Мост через вечность

–Нелепая какая! — поморщился слуга креста, отходя от привязанной Крытки Малоре. Крытка дёрнулась, призывая всю скопленную вампирскую силу, и уже ясно представила себе, как лопаются, не выдержав её мощи, верёвки, назначенные смертным, напряглась, и… Ничего не произошло. Слуга креста, привязавший её, расхохотался, но хохот его оборвался. –Умолкни! — велел ему чей-то холодный голос и у Крытки Малоре по спине от этого голоса побежали мурашки. Голос этот напугал даже её. — А лучше — ступай. И слуга креста выметнулся прочь, точно сила какая-то вышвырнула его, так быстро это произошло. Крытка Малоре замерла. Она не могла развернуться, не могла повернуть головы, привязанная к стулу верёвками, которые не смогла разорвать, а кто-то со страшным голосом стоял позади неё безо всякого движения… Запоздало Крытка Малоре понимала — сопротивляться надо было ещё при аресте. Вот только тогда, когда слуги Креста вошли в деревню и надо было сопротивляться — ясно же было, Святой Престол прислал их и полномочиями наделил, а тут ещё и король Стефан в такой мрачности и таком гневе, что ясно — пощады не ждать! Надо было Крытке Малоре, с её-то нелепым умением перед смертными свою натуру показывать против собственной воли, и бежать тотчас, надо было! ан нет! решила она, что подозрение вызовет, а так — пройдут воины Креста, да Слуги Святого Престола и всё как прежде будет. От того и не сопротивлялась при аресте — не хотела показывать всем собравшимся любопытным, что она сильнее мужчин, схвативших её, что вампир она. «Совет по голове не погладит, много нелепости я им принесла», — думала Крытка Малоре в тот миг, и предполагала, как ловко освободиться где-нибудь вдали от лишних глаз и уйдёт лесами и болотами в новую жизнь, и снова припадёт к тяжёлому труду, как к единственному своему спасению и первой своей радости. А теперь её верёвки не пускают. Смешно! Кому расскажешь — не поверят! Крытка Малоре, конечно, слабая вампирша, но всё-таки вампирша. Ей все эти смертные верёвки — ниточки, прутики заточения, но… В путах! И страшно. По-настоящему страшно. И ещё этот голос. Увидеть бы… Пытка эта длится недолго и скоро появляется перед лицом Крытки Малоре слуга Святого Престола. И в лице его есть такое, что не оставляет Крытке и тени сомнения — всё кончено! Он молод, ещё молод, едва ли ему больше тридцати лет. У него тёмные волосы, сам он худ и довольно бледен, но как заострены его черты! а глаза?.. В этих глазах нет и проблеска сострадания, одна суровая, стальная беспощадность. И сам он, облачённый в чёрные одежды, без украшений, без знаков отличия, с наглухо застёгнутым воротом, не человек, а воплощение этой самой стальной беспощадности. –Отпустите меня! — Крытка попыталась справиться со своим страхом. Она захлюздила по-бабьи жалостливо, надеясь, что этот человек дрогнет. Но даже стену разжалобить было, наверное, проще. Человек ничего не сказал. Его беспощадные глаза продолжали изучать Крытку Малоре. Зашелестело, и Крытка вздрогнула совсем по-людски, дёрнулась, пытаясь увидеть со своего позорного стула, кто там ещё вошёл, и увидела низенького человечка с пачкой пергаментов и чернильным прибором. –Господин Томас, — пропищал человечек, стараясь не смотреть на Крытку Малоре, — вы хотели меня видеть? –Да, — обозначенный Томас не улыбнулся и не взглянул, словно пришедший человечек был ему предметом мебели, не больше, — займите светлый угол, Розарио, вам придётся много записать сегодня — это я вам обещаю. Розарио нервно сглотнул и скользнул в темноту. Да, ему был предложен светлый угол, но из него была видна Крытка Малоре, а Розарио предпочёл портить зрение, выводя в полумраке свечей нервные строки, чем видеть её и то, что слуга Святого Престола — Томас будет делать с нею. Томас это понял, но ничего не сказал. Он давно уже знал, что мир, в основном, состоит из малодушных людей. Винить ли их за это? да, если это ведёт к преступлениям и карат, если уже привело. Но перед ним сегодня был не человек. –Ваше имя? — спросил Томас, обращаясь к