В Лабиринте Разума

Мы выбрались из подвала быстро, не оглядываясь. Холодный воздух обжёг мне лицо, напоминая, что мир ещё существует, несмотря на кровь, оставшуюся внизу. Я споткнулась, ноги дрожали, и прежде чем я успела упасть, Алекс резко шагнул вперёд, обхватил меня за талию, крепко прижимая к себе. Его сильные руки сомкнулись вокруг меня, как будто он мог защитить от всего, что осталось позади. На мгновение я почувствовала, как тепло его тела проникает сквозь стену страха. Я расслабилась, как будто можно было бы позволить себе расслабиться и довериться ему. Но тут же внутри вспыхнул протест. Его прикосновение казалось одновременно спасением и ловушкой. Я вырвалась, почти с отчаянием, не желая показывать слабость даже перед ним, особенно перед ним. В груди вспыхнула боль и злость, страх быть беспомощной, стыд за то, что мне нужна его поддержка, и что-то ещё, более сложное, что я не хотела осознавать. Я не смотрела на него, упрямо устремив взгляд в темноту, будто там могла найти хоть какое-то облегчение. Но облегчения от свободы не было. Внутри всё сжималось от стыда и отвращения, к себе — за то, что не доверилась монстру и к Алексу — за то, что всё ещё рядом. Мне казалось, что каждая минута рядом с ним только сильнее ранит, но я всё равно продолжала идти, не позволяя себе остановиться. Машина стояла рядом, будто ждала нас. Алекс молча открыл дверь. Я села внутрь, чувствуя, как захлопывается ловушка. Выхода больше не было. Он сел за руль, поставил рядом тяжёлую аптечку. Открыв её, начал молча раскладывать лекарства, бинты, ампулы. Резкий запах ударил в нос, к горлу подступила тошнота. Всё тело стало ватным, мысли путались. Алекс заметил моё состояние и внимательно посмотрел на меня, в его голосе прозвучала тревога, которую он старался скрыть — Ты бледная, всё хорошо? Я попыталась собрать остатки сил, чтобы выглядеть спокойной, но голос прозвучал слишком тихо, почти шёпотом — Да. На самом деле внутри всё разрывалось на крик. От боли, страха и бесконечного водоворота противоречивых мыслей, которые не унимались ни на секунду, беспощадно терзая меня изнутри. Алекс достал из аптечки несколько пузырьков с антисептиком, бинты и стерильные салфетки. Его движения были размеренными, почти профессиональными, но в каждом жесте чувствовалась осторожность и скрытая забота. Он аккуратно взял мою повреждённую руку в свои ладони. Я вздрогнула, когда он достал нож. Холодный страх накрыл меня с головой. Сердце забилось сильнее, дыхание сбилось, ладони вспотели. На мгновение воздух исчез, я не могла пошевелиться или сказать ни слова. Страх парализовал меня. Я всё ещё боялась его. — Не бойся — тихо сказал Алекс, заметив мою реакцию — Я просто разрежу рукав, чтобы не причинять тебе лишней боли. Я кивнула, с трудом сдерживая дрожь, и позволила ему действовать, хоть и боялась. Лезвие ножа скользнуло по ткани, освобождая руку от сдавливающего и прилипшего пиджака. Алекс осторожно осмотрел рану и тщательно проверил кожу и ткани на наличие оставшихся осколков. Его прикосновения были бережными, но уверенными, словно он боялся причинить ещё больше боли. — Больно? — Терпимо — выдавила я, хотя больно было так, что хотелось закричать. Алекс сразу понял, что я лгу, но не сказал ни слова, только чуть заметно улыбнулся. Убедившись, что стекла не осталось, он начал обрабатывать рану. Я сжалась, морщась от боли, а иногда не выдерживала и тихо стонала. Алекс сжимал челюсти так крепко, будто вся боль, что я испытывала, отражалась в нём самом. Я видела, как его взгляд становился всё более напряжённым с каждым моим вздохом, будто он переживал за меня сильнее, чем позволял себе показать. Когда я застонала громче, он остановился — Прости, Кэти — тихо сказал Алекс, голос его дрогнул. — Всё нормально — прошептала я. Когда рана была обработана, он наложил повязку, крепко, но бережно. Затем он проделал то же самое с моей ладонью и аккуратно обработал следы от крепких верёвок. После этого внимательно посмотрел на моё лицо, где ещё оставались царапины и ссадины от побоев. — Позволь, я обработаю и это — тихо сказал он, его голос был удивительно нежным. Я слегка повернула голову, позволяя ему осмотреть синяки и порезы на щеке и лбу и разбитую губу. Он работал медленно, стараясь не задеть самые болезненные участки, промокал кровь стерильной салфеткой, и аккуратно