Мост через вечность

Вызов к Хранителю Святого Престола — это всегда мощь: либо случилось что-то дурное, либо случилось что-то зловещее, либо хорошее, но это вряд ли — уж больно редкий случай. Сам тон вызова уже был тяжёлым — резкий, не терпящий возражения. От такого тона нельзя уклониться и нельзя сделать вид, что ты не услышал — тебе же будет хуже. Впрочем, у Томаса и мысли о подобном уклонении не было. Он — покорный слуга беспокойной своей сути, пришёл мгновенно, как и положено. И сразу застал обеспокоенное и встревоженное сборище братьев по кресту. –Король Стефан зарвался! — объяснение было коротким и от него сразу повеяло раздражением, которое дошло до высшей точки. — Он решил, что мы ему больше не нужны. Томас пока воздержался от реакции и предпочёл ознакомиться с копией письма, полученного на рассвете, и взбесившего своим содержанием весь Город Святого Престола. Письмо, помеченное королевской ветвью, содержала в себе мрачное издевательство, хотя и было коротко: «Слуги креста, ликуйте! Ваша ничтожная помощь мне боле не нужна. Я казнил убийцу своей дочери и не нарекаю себя вашим слугой, ведь моя кара, моя месть стала возможной благодаря моему врагу — вампиру. Король Стефан» Коротко, содержательно и непонятно. Письмо вырисовывало только общие черты произошедшего и говорило о бунте одного из недавних друзей Святого Престола. Копящееся возмущение прошлось по залу, но это было ещё не всё. Это было обязательство — высказать своё пренебрежение к королю, который, похоже, забыл, что такое Святой Престол и как этот самый король ещё недавно увивался у подножия его, упрашивал о помощи… Второе письмо, посланное уже одним из верных советников короля Стефана и куда более верным другом Святого Престола по совместительству, было более развёрнутым и понятным. «С сожалением сообщаю о душевной болезни короля Стефана, да будут дни его долги, а жизнь его милостиво отмечена перстом Пресветлого. К несчастью, наш король вступил в сговор с неустановленным вампиром, и в обмен на луч Святого Пламени ему был выдан убийца его дочери. С сегодняшнего дня король Стефан сообщает о прекращении всех мер поддержки городу Святого Престола, а также отзывает своё покорное согласие о служении Престолу. Все оставшиеся слуги его будут выдворены за пределы земель в течение трёх дней…» Далее шли привычные подписи, на которые Томасу было глубоко плевать. –Хитро, — прошелестел Гвиди, — будь я на месте вампиров, я бы тоже попытался рассорить Престол со всеми союзниками. –Стефан — ещё не все союзники. Он всего лишь один из многих! — Томас возразил довольно резко, злясь на себя за то, что Гвиди прав. Идеальная вампирская тактика: стравить Святой Престол во внутренней войне, отвлечь его ресурсы от себя на непокорные земли, тем более, если эти земли клялись в верности. Обязательный гул недовольства и возмущения уже вился в воздухе и крепко травил, отвлекал от мыслей — а подумать о чём, конечно, было. томас, прежде всего, занялся поиском подходящей кандидатуры на роль переговорщика. Кому хватило бы наглости и знаний, чтобы так вывернуться и пойти на сговор с королем, да еще и людским? Кому была нужда вытаскивать древний артефакт, когда-то врученный городом Святого Престола на хранение? Для чего7 не для потехи такое делают и не от гордыни. Это продуманный план, плетение ходов, и была у Томаса только одна кандидатура на примете, способная провернуть подобное… –Покарать! — уже бушевал кто-то смутно знакомый и Томас, вздрогнув, вынырнув из своих мыслей, увидел, что этот смутный знакомец — Роман Варгоши. Очень довольный от своей ярости, от её допущения, от того, что ярость эта разрешена. Ничего иного от него Томас уже не ждал. Он уже понял, как ошибся в своём желании перетянуть Варгоши на сторону креста. Его планы были полны сентиментальной надежды, но сейчас они оборачивались кровавым кошмаром — Роману Варгоши — вампиру без чести, морали и мозгов, запудрить голову оказалось легко. Он стал идеальным оружием для служителей Престола. Идеальной карой, которую можно оправдать, если придётся оправдывать рвение, или которую можно смести, если будет хотя бы намек на неповиновение. Даже Томас начинал проигрывать Варгоши. Томас имел больше свободы, но