Цикл сердца и логики

Я нескоро осознала причину проблемы. Несмотря на то, что мой мир уже не впервые переворачивается с ног на голову, в этот раз всё совершенно иначе: внутри меня бушевали эмоции, непохожие на детскую панику или взрослое замешательство. Временами мне казалось, что заснув, я уже другой человек - иной раз это чувство возникало в моменты полного бодрствования, сбивая с толку. Кажется, что эмоции - не мои, что воспоминания - туманны, непонятны и ложны, что кожа - чужая. Но все эти изменения плавно влились в мою жизнь, словно неожиданный враг, ударивший в спину из засады. И первую неделю я умудрялась этого совершенно не замечать. Игнорировать, поглощённая иными заботами. Даже в те моменты, когда я касалась пальцами белой кожи, больше не исполосованной шрамами, скрытыми татуировками, я словно дремала в глубоком и долгом сне, не придавая значения этим очевидным изменениям. Шрамы исчезли. Самые глубокие и болезненные - каждый из них. Пропали и след от укуса, и двенадцать порезов на запястьях и один на левом боку. На их месте осталась лишь холодная и до удивления гладкая кожа, к которой я всегда прикасаюсь с некоторой опаской. Норман, ранее любивший в знак ласки гладить эти «раны», теперь с удивлением водил пальцами по рукам, лишённым привычных изъянов. Когда я позволяла себе задремать рядом с ним, неизменно чувствовала лёгкие щепки. Словно он пытается снять «выросший слой» новой кожи. Пока я лежала рядом, мальчик мимолётно гладил меня по волосам, как сочувствуя. Хоть и зная, что я не люблю лишние прикосновения. Норман осторожничал, пытался ходить по краю «черты», установленной меж нами, и я чувствовала, что не хочу его пугать, отгоняя от себя. Утолив свою жажду ласки, он уходил, оставляя меня в покое время отдыха. Бушующие эмоции не стали проблемой, но это может быть лишь вопрос времени. Не все из них мне удаётся подавлять, как раньше. Столь сильная перемена вызывает гораздо больше волнения, чем следует ей уделить в сложившихся обстоятельствах. И в данном случае рациональность - не является ключом к успеху. Осознание не помогло побарывать неожиданные приступы, чаще всего, странного смущения или страха, сопровождающегося привычным мерзким вкусом: железным, ярким, солёным, идентичным крови, якобы наполняющей рот. Когда мама укусила меня за руку от страха и остался шрам, я, чтобы не закричать, так прикусила язык, что почувствовала именно этот вкус: боялась всхлипнуть или вскрикнуть, боялась, что она не отпустит мою руку, чувствуя, что сначала давление росло, а затем стремительно спало, едва ли уняв боль. Чудом в тот миг в ней нашлись какие-то силы, и мама укусила меня за то, что я попыталась закрыть ей рот, когда она сама намеревалась орать, поскольку не узнавала меня. Я боялась вырывать руку, боялась сопротивляться и в первые секунды смогла только также укусить себя за язык, а не губы. Вкус остаётся на кончике языка и почти в действительности царапает горло при попытке «проглотить» его, раздражает. Откуда же взяться страху и, следовательно, этому вкусу? Помнится, какое-то время он настигал меня только при сильной эмоции, но чем старше я становилась, чем чаще даже мелкое волнение, вперемешку с неуверенностью и опасением вызывали ощущение крови во рту. Разве сейчас я боюсь чего-то? (Неконтролируемые эмоции приводят к смерти, Сакура. Ты же прекрасно это знаешь) Я осторожно перевернулась на спину, чтобы не волновать мирно сопящего чуть поодаль Нормана: иногда приходилось укладывать его рядом с собой, когда он засыпал в кресле на выделенном нам с Астартой чердаке. Он нередко слабо пинался, что было лучше, чем «сторожить» спящего на диване в гостиной мальчика, способного уснуть только в «безопасной» обстановке. Тогда я засыпала сидя, если вообще засыпала. Я чуть подняла руку вверх и стала вновь смотреть на кожу, пока Норман не оказался на самом краю, из-за чего его пришлось двигать.