наносил лекарство на разбитую кожу. Я понимала, что нужна ему и именно поэтому он не причинит мне вреда. Но почему-то часть меня всё равно хотела поверить, что он заботится по-настоящему? Алекс наложил последний пластырь и посмотрел мне в глаза. В его взгляде было что-то такое, что заставило меня почувствовать себя защищённой, несмотря на всё случившееся. — Готово — тихо констатировал он, убирая использованные салфетки и бинты — Рану нужно зашить. Она глубокая, края расходятся, и, если оставить всё как есть, может начаться сильное кровотечение. К тому же, рана нанесена грязным осколком стекла, значит есть риск занесения инфекции. Я кивнула, не в силах спорить. Внутри всё ещё дрожало, но я старалась держаться. Алекс аккуратно сложил аптечку, его движения были собранными, но я ощущала в них скрытую тревогу. Он повернул ключ в замке зажигания, и машина с громким ревом пришла в движение. Мы поехали прочь — прочь от подвала, от убийств, от боли и крови, оставляя позади то, что было вчерашней жизнью. Внутри меня всё смешалось. Облегчение, страх, усталость и болезненная надежда, что впереди будет хоть немного покоя. Алекс вёл машину напряжённо, сжимая руль до побелевших костяшек. Я смотрела на его профиль, на плечи, скользящие в свете фонарей. Всё внутри было спутано, но сильнее всего я чувствовала странную привязанность, которую не могла контролировать. Мы молчали, и эта тишина была тяжелой. В ней было слишком много не сказанного, слишком много общего одиночества, которое, казалось, делало нас ближе, хоть мы и не могли быть вместе. Я чувствовала, что нуждаюсь в нём не столько физически, сколько эмоционально, как в последней опоре, когда весь мир рушится.  Я наконец решилась нарушить тишину. — Как ты смог внушить бандитам, чтобы они убили друг друга? — спросила я почти шёпотом. Алекс вздрогнул, его пальцы ещё крепче вцепились в руль. Он, казалось, боролся с чем-то внутри себя, прежде чем ответить. Тяжёлый вздох сорвался с его губ — в нём слышалась усталость и что-то похожее на раскаяние. — Годы практики и психиатрии — наконец произнёс он, не отрывая взгляда от дороги. — Ты используешь знания не во благо, а во зло… Алекс не сразу ответил. — Кэти, добрых людей нет — тихо сказал он, будто говорил с самим собой — Все мы злые, но, когда переступаем порог недопустимого, вся мораль испаряется, и зло больше не кажется злом. Меня прошиб холод. Если он может внушить убийство — разве не мог он заставить меня... любить? — Со мной ты мог сделать то же самое? — Мог — спокойно ответил он, взгляд голубых глаз стал почти прозрачным. — Но не сделал? — я не отводила взгляда, и в голосе звучало недоверие — Или всё-таки сделал? Влюбил меня в себя? Алекс вдруг рассмеялся, но в его смехе была не радость, а усталое облегчение. — Так ты любишь меня?! — Не думаю, что для тебя это было секретом — ответила я, чувствуя, как мои губы дрожат. — Не было — признал он — Но услышать это от тебя было приятно. Я попыталась улыбнуться, но перед глазами вновь всплыли события в подвале... — Жаль, что это было лишь с моей стороны. Алекс замолчал, его лицо стало задумчивым, почти растерянным. — Возможно, я просто не умею любить… — тихо сказал он, и в этих словах прозвучало столько одиночества, что я почувствовала к нему ещё более острое, болезненное сочувствие. Мы снова замолчали, но теперь тишина казалась уже не такой давящей. Я смотрела на профиль Алекса, на его напряжённые плечи и крепко сжатые пальцы на руле. Внутри всё сжималось от неопределённости, от страха и странной надежды. Я набралась смелости и задала вопрос, который мучил меня всё это время. — Тогда… почему не внушил мне… исчезнуть? Почему не убил меня, как остальных? Алекс сжал руль так, что костяшки побелели, и на мгновение закрыл глаза, словно пытаясь собрать остатки самообладания. Машина тихо ползла по ночной улице, и казалось, время замедлилось вместе с нами. Я видела, как его грудь судорожно вздымается при каждом вздохе, как плечи дрожат под тяжестью невысказанных слов. — Я… хотел — сказал он, и в голосе его была горечь и усталость— Думал об этом с самого начала. Это было бы проще… для меня, для тебя… для всех. Я умею ломать людей, умею внушать страх, покорность… Но не с тобой. Он говорил медленно, с трудом, будто каждое слово ранит его изнутри. – Я специально помогал тебе закончить дело мистера