он был не так удобен Престолу, как карманный каратель Варгоши, который уже втягивался во вкус власти, и свою принадлежность к Святому Кресту воспринимал как абсолютное разрешение. Ничего иного от него Томас и не ждал, но всё равно неприятно скребануло по душе. Нельзя так радоваться каре. Суть её — в работе. Любое убийство, даже во имя блага — это работа, а не развлечение. Любой костёр — это мука и надлежит помнить об этом в мыслях, а губами беззвучно шептать о прощении и славе высшего света. Но не радоваться, нет. –Покарать! Покарать! — но Варгоши попадал в настроение служителей креста и в настроение самого Хранителя Престола. Едва ли от расчёта, скорее просто момент был удачный, но «покарать» пришлось ко двору и было подхвачено всеми братьями. Отмолчались двое — Томас, да Гвиди, на него глядя. –Возразишь? — спросил тихо верный друг. Томас покачал головой. Не стоило говорить ему при всех, показывать себя в дурном, мятежном свете. Но поговорить стоило, определённо. С глазу на глаз. Не возразить, но напомнить, напомнить, что кара — не единственное, чем можно достигать. Да и покарают они, а дальше что, пепелище? Всё это изложил Томас аккуратно и осторожно, тщательно подбирая слова получасом позже Хранителю Престола. Он специально подбирал фразы так, чтобы напомнить сначала о милосердии служителей креста к заблудшим, а потом только к судилищу воззвать. –Покарать можно, — признал Томас, — но только кара должна разумной быть, меру знать…за нами много дурного плетётся, стоит ли множить? –Мягчеешь! — с неодобрением ответил Хранитель Престола. — Не таким ты был, Томас, за головы счёт ведь не вёл. За кровь тоже. Что сейчас-то размяк? А Томас и сам не знал ответа. Чуял, что меняется в нём что-то, смешно даже — в вампире и меняется! Но менялось, взывало к прощению, к милосердию, к забытому одиночеству. –Он будет святыми дарами с врагами обмениваться, а мы ему и слова не скажи? — усмехнулся Хранитель престола. — Луч Пламени был дан ему на хранении. А он его вампирам. Что они сделают с ним, а? И испытующе поглядел на Томаса. Томас не знал ответа и признал это: –Я не могу предположить. –Явно осквернят, — Хранитель был доволен, — и скажут, что пламя почернело, и дано оно было им. А оно же святое! Святое, и от того понадобилось вампирам? Томас очень хотел бы знать для чего. Хотя бы от любопытства! –Мы обещали ему отмщение, — но он попытался увести разговор в нужную ему сторону, — мы обещали, что отомстим за его дочь. –И славно поработали. –Но убийцу его дочери не нашли, — Томас предпочёл не отвечать на последнюю фразу Хранителя. — А он отец. Он в горе. Неужели нельзя его понять? Появился тот, кто мог дать ему отмщение — то, чего мы не дали. Удивительно ли то, что он вцепился в это? едва ли себя он помнит! Так можем ли мы не понять его горя? –Понять-то можем, — согласился Хранитель, — а вот простить — нет, сам посуди, Томас! Ну что будет, если каждый король будет искать заступничества не у города Святого Престола, а у вампирского отродья? Если начнут такие короли раздавать артефакты нашего престола вампиренышам? До чего мы можем дойти? С этим Томас был согласен. –Я не говорю, что наказывать не надо, — заверил он, — я говорю, что в каре надо знать меру. –Меру? — кажется, Хранитель впервые задумался об этом, но не согласился. — Чушь несёшь! Уж больно много меры мы знаем! Даёт шансы вампирам, жалеем королей теперь? А король этот — враг! Враг, враг, иначе с врагами бы не заключил союза! Он враг, а мера не вечная. Один раз наказать одного, жестоко наказать, чтобы все вздрогнули, и покончим… со всеми покончим. Томас был готов возразить, но Хранитель устал препираться, а может не захотел, неважно, но он привёл роковой аргумент: –И в том добродетель будет. Против добродетели не пойдёшь. Это Томас понял давно. Значит — разговору конец, решение ясное и обжалованию не подлежит. Остаётся уйти, а то ещё пошлют возглавить карательный отряд, в назидание, так сказать, да чтобы преданность его проверить. Свет знает в какой там раз по счёту! Томас развернулся, пошёл уже к дверям, когда… –Томас, подожди! — его всё-таки окликнули. Томас помрачнел. Меньше всего он хотел проступающего из теней будущего поручения, впрочем, и