***

Сакура осторожно отвела меня в сторону, едва коснувшись моего плеча: когда Астарта и Мария вновь начали спорить, а ситуация накаляться, наставница сказала, что мне «следует отдохнуть». Я впервые в жизни видел, чтобы люди ругались шёпотом, едва-едва шевеля губами, и всё равно перепалка только принимала обороты, не стихая даже от переглядываний. Взяв Сакуру сначала за ладонь, а потом аккуратно только за два пальца, взглянул на неё: она тоже посмотрела на меня, неловко погладив по спине. Ей не нравилось, когда я так себя вёл, «несерьёзно», подобно совсем маленькому ребёнку, но я ничего не мог поделать с подобной реакцией на стресс - разве что недолго храбриться, например, не сжимать губ или не брать кого-нибудь крепко за руку, когда волнуюсь, чтобы не вызывать подозрений и беспокойства за себя. Сакура ничего не говорила, но я чувствовал некоторое её недовольство. Как все дети чувствуют больше, чем взрослые. — Это не из-за меня, правда? Сакура не лгала, так что я только что совершил большую детскую глупость, спросив её об этом подобным образом, с какой-то внутренней надеждой на материнское утешение. Я скучаю по маме. — Не бери на свой счёт. – сказала она твёрдо и одновременно пугающе спокойно. Подтвердив, что причина определённо во мне, но, как обычно, не стоит переживать. — Не хочешь вздремнуть? Я тебе почитаю. — Я бы выпил водички, если ты мне её нальёшь. Она шагнула в сторону хозяйского домика, совершенно не потянув меня за собой, словно проверяя захочу ли я отпустить её руку, и я этого не сделал. Сакура одарила меня тем самым взглядом, от которого я чувствовал исходящее от неё недоумение, но в ту же секунду наставница одобрительно взяла полную мою ладонь, совсем слегка сжав. Понимаешь, она так делает, потому что совсем не знает, что делать с.. тобой (ребёнком?.). Как тебе лучше. Поэтому идёт навстречу. Потому что переживает за тебя, так что не переживай, что приносишь ей дискомфорт. Скорее всего нет, потому что она пережила ситуации хуже, чем забота о ком-то столь миленьком. Сакура встала за столешницей, налила мне воды из графина и взяла книгу с того места, где оставила её утром, стала читать. Обычно я пил воду очень долго. Не для того, чтобы растянуть удовольствие, если это вообще возможно с водой, а чтобы отдохнуть и хорошенько подумать. Сакуре приходилось чем-то занимать себя в это время, учитывая, что её основной задачей было - заботиться обо мне. Так.. можно задать вопрос, малыш? Она тебе.. может быть, кто-то сводный? Или просто подруга, к которой ты пропитался симпатией? Мы познакомились, потому что я того пожелал; потому что доставал её почти с первого дня, как встретил впервые у речки. Сначала просто наблюдал. Потом робко заговорил, получая холодные ответы, которые ничуть не сбавляли моего, непонятно откуда взявшего, любопытства. До этого я не видел так вблизи, какие чудеса творят маги воды. Причина, должно быть, в глубокой убеждённости, в которой меня окончательно убедила сама Сакура, что в магах воды прекрасна не столь их магия, сколько они сами. И правда - Сакура такой и оказалась. Леди холодной и собранной, но неизменно, именно ни за что неизменно, прекрасной. Оно и неудивительно - в людях часто можно найти нечто поистине изумительное. Даже на уровне личного самоощущения человека. Или может моё умение чувствовать подобное обусловлено тем, что я Аватар? Ночами, когда мне очень сложно заснуть, и я делаю вид, что сплю, стараясь мирно посапывать, и лежу с закрытыми глазами (обычно это моменты особенной тревоги, которую я предвещаю задолго до отбоя, а потому прошу Сакуру поспать в гостиной на диване, и она неизменно остаётся тогда рядом со мной, хотя давно сказала принцу Валланту, что мы больше не караулим ночью), то думаю о очень тяжёлых вещах. От них болит