Мост через вечность

–Девочка отказалась от еды, — сообщили Томасу. Новость была предсказуемой, но всё равно неприятной. Девчонка в одну ночь потеряла мать и брата, потеряла страшно — в дом пришло чудовище и для Эвы всё закончилось бы тоже печально, если бы… Она всегда была непоседой. Но не настолько вед, чтобы вырваться из дома в ночь? но тут ответа не было. Девочка отказывалась от еды, упрямо смотрела в стену и твердила: –Мама не закрыла на ночь двери, всё началось с того, что мама не закрыла на ночь двери… Ничего больше она не могла объяснить, хотя в начале ещё пыталась. Она просто не помнила, что произошло ночью, помнила только то, что мама не закрыла на ночь двери и как сама она пряталась за поленницей. И страх. Томас, в конце концов, велел отстать от девчонки. Толку от её памяти? Даже если он залезет ей в голову, даже если вывернет наизнанку и она что-то явит ему — что он увидит? Чудовище, явившееся в их дом, было быстрее человека, едва ли оно показало себя полностью, а вызывать лишних подозрений Томасу не хотелось. –Куда деть девочку? — Гвиди всегда подходил к вопросу конкретно. — Может быть стоит написать Святому Престолу? Пусть отдадут её в приют? Томас с трудом удержался от смешка. О да, приют при Святом Престоле! Знал он, Томас, что это за приют, принадлежащий Марии Лоу — одной из тварей, одной из представительниц ненавистного Томасу отродья, одной из тех, кого он поклялся однажды уничтожить. –Напиши королю Стефану, — решил Томас, подумав. Всё-таки девчонка не была виновата в том, что родилась человеком. Не виновата она и в том, что какая-то вампирская сволочь определила её семью в жертву. –Королю? — Гвиди позволил себе удивление, но овладел собой. Что ж, Томасу виднее. Королю так королю! –Король Стефан обещал помогать нам всем, — напомнил Томас. — Пусть покажет своё милосердие и свою мудрость, пусть займётся судьбой сиротки. На самом деле причина была в другом. Томас полагал, что король Стефан, ещё не перенесший смерть своей любимой дочери, может устроит жизнь девочки куда лучше, чем Святой Престол. Даже если допустить, что Эва попадёт в приют, не имеющий в своих тайных тенях тёмной твари Марии Лоу, что её ждёт? Служение Престолу? В лучшем случае — да. А тут, при дворе короля Стефана несчастная девочка могла получить образование и устройство судьбы… Что делать — даже беспощадному Томасу было свойственно милосердие, пусть мимолётное и далеко не ко всем, но всё же — оно в нём было. Томас сам поражался тому, как оно, живущее в его навечно спящем сердце, вдруг подаёт голос. Однажды Томас был в Валькенбурге — охотился там на местного кровососа, который презрел Тёмный Закон, и точно знал с чем сравнить это своё внезапное милосердие. В Валькенбурге всё укрыло снегом — зима налетела ведьмой, было гадостно и мерзко, от холода не спасал даже тёплый меховой плащ, и тут Томас увидел… Чудо. Иначе как чудо он толковать увиденное не мог. А как ещё объяснить появление яркой жёлто-красной бабочки посреди снега? Видимо, и на неё зима налетела, хотела закружить да умертвить, но не вышло. Бабочка даже крыльями могла ещё шевелить, хоть сонно-лениво, хоть едва-едва, но могла! И странно было Томасу видеть в заснеженном Валькенбурге такое внезапное чудо, такую неожиданную яркость, уже уходящую, но уходящую на своих условиях, до конца непобеждённую злой зимой. Вот и своё милосердие Томас сравнивал с той бабочкой. Зима налетала в виде лиц чудовищ, в виде их оскалов, гримас, являлась людьми из числа еретиков, практиков магического искусства, поклонников тьмы и из числа настоящих отпрысков её — вампиров и прочих презренных тварей. Но где-то среди этой зимы ещё жила бабочка милосердства, и она советовала сейчас устроить для сиротки Эвы жизнь получше. Тем более, это было вполне в его силах. –Велю Розарио, — решил Гвиди. — Так всё же, что это было? Ведь вампир? –Нет, что ты! Это был ночной кот! — усмехнулся Томас. — Конечно же, вампир. Причём — он бывал у них раньше. Может быть был им хорошо знаком. Впрочем, не может быть, а точно был. –Из-за дверей? –Не только, — покачал головой Томас. Он уже успел кое о чём подумать. Вернее не подумать с чистого листа, а привести всё, что успел узнать, к общему итогу. Выходило паршиво. –Могу я?..