чувствах, а в стойкой безопасности. Священник, до этого разглядывающий цветы, вышел к ним и стал зачитывать монотонным голосом клятвы. На крови это больше не делалось, только на словах. Горшок порой думал, что в этом причина, почему клятвы нарушались. Слова не имели никакую физическую форму. Сказал — забыл. Горшок вообще не помнил, о чём говорил, например, вчерашним утром. А тут — обещания на долгую жизнь. Пальцы по стругам заплясали также монотонно. Кольца заблестели на солнце и вскоре оказались на пальцах у невесты и жениха. Ровно до этого момента всё было прекрасно. Даже излишне хорошо. Даже толпа не гудела на их песни. А шёпот не предназначался для их ушей, поэтому то, что доносилось не было важным. Но то, что донеслось громко, привлекло всеобщее внимание. Голос принадлежал Славе. Она сказала: — Если никто не возражает, я бы хотела кое-что пожелать молодожёнам. И задать всего один вопрос. Священник растерялся и взглянул на Целительницу. Кто уж был здесь главным — ясно было сразу. Она кивнула, и Священник дал слово дочери кузнеца. — Я бы хотела пожелать вам счастья. И узнать, пожелаете ли вы нам счастья, дав свободу? — Какого рода свобода тебе нужна? — Ведьма уже знала ответ, но вопрос произнесла. — Свобода на колдовство. Как раньше. — Не всё, что было раньше, можно считать хорошим. Не всё, что было — обязано быть всегда. Слава вздохнула. Слава посмотрела на Водяного, потом на Целительницу. — Я ожидала такого ответа. Тогда будет справедливо, если никому не положено колдовать, то и ты не будешь этого делать. Или придётся заплатить за это цену, которую платит каждый из нас, чего-то лишаясь. Целительница медленно, будто бы не веря в услышанное, опустила взгляд на свою руку. На палец, на котором блестело кольцо с гравировкой, проступившей только сейчас, когда какая-то сила сосредоточилась в руке и там же осталась. Запрет. Невозможность. Бессилие. Она вернула взгляд Славе, и на какое-то время там даже можно было увидеть восхищение. — Это справедливо, — на удивление спокойно отозвалась Целительница. — Но и ты за это поплатишься. За магию, что использовала на мне, в месте, где она под запретом, если не согласована со мной. Слава усмехнулась. Это бесконечный круг, где змея пожирает свой хвост. Она делает то, что делать нельзя, чтобы это осталось нельзя для всех. Горшок и Князь растерянно посмотрели друг на друга. А потом послышался шум. Сначала из толпы кто-то крикнул: — Так и надо. Потом кто-то крикнул: «а как же нам жить». Кто-то заорал: «так, а как же лекарственные снадобья». А как же то. А как же другое. А как же жить в мире, который ни разу не уточнён. Начались споры, кто-то кого-то толкнул. Завязалась драка, и она могла бы перейти до самой сцены до Князя и Горшка, но послышало громкое ржание лошадей, и королевская конница с экипажем рыцарей остановилась. Король вышел первым и с улыбкой спросил: — Надеюсь, я не опоздал? Его лицо при виде Водяного исказилось: эта нечисть водилась везде, и как же ему она не нравилась, особенно, если не приносила дары. Люди прекратили размахивать кулаками. Все посмотрели на Короля. Король посмотрел на толпу. Среди незнакомых лиц он увидел одно, которое было ему до боли знакомо. Лицо растерянной дочери. — Вот этого я не ожидал, — Горшок невесело усмехнулся. Князь даже не успел спрыгнуть со сцены, как рыцари перехватили Принцессу и уволокли в королевский экипаж. Дальше всё пошло, как по маслу. Схватили Славу, схватили тех, кто заново начал задавать вопросы. А потом добрались и до бардов, что не играли, а застывшими фигурами смотрели на происходящее. — О, так это же герои, — сказал Король. — Мы после свадьбы планировали Принцессу привести к вам, — тут же соврал Горшок. И был таков. Он даже не думал, что врёт. Кое-что в планах всё же оставалось. — Да, точно. Свадьба. Почему никто не веселится? Король взглянул на народ. Хлопнул в ладоши. Заиграла снова музыка. И под эту музыку часть экипажа отправилась