голова. Например, я стал очень часто задумываться веду ли я себя так, как хочу, или во мне говорит что-то, что диктует мне планы действий и мнения. Что-то Аватарское. Думаю о том, стал ли я по сути божеством целого мира из-за собственной личности или в глубоком детстве, в младенчестве, меня ударила молния и я совершенно позабыл об этом, выжил и теперь служил лишь оболочкой для чего-то АВАТАРСКОГО, в силу скудности человеческого ума при этом не имея возможности в полной мере осознать, что нахожусь под чужим контролем (чего-то Аватарского, само собой). Думаю о том, что недостаточно силён, чтобы защищать близких и мой удел, с которым никак не удаётся смириться - подставлять других, прятаться за их спинами. Ночами, когда мне очень сложно заснуть, и я лежу на диване, попросив у Сакуры держать её за ладонь, то вспоминаю как наставница упала на колени и слабо затряслась. Она чуть шевелила окровавленными пальцами, щурилась, будто была внутренне где-то в другом месте и пыталась самостоятельно прийти в себя, не потеряться окончательно. Руки её не обмякли, не касались земли, а наоборот висели в воздухе в таком положении, словно Сакура держала в них что-то, и в определённый миг мне показалось, что она не сама дёргала пальцами, мимолётно и резко, как если бы их с короткими паузами поражал разряд тока, а исключительно от нервов. Она сидела так совсем недолго, секунд двадцать. А когда начала аккуратно вставать, я по глупому сначала вцепился в её руку, а потом потянул на себя. По глупому, потому что на самом деле я нисколечки не помог: был так слаб, что она наверняка даже ничего не почувствовала да и справилась самостоятельно. В эту же секунду её чуть затуманенный взгляд прояснился, Сакура с лёгкостью вытащила руку из моей «хватки» и положила ладонь мне на плечо. Тогда я было решил, что она вот-вот рухнет, и встал совсем к ней вплотную, будучи во много раз ниже ростом, прижался к ней, но она так и не рухнула на меня всем весом и даже не накренилась вбок, вперёд или назад. Со стороны это наверняка выглядело так, словно я обнимал её; в итоге я сам же и потерял равновесие, ненадолго повис на ней, и она просто взяла меня покрепче за запястье. Я с трудом не разревелся. Не потому, что от соприкосновения с ней испачкался в крови, в большом количестве крови, а потому, что был до ужаса и паники напуган. Одежда Сакуры, некогда белая майка, пропиталась кровью так, что мой паникующий разум не был способен понять просто ли это огромное пятно или она ранена. Ранена и не упала только потому, что очень-очень-очень сильная, но вот-вот силы покинут её и всё.. и плевать, что она маг воды. Я смотрел на неё, а воображение мне рисовало яркую картину того, как она теряет сознание и падает на камень. Но она не падала. Она крепко держала меня, не давая упасть. — Нам нужно идти. Мне нужно, чтобы ты шёл, – сказала Сакура абсолютно спокойно, до тряски спокойно, до мурашек и ещё большего страха; так, как если бы я потерял сознание и мне всё это чудилось. Чудилась Сакура, чей голос ни капельки не дрожал, не хрипел, не был тихим от тяжести или громким от паники. — ты сможешь? Или мне понести тебя на руках? (Что ты хочешь на завтрак, милый? Или-или? Твой папа выбрал..) Я хотел умолять понести меня на руках. В действительности отлично понимая, что сам чудом не отключился и мог концентрировать взгляд хотя бы на Сакуре, на полностью окровавленной Сакуре, и что если я зацеплю в поле зрения хоть одно мёртвое тело, то магически-чудесный эффект выдержки спадёт, меня верно и безвозвратно схватит паралич от страха, и я не смогу идти, но, именно потому что смотрел на неё, то понял, что не желаю делать ей тяжелее (как это глупо, малыш Норми. Ты уже доставил ей много хлопот, а твоё тело для неё, наверняка, как пушинка, и меньшее, что случилось), как