пленнице. –Отпустите меня! — захныкала Крытка Малоре, — я ничего не знаю. Я посты соблюдаю, в церковь хожу… –Кровь людей выпиваю и от дневного света сторонюсь? — подсказал Томас. Крытка Малоре осеклась. Будь она умнее — она бы возмутилась прямо сейчас, но ум не стал её сокровищем даже несмотря на тот срок, что она уже прожила на этой земле. –О чём вы? — голос вампирши дрожал, она снова попыталась рвануться из верёвок. –Не советую, — предостерёг Томас, — в них вплетены тернии, так что, если ты не хочешь себя поранить, то сиди спокойно. Терния? Что ж, она не причинит заметного вреда, но поранит. Слова о крови, о солнце и верёвка, с вплетёнными в неё терниями?.. это что-то запредельное. Впрочем, Крытка Малоре, хоть и чуяла всё больше страха, усиленно изображала из себя смертную. Она надеялась, что её отпустят, что поймут как она слаба и ничтожна и она… Убежит, не вернётся! –Имя? — спросил Томас. Он перешёл к креслу, приготовленному для него, придвинул его так, чтобы сесть напротив пленницы, и устроился с удобством. –Отпустите меня, я ничего не дела-а-ааа! Томас даже в лице не изменился, когда его рука, держащая крест, коснулась её руки, нарочно, чтобы выжечь немного тьмы и греха вампирского посмертия. Розарио заёрзал, не зная, как записать и на всякий случай упрямо ткнулся в пергамент. –В моём арсенале много чего есть, — предупредил Томас, отнимая крест от её обожжённой ладони. — Железные башмаки с шипами, закалённые в святой воде, или вилка еретика… Малоре отходила от боли и теперь она демонстрировала удивление. –Не знаешь? — сочувственно спросил Томас и крикнул, — Элмар! Снова движение за спиной, но на этот раз Крытка увидела вошедшего. Откровенно говоря, не увидеть его было сложно. Он, казалось, занимал собой половину комнату — до того был высок и грозен. Но его грозность состояла в массе и в изувеченном, изрезанном лице, а ещё в маленьких блестящих глазках, неприятно неподходящих для его громадного тела. И всё-таки, эта мощь была понятна и Крытка Малоре предпочла бы его общество обществу того, кого называли Томасом. –Вилку, — коротко молвил Томас и Элмар, криво ухмыльнувшись так, что обнажились изрядно подгнившие зубы, исчез. Он был удивительно ловок, несмотря на все свои размеры. Вскоре появился. В его руках был железный ошейник, из которого торчало нечто, видимо и являющееся «вилкой» — два шипа, торчащие вверх, два вниз. –Вилка, — сказал Томас, поднимаясь с места. Он схватил Крытку за волосы и придвинул её голову к самым шипам и тон его не изменился совершенно, словно совершал он привычное действие. — Два вопьются в твою поганую грудь, два в твой подбородок. Ты не сможешь двигать головой, а твоя шея, которую давно надо бы переломить, будет сжата ошейником. Ты вампир, тебя это не убьёт, но будет больно, я обещаю! Каждый предмет из моего арсенала либо обработан святою водою, либо выкован в Святом Огне. Вы научились защищаться от смерти, что властвует над людьми, но это не делает вас бессмертными. Вы научились жить долго и не меняться, но это не помешает вам чувствовать боль… Томас посильнее намотал волосы Крытки на руку, и дёрнул её голову, чтобы шепнуть прямо в ухо: –Я обещаю. И отпустил. Резко, безо всякой распутки волос, отшвырнул… Голова Крытки бесславно мотнулась. Она заплакала. По-настоящему заплакала. Этот смертный грозил ей, он унижал её и пленил верёвками, которые она не в силах была разорвать! Всё это было совершенно унизительным и невозможным, но, тем не менее — это было! это происходило с ней и ясно как луна — никто не придёт её спасти. –Крытка…– простонала пленница, задыхаясь от слёз. Она никого не убивала от злости, она хотела трудиться, она любила деревню и физический труд, любила ходить в поля, копаться в земле. Разве её это вина, что её обратили вампиром? Она не плела интриг. — Крытка Малоре. –Так! — Томас был доволен. — А теперь скажи мне, поганая тварь, сама будешь отвечать на вопросы, или мне провести допрос по всей форме? Крытка молчала. Она уже поняла, что спасение не придёт. Боль была реальной угрозой. А