к замку. А другая часть — осталась. Свадьба продолжилась, как ни в чём не бывало. Люди сделали вид, что ничего не произошло, и только во взгляде читался «а ты понимаешь, что происходит, я — нет». Никто ничего не понял. Горшок запел, а Князь подумал, что это сон. Такого дня в его жизни быть не могло. Он чувствовал победу днём ранее и поражение уже сегодня. Как кукла он играл со сцены, но не чувствовал ни ног под собой, ни своих же рук, которыми перебирал струны, ни тело в целом. Даже его голова казалась чужой. Отделённой от всего того бренного, что видели люди сейчас. Князь был телом здесь, но головой — с королевским экипажем, что вёз Принцессу, Славу и людей, которые всё ещё ничего не понимали. Первое время ни до кого не доходило, что Ведьма-целительница осталась без своих сил. Никто не решался проверить всё лично. И свадьба играла, пела, плясала, пока пировал и сам Король. Целительница в какой-то момент из толпы пропала. За Водяным снова стали ходить люди с белыми простынями. Они прикрывали его, пока пьяный Лесничий не отобрал эти ткани и не стал яростно топтать ногами. Он ругался на эти тряпки, ругался, а после взглянул на Водяного (виновато, очень виновато), и прошёл мимо. Князь наблюдал за изменениями в толпе. За Целительницей пропал и Король. Горшок подошёл и сказал: — Как тебе мысль зарабатывать на свадьбах? Князь взглянул на него, выгнув бровь. — И на похоронах? — предположил он. Горшок улыбнулся, но эта его улыбка не закрепилась надолго на лице. Вскоре он стал серьёзным. — Думаю, нас ждёт ещё одна свадьба. Или темница, ё-моё. Это если Король не поверил в наши сказки. — Я думаю, что поверил. — Тем лучше нам, — Горшок почесал затылок. Как-то неловко, будто вычесать из головы мысли хотел. — Переживаешь? — Скорее, не совсем понимаю, что нам делать теперь. — Ну, как что? Говорю же, пойдём зарабатывать на свадьбе. Может, в процессе, сорвём её. Станем снова беглецами. Отрастим густые усы, — Горшок перечислял, и чем больше он говорил, тем больше Князь начинал улыбаться. В конце он уже смеялся. — У меня не растут усы. — Тогда тебя убьют первым, — ответил Горшок. — Но не волнуйся, отпеть я тебя смогу лучше любого священника. Князь шутливо толкнул Горшка в плечо. У импровизированной сцены, от которой они стали уходить, остановился Безголовый. Он вытянутыми руками шарил по пространству и, не найдя ничего, двинулся дальше. — Как бы он кого, это, того, — Горшок изобразил, как отрывают голову, только сделал это легко, словно снимал шляпу. — Понимаешь, да? — Понимаю. Уведём его с собой? — предложил Князь. — Это ведь ты его голову кинул хрен пойми куда. — Я отстаивал твою честь, — рассмеялся Горшок, за что получил ещё один лёгкий удар в плечо. — Ладно. Он всё равно молчаливый сейчас, не будет раздражать. Бери с собой, пойдём к Королю. Князь подошёл к Безголовому и сначала пожал ему руку. Этого оказалось мало, и эти широкие ладони стали ощупывать плечи, волосы и только потом тело признало в нём друга, и пошло следом. Люди постепенно разбредались по домам. Оставались только самые пьяные и самые голодные, что со столов потихоньку опустошали тарелки либо в карманы, либо в собственные животы. Решено было идти к дому Старосты — какая-то чуйка подсказывала, что именно там можно отыскать всех важных и напыщенных. Они только стали подходить к двери, как она широко распахнулась. Лесничий вышел с топором, посмотрел на них и спросил: — Вы тоже пришли пробовать снять кольцо? Горшок с Князем переглянулись и единогласно ответили «да». Безголового решили оставить на улице. Он пошел по периметру ощупывать деревянные стены дома. — Они на втором этаже с Королём, — сообщил Лесничий. Видно было, что человека без головы он видел впервые, но вопросов задавать не стал. Он просто сел на ступеньки, а Горшок утянул Князя в дом. Второй этаж уже был им знаком. Они повернули налево, чтобы попасть в комнату Целительницы, чьи руки уже были все в масле, но кольцо всё