– Гвиди не закончил своего вопроса. Он склонил голову в тихой просьбе — своего покровителя он уважал и крепко ценил, да так, что старался не примечать за ним ничего странного. –Всё просто, — Томас не был гордецом. Он знал, что его путь однажды закончится, и едва ли это будет конец по его собственному выбору. А значит — надо готовить смену. — Вампир действует быстро, всегда быстро. Это Томас знал из своего опыта, конечно. –Значит, — продолжил он спокойно, — если бы вампир напал на семью, он бы сделал что? –Убил всех, — согласился Гвиди. За мыслью Томаса он следил, теперь и ему стало открываться страшное. –Но девочка спаслась. Она не могла быть быстрее вампира. Раз вампир был им знаком или был у них в гостях, он точно не мог ошибиться в том, сколько людей в семье. «И он обязан был учуять», — подумал про себя Томас, но вслух не стал высказывать этой мысли. Лишняя она была, мысль-то. –Вампир мог её убить, но не стал. Если бы он передал через неё послание, он бы сделал это иначе и убил бы всех или показался бы ей. Но он её оставил. Почему? –Может, не в его правилах? — пожал плечами Гвиди. — Или он её знал. –Он легко убил мальчонку, что младше её, значит, детей убивает. Легко убил женщину. А её не тронул? Нет, второе вернее. Вампир может знать девочку. Потому и не тронул. –Пожалел? — не поверил Гвиди. — Эти твари не могу жалеть! Томас с трудом подавил смешок. Он тоже был из числа тварей. И этот факт не могла скрыть ни одна ряса Святого престола и не могла смыть даже святая вода. Но он мог жалеть. –Видимо смог. Может он хорошо знал девочку, а может пожалел её зара… Томас осёкся. Простое решение, до того очевидное, что аж смешно ему самому стало, проявилось как-то сразу и вдруг. –Что такое? — напрягся Гвиди. — Что-то стало ясно? –Помнишь того старика, что пытался заступиться за неё? Кажется, его спустили с лестницы. –Точно спустили, — подтвердил Гвиди, — думаете это он? Но за долгие годы тут не было смертей от вампиров. Неужели он бы удержался? Говорят, что у него часто бывали дети, что это местный рыбак, все говорят про его уху… Уха, рыбак, дети — это всё слишком далеко от вампира. Но Томас сам вампир и прекрасно знает, что такое ложь и что такое маскировка. Солнце — это ничего, можно ему противостоять. Отсутствие вкуса у еды — это тоже пустяки. А вот вопрос почему вампир не убил девчонку, хотя явно мог? — это повод к раздумьям. Печальным и мрачным раздумьям. –Без шума только. Скажи, что-нибудь в духе…– Томас задумался, как же это там по-людски сказать-то? –Что Эва просила его прийти? — подсказал Гвиди и подсказал вовремя. Томас едва не спросил что это за «Эва»? так далеко ушёл он в раздумья, но мысль ему понравилась. –Да, хороший вариант. Без шума! Гвиди понял всё что нужно и кивнул. Томас, как существо упорное, решил ещё раз узнать о девочке. –Не ест, — сообщили ему. — Отказалась от завтрака, обеда и от ужина тоже отказывается. –Давайте-ка мне, — велел Томас, принимая нетронутый поднос с мисками. –Вы что…сами? — и снова — удивление и восторг в глазах. Томас не переставал поражаться тому, как этих крестьян легко удивить. –Разумеется, девочке нужно поесть, — но это было ему на руку. Он знавал времена и места, когда таких как он, слуг Святого Престола боялись, презирали, а то и откровенно пытались гнать. Не всем нравились их методы, не всем нравились их слуги, часть из которых, чего уж таиться? Принадлежала всё-таки к людям, а люди странно ведут себя, завладев властью. А власть Престол