Барнса, чтобы всё шло по плану. Когда ты выиграла его, я пригласил тебя к себе… рассчитывал, что смогу контролировать ситуацию, тебя… – он замолчал – Себя. Он ненадолго отпустил руль, провёл ладонью по лицу, будто хотел стереть с него маску равнодушия, но не смог. — Вот как… — выдохнула я, не отводя взгляда. Алекс посмотрел на меня, и в его глазах отражалась вся боль, страх и нежность, что он так долго прятал. В ту секунду между нами не было ни прошлого, ни будущего — только безмолвная, почти болезненная близость настоящего. — Именно — тихо сказал он — Но вместо того, чтобы сломать тебя, как планировал, я вдруг понял, что не хочу даже пытаться. Мной овладело нечто другое… гораздо сильнее любого намерения, любого страха. Я попыталась улыбнуться, но губы дрожали. — Похоть? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, хотя внутри всё сжималось. Алекс усмехнулся, но в его улыбке не было ни тени легкомыслия. — Нет — сказал он тихо, качая головой — Не похоть. Это было бы проще всего объяснить… Но всё оказалось гораздо сложнее. Он на секунду оторвал руку от руля, будто хотел что-то показать, но тут же передумал. — Ты стала для меня чем-то… важным. Я не умею любить, не умею заботиться. Всё, что я делаю — это разрушаю... Но, когда дело дошло до тебя, я не смог применить ни одно из своих умений. — Значит, я тебя сломала? — попыталась я улыбнуться снова, но у меня опять ничего не вышло. Алекс вновь взглянул на меня, его взгляд был теплым. — Возможно — признался он — Но после сегодняшнего это уже не важно. Я видел в твоих глазах страх. Я не сразу заметила, как мы подъехали к офису. Алекс галантно открыл передо мной дверцу машины, помог выбраться, и мягко направил внутрь здания. Когда мы вошли в здание, у стойки никого не оказалось. Секретарши не было и в холле стояла непривычная тишина. В кабинете Алекс включил все лампы, приглушённый свет залил стены. – Садись – сказал он И я послушно опустилась на кушетку, стараясь не смотреть на пятно крови, проступившее сквозь бинт. Алекс, почти не глядя, достал из шкафа бутылку рома и поставил её на стол рядом со мной. Я удивилась, ведь алкоголь казался здесь неуместным. – У меня нет обезболивающего, только это – он кивнул на бутылку. Я нерешительно обхватила горлышко бутылки, чувствуя ледяной холод стекла в дрожащих пальцах. Сердце бешено стучало, страх и растерянность боролись с остатками рассудка. На секунду захотелось вырваться, сбежать, но я осталась сидеть, доверившись Алексу. От этой мысли стало страшно. – Я не смогу выпить всё – прошептала я, чувствуя, как страх застревает где-то под сердцем. – А тебе и не надо. Просто пей, пока не почувствуешь, что стало легче. Я послушно пригубила. Обжигающая горечь рома ударила в горло, заставив меня поморщиться и резко поставить бутылку обратно. Алкоголь начал быстро разгонять кровь, по телу расползалась лёгкая дрожь. Я наблюдала за Алексом, стараясь уловить в его движениях хоть намёк на неуверенность — но всё было отточено, спокойно. Он вынул коробку с иглами, катушки тонкой прозрачной нити, стерильные салфетки и ножницы. Его руки двигались уверенно, почти механически, будто он делал это сотни раз. Я снова потянулась к бутылке, пытаясь заглушить растущее беспокойство. Сердце билось слишком быстро, будто пытаясь вырваться из груди. Внутри всё сжималось, превращаясь в тугой узел, который становился с каждой секундой только крепче. Мне казалось, что страх заполнил всё пространство вокруг, стал густым, липким, не дающим вздохнуть. В глубине души хотелось убежать, спрятаться, чтобы всё исчезло — чтобы этот кабинет, Алекс, кровавый бинт, даже яркий свет ламп перестали существовать. Но, казалось, что если я закрою глаза, то исчезну вместе со своим страхом, растворюсь в темноте и меня никто не найдёт. Когда я поставила бутылку, Алекс уже устроился рядом со мной. Он сидел тихо, не произнося ни слова, но его взгляд был внимательным, почти изучающим. Он не торопился с действиями, словно давая мне время собраться с мыслями и принять боль, которая уже ждала впереди. Мне захотелось отвернуться, спрятаться за маской равнодушия, но под его взглядом я чувствовала себя по-настоящему живой и уязвимой. Его голос прозвучал тихо, но твёрдо – Скажу честно, будет больно. Лучше бы, конечно, поехать в больницу. – Нет, никаких больниц – слова вырвались почти в