равно никак не желало сниматься. Король наблюдал за ней и медленно-медленно качал головой. Он был не в духе, хотя в толпе казался частью этого праздника. Чтобы не стоять в проёме, Горшок кашлянул, дождался, пока три пары глаз на него посмотрят, и вошёл в комнату, а за ним вошёл и Князь. — А вот и герои, — сказал Король. — Или сообщники, — проговорила Целительница. Но квакающий голос Водяного её перебил: — Не знают они ничего. Пусто их хаять. Пришли зачем? — Мы по делу, — Горшок смотрел только на Короля. — Свадьба у Принцессы ведь планируется? А кому, как не менестрелю там выступать, верно? — Король кивнул. Он был всё таким же медленным, будто бы даже немного растерянным. — Тогда мы с Князем приглашены? — Да, конечно. Будете играть на свадьбе. — А когда планируется свадьба? — спросил Князь. Король будто бы очнулся из своих мыслей. Он даже улыбнулся. — А чего медлить? — спросил он у самого себя. — Послезавтра же и сыграем свадьбу. Чем быстрее её отдадим замуж, тем быстрее она отбесится. Потом даже благодарна будет. Князь сжал руки в кулаки и ничего не стал отвечать. Горшок криво усмехнулся: — Раз так, то мы соберёмся и выдвинемся с экипажем. — Да, конечно, — Король взмахнул рукой. — На свадьбу также приглашены и наши новобрачные. Отказы не принимаются. Целительница даже отвлеклась от своей руки. Она взглянула Королю в глаза, а тот лишь пожал плечами. — А почему нет? — он будто бы понимал, что она спрашивает одним своим взглядом, поэтому отвечал ей уверенно. — Ты всё ещё часть моих доверенных лиц. Отвлечься на ещё одной свадьбе будет недурно. А потом мы и решим, что делать с той девчонкой и как теперь удерживать власть. Водяной вздохнул. Это было так громко, что Король поморщился снова, и поспешил покинуть покои. Даже если теперь Целительница не могла никого проклясть, не могла задушить, просто сжав кулак в стороне, она всё равно казалась опасной — у неё были знания и сама природа под рукой. Эльфы вряд ли станут помогать, когда поймут, что больше нет той силы. Впрочем, она бы могла и дальше помогать им, но, если союз заключен между теми, кто на вершине пищевой цепи, то и не удивительно, что, оступившись, легко угодить на ужин в качестве еды, а не в качестве пирующего союзника. Оступился — и оказался внизу, обглоданным до костей. — Я не дам отрубить мне руку. Даже палец не дам отрубить, — прошипела Ведьма, и Князь вспомнил Лесничего с топором. — Он избавится от тебя. Я знаю его, — проговорил Водяной. Ведьма взглянула на него, приподняв бровь: — Ты о Лесничем? — О Короле. Ведьма хмыкнула, села за столик и вылила ещё немного масла себе на пальцы. Разговор подошёл к концу. Горшок потянул Князя на выход. — Может, мы сможем поговорить? — спросил тихо Князь. Горшок в ответ покачал головой. Он прекрасно видел, в каком настроении была Целительница и что слушать она никого не станет. Даже Водяного не стала, хотя тот явно понимал, о чём говорил. Князь помнил, какой разговор состоял у них на болотах. Водяной знал Короля. Водяной знал много чего. Но люди его никогда не слушали. Видимо, нечисть не слушала тоже. А вместе с тем, кто-то ушел выстирывать белую ткань от широко следа из-под ботинок, чтобы сшить мантию для Водяного. Снова скрыть его от чужих глаз и при этом не попасть под раздачу. На крыльце сидел Лесничий, и топор лежал рядом с ним. — Получилось с кольцом? — спросил он, как только увидел Горшка. — Увы, блин. — Магия такое дело. Не снимется кольцо. Даже кузнецы не смогут его снять. — А ты откуда знаешь? — Да это ж разве первый случай? Если берёшь на себя слишком много, то и проклятий не избежать, — Лесничий почесал свою бороду и после кивком указал на ступеньки. — Присаживайся. Горшок упал рядом и покосился на топор. Лесничий, заметив его взгляд, откинул топор на траву. Князь стоял и смотрел на них, а после сел неподалёку от Горшка. — Значит, твоя просьба помочь Водяному вылилась в свадьбу? — Горшок посмеялся. — Двух зайцев убил. Одна