давал. Власть на борьбу с тьмой, и всё же… И всё же Томас, сущность которого знал сам Хранитель Престола, был одним из немногих, кто ни разу не попадал в серьёзный скандал и уж точно никогда не был замечен в злоупотреблении властью. Помня об этом, Томас заботился о репутации. Он собирался навестить сироту, найти подтверждение или опровержение своей догадке и никому не будет вреда, даже наоборот! — если он попытается уговорить её поесть. –Мама не закрыла дверь, не закрыла…– Эва не отреагировала на его появление. Она сидела с ногами на простеньком соломенном тюфяке, брошенном тут же для хоть какой-то иллюзии приюта, и смотрела в стену. –Зато я закрою, — сказал Томас. Он не стал ждать её реакции, просто поставил поднос на пол, сел рядом сам. Эва примолкла, но не взглянула на него. –Ты меня помнишь? — осторожно спросил Томас. Он не умел общаться с детьми. Но сейчас приходилось как-то учиться на ходу. Молчание. Томас вздохнул. Тяжело-о! что ж, она ребёнок. Нужно что-то хорошее, привязаться к чему-то хорошему. –Как ты себя чувствуешь? Тишина. –Хочешь что-нибудь? Может быть…– Томас осёкся, пытаясь понять что там в мисках и чашках. Он давно уже не ел людской пищи, только притворялся, за ним закрепилась слава малоежки, но сейчас она была дурна. Он не мог понять, что это там плавает… курица? Или нет, курица другая. Кажется, это картофель. Свет, как же сложно! –Чего-нибудь хочешь? — сдался Томас. — Может сладкого? Или ухи? Эва дёрнулась. Томас оживился. Он понял, что нащупал какую-то ниточку. Возможно, эва всё-таки что-то помнила или блокировала в своей памяти — такое Томас тоже видел. И можно было бы открыт и посмотреть самому, покопаться, но это было низко и подло по отношению к сироте. –Ты любишь уху? –Да-а, — у Эвы был очень тихий голос. Взгляд оставался безучастным, но она всё-таки смогла ответить. Так! уже победа! Томас пытался припомнить что-нибудь об ухе, но его познаний отчаянно не хватало. Если тот старик рыбак, значит… Да ничего это не значит! –А мама готовила уху? — спросил Томас, про себя решив, что ему нужно всё-таки найти помощника, который будет служить переводчиком с забытого людского мира. Того же Гвиди хотя бы! –Когда была рыба, — ответила Эва. –А ты её ловила? — разговор завязывался. Уже хорошо. –Мы все ловили, — но голос был безучастен. Что ж, в нынешних условиях победой было то, что он хотя бы звучал! –Хочешь для тебя приготовят? Или может ты хочешь половить рыбу? –Сейчас плохо идёт, — ответила Эва и впервые за весь их нехитрый разговор сменила позу. — И рыбу я не люблю больше. Я никого не люблю. Томас стал терять терпение. Это было нелепо ему — вампиру, борцу со всеми отродьями, злиться и терять терпение. Но у него складывалось ощущение, что он теряет время, а это было непозволительной роскошью! Даже при условии того, что он сам мёртв. –Эва, тот старик…рыбак, кажется, он к вам приходил в гости? –Йелле. –Что? –Его зовут Йелле. –Ах это… Эва, скажи, когда он приходил в последний раз? Ты можешь это вспомнить? Эва взглянула на Томаса не по-детски серьёзно и мрачно. Даже какое-то торжество на её лице отразилось. –Той ночью, когда мама забыла запереть дверь. Старый рыбак вошёл торопливо и был суетлив. –Как девочка? Она ела? Напугана? плачет? — с порога он начал сыпать вопросами. Но его встретило ледяное равнодушие Томаса. –Заходите, садитесь, будем разговаривать. –Я думал, Эва ждёт…– растерялся рыбак, но его уже усадили. –Ждёт, — согласился Томас, — но не вас, а мести. Её можно понять. –М…мести? Разве ж может она, такое невинное создание… –Мести, — перебил Томас, — мести тому подлецу, который отделил её от семьи. Тому подлецу, который так долго скрывал своё настоящее лицо, который пользовался доверием детей и местных жителей, и до поры не трогал их. Старый рыбак Йелле молчал. Он не пытался больше строить удивления или ужаса, он был мрачен и