что за нею — смерть? «Может, если я буду говорить, он меня отпустит?» — подумала Крытка Малоре, которая так и не научилась таиться и понимать людей. Глупая и ничтожная она верила им. –Есть у меня и другие приспособления. Например — колыбель, — Томаса не устраивало её молчание. — Я разорву тебя пополам, и ты испытаешь настоящую боль, когда святая вода пройдёт в твоё тело через те же отверстия, что и наконечники колыбели. Или ты сменишь своё удобное кресло на моё, допросное…в нём сто двенадцать шипов на сидении, и твоё нагое тело почувствует их все — все железные шипы, выкованные в Святом Пламени. Выживешь? Может быть. Но будет больно. Крытка Малоре была слаба. Никогда прежде она не сталкивалась с такими угрозами. Никогда прежде не слышала о подобном от людей. И от вампиров тоже. И теперь, когда фантазия рисовала ей все эти картины, когда живо вставали перед нею все образы, описанные Томасом, она хотела только спрятаться от него, от боли, от его беспощадного взгляда… –Я скажу! Скажу! — заверила она. Слабая, ничтожная Крытка Малоре, мешающая всем — вампирам и людям, за глаза проклятая Советом, свалившая на Совет много хлопот, законопослушная, но совершенно бесполезная и даже причиняющая хлопоты. Она мешала всем. И её исход был ясен. –Что ж, твоё право, меня устроит и ответ через боль, — согласился Томас¸– но учти — я пойму, если ты солжёшь и тогда…слыхала про коготь, которым можно вытащит рёбра? Крытке бы осечься, задуматься об этой фразе, не про коготь, а про ложь, но… ума нет — весь ответ. –Когда ты стала вампиром? — спросил Томас, сделав знак Розарио. Тот, отчаянно притворяясь, что никакой Крытки нет, принялся писать. Элмар же по знаку Томаса, перешёл за спину Крытки, готовый, видимо, к самым радикальным действиям. От этого было погано. Его присутствие было страшным. Казалось, что за спиной уже есть коготь и что-то ещё… Крытка ответила. Она была угодлива. Ей почудилось, что честные ответы — путь к спасению и она выложила про то, что обратилась случайно, что хозяин хотел обратить другую, но не смог остановиться, и что она — дурнушка Крытка — стала её заменой, и что хозяин был не всегда добр, что бил он её, но она никогда не желала себе другого и сносила всё спокойно. Томаса это не тронуло. Скрипело перо Розарио, дышал за спиной Крытки страшный Элмар, а Томас — ещё более страшный — был тих. Малоре сдуру привиделось, что он тронут её историей и она даже воспряла духом и заторопилась скорее рассказать о своих невзгодах и попытках жить как крестьянка. –Где скрываются другие вампиры? — спросил Томас, прерывая её слезливый рассказ о муже и брошенном огороде. Крытка заморгала. Её вырвали из её истории в жестокую реальность. –Дру…другие? –Где они? — повторил Томас. — С тебя взять нечего — ты дурная и бесполезная, но с паршивой овцы хоть шерсти клок. Элмар тихо хмыкнул за спиной Крытки, и ей показалось, что за её спиной хлестануло холодком. –Не знаю других! Не видела других! Отпустите меня, пожалейте, я никогда и ничего…– зашептала Малоре, и забилась в путах, показывая, что их неплохо бы и снять, ведь она всё сказала. Элмар с размаху, не примериваясь, ударил её по затылку. Ладонь его была тяжёлая и громадная, но Малоре не почувствовала особенной боли. Зато почуяла её, когда Томас — куда более слабый и хилый на фоне своего помощника, сжал её запястье… Это было больнее. –Мои руки знают святое касание, — объяснил Томас, довольный её болью. — И той плоти, что грешна они страшны. Больно, как больно и как несправедливо. –Имена! — громыхнул Томас. Всего лишь человек, которому Крытка могла переломить шею, только бы кто-то освободил её! Он сильнее сжал её запястье, Малоре заверещала и принялась выдавать. Выдавать всех, кого знала. Слабая, ничтожная Крытка Малоре, лишённая ума и не умеющая смотреть в будущее, она с этим будущим прощалась. Она сама вырезала себя из этого будущего. –Это всё, — сказал Томас, когда Малоре выдохлась и затряслась мелкой трусливой дрожью. –Отпустите…– прошептала она. Плакать она не смела — на её щеке уже красовался ожог от руки Томаса. Он снова даже в лице не изменился, когда хлестанул её по щеке за очередную сказанную глупость — за попытку вымолить себе прощение. –Элмар, распорядись! — велел Томас, и душа Малоре забилась. Неужели всё-таки свобода? Неужели… –Розарио, копию королю и копию Престолу! — Розарио поспешно выбросил свою тушку из-под власти беспощадного Томаса, умудрившись так и не взглянуть на Крытку. Крытка и Томас остались один на один. –Я не сделала ничего плохого, — в очередной раз повторила Малоре, словно это могло ещё хоть что-то изменить.