хотела замужество, а от него теперь не разбегаются звери. — Да уж, — Лесничий веселья не разделил. Он казался опьянённым своими мыслями. — Но разбегаются люди, а замуж она хотела, скорее, за меня. Князь не был удивлён, что свадьба была эта не по любви. Он даже не помнил, был ли между ними поцелуй. Ненависти, правда, он не ощущал тоже. Между людьми, которые ненавидят друг друга или недолюбливают, обычно сложно было находиться. Но Ведьма и Водяной общались как давние приятели. Стало быть, что-то всё же было. — Не понимаю, а чего, без свадьбы было не обойтись? — Эльфы выставили простое условие, но, кажется мне, это было просто желание почувствовать власть. Может, они не ожидали, что всё зайдёт так далеко. Она согласилась. Водяного пришлось уговаривать мне. Как только начали подготавливаться к свадьбе, лес стал наполняться животными. Из болота своего Водяной выбрался. А вот болото из него… Лесничий замолчал, задумчиво уставившись на свои руки. Этими руками он помог свадьбе осуществиться. Этими руками он утаскивал друга под венец. Этими руками он собирался сделать доброе дело, но боль так и не ушла, и либо Целительница его обманула, либо он совершил такую ошибку, от которой теперь не помогут забыться даже ночные эльфы. — Ты переживаешь за друга, — с пониманием дела заговорил Князь. — Ты помог ему, сделав то, что было в твоих силах. Не бери на себя больше этого. Он сам решил согласиться на эту помощь, на эту свадьбу. Ты не тащил его силой. — Не тащил, — согласился Лесничий. — Но чувство такое, будто я не помог ему, а что-то сделал хуже. Он слишком долго был один, чтобы теперь легко переносить все эти взгляды. Как бы он чего не натворил. Целительница теперь не поможет. Не удержит, в случае чего. — Попытайся удержать ты. А если не выйдет, будете вместе последствия разгребать. Какая проблема? — Горшок весело потрепал Лесничего по плечу. Тот даже улыбнулся. — Ты, главное, больше друга не бросай. — Да не брошу, — Лесничий усмехнулся. — Я их двоих свёл, мне за ними и приглядывать. Останусь с ней, если он решит уйти на болото своё. Буду приходить. Уговаривать жить по-людски. Глядишь, получится. И всё стало бы нормальным. Оставалась бы только боль, которая совершенно никуда не уходила. Шрапнелью в груди сидела, и Водяной, отдавший ему пиявку утром, совершенно серьёзно сказал, что она последняя, больше не будет помощи от него. Не будет помощи от эльфов, которые с Целительницей были в хороших отношениях ровно до того, как она пришла с просьбой. Отчаяние читалось на чужом лице. Горшок сочувствовал, но никакой помощи оказать не мог. Он снова похлопал чужое крепкое плечо и поднялся, чтобы уйти. Князь поднялся следом. Из-за воспоминаний о верёвках, о том, что этот мужчина собирался Горшка у него забрать, сочувствие не было таким уж и сильным, и боль казалась оправданной, только чувство справедливости не приходило. По существу, никто не заслуживал постоянной боли за свои ошибки. — Нам нужно как-то так сообразить, — задумчиво сказал Горшок, притаптывая низку траву, что пестрела маленькими островками на пересохшей от яркого солнца тропинке. — Чтобы спасти двух отважных дам, и при этом… не лишиться головы. Понимаешь, да? Князю стало приятно от мысли, что на этот раз Горшок не думал сбегать. Видимо, сказывалось то, что своё желаемое он получил и теперь хотелось быть не менестрелем, а героем. — Да, было бы хорошо. Один Безголовый у нас уже есть, два других будут явно ни к чему. — А где наш Безголовый? — Горшок обернулся. У дома никого не было. — Снова просрали? — Да он вернётся, куда денется, — проговорил Князь. Они отправились к королевскому экипажу, обдумывая, как прервать свадьбу и без лишних подозрений спуститься в королевскую темницу. Горшок не умел взламывать замки и, насколько он знал, Князь не умел тоже. Перед ними всё ещё оставались нерешённые задачи. Но они были друг у друга — и это радовало. Вдвоём греть голову оказалось приятнее, чем по одиночке.