ребёнок. И в итоге я сказал, что пойду сам. Молниеносно взял её за ладонь и крепко вцепился, будто падал в обрыв и хватанулся за спасательную ветку. Так сильно, как только мог. Она дала мне выбор, потому что за нами ещё долго не было слежки, ведь все умерли. Кто мог доложить о побеге. Прошли мы совсем малую часть пути, прежде чем я запутался в ватных ногах, но не упал благодаря ей, и всё равно разревевшись, потому что задача «двигать ногами в движении вперёд» была единственным, что удерживало меня от данного события, безудержного плача, и когда я с этим не справился, то порвался мой последний, также чудом уцелевший, нерв терпения. И конечно Сакуре пришлось взять меня на руки. Как то, что она «держала», упав на колени. Я чувствовал себя маленьким, слабым до беспомощности, как никогда уязвленным, и только и мог, что плакать, также крепко обвив руками её шею. Как ядовитая змейка, которую не сбросишь. Груз ответственности. Я сразу это понял. И плакал вскоре ещё и потому, что ужасно обременил Сакуру. Потому что я позвал её. Потому что она была единственным очень-очень-очень сильным человеком, которого я знал - такого, что походил для спасения. Я смог это сделать, потому что на самом деле был Аватаром. (Или во мне жил Аватар) А когда у меня закончились слёзы, я осматривал её руки, открытые и красные участки кожи, спину, оценивая ущерб, нанесённой красивой белой майке. Она больше не предлагала мне идти своими силами. Я плохо помню дорогу. Передвигались мы недолго, в какой-то момент добрались до речки, а потом.. в моей памяти почти ничего не осталось после - мне остаётся лишь верить словам Астарты. Не уверена, что тебе нужно знать об этом. Раз уж ты так настаиваешь, малец.. Она сказала, что я держался за Сакуру мёртвым хватом, ни на что не реагируя. Наставница привела меня в дом госпожи Рихтер, сказала, что меня следует отмыть от крови, принесла меня в ванную, потому что я ничего не ответил на предложение идти самому, но и уже там, в помещении, я не отлипал и молчал. Мария пробовала поговорить со мной, но безрезультатно. Сама Сакура осторожно пыталась отцепить меня, но, не желая давить, ничего не смогла сделать. Когда же Мария попробовала забрать меня у наставницы, я прижался к ней так, «словно мог задушить». Астарте пришлось расслабить мои мышцы, и в момент, когда моё совершенно вялое тело оказалось в руках Марии, я «истошно заорал. Так громко, что мы все поначалу решили, что сломали тебе что-то. Хорошо, что нет. Ты кое-как стал тянуться к Нагасаки, продолжая кричать, прося вернуть тебя к ней. Ну мы и вернули, потому что перепугались до жути. Потом сообразили, что тебя не клинит, когда она хотя бы немножко тебя держит, поэтому нам пришлось самостоятельно положить тебя в ванную и по возможности отмыть от крови, потом опять взять на руки, уложить и сидеть рядом, чтоб ты за руку держался». В моей памяти сохранились обрывки воспоминаний, когда я просыпался и видел перед со собой Сакуру, сидящую на стуле рядом. В тусклом, но тёплом свете старого ночника, с которого слезла краска, (мы решили поставить ночник, опасаясь, что тебя напугает темнота), я видел, что она всё ещё в той же одежде и крови. В первый раз, когда я взглянул на неё, Сакура не спала, следила за мной и пыталась читать, но потом всё же задремала в том же виде, подпирая щёку ладонью. С того дня я ощущаю настоящую потребность в её нахождении рядом. Во мне что-то сильно «переклинило», потому что по возрасту я был уже взрослым для истерик и ночников, как думал сам до заточения, но после даже по самоощущению словно помолодел психологически, с чем не помогало обычное осознание проблемы. Впрочем, я и сам не до конца понимал изменился ли на самом деле. Жизненные ситуации слишком поменялись (можно сказать, что жизнь перевернулась с