– Я… –Костёр встретит тебя на рассвете, — Томасу это было явно неинтересно. — Элмар распорядится. И он улыбнулся, точно сообщал приятную новость. Впрочем, она ему и была приятной. И здесь Крытка Малоре не выдержала. Смертный держал её в плену, терзал её, пугал, унижал, и она… неужели она ничего не стоит? Неужели испугается она боли? Нет! хотя бы раз надо быть смелой, надо презреть находящую боль и пусть верёвка причинит ей страдание, на костёр она не взойдёт, только не по воле этого поганого служки! Она рванулась вперёд, призвав на помощь всю свою вампирскую силу, все свои шансы, последние, тающие шансы, к свободе! К свободе! Она рванулась и верёвки, натянувшись до предела, впились в неё вплетёнными терниями. Напоминая Крытке о том, как слаба её натура, как она греша и как виновата. Тернии прошли сквозь мягкую её плоть, но Крытка выдержала. Она боялась боли, очень боялась, но оказалось, что от этой боли не умрёшь. Мгновение и она свободна! Вскочила, стул отлетел сам собой, змеино сползли верёвки — для Крытки всё было быстрее, чем для смертного, и она, рассудив, что лучше не рваться к дверям, рванула к окну, рассчитывая в вампирском прыжке выбить стекло и выметнуться на улицу, на ходу обращаясь в летучую мышь. Пусть видят люди! Пусть ругается Совет, но это жизнь, жизнь и неважно, что пройдёт она в посмертии! Она уже была у окна, готова была выпрыгнуть, разбить стекло своим мощным вампирским телом, но… Сила, превосходящая людскую, швырнула её на пол. Потянула за волосы и со всей силы швырнула! У Крытки сбило зрение — в глазах потемнело на мгновение, она хватанула ртом затхлого воздуха комнатёнки против воли, и только тогда, овладев собой, попыталась подняться. Пол был разломан, но вампирская суть удерживала её от разрушения и серьёзных повреждений. Подняться ей не дали. Томас, в котором что-то изменилось, что-то глубоко внутреннее, не оставляющее никакой тени волнения на беспощадно-равнодушном лице, пнул, не примериваясь, её в живот и Крытка Малоре ощутила, как расходится невиданная прежде боль. –Куда собралась? — спросил Томас всё также спокойно. Он не относился к ней как к человеческому созданию, а потому лишён был всякой жалости и сострадания. Он даже с болью ей не считался, считая что всё это Крытка Малоре заслужила. –Я не хочу…не хочу! — она всхлипывала, жалкая, ничтожная глупая вампирша, которая никак не могла научиться жить и смотреть вперёд. Она не хотела расставаться с тем подобием жизни, которое было ей отпущено, пусть её посмертие было нелепым, она цеплялась за него. Крытка Малоре не делала зла. Крытка Малоре тянулась к земле, но что это значило, если всё перечёркнуто было её вампирской сутью? Это преступление перевешивало все добродетели. Кто бы знал вампирский голод? Вечный, неутолимый, жгучий? Но Малоре не пила кровь, не убивала без нужды, обходилась животными, а не людьми, не охотилась на них. Но этого было недостаточно, чтобы сохранить своё посмертие. Крытка Малоре не участвовала в интригах (ума не хватало!), не искала власти, с удовольствием работала в садах и огородах, в полях и лесах — но это не перевешивало её греха. –Ты умрёшь, — сказал Томас и Малоре почудилось, что в его голосе что-то изменилось, обнажая что-то, похожее на радость? От изумления Крытка взглянула на своего мучителя и вскрикнула: она так и не догадалась даже задуматься о том, откуда простой сметный мог бы знать столько о вампирских слабостях и почему выспрашивает столь настойчиво о вампирах, да