
Описание
Они застыли между миром мёртвых и живых. Они научились следовать своим законам. Осталось до конца отринуть человечность и стать чем-то по-настоящему бессмертным.
Глава 28. Последняя из рода
16 апреля 2024, 09:11
Надо было притвориться, надо было принять вид путницы, что случайно набрела на этот дом, да и вообще на эти земли, надо было лгать до последнего о тяжёлых дорогах, на которых залегли разбойники и о дождях, что эти самые дороги размыли…
Всё это было бы правильно и разумно, и всего этого Зенуним не сделала. Она понимала, что снова поддаётся безрассудству, но всё-таки поступила так, как велела ей поступить интуиция — она не стала скрываться.
Впрочем, госпожа Беата Албеску и не думала скрываться. Она была стара, и, хотя держалась ныне гордым людским одиночеством, глаза её светились необычайным спокойным светом. Гостьи она не испугалась.
–Ко мне часто ходили, но раньше, — сказала Беата, вежливо кланяясь вампирше, и в самом поклоне этом была такая стать, которая Зенуним, прожившей куда больше, чем Беата, и не снилась.
И почему-то Зенуним даже устыдилась неловкого своего приветствия. С каким вожделением она добиралась сюда! С какой яростью она искала информацию хоть о ком-то из людишек, кто мог ей помочь, и вот, нашла, добрела, и…устыдилась, словно сама принадлежна была к людям!
–Простите за беспокойство, — Зенуним овладела собой. Она и предположить не могла, что какая-то человечинка сможет ей смутить. — Я не хотела вас потревожить…
-Не хотела бы, не плелась бы в такую даль, — возразила Беата, оглядывая складную и сухую фигуру Зенуним. — Ты хотела, девушка, но да боги тебе в судьи! Пойдём.
Зенуним опешила. Конечно, вампира надо пригласить в свой дом, но такая беспечность от Беаты? Такая беспечность от человека? Давненько Зенуним с таким не сталкивалась.
–Ты ко мне, девушка, вижу, — Беата заметила удивлением вампирши, — породу вашу уж знаю. Да и предупреждена.
Предупреждена? Ну конечно! Разумно, если Влад Цепеш, поняв, что Зенуним пытается выведать его тайну, перестрахуется на каждом уровне знания. Что ж, значит госпожа Беата вполне может позвать Цепеша…
–Предупреждал он меня, что придут, — продолжила Беата, — что пытать будут, если сглуплю. А я всё равно сглуплю. Ты завладеть тайной хочешь, но я тебе расскажу как есть, и если не дура, откажешься. А если…
Беата махнула рукой, словно не с вампиршей говорила и явно знала о том, а с торговкой пуговицами:
–Всё равно стара я. нет никого у меня. Прокляты мы. Пойдём в дом, не стоит здесь держаться. Улица глаза всегда имеет да уши.
Зенуним никогда не сталкивалась с таким отношением к себе и к своему визиту. Разумеется, ей приходилось использовать людей не только как пищу, но и как мелких шпионов и своих агентов, но она делала это неохотно, а Цепеш, не в пример ей, видимо, пользовался людьми часто, уповая на вампирский снобизм. Пока помогало!
Зенуним покорно прошла за странной госпожой Беатой Албеску, не сводя напряжённого взгляда с прямой спины…нет, не старухи. Зенуним знала старух — они были склочными и едкими, а Беата не походила на склочницу и ехидну. Нет, было очевидно, что она может ужалить и даже весьма ощутимо, но для этого ей нужна причина, а не повод к самоутверждению.
Дом Беаты Албеску походил на саму Беату. Чистый, небольшой, в подчёркнутой строгой вежливости — он не походил на обычный деревенский дом, где всё равно находятся лишние, крикливор-яркие вещи. У Албеску была строгость цветов и линий, подчёркнутая холодность обстановки, в которую, очевидно, уже не вкладывались, не перегружали мебелью и излишеством. При этом всё было из хороших материалов, да и в доме был такой порядок и строгость, что становилось понятно даже Зенуним: Беата Албеску и все, кто здесь жили, ни разу не знали тяжёлого грязного труда, нет, они были какими-то холёными, дисциплинированными, не тянущимися к лишнему, но держащиеся достоинством.
–Моё родовое гнездо, — объяснила Беата, заметив, как Зенуним оглядывает стены, шкафы, столы… — Последний приют рода Албеску.
Она вела себя как радушная хозяйка, и неважно, что гостьей её была вампирша.