ног на голову), но при этом со мной никогда ничего подобного не случалось, я рос в очень уютных условиях, а потому у моей личности попросту не было возможности привыкнуть к этому или проигнорировать случившееся, чтобы все могли однозначно подтвердить мои изменения. Но, как думается мне самому, я всё же стал несколько истеричным и раздражительным, что чаще всего спускалось мне с рук. Я чувствовал и понимал, что наоборот должен и должен был повзрослеть, однако всё пошло не так, и поэтому вина грызла меня изо дня в день. Моё здоровье ухудшилось, поскольку я стал хуже спать, и Сакуре приходилось меня почти убаюкивать. Иногда даже лёжа на диване я не засыпал, и ей ничего не оставалось делать, кроме того, чтобы брать меня на руки и спать сидя. Потому что только так я и засыпал. И конечно мне стыдно за это. Помимо потребности быть рядом, я зациклился на попытках защищать. Мысленно. Потому что Сакура злилась, когда я действовал, как бы «перегибая палку». Мои чувства по отношению к ней невероятно трудно описать.. обычно, когда я путался в себе, мне очень сильно помогала мама, хотя бы тем, что верно продолжала мои мысли, когда я в задумчивости или неуверенности не мог их продолжить. Но её не было рядом, поэтому приходилось справляться самому. Это как.. благоговеть перед кем-то, при этом ощущая до боли удушающий стыд, пытаться выслужиться, но понимать и видеть, что твои попытки создают больше проблем, чем помогают, однако при этом никто тебе об этом не говорит. Но ты ощущаешь это. Видишь. Смотришь на неё, преисполненный нежностью и стеснением, и ничего не можешь. Ты беспомощен. Я перед ней беспомощен. Для неё беспомощен. Если она упадёт на колени, нет разницы подам я руку или нет. Нечем благодарить. И она никогда не упрекнёт меня в этом. Может быть, даже не подумает, а меня разрывает от боли каждый раз, когда она пытается подбодрить, несвойственным себе, способом. Рискует. А я.. А я скучаю по маме и папе. А я лишь тихо ненавижу. Ненавижу?. Не знаю. (Её пытали из-за тебя) Верно. Точно в цель. Кстати, делал это… Принц прошёл мимо, я с трудом проглотил ещё воды. Когда наставница поздоровалась с ним, я почему-то почувствовал явное и жгучее раздражение. И ещё почувствовал себя глупым.

***

— Что случилось? – спросила Сакура у Нормана, когда я сел за стол. Мальчик, как только я вошёл, сразу бросил на меня странный взгляд: в ярких голубых глазах отражалось что-то смешанное с испугом. Поприветствовал он меня в ответ очень тихо, будто крайне неохотно, и я заметил, что Норман ущипнул себя за руку. Сакура, что читала, всё равно сразу обратила внимание на то, насколько сильно он напрягся. Норман практически лёг на столешницу и спрятал голову руками. От стыда? Мне было сложно понять действительно ли Аватар боялся меня, - или я его, - смущался или злился. И имеют ли место быть все эти эмоции разом. Я хотел бы наладить наши отношения, чувствуя себя закономерно виноватым из-за случившегося, но Норман не позволял к себе подобраться. Пугать его ещё больше - жестоко. — Если ты не скажешь, я не смогу помочь. – Сакура наклонилась к нему, отложив книгу и оперевшись руками на дерево, но не перешла на шёпот, а заговорила очень мягко. Норману пришлось приподняться, чтобы сказать ей что-то на ухо. — Почему тебя это беспокоит? Со мной всё в порядке. Для меня последовала короткая пауза, потому что я не слышал всего разговора. — Я всегда в состоянии защитить тебя или себя, Норман. – далее Нагасаки словно удивилась: — Не в этом дело? Тогда почему бы тебе не решить это проблему с тем, кто её создал? Не бойся. Для тебя они не представляют угрозы. Если тебе станет лучше, то стоит попробовать. (Наша задача не в том, чтобы искать, кто виноват, Норман) Сакура всегда старается сохранять нейтралитет. Даже после того, как мои