Феромонная ловушка

Восходящая актриса Джолин Долл с трудом вынашивала ребёнка восемь месяцев. Врачи не раз пытались отговорить её, настойчиво предлагая прервать беременность по медицинским показаниям, но она беспрекословно отказывалась. Возможно, впервые в жизни она хотела добиться не личной славы, а дать начало чему-то особенному. Тому, что действительно останется после неё и внесёт свой вклад в этот мир. Мальчику по имени Левиан суждено было появиться на свет 25 октября 20XX года. Спустя шестнадцать часов изнурительных родов. Джолин потеряла много крови, её сердце почти не выдержало нагрузки. После этого она несколько дней провела в реанимации. Всё это время её жена — высокопоставленная альфа Марселин Блэквуд — не отходила от ВИП-палаты. Марселин безумно нервничала и практически не покидала больницу, готовясь в любой момент организовать перелёт за границу. Она не так давно обрела своё счастье: впервые влюбилась столь сильно, что подгибались колени, и не в кого-то, а в новую звезду индустрии развлечений. Марси уже не могла и не хотела представлять своей жизни без Джолин, ведь эта яркая, целеустремленная омега стала её единственной и неповторимой слабостью. Гнетущие перспективы, что сулили доктора, выбивали чёрствую женщину из колеи. Она отказывалась верить, что искренним мечтам Джолин о семье не суждено было сбыться, что они не будут вместе навсегда. Что однажды их любовь станет пеплом на губах, и всё, что останется у Марселин — это живой, но постепенно исчезающий образ родственной души. Это пугало её до смерти. Когда Джолин Долл наконец пришла в себя, Марси по-прежнему сидела рядом, будто тихо оберегая. У неё на руках громко хныкал маленький Левиан. Голова младенца казалась такой хрупкой, будто одно неосторожное движение способно было лишить крошечное тельце жизни. Но альфа-мать держала его достаточно спокойно, правда, мыслями находясь будто бы не здесь, из-за чего детский плач пролетал мимо ушей. — Привет, — еле слышно прошептала Джолин, которая с трудом распахнула глаза. — Джо! Подскочившая Марселин выдохнула в панике и облегчении одновременно, сразу же нажимая кнопку вызова врача. Она взволнованно встала вплотную к постели и склонилась ближе, чтобы дать жене возможность увидеть сына и самой рассмотреть получше бледное лицо Джолин, по которой так скучала. Насколько бы уставшей она ни выглядела, в глазах Марси её лицо оставалось самым прекрасным из всех. — Какая прелесть, ты дождалась меня, Марси… Ох, — Джолин игриво, но измученно улыбнулась своей жене, а затем с восхищением и глубокой любовью засмотрелась на ребёнка. — Кто это тут у нас такой хорошенький? У неё не было сил подняться и взять его на руки, но она не могла не почувствовать радости от того, как мило выглядела её любимая женщина с малышом на руках. Эта бесценная картина заставила её сердце горько сжаться. — Не разговаривай, тебе нужен отдых, — глаза Марси, красные, с потемневшими кругами под ними, отражали трепет и беспокойство. — Он так похож на тебя, душа моя, — Джолин коротко вздохнула. Она ощущала умиротворение, просто рассматривая круглое, сморщенное от плача лицо их чада. Даже зная, что не доживёт до совершеннолетия сына, она ни о чём не жалела. Частичка её навсегда останется в жизни Марси, будет дышать воздухом этого мира. Но, в отличие от несчастной юной Джолин из прошлого, этот мальчик не будет ничем обделён. Он не будет нуждаться в том, что его мать когда-то не могла себе позволить.