собран. Слушал. –Хочу знать кто ваш хозяин, — объяснил Томас, — кто ваш хозяин, отдавший вам приказ кого-нибудь напугать, убить? Йелле резко поднялся со стула, но куда там? Наготове были и другие служители Святого Престола, и они накинули коварную терновую верёвку на жалкого вампира. Накинули грубо и больно, чтобы наверняка. Йелле зашипел и выдал себя. –Повторяю, — Томас оставался спокоен, — кто твой хозяин? Теперь он перешёл на «ты». Для того, кто его не знал, это едва бы что-то значило, но на самом деле это означало всегда одно и тоже — жертва обречена. Впрочем, жертва ли? Старик был хищником, вампиром, отродьем. –Ты выдал себя, ты не убил девочку. Твой хозяин велел тебе показать вампирское присутствие, так? и ты напал на семью. Но девочку не тронул. Милосердие, поганое милосердие! Томас был прав — Йелле, давно ушедший на покой, не мог не послушаться своего Хозяина. Он не мог ничего возразить и сделал то, что ему велели, он напал на семью, чтобы Томас и все слуги Престола поняли — вампиры будут мстить за своих! Даже если мстить надо за какую-то там Крытку Малоре. Хозяин так и сказал: –Мы выше их, а преклонимся? Никогда! Покажи ему нашу силу, наши возможности и нашу жестокость. Если они не идиоты, они уедут. Если идиоты…мы будем рвать их в клочья. Йелле убил Регину и её сына, но Эву — забавную Эву, которая всегда прибегала к нему первая, всегда рвалась чинить сети и любила его уху, которая обещалась уйти однажды в море и поймать самую крупную рыбину… Нет, он бы смог. Он не захотел. Он позволил ей спрятаться и не пошёл за ней. Он обошёл приказ, притворившись, что не видит и не слышит её. Потом Йелле собирался привести девочку к своему хозяину, просит его о милости, но это должно было быть потом. –Уезжай отсюда, прислужник! — прошипел Йелле. Судьба была решена, он это понимал, но надеялся ещё на то, что тьма помнит детей своих. — Уезжай, тебе здесь не рады! –Кто твой хозяин? — повторил вопрос Томас, вопрос радости ближнего его мало занимал. Ему было важнее другое. –Думаешь, я тебе скажу, человечинка? — поинтересовался Йелле и хрипло засмеялся, может ему и впрямь казалось что это весело? –Уверен в этом! — улыбнулся Томас и поднялся с места. Пытать человека ради информации можно разными способами, преград лишь три: ограниченное время, ограниченная фантазия и хрупкость человеческого тела. Но для Томаса, в котором умирал, наверное, славный палач, этих преград не было. Времени ему было дано сколько угодно — никто не подгонял и не дышал в затылок, не висел над душой (которой и не было, наверное?). фантазия была у него хорошая — чего только стоят изобретённые им верёвки с тернией, или же святая вода на шипах допросного кресла или сапожок с гвоздями, выкованными в святом пламени, ну или насильное поение из Грааля? У Томаса всегда были идеи. За это его ценили. За это и боялись. А что касается хрупкости человеческой ничтожной плоти, так с вампирами и это отпускало. Вампиры имеют усиленную прочность и могут регенерировать, так что выходит даже интереснее — они страдают, страдают ещё, восстанавливаются и как новенькие! Томас не ошибся. Старый Йелле рвался и пытался сопротивляться, но делал себе только хуже. В один момент он даже вырвался из терновых пут, рванул к порогу и тут его ждал сюрприз –перемахнуть через порог было невозможно — святая вода и знаки Святого Престола держали крепче железа. Йелле попытался пройти сквозь собственную боль, наплевав на плоть, но его регенерации не хватило. Он упал, и пока задыхался, царапался и кусался, перемежая попытки выжить с бранью, его уже скрутили по новой. На этот раз цепями. Не простыми, конечно, не для смертных. Словом, Томас опять оказался прав. Через три четверти часа измотанный вампир хрипло попросил о смерти. –Слишком просто, — возразил Томас, у которого даже тени волнения на лице не проступило. — Скажи сначала кто твой