люди пытали её, она ни разу не сказала обо мне, о моих подчинённых или о матери чего-то негативного. Пускай Норман и требовал этого от неё, смотря слишком говорящими глазами, будучи не в силах обвинить наставницу прямо, Нагасаки не оставляла попыток «сгладить углы» между нами. Должно быть он знал, что произошло между королевой и Нагасаки во времена её службы, что очень маловероятно, однако и вполне возможно. Однажды она попробовала попросить Нормана содействовать мне, если понадобиться, что также означало и мириться с моим обществом, и мальчик был так недоволен, что наставнице пришлось осадить его решительным и чётким «нет», прежде чем Аватар успел произнести хоть слово против. Но он её не послушался. ( — Ты что, в самом деле считаешь это решение рациональным? Как и твоё решение пожертвовать собой, когда я тебя об этом не просил? – он еле шевелил губами) ( — Ты импульсивен и оцениваешь происходящее под властью эмоций. Я же требую от тебя подумать о себе и о том, что для тебя будет лучше на самом деле) ( — Ты требуешь от меня просто принять ваше решение. Но никто не способен всё контролировать. Ты не способна всё контролировать. Риски, на которые вы идёте..) (— У тебя что, есть идеи получше, герой? – вмешалась Берил. Что же мы будет делать без подобных связей, но зато, якобы, «без угрозы для жизни»?) Я хотел тогда сказать, что сожалею. Что принял решение помогать ему, потому что понял, что мог ошибиться. (Мария взяла мальчика за плечи и улыбнулась. — Я полагаю, что наш мальчик понял, что от него требуется. Почему бы нам не занимать время господина?) После этого случая Норман совсем стал обходить меня стороной. Тогда мне показалось, что Сакура желала, чтобы он понял насколько важно нести ответственность за себя и идти на уступки, когда это необходимо. Поэтому посадила его передо мной и поставила ультиматум. Хотела заставить заговорить со мной. Потому что если она погибнет, Норману придётся всецело сотрудничать со мной, держась за договорённости. Сакура хотела этого, но не стала давить на него ещё сильнее - не знаю, в чём причина. Может быть, дело во мне или в том, что сама Нагасаки пытается научиться «не гнуть палку». Вся эта ситуация натолкнула меня на мысль, что в возрасте Нормана Сакура была совершенно другим человеком. Непохожим на него. Что и было корнем проблемы недопонимания между ними. Однако винить в этом некого: ситуация, изначально сложившееся против воли всех сторон, заставила их приспосабливаться к новым и неожиданным обстоятельствам. Ко мне в том числе. Сакура думала, что погибнет на моём корабле, а потому и не боялась говорить так, как нужно, и что считала нужным. Поймав меня на слабости, она разыграла карту и победила. Зная, что ей будут делать больнее за её слова, она только плакала и не просила пощадить. Странным образом данный поступок не казался мне безумным, импульсивным или опрометчивым; что тогда, что сейчас я не считаю, что Сакура не знала, что делает, и пытается из последнего издыхания или от злости защищаться собственным красноречием. Она решительна, а смерть её совершенно не пугает. И она воспринимает случившееся, воспринимает мою ошибку как обыденность, как если бы у нас было принято вести переговоры строго в момент рукопожатия или ещё как-нибудь.. или под пытками. Я знал, в чём проблема Нормана. В том, что я не выглядел слишком мучимым совестью за свой ужасный поступок. Каждый раз, когда я хотел извиниться перед ней, то будто чувствовал, что Сакуре это нисколько не нужно. И, осознавая эту информацию, подобно факту, почему-то не мог и слова из себя выдавить касаемо произошедшего на корабле. Потому что когда извиняются, принято смотреть в глаза, а когда я вспоминаю её слёзы.. начинает казаться, что своими «извинениями» сделаю лишь хуже. Хуже. Но, с другой