и вообще смог её остановить. Не догадалась даже подумать об этом и теперь правда сверкнула в глубине глаз Томаса красноватым пламенем. –Ты вампир! — охнула Крытка и всякое сопротивление оставило её. Пришло возмущение. — Предатель! Мерзавец! Он винил её, он терзал её, пугал, унижал, а на деле оказался ещё хуже, чем она! Он был не просто тем, кто принадлежал к проклятому миру, он был ещё и предателем. Есть ли преступление страшнее? Томас ухмыльнулся, да так широко, что передние зубы его, словно по приказу, выдвинулись вперёд, удлинились, заострились. Затем зубы снова стали обычными. –Вампир, — подтвердил Томас. Он сам был о себе куда лучшего мнения. Он полагал себя тем, кто очистит мир от скверны. В том числе и от той, к которой он, по злой воле небес, принадлежал. –Ты будешь молчать, — продолжил Томас и его ладонь, мгновенно леденея, лишаясь жизненной силы, легла на рот Крытки Малоре. Она бешено вращала глазами, билась, но он был сильнее. И запоздало, не догадывающаяся прежде о многих вещах Малоре, вдруг задалась простым вопросом: а почему, собственно, те же тернии, крест, святая вода, которыми так грозил Томас, не причиняют ему боль? Он ведь такой же вампир, такой же, как она! Или нет? На неё уже никто не давил своим весом, никто не пинал её, её грубо, не заботясь о теле, связывали. Она не могла сопротивляться: тяжесть предательства вампиров всего вампирского рода подкосила остатки её рассудка. Она не сопротивлялась, сообразив окончательно, что в мире, где вампир предаёт весь вампирский род, чудес не будет. –Уберите эту тварь, — холодный приказ Томаса доносился до неё словно сквозь вату. — Она очень буйная, закуйте её в цепи, приставьте стражу. Её подхватили, Крытка почувствовала себя пушинкой в чьих-то тяжёлых, явно умевших карать и убивать руках. Потащили её грубо, словно мешок. –Разве не надо дождаться воли Престола? — пискнул кто-то невидимый Крытке, но она не посмела надеяться и в кои-то веки оказалась права. –Престол наделил меня и моих братьев особыми полномочиями, — едко заметил Томас и невзрачный, невидимый защитник Крытки, тотчас поспешил сдаться. Видимо, даже среди своих Томас выделялся особенной беспощадностью. Но всё это Крытку не волновало — всё было кончено, она ощутила небывалое разочарование, и весь мир перестал её интересовать. И даже когда её втолкнули грубо в клетку, когда она пропорола коленями каменный пол, не удержавшись, а чьи-то беспощадные руки застегнули на ней цепи и разлили вокруг неё святую воду, чтоб она и ступить не могла, Крытка осталась один на один со своим молчанием… Рассвет приходил быстро. Понемногу начинало припекать, но ни Зенуним, ни Амар, ни другие, посланные Советом вампиры-охотники за Варгоши, Агаресом и Крыткой, не двинулись с места. Надо было убедиться в прошедшем слухе: неужели Крытку казнят? Неужели с этой занозой, простота которой хуже бесшабашных Варгоши, сегодня будет кончено? –Она должна была попасться людям однажды, — сказала Зенуним, — это лучше, чем если бы её казнили мы. Не люблю карать своих. Она была по рангу выше других вампиров, но Тёмный Закон гласил: «Каждый вампир равен другому и почитает Хозяином и Господином лишь того, кто его обратил и выучил Тёмному Закону…», поэтому Зенуним, даже принадлежа Совету, не была главной. Но с речью её нельзя было не согласиться: Крытка Малоре должна была плохо закончить — её глупость стала нарицательной, а неумение всего лишь скрыться от людей — показательной нехваткой ума. Слова Зенуним были подхвачены шепотком согласия, но Амар воздержался. Он вообще был мрачен и собран — его интересовало лишь дело, лишь приказ Цепеша! –Ведут! — вдруг спохватились вампиры и, незамеченные никем, скрытые лесочком и лёгким вампирским мороком, действительно увидели как расступилась толпа любопытных, ещё сонных зевак, пропуская слуг Престола. Облачённые в чёрное, мрачные и неулыбчивые слуги, казались похожи на воронов, по случайности залетевших на ярмарку. Даже в сравнении с бедными одеждами зевак, они были мрачны и черны. –Какой