Побочные эффекты Дьявольского плода

      Солнце, находясь уже высоко над горизонтом, ярко светит, и ничто живое не может избежать его лучей, отражающихся от морских волн. Кажется, оно согревает всё вокруг, вне зависимости от местонахождения. Яркий огненный шар висит в небе и не торопится куда-либо испаряться, как минимум потому, что нет ни одного облачка, способного помешать его свечению. Одним словом, некоторые вещи не меняются.       Зоро жмурится от солнца и утыкается подбородком во что-то твёрдое и прохладное. Он полагает, что это деревянные доски лодки, однако ощущение бархатистой поверхности как бы намекает мечнику на то, что он принимает вещи не за то, чем они являются на самом деле. Тогда Ророноа приоткрывает глаза и наблюдает перед собой чью-то выделяющуюся ключицу. Охотнику за головами хватает секундного замешательства, чтобы окончательно проснуться и осознать, что на одной из его рук спит Луффи, используя её в качестве подушки, а другую сам Зоро по-свойски закинул за спину мальчишки, сгребая того «в охапку» и ещё ближе прижимая к себе.       Мечника мгновенно накрывает стыд, когда он понимает, в каком положении оказался и что может подумать о нём его капитан, если проснётся в чужих объятиях. И самое странное, что Ророноа вовсе не помнил о том, как всё это произошло. Охотнику за головами казалось, будто бы он спал так крепко, что даже если бы по ним начали палить из пушки, он бы не проснулся. Более того, такое поведение было не свойственно мечнику, у которого всю жизнь был до такой степени чуткий сон, что он мог проснуться даже от дуновения ветра.       Так или иначе, необходимо было что-то делать, чтобы Луффи не подумал ничего неправильного о Зоро, ведь он, можно сказать, доверил ему свою жизнь, рассказав о подобной слабости обладателей Дьявольского плода. Однако если убрать руку с чужой спины не составляло никакой проблемы, то мечник столкнулся с бедой иного рода: из-за узкого пространства в лодке их ноги были перепутаны между собой, и Ророноа, настолько аккуратно, насколько это было возможно в данной ситуации, пытался выбраться, не разбудив Луффи. Из всех ситуаций, когда действовать нужно было быстро и осторожно, эта казалась Охотнику на пиратов самой непростой. По сути, он даже был не виноват в случившемся, но почему-то боялся реакции Монки на подобную случайность.       В это же время последний спал без каких-либо волнений, и вряд ли после детства, проведенного с братьями, его мог разбудить чей-то пинок или иное телодвижение во сне. Зоро же раздумывал, как убрать голову Луффи со своей руки так, чтобы он не проснулся, и мозг, нагруженный тяжелыми мыслительными процессами с самого пробуждения, уже не мог придумать адекватное решение этой проблемы. Поэтому мечник, не придумав в итоге абсолютно ничего, что не включало бы пункт «От этого Луффи в 100% случаев проснётся», остановился на варианте, что он будет ждать пробуждения капитана и делать вид, что он вовсе не при делах, а мальчишка сам упал на его руку. Одно в этом плане не было идеально — от Монки нельзя было ожидать чего-то определённого. «Хоть всё это и выглядит так, будто я не при чём, но… слепому не покажешь, глухому не расскажешь… в общем, неважно» — к такому логическому заключению пришёл Зоро, терпеливо выжидая, пока капитан проснётся. И ему бы хотелось, чтобы он сделал это как можно быстрее, поскольку собственная рука уже начинала затекать в неудобном для мечника положении.       Когда Луффи наконец просыпается, он не сразу замечает, что всё то время, пока он потирает руками глаза и потягивается, за ним внимательно наблюдает его первый и до сих пор единственный Накама. «Ой, Зоро…» — бормочет себе под нос мальчишка, надвигая на глаза поля соломенной шляпы и отворачиваясь. У Ророноа наступает настоящее замешательство: он впервые видит Луффи таким, как бы это сказать… смущенным? Ему сложно подобрать слова, которые могли бы быть уместны в подобной ситуации, так что он предпочитает отмолчаться и погрызть яблоко — то немногое, что было у них в провианте.       