They Don’t Care About Us

— Она что-нибудь говорила? — спросил Кацуки у Деку. — Ни слова, даже звука от неё не было, — он тихо вздохнул и засунул руки в карманы белого халата. — И хуже того, она ничего не ест. Если и дальше так пойдёт, то придётся ставить зонд и кормить через трубку, а девушка и так пережила самое большое унижение в жизни. Питание через трубку и того унизительнее. — Чёрт, — выругался Бакуго. — Если она не заговорит, то я не смогу завести дело и посадить тех ублюдков. — Он стиснул кулаки. — Её никто не имеет права осматривать без её согласия. А так у меня ничего нет! Лишь догадки! — Каччан, может тебе стоит поговорить с ней, втереться к ней в доверие. Ведь это ты её нашёл на улице и привёз сюда. Возможно, она тебе откроется.

Двенадцать часов назад.

Кацуки вышел из местного полицейского участка, когда на часах было десять вечера, и направлялся к своей машине. Сил хватало, только чтобы довести своё тело до дома и завалиться спать. А завтра снова на службу. Снова одно и тоже: вечное заполнение каких-то ненужных бумажек, задержания, допросы, паршивый кофе, кислые физиономии коллег. Он вставил ключ в замок зажигания и прокрутил. Салон сразу же наполнил голос Тэйлор Момсен и её «Make Me Wanna Die», что он слушал утром по пути, настраиваясь на долгий день. Ещё со старших классов он слушает рок. Рок его успокаивает, будоражит, оживляет, проникает под кожу и разгоняет кровь по сосудам. Эта музыка однажды ворвалась в его жизнь через наушники и оставалась с ним по сей день. Даже на волне фанатизма научился играть на ударных. Он с силой нажал педаль газа и выехал на дорогу со жгучим желанием приготовить ужин и снять с себя чёрную рубашку с брюками, что были неотъемлемой частью его рабочего дресс кода. Улицы Синдзюку были к этому времени пусты от машин. Только парочка прохожих на километр. Не было свидетелей его превышения скорости. К тому же, он уже давно выяснил, где установлены камеры контроля скорости. Мысли о предстоящем горячем Кацудоне отвлекли Бакуго от дороги, что он не сразу заметил, как прямо под колёса его машины, выбежали два человека. На них были толстовки с капюшонами, и даже в свете фар лиц не было видно. Он резко дёрнулся вперёд от того, что нажал педаль тормоза. Чудом их не сбил: они успели увернуться, только облапали кузов и скрылись между зданиями под поток нецензурной брани Кацуки. Разъярённый он уже собирался поехать дальше, как заметил в переулке фигуру человека. Сначала он стоял пошатываясь из стороны в сторону, а потом рухнул на землю. Бакуго не позволили просто махнуть рукой на происходящее звание и удостоверение детектива. А может совесть и честолюбие. Он съехал на обочину, вышел из машины и, держа руку на кобуре с "Глоком", прошёл в переулок. Должно быть очередная разборка наркоманов за дозу. Или территорию поделить не смогли. Или может ограбление. В любом случае, предстояло убедиться. Он жутко устал, и последнее, что он хотел сейчас – напроситься на сверхурочную работу. Но пресловутое “Служить и Защищать” трезвонило у него в мозгу. В освещении одного уличного фонаря, Кацуки обнаружил того человека лежащим на земле лицом вниз. Он не двигался. Одет был незамысловато: широкие тёмные штаны, худи, кроссовки, на голове шапка. В паре метров у стены он приметил сумку. — Эй, вам нужна помощь? — окликнул того Бакуго и осмотрелся по сторонам на предмет опасности. Нет ответа. Нет движений. Тишина. Поняв, что опасности нет, Кацуки подбежал к человеку и перевернул его на бок. Это оказалась девушка на вид лет двадцати. Всё лицо в синяках и порезах, вокруг левого глаза старый на вид шрам, губы разбиты. Из уголка рта стекала тонкая струйка крови. Она тихо стонала. Кацуки попытался приподнять девушку, облокотить о стену и усадить её, но она медленно открыла глаза и, только встретившись со взглядом Бакуго, с силой оттолкнула его. — Нет, не надо! Хватит! — прохрипела она. Видимо сорвала голос оттого, что долго кричала и плакала. — Я детектив Бакуго Кацуки, — он выставил раскрытые ладони перед собой, показывая, что безоружен. — Показать документы? Она отодвинулась от него, примкнула вплотную к стене и прижала к груди колени. Без конца, как заведённая, повторяла "Не трогай меня", "Нет", "Я не хочу". У девчонки шок, она не соображала, кто перед ней. Она прятала