панике. Алкоголь уже начал путать мысли, но страх оставался ясным и острым. – Тогда ложись – спокойно ответил он. Я послушно легла на кушетку, ощущая, как холодный воздух скользит по коже. Алекс аккуратно отрезал ножницами кровавый рукав пиджака и рубашки, ткань легко поддавалась, а я смотрела на красны пятна на бинте, как напоминание о случившемся. – Закрой глаза – его голос был мягким, почти заботливым. Я послушно закрыла глаза. Внутри всё сжалось, но я попыталась сосредоточиться на дыхании, на запахе алкоголя, на далёком шуме города за окнами. – Можешь петь, рассказывать стихи или ругаться… иногда это помогает справиться с болью – тихо произнёс Алекс, готовя инструменты. Я подумала, что могла бы что-то сказать, но вместо слов внутри было только тревожное молчание. В груди стучало сердце, в голове мелькали обрывки мыслей. Я открыла глаза и тихо следила за каждым движением Алекса. Он был собран, почти холоден, но в его мимолётных взглядах я раз за разом ловила заботу. Сначала Алекс аккуратно разрезал бинт, и я увидела глубокую рану, из которой всё ещё сочилась кровь. Меня передёрнуло, но он быстро и осторожно стер кровь с моей руки, затем надел перчатки, расправил стерильную салфетку и взял иглу с прозрачной нитью. — Готова? — тихо спросил он, поймав мой взгляд. — Нет — я криво улыбнулась — Но ты начинай… Алекс кивнул и начал. Первый прокол. Боль вспыхнула неожиданно — острая, жгучая, будто в кожу вонзили раскалённую проволоку. Я быстро сделала глоток рома. Горло обожгло, но боль в руке оказалась сильнее. — Дыши глубже — мягко скомандовал Алекс, не отрываясь от работы — Это быстро пройдёт. — Ты в этом уверен? — я попыталась отвлечься, но голос дрожал — Уверен — он аккуратно продевал иглу, взгляд его был уверенным, спокойным, будто он точно знал, что всё получится. Я невольно удивилась, наблюдая за его уверенными, точными движениями. Алекс аккуратно продевал иглу через кожу, и каждый стежок отзывался неприятным толчком. — Откуда у тебя такие навыки? Ты ведь... психиатр — спросила я, стараясь отвлечься от боли, наблюдая, как он ловко затягивает очередной узел. Алекс на секунду задержал на мне взгляд, затем грустно улыбнулся. Его пальцы были спокойны, движения уверенные, он будто делал это всю жизнь. — Десять лет учёбы в медицинском — ответил он тихо, не останавливаясь ни на секунду — После такого умеешь практически всё. Я попыталась улыбнуться, но чувствовала, что за этими словами скрывается нечто большее, чем просто теория. Скорее, годы практики. От этой мысли меня передёрнуло, и я постаралась отогнать навязчивые догадки. Я заставила себя сделать глубокий вдох, стараясь вернуть голосу лёгкость. — Сколько в тебе талантов, Алекс. Ты и на рояле играешь, и музыку сочиняешь, и раны зашивать умеешь... — я не стала упоминать про убийства и гипноз, сейчас мне хотелось перевести разговор в более расслабленное состояние — Что ещё скрываешь? Алекс снова улыбнулся, теперь чуть шире. Он обрезал нить, готовясь к следующему проколу. — А про вкусный кофе забыла? Или ты тогда просто меня обманула? Я была благодарная что он поддержал мою игру и не стал напоминать о плохом, которое начало притупляться лишь с алкоголем. Я фыркнула, притворно обидевшись — Не обманула. Кофе был действительно хороший. В этот момент Алекс сделал новый стежок, который особенно больно отозвался в руке. Я тихо простонала, а он наклонился ближе. – Нормально? — Этот проклятый ром совсем не помогает — выдохнула я, делая ещё один глоток и с досадой швырнула бутылку в сторону. Она со звоном разбилась о стену, разлетевшись на осколки. Алекс удивлённо посмотрел на меня, но я только устало улыбнулась — Я всё уберу потом — прошептала я, глядя на разбитое стекло — Или оплачу клининг. Алекс лишь тяжело вздохнул. — Если станет совсем невмоготу, просто скажи мне. Я остановлюсь. — Нет, не останавливайся — умоляла я, сжав зубы — Я хочу, чтобы всё быстрее закончилось. И Алекс продолжал, его движения были уверенными и точными. Я смотрела, как игла прокалывает кожу, как появляется очередной стежок, и казалось, что боль становится чуть менее острой, если не отводить взгляд. — Ты держишься лучше, чем многие — сказал Алекс, когда осталась последняя нить. Я сморгнула слёзы, чувствуя, как на смену боли приходит усталость. Алекс мягко вытер кровь вокруг шва, наложил повязку и убрал инструменты.