хозяин. И снова Йелле пошёл в отказ. Он пытался говорить о том, что жил и никого не трогал, даже детишек, что привязался к девочке и был настоящим рыбаком, что никогда не имел проблем с законом и вообще ведёт добродетельное посмертие. На Томаса это не производило впечатление. Он был беспощаден и неумолим. –Скажи имя своего хозяина, падаль, и я упокою твоё тело, — предложил он, в очередной раз отшвыривая щипцы. Обожжённые в пламени Святого Костра, они рвали плоть по кусочкам с особенной болезненностью, вырывали уже мёртвое мясо вполне себе по-живому. Йелле тяжело дышал, примерялся. Наконец прохрипел тем, что осталось от его языка: –Маркиз… Маркиз Лерайе. –Умница! — похвалил Томас и сделал знак прислужникам, которые уже многого навидались в его работе, покинут комнату. Следующего действа им точно не надо было видеть. Прислужники выбросились в коридор спешно и довольно — вампиры вампирами, а Томас их пугал. Через минуту или полторы, когда всё было кончено, Томас позвал: –Элмар! Элмар появился тотчас. Он был один из немногих, кого полностью устраивали методы Томаса. –Подашь мне ещё одну коробку? — поинтересовался Томас, глядя с интересом на моргающую, открывающую рот голову вампира Йелле. –Кому на этот раз? — деловито осведомился Элмар, не скрывая своего восхищения. –На этот раз…– Томас подумал немного. Надо было их всех стравить между собой. Едва ли у них за сотни лет не накопилось обид, значит, надо было действовать просто и нагло. — Пусть на этот раз Мария Лоу. –Мария Лоу? Настоятельница приютов? — не понял Элмар, но встретив взгляд Томаса, не стал спорить. –Адрес напишу, что в коробке никому знать необязательно, — ответствовал Томас. — Иещё, нельзя ли кого-нибудь… Он брезгливо поморщился, указывая на горку пепла и праха на полу. –Пришлю! — пообещал Элмар воодушевленно — работу он любил. А пока Элмар занимался своими прямыми поручениями, Томас, довольный собой и гордый, направился к Эве по знакомому маршруту. Она отреагировала на его присутствие вяло, но по сравнению с полным отсутствием реакций — это уже было где-то рядом с чудом и самой жизнью. –У нас был договор, — напомнил Томас, указывая на нетронутый поднос. –Ему было больно? — Эва, не знавшая до сих пор ничего хорошего, не знавшая, куда детьь свою боль, во что её обратить, в какую силу, нашла с помощью Томаса выход. Томас всё равно собирался убить поддонка, почему бы не позаботиться о девочке, которая не знает что ей делать с горем? –Было, — не стал скрывать Томас. Эва взглянула на него внимательно. Её глаза были красными, опухшими, но ей было всё равно. Ей уже на всё, что только осталось в несчастной её жизни наплевать. Жизнь закончилась ночью. Осталось тупое существование и какой-то странный человек, который требовал от неё принятия пищи, но обещал… О, как славно он обещал! –Можно посмотреть? — спросила Эва хрипло. Горе ещё не накрыло её истеричными слезами и паникой. Она не думала о том, что осталась одна и что будет с её жизнью. Она не понимала ещё что её брат и мама никогда не смогут обнят её, отругать или сесть вместе с нею есть лапшу. Это всё было впереди. –На что? — уточнил Томас. Показыват горстку праха от вампира — так себе идея. Показывать голову? Ну уж нет, он с таким трудом запечатал коробку! Показывать тела её брата и матери?.. Не такая он скотина, чтобы показывать такое. –На его труп, — ответила Эва. –М…боюсь, что нет. Он нам нужен для следствия, — солгал Томас, хотя меньше всего он думал о следствии. Его занимало возмездие. Эва насупилась. –Ешь, мы договаривались, — напомнил Томас мягко и поднялся, собираясь уходить. Что ему тут было делать? человечинка — это не его стезя. –Ему точно было больно? — вопрос Эвы догнал Томаса у самих дверей. –Больно. Он долго мучился, — это было странным утешением, но это сработало. Эва кивнула и взяла миску с подноса. Всё давно остыло, но она