–Очень милый дом, — похвалила Зенуним. В обществе этой пожилой женщины ей было неуютно, она самой себе казалась меньше — странное чувство для вампира.
–Да, это так, — Беата склонила голову, оглядывая на сто раз знакомую ей скатерть, — но он одинок. Он уйдёт с тем же одиночеством что и я. Вы заметили, что у меня нет слуг?
Зенуним заметила. Дом явно предполагал прислугу, но её не было.
–Заметила.
–Я живу одна. Давно одна. Но вы, наверное, это и без того знаете? — Беата пытливо глянула на Зенуним, и вампирша ответила честно:
–Про вас мало информации. Некоторые полагают, что вы сумасшедшая затворница, уж простите.
–Так и есть! — Беата улыбнулась, тепло и как-то печально, словно всё ей было уже наперёд известно. — Я предложила бы вам нашего лесного чая или яблочный пирог, но сдаётся мне, что для вашего рода такая пища неприемлема.
Прозвучало спокойно, но Зенуним почудился лёгкий смешок.
–Я не нуждаюсь в пище, — признала Зенуним. — Я пришла за ответами.
–Я знаю, — вздохнула Беата, — как я уже говорила вам — я предупреждена. Мне предложено было сразу же вызывать помощь.
–Но вы этого не делаете! — глаза Зенуним полыхнули торжеством.
–Чтобы здесь была драка? — усмехнулась госпожа Албеску. — Если вам будет надо, вы и без того меня убьёте. Но мне не страшно за себя. Зато мои слова, может быть, смогут вас предостеречь.
Это вряд ли! Зенуним прорву лет не слушала людей. Да и зачем? Они не рассуждали о Каине как о мятежнике, что заслуживает восхищения, не строили планов на сотни лет вперёд. К чему их слушать?
–Тогда хотя бы предупредить, на этом мой долг кончен, — Беата прочла по лицу Зенуним, что та думает о предложении слушать людей. — Вы не поверите, девушка, как он мучил меня!
–Вы знаете Влада Цепеша? — Зенуним не стала расспрашивать и уточнять что-то насчёт мук долга. Она не за этим сюда пришла.
Беата не удивилась, только кивнула своим мыслям, видимо, что-то подмечая о Зенуним, но ответила спокойно, также ясно и светло глядя на гостью:
–Влад Цепеш — это вампир, но более того — он господин этих земель. Володыка.
Зенуним слегка дёрнуло. Она не знала этого. По её сведениям, эти земли были под владением ряда мелких феодалов — амбициозных и не особенно умных, но рьяных.
–Он всегда любил собирать земли, — объяснила Беата, от взгляда которой не укрылось лёгкое удивление Зенуним. — Одни земли он перекупал, другие он завоёвывал, а иные…выигрывал.
Госпожа Беата выделила слово «выигрывал», чтобы на что-то указать Зенуним, но та не поняла, спросила:
–Эту землю он купил?
Беата оценивающе оглядела свои руки, оттягивая момент, затем сдалась — тень тайн давно висела над её семьёй, и задала вопрос сама:
–Что вы знаете о нашей семье, девушка?
–Зенуним, — вампирша назвала своё имя.
–Так что вы знаете? — Беата не отреагировала, казалось, ей вообще было всё равно кто именно и зачем пришёл к ней, а может быть, Цепеш уже называл ей имена тех, кто может прийти?
–Вы владели большой землёй, — Зенуним пожала плечами, — ваш прадед служил у короля, а ваш дед…
–А моя прабабка хорошо вышивала жемчугом, а моя мать слегла от лихорадки! — Беата тихо рассмеялась, казалось, Зенуним рассказала ей что-то по-настоящему забавное. Вот только Зенуним этого смеха оценить не могла. Она не привыкла к тому, что люди так себя ведут.
–Я ошибаюсь? — спросила Зенуним.
–Вы правы, — признала Беата, — так оно и написано в наших родословных. Но вы не знаете нас. Вы не знаете ничего. Мы владели не просто большим куском земли, мы владели практически полностью всей той частью земли, по которой вы сегодня так вежливо ко мне добирались!
–Всей? — переспросила Зенуним. На всякий случай, маскируясь от возможной слежки, она прошла путницей, то есть ногами и как человек от самой реки, а это…
–Реки, поля, угодья, леса…– Беата Албеску пожала плечами, — мы никогда не имели титула, но всегда умели жить на земле и брать на ней всё. Про мою прабабку говорили, что у неё даже палка начнёт яблоки нести, понимаете, девушка?