вампирам свойственно ошибаться, и людям удаётся иногда угадать настроение мира, что окружает их. Хранитель престола не заставил Томаса возглавить карательный отряд, не стал требовать доказательств верности, вместо этого он сказал: –Я пошлю Варгоши. Он очень старательный. Старательный! Конечно, это ведь так полезно сейчас. –Ваше право, — глухо согласился Томас. Воспротивиться этому решению он не мог. Да и что бы он сказал? И как бы это выглядело? –А после возвращения, полагаю, надо его наградить, — продолжил Хранитель, словно говорил о чём-то совершенно обыденном. — Думаю, Роман заслужил право взойти на очистительный костёр и перестать нуждаться в подпитке артефактов, скрывающих от него истинную суть вещей. Да, наградите Варгоши — он будет вашей лучшей марионеткой! Наградите его, дайте ему силу и способность легко, безо всякого дозволения ходить, где ему захочется, брать в руки любые предметы, принадлежащие слугам креста и даже молиться. Наградите его, сделайте его равным братом. Но высказывать это вслух? Нет, в этом определённо мало смысла, не стоит и пытаться. Проще увильнуть, притвориться равнодушным: –Ваше право. И заслужить таким равнодушием право покинуть общество Хранителя Престола, направиться прочь, как можно дальше, чтобы не думать, постараться не думать о том, что будет с королём Стефаном и ближайшим его окружением. Томас знал что их ждёт. И даже того добродетельно-лживого советника, что сдавал сведения о своём короле на благо Святого престола. Пощады не будет. Никому, кого достанут. Людям земли бояться не стоит, но обитателям замка точно конец. Томас знал это — в своё время и ему пришлось заслужить очистительный костёр. И он заслужил, не оглядываясь ни на кого, ни на кровь, что текла по земле, ни на дома, что горели за его спиной… всё во имя добродетели и во имя очистительного костра. А сейчас оставалось идти по знакомым проулкам и коридорам и не думать, не думать! Но всё равно — куда деться от мыслей? Томас слишком хорошо знал, что в скором времени произойдёт при дворе короля Стефана — он видел подобное много раз, он сам участвовал в подобном. Не гордился, конечно, нет, это было другим — искуплением было, да ещё скорбью и тяжестью, да ещё… Много и много чем. Он видел, не находясь в землях короля Стефана, не стоя в пределах границ земель Святого Престола, как двинулась страшная конница карателей, а впереди, кто бы сомневался? — Роман Варгоши, довольный своей кровавой яростью, и тем, что она ему дозволена. Страшная конница… сколько их? Томас обычно брал отряд человек в десять, а чаще того — вовсе семь. Надо было быть показательно быстрым и жестоким, а большой отряд будет и заметен, и долог. А так — лихом пронеслись, вроде бы приехали с миром, а вот уже резня. И на подступах к мятежному городу или селению уже рядовая, наводящая пепелище и разгребающая его же, расширенная, но уже пешая армия слуг Святого Престола. Скольких же с собою возьмёт Варгоши? Шесть? Десять? Дюжину? Томас не задавался этим вопросом, он знал, что Роман Варгоши отправится с людьми, и будет возглавлять их, и его конь, будет впереди всех, ведь лошади так чуют вампиров и так желают быстрее от них избавиться… А дальше дорога. Сначала узкая, проехать лишь одному всаднику — за пределы города, к Тракту. И сам Тракт — широкий, опасный, и бесконечно подвижный в каждом своём камне. На Тракте и заработок, и потеря, и удача и провал, и любовь, и скорбь — всё тут бывает. Разумеется, если ты не ведёшь с собой карателей — тут уж с тобой едва ли кто рискнёт связаться. А дальше въезд… Томас едва не натыкался на стены — так ясны и чисты были видения его же собственного измученного сознания, что он был будто бы с этими же карателями, а не в городе, не среди стен и людей, а среди тех, кто торопился наказать наглеца. Нелепо извиняясь, запоздало спохватываясь, Томас всё глубже и глубже увязал в видениях. Вот могучая чёрная конница прибывает в замок короля Стефана. Ветер жёстко треплет их плащи и волосы, неприветливый этот ветер — не любит он чужаков, от которых веет угрозой. Стража отпирает врата — ждут переговорщиков, ждут реакции, не бойни. Почему-то на памяти Томаса никто из мятежников — градоправителей, королей, графов, князей, управителей