стороны, и сейчас не было лучше. Ведь я не мог выразить свои чувства, что позволяло Сакуре делать обо мне какие-угодно выводы, которые в её парадигме могут быть верными, в моей же - наоборот. И почему для меня безумно важно то, что она думает обо мне - совсем другой вопрос. Я не выглядел слишком мучимым за свой ужасный поступок и смел приближаться к его Сакуре. Делать вид, будто я ничего не делал. Мальчишеская ревность была отлично мне понятна. (Вам не хочется извиниться? - спрашивали его глаза. Вы - тварь - говорили они) (Ужасная-ужасная-ужасная-ужасная-ужасная.. тогда какое право вы смеете о ней думать в подобном ключе? Вести себя так доброжелательно..) В каком ключе? Впрочем.. не будет удивительным, если Норман ловил мой взгляд, пока я не видел, поглощённый тем, что изучаю её. В этом ключе, Норман? В ключе «я без ума от твоей наставницы»? Не переживайте и ничего не бойтесь. Её голос - решительный, чёткий, но одновременно и мягкий для меня звучит как заколдовывающее заклинание. Стоило Сакуре, возможно даже не думая о подобном воздействии, произнести это, как я размяк до жалкого состояния; фраза «со мной так нельзя» звучала так далеко в сознании, что у меня даже не было мысли произнести её, осадить, оттолкнуть тем самым Сакуру Нагасаки.. ведь она действительно не имела права так меня касаться после произошедшего на корабле, поскольку то, что произошло в переулке, не имело вынужденного и обязательного характера, но я позволил ей это. И фраза «со мной так нельзя, Сакура» не смела быть произнесённой, потому что раз я позволил Нагасаки это, то она могла продолжать затягивать ленту у меня на запястьях. Потому что она давала возможность осадить её, не давила слишком сильно, не делала больно и не принуждала. Просто видела, что я размяк до жалкого состояния. Что я в её руках совершенно управляем. Стоило мне вспомнить её тот взгляд, в котором в тот миг словно действительно что-то промелькнуло. Удивление или замешательство.. я краснею. Как тогда покраснел - по самые уши. Потому что тогда я поймал себя на том, что почти теряюсь в её прикосновениях, что причина этому - нежелание убрать чужой руки. Покраснел, поскольку понял - и она увидела, что я не пытаюсь обдурить её своей удивительной податливостью, потому что тогда обманщики не краснеют. Я точно голову потерял.. Потому что она не безумная и не злодейка. И единственная, кто может столь решительно, без сомнений и страха так обращаться со мной. Так.. что я словно плавлюсь под её прикосновениями. И мне это нравится. Она не безумная и понимает меня. Умна, а потому не верит в мою робость, но готова верить моим намерениям. Сакура, в отличие от меня, всегда собрана. И ей не нужны извинения, но мои глупые душонка и сердце неистово желают всё объяснить. И Норман прав. Пока между нами висит моя ошибка, я не имею права так робеть перед ней. Ошибка не отменяет отвратительного поступка - того, что я, пассивно, не приложив к пыткам руки, самый главный и единственный виновник, заставивший её плакать от боли. Пусть я не в полной мере осознавал эмоции, которые мальчик ко мне испытывает, по одному взгляду я молниеносно улавливал главный его посыл. И вёл себя как зажатый в угол хорёк, не знающий что делать из всё того же страха. Я не боюсь, что Норман пожелает разорвать меня на части, нет - Эфсун пришлась ему по душе, они быстро нашли общий язык, Аватар простил её за инцидент с кровью, потому что действительно слишком добр для всех нас. Удивительным образом я ужасно боюсь ранить Нормана и его наставницу ещё сильнее. Я слишком эмоционален и чувствителен для всего того, что здесь происходит. (Правитель должен быть собранным, родной) — Ты не будешь злиться, если.. я разозлюсь? – мальчик заговорил громче. — Я никогда не злилась на тебя, Норман. Ты итак знаешь, чего