Нет, ничего этого Зенуним решительно не понимала. Её представление о яблоках было далёким. Она даже не знала — ела ли она их? Память вампира не хранит всех дней его.
–Не понимаете, — кивнула Беата, — но оно и не нужно. Мы были богаты, мы всегда знали это и всегда умели жить торговлей и землёй. В последние поколения больше торговлей — возделывать землю проще, но молиться на землю сложнее. С рынком проще договориться, да и молитв нужно меньше.
–Ваша семья была богатой, — кивнула Зенуним, — я поняла.
–Не поняли, — грустно возразила Беата, — но вам и не дано. Да, мы были богаты. Мы приобретали земли. И однажды приобрели…
Она замолчала. Руки — холёные, лишённые печати тяжёлого земляного труда, дрогнули, но она переплела пальцы по-новому и овладела собой:
–Деньги ли тянутся к проклятию или проклятие к деньгам? То, что та земля непростая, мы поняли сразу. Там ничего не цвело. Там метались животные. Серая трава… вы знаете, что значит серая трава? Нет, не знаете. Это страшная безжизненность земли.
Зенуним притихла. Она не лезла с замечаниями. Слова Беаты, её повадки, её глаза, её желание держаться вопреки всей памяти рода, это восхищало!
–Там не удалось ничего посадить или построить. Там не было жизни. Ничего не было. Я читала позже, что такое бывает с землёй, если та проклята. Не верите в проклятия? Что ж, тогда скажу, что жизнь вытекает. Не может вся земля быть плодородна всегда. Мой прадед был игроком. Люди, которые не нуждаются в ежедневном труде физического толка приобретают пороки. Ему нравилось играть в карты. Иногда ему везло, иногда нет…
–Он проиграл эту землю? — предположила Зенуним. Она вспомнила, как госпожа Албеску выделила слово «выигрывал», говоря о приобретениях Цепеша. — Проиграл Цепешу?
–И был горд тем, что избавился от куска земли, на котором нет ничего, — кивнула Беата. — Мой дед такого не оценил и попытался оспорить у Цепеша. Но Цепеш вцепился в этот мёртвый клочок земли, как в нечто ценное и заставил моего прадеда написать долговую расписку, которая давала Цепешу право владения над землёй. Позже и моя прабабка, да и пара тётушек пытались выкупить обратно эту землю, но Цепеш был твёрд. Более того — наши собственные дела пришли в убыток. Мы слишком долго держались рядом с проклятой землёй. Урожаи пошли на спад, ударило засухой, а потом дождями, разбойники налетали на наши обозы, а потом и мой дед был призван на войну…
Беата замолчала, позволяя себе уйти в память родовой книги, которую заучивала с самого детства. Молчала и Зенуним, формулируя вопросы.
Вампирша не выдержала первая:
–Вы всегда знали кто такой Цепеш?
–Господарь, — спокойно ответила Беата. — Он покровительствовал нам, когда мы начали нищать, он снабжал нас деньгами… впрочем, дело было не только в них. Вы знаете, девушка, от чего род приходит в упадок? В нём не достаёт силы, краски могущества. И у нас её перестало хватать. Мы измельчали, стали изнеженными и избирательными, и внутренние склоки поставили во главу угла, оттесняя труд. Мы держались семьёй, а потом разделились — одному карьеру военного, другая в чужие земли уехала с мужем, третий с лихорадкой слёг и в смерть. Ослабели.
–И он покровительствовал вам?
Что-то в тоне Зенуним не понравилось Беате. Она ответила холодно:
–Он всегда был благороден и щедр по отношению к нам.
–Что в его землях? — Зенуним щедрость Цепеша не интересовала.
–Сила, — просто ответила Беата, — сила, в которую вам, девушка, лучше не лезть. Сам Цепеш не лезет, а просто хранит её. Вместе с тайной того, что эта земля его. Мы знаем эту тайну, мы обязаны ему, и он всегда говорил нам, что эта земля — величайшая слабость всего вампирского мира.
В голосе Беаты проскользнуло восхищение. Она не хотела его даже пытаться скрыть. Да и от кого? От девчонки? Нет, Беата своё пожила, ей нечего было стыдиться того, что было прежде. А прежде её душа замирала, когда Влад Цепеш появлялся во дворе их родового гнезда и подолгу беседовал о чём-то с её отцом, и отец — мягкий и очень робкий человек, держался с восхищением и строгостью, призывая на помощь всю сдержанность. А она — молодая совсем, красивая, непонимающая, глупая и наивная — следила за ними в окно. И только когда однажды взгляд её был полон неизведанного желания, когда надежды переполнили её разум, и смотреть в окно безо всякого движения было невыносимо, он обернулся. Один раз обернулся, чтобы печально и ясно улыбнуться ей, и в этой улыбке она нашла разбитие всех надежд.