День проходит так же бесцельно и быстро, как и предыдущие, но теперь весь интерес Монки сосредоточен не на рыбках в воде, а на мечнике, сидящем перед ним в крохотной лодке. «И почему он такой сухарь? Я ничего не могу понять по выражению его лица», — Луффи продолжал разглядывать лицо Зоро, словно в какой-нибудь маленькой морщинке был скрыт ответ на то, о чём он сейчас думает, — «Может, ему настолько неприятно, что он за весь день ни одного слова не смог проронить?»       — Всё в порядке, кэп? — три простых слова, нарушивших тянувшуюся весь день тишину, вывели Луффи из задумчивого состояния так быстро, будто бы его окатили ледяной водой.       — Просто есть хочу… — пробормотал юноша, которого застигли врасплох, и он был не в силах придумать что-то куда более правдоподобное.       — Нужно было достать еды перед отплытием, к тому же, кто знал, что ты столько ешь… Надеюсь, ты не смотришь на меня так, потому что собираешься откусить кусочек? — Ророноа криво усмехнулся, будто он и сам был готов поверить в сказанное.       «Да я бы и впрямь не отказался тебя укусить, но ты же не даёшь!» — подумал Монки, отворачиваясь и глядя на вздымающиеся вдалеке волны. Так или иначе, после того, как Зоро с лёгкостью поверил в сказанную ему ложь, поздно было перед ним объясняться. Если быть честным, то Луффи весь день пытался разглядеть на лице мечника эмоции презрения или отвращения, но так и не понял, что он о нём думает. Ророноа вёл себя, как обычно — был немногословен и дремал почти всё время, но на этот раз это совсем не устраивало юношу.       «Если тебе неприятно, скажи об этом, потому что я весь уже извёлся от мыслей об этом!» — размышлял Монки, но сказать об этом прямо не мог, поэтому отвернулся, чтобы не видеть лицо мечника. Лодка по-прежнему покачивалась на волнах, разве что ночь была прохладнее, чем предыдущая. В море температура днём и ночью всегда разнилась, но в этот раз ощущалась как-то сильнее обычного. Лёгкая дрожь пробирала тело, и тонкое одеяло, легко накинутое на бок, вовсе не спасало положение.       Луффи думал о том, как было бы славно быть согретым чужими большими руками, которые могли принадлежать только одному знакомому ему человеку… Да, руки у Зоро действительно были тёплые, да и в целом от него самого исходило тепло, чем-то похожее на жар, и сейчас юноша мог ощутить это особенно сильно, как будто Ророноа действительно его обнимал. Юноше казалось, что ему снится слишком реалистичный сон, в котором даже чужие прикосновения ощущаются, как наяву. «Должно быть, показалось» — именно это пришло в голову к Монки, когда рядом с ухом кто-то шумно вздохнул.       — Тебе, наверное, холодно… Я понимаю, так что всё в порядке. — Зоро, у которого даже голос никогда ранее не дрожал, теперь пытался связать пару слов в предложение. От Луффи пахло морской водой и солью, и хотя Охотник на пиратов чувствовал себя неправильно, но он просто проявлял заботу о своём капитане.       Монки же сразу открыл глаза, происходящее больше не казалось ему сном — тепло чужого тела было близко, а большие руки ощутимо обнимали со спины. Сердце забилось как бешеное, а разум будто бы и вовсе отключился: мальчишка, заворочавшись, едва ли сумел развернуться в узком пространстве и тут же уткнулся лицом в грудь мечника. «Зоро-о» — едва слышно, в чужую одежду промычал Луффи, обнимая в ответ, всё больше принимая чужое тепло.       Хотя в ту ночь больше никто не проронил ни единого слова, но было слышно лишь только два сердцебиения, бившихся, словно в один такт, и поддерживая единый ритм. Действительно, порой действия могли сказать гораздо больше, чем слова, и вовсе немного слов требовалось, чтобы многое понять.