селений — никто не верил в то, что Святой Престол будет мстить, что заявится он не просто уточнить о новых соглашениях и не с попыткой договориться, а с местью, и даром всё то, что он будет говорить при встрече, и даром улыбки делегации, насквозь лживые. Не подмечают мятежники ни скрытых в плащах мечей, ни кинжалов, хитро вложенных в рукава, ни насмешливых взоров прибывших… Томас иногда думал что мятежники не хотят этого замечать, что понимают они свои преступления и от того что считают себя сами преступниками, становятся слепы и глухи, желают выслужиться перед прибывшими, потчуют их лучшими блюдами и винами. А наутро пожарища скрывают перерезанные глотки или отравленные туши никчёмных мятежников и их приближённых… Сколько раз это было? И сколько раз повторялось вопреки тому, что уже случалось? Томас не понимал — ну закрой ты врата, ну обыщи слуг, налей себе вина сам, и уже всё будет иначе! Уже слуги будут действовать куда более открыто, а там шансы равнее! Но нет. Глупость одна и та же! доверие! Надежда на то, что пронесло. Неужели это свойственно людям? Томас не понимал, зато видения его были остры — они знали как и он сам, что и в этот раз всё будет тихо, и что впустят Романа Варгоши с его делегацией в замок, и приведут к королю Стефану, и заведёт Варгоши ничего не значащий разговор, мол, Святой Престол желает предложить вам то и это, обновить соглашения о том и другом, и вообще… Томас обнаружил себя у стены. Какая эта была? Он не знал. Знал лишь, что дело Варгоши осложнится — король Стефан признает Романа, увидит в нём убийцу своей дочери. Как её там? Мела? Мелина? Мирела. Да, кажется так. Впрочем, Томасу-то какая разница? Это у короля Стефана мир рухнул, разделился на две жизни — до трагедии и после, а Томасу всё едино! Но Томас не сомневался — Стефан узнает Романа Варгоши. И тогда…кого же он казнил? Он не задастся вопросом? Стерпит ли? С кем заключил договор? Томас прислушался к себе, пытаясь представить, как он повёл бы себя на месте короля Стефана и предположил, что он бы лично сдержался и мстил бы кострами, на которых горели бы собратья лжеца — то есть вампиры. Но он и не терял дочь! У него её вообще не было, ровно как кого-то близкого в принципе! Хотя, не было ли? Томас представил, что девочку Эву, сиротку, несчастную, знающую его секрет, сейчас бы убил какой-то вампир, а после… Ему было страшно от этих мыслей, но он заставил себя представить всё в красках — и выпитое её тело, и испуг, и тихую, нетронутую пороками жизни кровь. –Порву…– пообещал Томас непонятно кому, и видение услужливо подсказало ему сцену расправы Варгоши над королём Стефаном. Тот не сдержится — Томас это ясно видел, он сам бы не сдержался на его месте, и сорвал бы любые переговоры, значит, поднялась бы стража, вбежали бы солдаты. Но что толку, если в числе врагов вампир? Впрочем, от этого может быть и плюс! Ведь если подумать — такое нападение к лучшему: братья по кресту увидят суть Романа Варгоши и возмутятся. Они поймут что он вампир. И не простят. И не будет никакого очистительного костра Роману Варгоши! Будет только презрение от братьев, а то и суд от них. –Ты так думаешь? — Гвиди оказался рядом слишком внезапно. Томас мог его бы и убить, если был бы менее сдержанным. Но он не убил. Зато обнаружил себя сидящим прямо на полу, жалко сползшим по стене, словно он смертный какой! –Что…– Томас закашлялся. Смущение от собственного вида и внезапное обнаружение Гвиди было очень уж неловким для него. –Ты тихо говорил…я думал, что у тебя крыша едет, но понял, что ты размышляешь, — объяснил Гвиди. — Так что, думаю, я вправе вмешаться. Томас молчал. Он чувствовал себя жалким и ничтожным. Он не понимал, как люди могут жить с таким унизительным состоянием. –Я тоже думал, что наши братья погнали бы вампира из своих рядов. На этом держалась твоя легенда. Но теперь я другого мнения. Враг, ставший на сторону креста — это страшно. Враг, показавший себя другом и беспощадным карателем — это то, что сейчас им нужно. Я боюсь, что они не погонят его, а принесут на руках. –Хранитель всегда говорил… –Чтобы ты держался ото всех, — перебил Гвиди. Он уже знал о чём хочет сказать ему Томас, всё-таки не зря он был столь долго его