Руины. Руины иллюзий, мечтаний и грёз.
Ей казалось, он ходит для неё — хотелось так думать. Его натура манила и туманила ей разум, но улыбка — вежливая, холодная и чужая — поставила всё на место. Она ему была не нужна. Если только в виде пищи.
–Вы говорили с Цепешем о земле? — у Зенуним трепета перед Цепешем не было. Он не принц Сиире, он добрее, а значит и бояться его нет смысла, а где нет страха — там нет и трепета.
–Говорила. Спрашивала, нужно ли ему что-то на ней, или я могу…– Беата смутилась, но Зенуним перехватила поток мыслей пожилой женщины, с удивлением развернула в нём ясную картину: Беата бродит по куску серой земли, принадлежащей Цепешу. Так она тянулась к нему. Люди, люди, ну что с вами не так?
–И что он ответил? — в голосе Зенуним было обречение.
–Что долговые расписки хранятся в тайном месте, — улыбнулась Беата, — в месте, которое он никому не доверит. Я сказала, что он всегда может доверять мне, но он ответил, что не хочет досаждать мне.
Да, она уговаривала его. Предлагала взять на хранение бумаги своего рода. Предлагала ему верную дружбу свою, не постигая даже, что за тайна в земле, нужной ему сокрыта, готова была жертвовать собой и своими интересами, готова была к риску…
Такой Беата Албеску была в молодости. Такой она предстала сейчас перед Зенуним.
–Никого не останется от нас, — продолжила Беата, приняв прежний величественно-строгий вид, — я не выходила замуж, я не завела семьи, потому что моя угасала. И это было правильно. Тень тайны нашего господаря уйдёт со мной, и это тоже будет правильно. Он сказал мне, что его тайну будут выведывать, а я так считаю — если до меня доберутся, значит, часть тайны уже знают. Где хранятся его бумаги, расписки долговые — не знаю, от того, вы, девушка, хоть пытайте меня — не скажу ничего. Нельзя сказать того, о чём не знаешь. А если место указать — так это не особенный секрет, только что вам с места? Проку много? Если что и понял кто — так господарь. Но с нашего рода хватит. Мы своё пожили. Поберегли своё, пора отдать.
–Кому? — тихо спросила Зенуним.
Беата вопроса не поняла.
–Кому отдавать? Нет у вас никого — сами говорите, так кому отдавать собираетесь? — объяснила свой вопрос вампирша.
–Цепешу, — ответ Зенуним уже не удивил. Она только вздохнула — люди! Как же она отвыкла от их идей и слов, от их предложений и мечтаний. Она перестала их понимать, и, быть может, к лучшему?
–Не обидно? — спросила Зенуним мрачно. — На что прожили-то?
–Берегли историю семьи, берегли землю, приглядывали…если господарь просил, значит, важны мы ему были, — серьёзно ответила Беата.
«Не нужны. Просто Цепеш знает как ладить с людьми. Увидел, как его волю и дружбу ценят, вот и сделал из вас покорных слуг!» — подумала Зенуним, но вслух почему-то ничего не сказала, хотя вроде бы и отвыкла уже давно считаться с людьми и их душами.
Зенуним поднялась из кресла. Собственно, делать здесь нечего. Что она узнала? Что Цепеш скрывает долговые расписки. На кусок земли. Зачем скрывать? Зачем таить столько лет? Это уже не дело Зенуним — она направится к принцу Сиире и расскажет ему всё, что узнала от Беаты Албеску.
Хотя, тайна ли это? скорее ниточка. Да и то — нить эта больше ведёт к портрету самого Цепеша, чем к его тайнам.
–Уходите, девушка? — Беата поднялась с нею. Смотрела внимательно, изучала, и почему-то Зенуним это не нравилось. Было что-то в лице Беаты нехорошо знакомое ей, и от этого тянуло сетью новых вопросов, а Зенуним не любила неопределённости ответов.
–Ухожу, — согласилась Зенуним. — Спасибо вам за ответы.
–Не ищите документов, не ищите тайн этой земли. Земля, на которой трава посерела — проклята, — Беата покачала головой, — мы за то поплатились нашим ослаблением и вырождением. Тайна это, дурная тайна. Не ищите, именами всего святого заклинаю вас.