я от тебя хочу, верно? — Ты просто не веришь, что однажды я могу перейти черту? Повисла короткая пауза. — Я верю, что ты примешь верное решение, когда от тебя это потребуется. И что тебе нужно время, чтобы научиться владеть собой. Ты сильный, Норман, и тебе важно об этом помнить. Что ты способен на большее, чем думаешь. — Это же не про Аватарскую силу? – спросил он в нерешительности. Она мягко кивнула. На секунду Филлиал будто взбодрился: выпрямился, на щеках у него появились ямочки, которые возникали, когда он улыбался, но они тут же пропали. Ведь чтобы решить проблему, нужно с ней столкнуться. И «проблема» так близко, буквально достаточно повернуть голову. Её решение в данный момент сложно отложить на минутку, две, час или, может быть, день, потому что рядом обучающая тебя наставница, которая только что подбадривала.. это ясно. Для подростков с таким травмирующим опытом крепкая привязанность к спасительнице, и зависимость от неё - типична. Но мне до жути любопытно, что Норман хочет мне сказать. Он слез с довольно высоко для него стула, а Сакура даже не проследила за ним глазами (потому что давить - это неправильно) и подсел напротив меня. Стакан с водой так и остался в его руке. — Есть вещи, которыми я хотел бы с вами поделиться, – прозвучало начало даже очень решительно. — если вы не против. — Конечно, Норман. — Просто, чтобы вы знали, что я думаю относительно сложившейся ситуации.. и иных некоторых вещей. — Да? — Меня не беспокоит, если когда-нибудь меня снова предадут люди своего же народа, потому что.. нет, я не пережил эту страшную ситуацию, а напротив.. я из неё так и не вышел. Моё состояние осталось практически прежним и, учитывая, что я оказался способным в нём функционировать, то я верю, что, случись такое вновь, я и глазом не моргну. Но что касается людей, приложивших руку к моему спасению.. Он наклонился ко мне, как тогда, когда «секретничал» с наставницей. — Я понимаю, что Сакура взяла всю вину на себя. Ещё я знаю, что ей не нравится, когда её честь защищают в случае, если она сама не считает себя уязвлённой, как этот случай, но.. запомните, прошу, вот что: одна хоть мысль о предательстве.. неверное движение или слово, которые я растолкую как попытки к её предательству, приведут к тому, что вы почувствуете на себе каково это было быть на её месте. Вы лично. Потому что я всегда считал правильным то, что виноват тот, кто раздаёт приказы или является причиной всего случившегося. Я не хотел бы, чтобы она брала вину на себя, но теперь понимаю, что это правильно, потому что среди нас двоих наставница единственный человек, который способен со всем этим справиться и привести нас к нужному результату. Я в этом не сомневаюсь ни на секунду. Понимаю.. мои слова звучат очень грубо. И ещё, конечно, они похожи на угрозу, однако.. я не умею угрожать. И ещё считаю грубым пытать, не признавать вины, отдавать приказы, зная, что вам это ничего не будет стоить. Так что должно быть я имею право ответить на некоторую грубость своей некоторой грубостью. Понимаете разницу между нами? Если это выглядит лицемерно, что я позволяю другим заступаться за себя, а вам, по моему мнению, подобного не дозволено, поделитесь этой мыслью. Я как раз ещё не до конца составил ваш портрет в своей голове, сделал мало выводов.. тут однозначно нужно наблюдать за вами. Вы же способны самостоятельно доказать, что наставница не ошиблась? Он говорил быстро, чтобы не выдать волнения и не сбиться с мысли, но его голос всё равно заметно дрожал до самого последнего слова. — Она очень дорога тебе, я это понимаю. И мне жаль, что.. всё это произошло, Норман. И я.. давно тебя понял. — Если вы считаете, что она дорога мне только потому, что спасла меня, то вы ошибаетесь, господин Валлант. И я хочу, чтобы вы это знали.