помощником — кое-что выучил, перенял, научился и соображать. — Ты не марионетка как Варгоши, ты можешь выйти из-под контроля, а он удобно плывёт по течению. Тебя можно держать на жажде искупления и убеждать что ты чужой. И ты будешь рьяным слугой, и будешь держаться ото всех, боясь сближения, боясь открытия тайн. И этот страх будет тебе цепью покорства, причём хитрой, такой, что ты, вроде бы и сам был бы не против её тащить. Другое дело этот Варгоши. Покажите ему что он нужен, что он кровав, что он страшен и люди будут его любить. –Братья не позволят вампиру! –Позволят, — спокойно сказал Гвиди, возразил и не дрогнул даже, — люди всегда шли за всякими безумцами. Вот, например, я слышал про Влада Цепеша…говорят, он один раз сжёг ради собственной прихоти во время пира, прямо в пиршественном зале — три сотни человек! и ничего, кость не застряла в его горле. А люди его убили. Томас расхохотался. Цепеша он знал, правда, как вампира и как обитателя многих чёрных легенд. –Что? — не понял Гвиди. –Это неправда, — объяснил Томас, совсем промолчать было нельзя, смех его можно было истолковать весьма неприятно, потому надо было рассказать хоть что-то, — это придумали после. А может и его враги…представь себе — небольшой средневековый замок, пиршественный зал, в котором и без того горят очаги, маленькие окна, чтобы хранить тепло, и горящие в зале люди? Цепеш бы с гостями задохнулся! –Как-то я об этом не думал, — признал Гвиди. — Прочитал…пишут убедительно. –Цепеш, говорят, обиделся на многие легенды о себе…когда стал вампиром. У Гвиди глаза расширились от ужаса. –Это правда? –Но люди его любят. Он о них заботится, — Томас тряхнул головою. — Но люди не братья креста! они не присягали свету. Они просто живут. –Братья креста тоже люди. С таким воином как Варгоши, они могут решить о себе, что стали всемогущи. Понесут на крестах и клыках Варгоши свет. –Они? А ты? — Томас криво усмехнулся. Он снова почувствовал себя чужим, снова проняла его холодом пропасть, которая лежала между ним и всеми людьми. –А я не люблю Романа Варгоши и не уважаю его, — объяснил Гвиди, — всё, что он делает — просто подчиняется более сильному. А свои убеждения? Они у него есть? Томас вспомнил как Варгоши сначала договорился с лордом Агаресом, потом с Цепешем, потом с Сиире… -Убеждение одно — выжить, — сказал он. –Похвально убеждение, — здесь Гвиди не стал спорить, — но если бы он занимался благими делами, а не тем, что умеет лучше всего, право, было бы лучше. Видение услужливо подсказало Томасу, не спросясь, конечно, кровавый триумф Варгоши. Почему-то в этом видении голова короля Стефана была оторвана, и Варгоши показывал её другим карателям, показывал гордо, и те ревели, забыв позади себя тело своего сражённого собрата и не замечая мук и корчей тех несчастных приближённых к королю Стефану, что пытались его защитить или просто были здесь… Привиделось и тело какого-то мальчика. Томас прогнал это видение. Он знал, что будет дальше. Пожар в замке и банальный грабёж. А далее Святой престол выпустит скорбную речь о том, как заблудилась душа короля Стефана, как связался он с врагами и как за то поплатился, и вообще — дурной был король. То ли дело… Что всегда удивляло Томаса — всегда находились те, кто перехватывал управление над сожжённым и разрушенным. Даже у бездетных графов и князей, королей и баронов находились вдруг наследники, которые с готовностью присягали Святому Престолу и становились его верными слугами, позволяя, особенно по первости, братья креста шнырять безо всяких препятствий по владениям и творить то, что им вздумается. И даже если выкашивали целую семью — с наследными принцами и принцессами, виконтами и княжнами — всё равно находились такие податливые, трогательно-скорбные, обещающие молить за упокоение душ мятежных предков люди, занимавшие новые для себя места. Томас поражался этому. предложил бы кто-то ему занять место покорного слуги и править землями или уделами, он бы отказался. А тут всегда соглашались и вроде бы даже с радостью или мирским смирением. –Поганое дело, — Томас поднялся с пола. Хватит. Всего этого хватит! –Поганее будет, — заметил Гвиди, поднимаясь следом. — Он же получит костёр… очистительный костёр! И