обещала, в самом деле обещала этому странному человеку, что съест весь ужин, как только узнает что Йелле умер, поплатился за всё. Смерти было мало. Она была всего одна, но если он страдал — что ж, это стоило холодного куриного супа и рагу с куском хлеба. Она съела, даже не почувствовав вкуса. Что-то в её душе не могло никак вскипеть, прорваться каким-то решением или слезой, хоть чем-нибудь прорваться! Эва отставила пустую чашку и снова уставилась в темноту. До недавней ночи она не боялась темноты, а что она могла сказать про темноту теперь? В ней что-то жило, в ней кто-то был! –Это было ловко, — признал Гвиди, войдя уже поздним вечером к Томасу, — вы заставили девочку съесть ужин и раскрыли дело. Что сказать народу? –Пока ничего, — ответил Томас. — Ты написал о девочке королю? –Розарио написал и отправил, полагаю, король примет её ко двору или что-то такое. Едва ли он её оставит и это, наверное, правильнее, чем отправлять девчонку в приют. Томас не ответил на это, лишь спросил с явным намёком: –Что-то ещё? –У меня нет, но вас спрашивает какая-то дама. С виду знатная. –Все они с виду знатные! — проворчал Томас. — Ну что ж, впусти и иди. Гвиди поколебался ещё немного, он не хотел оставлять Томаса один на один со всякими странными гостьями, но что он мог противопоставить прямому приказу? Пришлось подчиниться. Томас недолго провёл в тишине и одиночестве. Дверь скрипнула, являя гостью — она действительно умела казаться знатной, но Томас прекрасно знал, что это именно «казаться», а не быть. –Поздновато, — укорил он, мельком глянув на вошедшую. –Так получилось! — весело ответила гостья. –Закрой дверь, — велел Томас, поднялся. Гостья покорилась, задвинула щеколду, чтобы никто не вошёл в неудобный момент и не сразу, но всё-таки обернулась к нему. На этот раз она была уже не так весела и уверенна как при входе. Она оставалась один на один с чудовищем и знала это. –Ну? Чего ждёшь? — спросил Томас спокойно и у вошедшей задрожали руки. Она опустила глаза, неловко схватилась за шнуровку плаща, прошелестела: –Всё снимать? –Избави меня! — возмутился Томас, — за кого ты меня принимаешь? Запястья будет достаточно. Она стянула непослушными пальцами узкую перчатку, закатала тяжёлый рукав платья, цена которого превышала всё, что было в комнате Томаса, села на стул, держа обнажённую руку другой, но так, словно та была чужая, и её надо было отрезать. –Закрой глаза, — посоветовал Томас, — будет не так страшно. Как деревянная и безвольная она покорилась и зажмурилась. Томас опустился на колени перед нею. Его манила заманчиво пульсирующая, еле-еле заметная венка, синяя, ярко выраженная, полная вина…вина его жизни, вина его посмертия — самого терпкого, самого кислого и самого сладкого одновременно. Это особенно вампирское вино, поганое и порочное, греховное, тайное угощение, посланное насмешливой тьмой. Гостья терпела пока он пил. Томас не хотел выпивать её сразу же подчистую. Это было лишнее, он ведь не зверь! Она умудрилась не смотреть и не вздрагивать от ледяных его касаний к своей коже, выдержала всё. –Хватит с тебя! — холодно и равнодушно вдруг сказал Томас и она с облегчением и отвращением поняла, что всё кончилось, и она осталась жива, и более того — ей придётся жить с этим. Она дрожащими, ослабевшими и будто бы не своими руками неловко спрятала исковерканное укусом запястье, натянула перчатки. Взглянула с ужасом и благоговением на своего мучителя и надежду в одном лице: –Вы не… –Уходи, — посоветовал он брезгливо. Она только что была ему так желанна, но теперь стала ему неприятна. Так бывало всегда. — Я помню своё слово, не раскрывай рта и всё будет хорошо, поняла? Она кивнула, он не видел, но почувствовал, и торопливо бросилась к дверям как к спасению. Томас только хмыкнул ей вслед: куда только делась бабочка милосердия? Он нисколько её не жалел. Никого сейчас не жалел.