фрукт! — выдохнула Зенуним, не сводя глаз с поднимавшегося на наспех сколоченную трибунку слугу. Слуга, страшно и мрачно оглядев собравшихся, громко и холодно провозгласил: –Все вы знаете, что ест закон людской, а есть превосходящий закон — закон Света, закон Небес. Все вы знаете, что нарушивший закон людской, получает наказание от людей — от своего короля или господина. Но есть суд, стоящий выше всех королей и господ и суд тот — Небесный. И перед небом отвечать будут те, кто выбрал тьму своим домом, а дьявола — повелителем. И небесный суд спросит строже смертного. Снова расступилась толпа, на этот раз провели саму Крытку Малоре. В цепях, шатающаяся, серая тень самой себя… –Эта дура что, от цепей не избавится даже? — рассмеялся кто-то из вампирского отряда, но никто ему не ответил. Даже Зенуним не обернулась. Что-то было неправильно. Даже Малоре по силам было бы сбежать от людей, но почему она не сделала этого? На мгновение Зенуним решила, что должна вмешаться и всё-таки спасти эту дурную особь от людского позорного суда, но мгновение прошло и Зенуним осталась на месте. Чего уж таиться? Крытка Малоре мешала всем своей недальновидностью и глупостью! Должна же она была однажды ответить за это? да и то. Что Малоре не избавилась от цепей… Нет, что-то было определённо не так! –Именем Небес, я, служитель Престола, Томас, прибывший сюда по воле света… «Томас…надо запомнить!» — Амар сам не знал для чего. Но и ему что-то казалось подозрительным в этом слуге Престола. Что-то было не так как всегда. –Приговариваю тебя, тварь тёмного мир, к костру! Вспыхнуло тотчас. Крытку Малоре практически швырнули на прежде незамеченное вампирами ложе, тут же умелые руки смертного приковали Крытку. Она могла бы вырваться даже сейчас! Но она и попытки не предпринимала. –Бесполезная! — хохотали среди вампиров, и никакого сострадания в их смешках не было — Крытка Малоре мешала всем. Даже жизни. Томас спустился со своего возвышения, сам принял факел и сам поднёс его к костру. То же повторили и другие слуги с трёх сторон. Запылало нервно и бешено, запахло осиной и ещё чем-то едким, страшным… Крытка не сопротивлялась. Можно было без труда видеть её лицо — беззащитное, затравленное, и прикрытые глаза. Пламя лизало её ноги, подступало, но вампиры на тои вампиры — они горят не так как люди. Они вспыхивают вдруг в один миг, точно столп света и огня проходит через их поганые тела, прошивает насквозь небо и землю своим мостом через ничтожную грешную зажившуюся плоть и вот уже ничего не осталось — только чёрный дым и обугленное, рассыпающееся на глазах тело. Крытка Малоре взвизгнула на самый короткий миг и этот визг столп огня унёс куда-то вверх, может и впрямь — на Небесный Суд? Зенуним замутило — она никогда не видела прежде как горят вампиры. Амар тоже отвёл глаза — он уже видел подобное, но это всё ещё было страшно. После костра у людей остаётся хотя бы плоть, какие-то куски, что-то, что можно похоронить. А от вампиров ничего не остаётся. Ветер подхватил прах Кытки Малоре и взвил его в небо. Толпа охнула единым порывом — неделю будут пересуды, не меньше, зато власть Престола непоколебима — они и впрямь уничтожили тёмную тварь. –И так будет с каждым! — сказал тот, кто назвал себя Томасом и вдруг, словно угадывая присутствие вампиров, повернулся в их сторону, простёр руку, — с каждым, кто отдал себя тьме! Он не мог их видеть, не мог! Но будто бы видел. Толпа зашевелилась, поворачивая головы за рукою слуги Престола. –Уходим! — сказала Зенуним. Она не могла приказывать, но тут уже было не до веселья. Она ощутила впервые за долгое время угрозу. И от кого? От смертного?! Но это было так. Страх, давно забытый, презренный людской страх охватил её и она отчётливо поняла: та, что мешала всем, была лишь началом! –Уходим, живо! — повторила Зенуним, на этот раз в её голосе прозвучало уже что-то паническое и она, не дожидаясь, последуют ли за ней другие, рванула в лесную чащу, нисколько не заботясь о том, как это выглядит для неё, для советницы позорное бегство от смертного.