снова видение, но на этот раз из собственной памяти — это пламя его собственного костра. Он его заслужил — кровью и преданностью. И помнил. Пламя не жгло, пламя не карало, пламя всего лишь больно щипало, проникало в него едким дымом, щипало изнутри, вызывало слёзы, змеёй текло по его телу, заставляя кожу вампирской сути лопаться и исходить множеством кровавых пузырей. Его костёр был тайной! Его несли с костра окровавленного, напоминающего уродливый обрубок, а Варгоши? Похоже, он получит другой костёр. Костёр славы. Томасу требовалось что-то хорошее. Срочно. И это хорошее также нашлось в его памяти. Всплыло сиротским именем. Томас наспех простился с Гвиди и направился к девочке. С последнего их разговора, когда Томас раскрыл свою суть Эве, они не говорили. Сейчас же он застал её у окна. –Что там была за конница? — спросила Эва вместо приветствия. От Томаса она не отшатнулась, хотя теперь, когда девочка точно знала его суть, Томасу кащалось, что её взгляд ожесточился. –Каратели, — он не стал лукавить. — Пошли наказывать того, кто предал Святой Престол. Он не знал, как сказать ей, да и стоит ли сказать о том, что она прекрасно знает того, кто сегодня получит наказание. Более того, она сама также обвинила короля Стефана в сговоре с вампирами. И это оказалось не фантазией. –Ну и правильно! — грозно согласилась Эва. — Пусть сгорит в огне всё зло! –И тебе совсем не жаль? — удивился Томас. Всё-таки стоило сказать. — Ты знаешь куда они поехали? К королю Стефану. Догадываешься для чего? Она забыла про окно да и про всё другое. Смотрела в изумлении, ужасе и трепете. –Это потому что я…я сказала? — она приняла вину на себя, испугалась и возгордилась одновременно. — Ой! –Нет, — поморщился Томас, — он сам не стал скрывать ничего. Сам виноват, конечно, мог бы и промолчать. Мог, действительно мог! Томас же объяснил себе такое неразумное поведение короля Стефана, пожалуй, правильно сказать — покойного короля Стефана — его помешательством. В конце концов, он был человеком! А людям это свойственно. Эва помолчала, размышляя и пытаясь взвесить тяжесть своей же души. –Жаль его, — сказала Эва, решив что-то себе, но в другом осталась непоколебима: — но он сам виноват. Виноват? Да, может быть, но показал бы Томасу кто-нибудь кого-нибудь одного ни в чём невиноватого? –Тебе надо служить здесь, этому городу и престолу, — улыбнулся Томас, — ты просто вылитый воин! Эва зарделась. –Я тоже таким был, — продолжил Томас, — а потом стал из вампира слугой креста. Я думал, что обрёл искупление, что так я замою все свои кровавые грехи. Но оно не получается так, Эва. Быть воином можно, быть непоколебимым судьёй нужно, но судить нужно очень аккуратно. Иначе пустота станет невозможной, она придёт из сердца, а потом заменит его. И ничего не останется. Она не понимала, не могла понять в силу возраста, но взгляд её был полон сочувствия. –Я зло, ведь ты считаешь всех вампиров злом, но сделал ли я тебе что-то дурное? — Томас знал, что она сейчас не поймёт его, а может быть и никогда не поймёт, ведь жить в мире, где есть только благо или зло — удобно. Несчастно, но удобно. Зато у Эвы сработало её воображение, и она тотчас нашла тот ответ, на который мало кто, кроме детей, был способен: –Ты просто хороший вампир! Томас покачал головой, но больше не стал спорить — сил не было. –Научишь меня всё-таки быть убийцей вампиров? –Научу, — согласился Томас, — только вырасти. И подумай ещё. Эва попыталась надуться, но окно снова приковало к себе её внимание. –А что там такое? Томас выглянул тоже. А там был костёр. Торопливо складывали его прислужники креста, мирно переговариваясь, спеша, торопясь… Знакомый Томасу костёр, назначенный, к гадалке не ходи, Роману Варгоши. Что ж, Томас помнил как это было с ним — все окна завесили чёрными тканями, оцепили проулок и он горел. Горел без крика — потому что когда в тебе дым кричать не получится. А сегодня через это пройти предстояло Роману Варгоши и стать полноценным братом креста, и Томас не мог этому помешать, как не мог помешать он расправе над королём Стефаном и его приближёнными. Как ничему не мог помешать столько последних лет! И вот это было нужно искупить. Самому, без указки Престола и его Хранителя.