В Лабиринте Разума

Меня зовут Кэти. Моё детство прошло в пьяных криках и запахе дешевого алкоголя. Родители всё время ссорились, их голоса никогда не смолкали, а руки часто поднимались не только друг на друга, но и на меня. Я рано научилась прятаться — под столом, за диваном, где угодно, лишь бы не попасться им на глаза. Тогда казалось, что, если я стану незаметной, меня не тронут. Иногда я зажимала уши ладонями, чтобы не слышать ругани и бьющейся посуды, но страх все равно просачивался внутрь, заполняя меня целиком. В ту ночь, когда пожар охватил наш дом, мне было 8 лет. Я проснулась от едкого запаха дыма и чужого кашля. Я помню, как выбежала на улицу, дрожа и задыхаясь, а за спиной остались крики и треск деревянных балок, которые пожирало пламя. Мне казалось, что прошла целая вечность, но родители так и не вышли. А я так и осталась стоять на холодной земле, босая и одинокая. Но впервые в жизни почувствовала не страх, а пустоту. Меня удочерила женщина — строгая, но справедливая, с добрыми глазами и усталым лицом. Она была адвокатом и занималась делом моей семьи. Именно она первой увидела во мне не просто очередную жертву, а ребёнка, которому нужен дом и забота. Я не хотела иметь ничего общего со своим прошлым и поэтому взяла её фамилию. Я официально стала Кэти Хилл. Она часто брала меня с собой на работу. Я сидела в её кабинете тихо наблюдала за ней. Как она листает бумаги, готовит дела, ведёт переговоры. Мне нравилось наблюдать за ней — спокойной, собранной, уверенной. Постепенно я училась доверять, а её забота и терпение стали для меня тем самым светом, которого всегда не хватало. А её дом казался мне каким-то нереальным! Там пахло выпечкой, свет всегда был тёплым, а тишина не была наполнена угрозой, как раньше. Она заботилась обо мне — гладила по голове, укутывала пледом, когда я плакала по ночам, терпеливо объясняла мне уроки и учила не бояться мира. Я долго не могла привыкнуть к этой любви — осторожной, тихой, как лучик света в тёмной комнате. Но, я старалась изо всех сил — училась, чтобы она гордилась мной. Уже тогда я не сомневалась кем хочу стать! И я поступила в университет на юридический факультет. И когда мне пришло письмо с подтверждением, я побежала домой рассказать ей. Но дома меня ждала тишина, и вместо радости — известие о том, что её больше нет. Она ушла внезапно, не дождавшись, когда я стану настоящим адвокатом. Позже я узнала, что она долго и тяжело болела, но никогда не показывала этого. Никогда… Мне казалось, что вместе с ней ушла большая часть меня, и дом снова стал пустым, хотя в нём больше не было ни крика, ни боли. Я доучивалась словно во сне… читала учебники, отвечала на уроках, сдавала экзамены, но по вечерам возвращалась в опустевшую квартиру, где больше не пахло домашней выпечкой, а свет казался холодным и чужим. Грусть и одиночество поселились во мне, временами накатывая такой волной, что хотелось исчезнуть, стать невидимой — как когда-то в детстве. Когда я закончила учёбу, то первым делом продала её квартиру. Я просто не могла жить в ней. Я нашла хорошую работу в юридической фирме. Теперь я помогала другим — тем, кто оказался в беде. Дела были разные. Кому-то я сопереживала, а кого-то ненавидела. Но всегда доводила свои дела до конца. Шли годы и однажды мне досталось дело, которое не давало мне покоя. На скамье подсудимых был мужчина с пустыми глазами и тяжелым взглядом. Мистер Барнс. На его лице были шрамы, много шрамов. И ему предъявили обвинение в убийстве двадцати человек. Он признался, не дрогнув, но что-то в этом признании меня настораживало. Всё складывалось слишком гладко, словно детали подогнали под нужную картину. Я не могла отделаться от мысли, что истина где-то глубже, под слоем чужих слов и страшных фактов. И хотя все вокруг утверждали, что не стоит даже думать об этом деле, я упрямо пересматривала материалы дела часами. Я изучала фотографии, читала показания свидетелей. Но чем больше я вчитывалась, тем сильнее росло ощущение фальши. Его признание звучало механически, будто выученный наизусть текст. Я ловила себя на том, что ищу в его словах что-то живое, настоящее — страх, вину, хоть какую-то эмоцию, но там была только пустота. И тут выяснилось, что этот человек долгое время наблюдался у психиатра. Я сразу решила встретиться с врачом — мне казалось, что именно там, в записях, в деталях, которые не попадут в протокол, может быть спрятана правда.