–Разберемся, — грубо отозвалась Зенуним. — Вы меня не убедили. Да и не рассказали ничего особенного. Но что ж, хоть избавили меня от необходимости лезть в вашу голову — и на то уже благодарю.
Зенуним не лукавила — влезать в чужую память — гиблое, неблагодарное дело! Но кого же напоминает ей Беата, всё отчётливее и отчётливее? Чей лик формируется в памяти самой Зенуним, когда взирает она на эту жалкую смертную?
–Девушка, — подала голос Беата, — не дурны вы, как хотите казаться. Просьба у меня…
Просьба? К вампирше? Да за одно это уже горло надо пожать со всей жлезной силой вампирской руки!
–Говорите, — предложила Зенуним, не реагируя на негодование, что в груди её поднималось, уязвлённое простотой обращения от смертной.
–Устала…– призналась Беата смущённо, — слышала, что вампиры могут облегчение принести. Лёгкие у них руки…на смерть заточенные.
Зенуним поняла сразу. Ей не понадобилось вопросов и возмущений.
–Почему к господарю не обратитесь? — поинтересовалась она. — Вы же так верно ему служили!
–Слабость это. Слабость и грех, — объяснила Беата Албеску.
Она оставалась женщиной. Преданной, любящей своего вампира-господаря женщиной. Она не хотела показаться ему слабой. Она хотела держаться до конца в силе, и неважно, сколько лет отмерило её солнце.
А к Зенуним можно было обратиться. Чего терять?
–Можете выпить мою кровь, — предложила Беата, словно это было щедрым предложением и Зенуним изголодалась без пожившей, отравленной годами и скорбью утрат крови.
–Не стоит, — возразила Зенуним, — я помогу. Просто помогу.
Вампирское милосердие! Как боятся вампиры проявить милосердие и как неотступны они, если решаются на него. Зенуним сама не знала, почему она согласилась помочь этой ненужной никому женщине, хранящей не такую уж и важную тайну, как казалось Зенуним.
Но она согласилась и призвала тень крови на свои руки. Огонь побежал по её венам, полыхнул алым в глазах, вытравил осторожность черт, искривил губы…
–Уверены? — хрипло спросила Зенуним. — Назад дороги не будет.
–Да, — твёрдо ответила Беата и прикрыла глаза, откинула голову, позволяя горлу остаться беззащитным. Её губы дрогнули, когда Зенуним склонилась над ней, шевельнулись, складывая нужное имя в последний раз.
Зенуним даже замутило. Она никогда не признавала такой слабости, как эта женщина. Да ещё и к кому? к Цепешу, который даже не потрудился её перетащить подальше? К Цепешу, которому она не нужна, как и все смертные?
Он дал её семье право хранить тайну. Одну из многих, и они приняли это как тяжесть креста и как долг и хранили эту тайну. Они не знали, что она весит мало, что она ничтожна. Ну что узнала Зенуним наверняка? Цепеш хранит в своих владениях какую-то землю? Документы на неё скрывает? А откуда он её взял? А выиграл. У кого? Да вон, потомок — последняя из рода этих утративших эту землю сидит, готова подставиться под вампирские клыки.
И клыки эти будут, не сомневайтесь!
Зенуним даже выпивать Беату не стала. Неприятно ей было. странное дело, но неправильность происходящего отменила нахлынувшую жажду творить милосердие и стало страшновато. Кровь текла ненужная, преступно текла на строгий пол, а с нею уходила и жизнь последней из очередного людского рода, который привлек к себе на службу Цепеш. Для чего? Для путаницы? Для сокрытия? От тоски?
Зенуним не понимала Цепеша. Почему он связывался с людьми? Скучал по ним? Надеялся, что так его тайны проживут дольше?
Но да ладно. Пора было уходить, нужно было ещё вернуться к принцу Сиире и поведать ему про всё, что Зенуним услышала сегодня. Он умнее Зенуним, он может больше знать и понять, это теперь его головная боль!
Зенуним отерла затронутые кровью клыки, но к крови Беаты Албеску, что уже умерла, не притронулась. Не та это кровь. Нехорошее в ней что-то всё-таки было, а может Зенуним не могла внезапно преодолеть своё внутреннее смущение перед этими ясными застывшими глазами…
Глазами, губами, чертами лица. Такого знакомого лица!
Лица Крытки Малоре. Вампирши-дурнушки, сожженной Томасом. Если только бы её состарить — так точно Крытка Малоре!
Зенуним выругалась — происходящее и без того ей не нравилось.