от него лицо, натягивая на него шапку. Бакуго заметил у неё сбитые в кровь кулаки и сломанные ногти. Одежда перепачка то ли в крови, то ли в грязи. В полумраке переулка было сложно разобрать. — Я тебя не трону. Позволь мне помочь тебе. Кацуки протянул к девушке руки. В правой было удостоверение. Он терпеливо ждал, когда она на него взглянет и позволит увезти из обосанного места, что кишело крысами. Она была подобна бездомному котёнку: истощённая, перепачканная грязью, недоверчивая к протянутой руке. — Не бойся, — только и произнёс Бакуго, прежде чем девушка протянула дрожащую руку в ответ. *** От Деку Бакуго узнал, что, когда оставил её в больнице, она бросалась на каждую медсестру или санитара, которые пытались её переодеть в больничную сорочку, поставить капельницу, накормить или просто поговорить. Деку своими сладкими речами и оленьими глазищами удалось уговорить девушку снять с себя грязные, рваные шмотки. В обмен пообещал, что её не тронут, а просто оставят одежду на комоде у стены. На лекарства и капельницы также уговорил святой Деку, пообещав, что будут только девушки медсёстры. Девчонка ничего не говорила, только кивала, угукала или фырчала. Бакуго смотрел на неё сквозь открытую дверь палаты. Найденная девушка смотрела окно на утренний город и сидела столь неподвижно, что казалось, будто она кукла, которую усадил ребёнок. На столике не тронутый поднос с едой. Он догадывался, что ему так или иначе предстоит поговорить с ней. У Кацуки было много вопросов: "Как её имя?", "Что она делала в переулке?", "Откуда у неё столько синяков и порезов?", "Помнит ли тех, кто избил её?". Но будет ли диалог, он не знал наверняка. Он зашёл в палату, чем сразу привлёк её внимание. Она резко обернулась, несмотря на то что он передвигался практически беззвучно. Вот это рефлексы. Большие гетерохромные глаза – правый стального цвета, а левый лазурного – настороженно смотрели на него в упор, будто оценивали каждое его действие, высматривали его выражения и жесты. Бакуго по долгу службы множество раз наблюдал подобный взгляд: взгляд человека, прошедшего через Ад. Кацуки бегло оглядел её. В белой больничной сорочке она выглядела смертельно бледной и уставшей. Порезы на лице были заклеены пластырем, кисти перебинтованы. Цветные волосы распущены. Было похоже, что она побывала у криворукого парикмахера-садиста. Причёска не симметричная: с правой стороны длина больше, чем с левой. Ей что, вырывали волосы? Кацуки в уме сделал пометку этому вопросу, чтобы выяснить позже. Он стиснул зубы, когда увидел сине-фиолетовые следы на запястьях и предплечьях. Её держали насильно. — Меня зовут детектив Бакуго Кацуки, — тихо практически шепотом начал он, боясь спугнуть. — Помнишь меня? Я нашёл тебя в переулке ночью. Она осмотрела его с ног до головы, видимо пыталась вспомнить, но потом отрицательно покачала головой. Её взгляд на долю секунды задержался на оружии на поясе. Бакуго воспринял молчание это как возможность продолжить подобие диалога: — Расскажешь мне, что с тобой случилось? Как ты оказалась в убогом, богом забытом месте? — спросил он и опустился на кресло позади. Молчание. — Как тебя зовут? Молчание. — Помнишь тех, кто тебя обидел? И снова молчание. Бакуго не отличался терпением и стальной выдержкой, и безмолвие девчонки с её нежеланием сдвинуть дело с мёртвой точки раздражали его и выводили из равновесия. Он впустую тратил на неё драгоценное время, которое мог потратить на раскрытие целой коробки дел у его стола. На те дела, что действительно имели смысл. — Как мне тебе помочь, если ты не говоришь ни хрена? — взбесился Бакуго, отчего девушка вздрогнула и стиснула в кулаках одеяло. — Какого чёрта я должен нянчиться с тобой? Он поднялся с кресла и направился к выходу из палаты. Он не намеревался просиживать штаны в ожидании, когда девица соизволит заговорить. Если будет что-то стоящее, Деку ему сообщит. Не хочет девица правосудия, ну и ладно. Не станет же он её заставлять. Не его это работа. Кацуки не психолог, не социальный работник, чтобы вытирать сопли, сюсюкаться или гладить по руке, приговаривая, что всё будет хорошо. Он, мать его, детектив. И его работа ловить преступников и сажать их за решётку. Он уже подошёл к двери, как услышал тихий хриплый голос, что разрезал тишину комнаты: — Спаси их.