***

Леви действительно рос среди богатства и привилегий. Его непомерно баловали, покупая любые игрушки, организовывая походы в парки и музеи, путешествия в другие страны. Всё, что этот драгоценный ребёнок хотел попробовать, он пробовал. Но, несмотря на безбедную, счастливую суету детства, он всегда ощущал в матери-омеге таинственную хрупкость, которую не понимал. Интуитивно Левиан улавливал изменения в её самочувствии, однако не смел спрашивать. Возможно, он боялся ответа. Джолин уставала быстрее других людей. Спустя несколько лет её голос уже не звучал звонко и уверенно. Она прятала таблетки и часто смотрела в окно задумчивым, долгим взглядом, но никогда не рассказывала, о чём думала. Исхудавшая фигура осунулась, яркий огонь в глазах померк. Изменения в состоянии происходили не слишком стремительно, но и не заметить их было невозможно. — Мама, тебе плохо? — после очередного приступа кашля у Джолин, шестилетний Леви грустно обнял её за ноги. — Что ты, родной, — Джолин мягко улыбнулась и погладила Леви по чёрным волосам. Её пальцы дрожали, но она упрямо обняла ими сына. — Всего лишь простуда. Когда Леви исполнилось восемь, Джолин не проснулась. Она тихо умерла в своей постели. Накануне вечером она не смогла встать, чтобы почитать сыну сказку, поэтому он засыпал в лёгкой тревоге. Марселин отстранённо поцеловала его в лоб вместо своей жены и сказала, что завтра они втроём поиграют в саду. Но «завтра» больше никогда не наступило. Марси похоронила жену в её любимом тёмно-зелёном платье. В нём Марси впервые увидела её на экране, в нём же случился их первый танец. Оно было связано с тяжким трудом и испытаниями, которые Джолин пришлось пережить. Она влетела в чёрно-белый мир Марселин, как незабываемый опыт. И так же внезапно и несправедливо покинула, оставив после себя лишь горькие воспоминания и растущего ребёнка. Левиан много плакал. Он не мог смириться с отсутствием единственного человека, который его понимал. Марси всегда относилась к нему с холодной строгостью. Она не была полностью эмоционально закрыта лишь с Джолин, поэтому даже сын, плод их любви, чувствовал себя неловко, оказываясь с Марси наедине. Иногда он думал, что она его не любит. Им не о чем было разговаривать, альфу интересовали лишь успехи в учёбе Леви и его дальнейшие планы на жизнь. Иногда её суровое отношение доходило до абсурда — она никогда не била, но давила психологически. С помощью слов и тяжёлых феромонов. Пускай у Леви было всё, чего он желал, но потеря Джолин принесла ему огромную, тупую боль в области груди. Пустота внутри разрасталась с каждым прожитым годом, с каждым новым шагом «вдаль» от альфы, которая не могла заменить второго родителя. На девятый день рождения Леви нашёл рядом с подушкой письмо. Его сердце замерло, когда он узнал почерк своей матери-омеги. «Левиан, мой хороший. Если ты читаешь это, значит, меня больше нет. Прости, что покинула тебя. Если бы могла, я бы не отпускала твою руку ещё много-много лет. Но знай, мой любимый мальчик: даже если ты не видишь меня, мама тебя любит. И всегда будет любить» Он читал это с прикушенной губой, чтобы сдержать рвущиеся наружу слёзы. Под влиянием эмоций Левиан сам не заметил, как пришёл в её комнату, уже давно пустую. Холодная кровать была идеально заправлена, никем не тронутая в течение долгого времени. Леви лёг на неё в попытке ощутить запах матери. И всё-таки заплакал.

***

Марси тосковала по своей первой и последней любви. Это было заметно по её безжизненным глазам и пустым бутылкам из-под вина в кабинете. Иногда она запиралась у себя и не выходила на работу несколько дней подряд, создавая настоящий хаос в компании. Лишь ради будущего сына ей приходилось существовать дальше. Джолин искренне просила её позаботиться о нём, веря, что Марси даже в одиночку справится с этим непростым бременем. Но Джолин не учла одного. Марси не выносила глаз Левиана. Выразительно-зелёные, будто точная копия взгляда Джолин, они смотрели со слегка хитрым прищуром. Даже его изящный нос и нежная улыбка — всё это наводило на мысли о Джолин. Она жила в нём, в его чертах лица, в проявляющемся характере. Даже в его привычке безукоризненно держать осанку… Марселин чувствовала себя сломленной. И это чувство усиливалось, стоило ей столкнуться с сыном в их огромном, бездушном доме. Она понимала, что он — осознанно или нет — избегал её, старался не встречаться глазами и большую часть времени проводил за книгами. Левиан перестал просить игрушки или новомодную технику, как у сверстников в школе. Поэтому Марси молча покупала ему всё, что могло пригодиться. Леви, в свою очередь, не притрагивался к новым вещам, по какой-то причине чувствуя отторжение. Но Марси продолжала подобным образом проявлять заботу. Так создавалось впечатление, что Леви действительно ни в чём не нуждался. Кроме самого ценного и желанного. Маминой любви. Но именно её она никогда не смогла бы ему дать. Ведь Джолин гнила в земле уже несколько лет, а способность любить Марси похоронила там же. Вскоре Левиан переехал в частный пансионат. Он редко приезжал домой, всё свободное время тратил на учёбу и жизнь в школьном кампусе. С Марси они обменивались лишь сухими сообщениями раз в пару недель. Она понимала, что её способ воспитания не понравился бы любимой Джолин. Но с годами её скверное самочувствие становилось только хуже: некогда хладнокровная рассудительная женщина превратилась в параноидального, депрессивного человека. Леви слышал от прислуги, что мать иногда страдала от видений. Будто её умершая жена вернулась. Марси разговаривала вслух в комнате, где находилась совершенно одна. Всем стало очевидно, что её психика отказывалась принимать безрадостную реальность. И те крупицы разума, что в ней оставались, медленно давали трещины. Постепенно сходя с ума, Марси приняла решение отречься от семейного бизнеса и добровольно легла в психиатрическую лечебницу. Леви узнал об этом лишь через дворецкого после того, как мать не выходила на связь почти месяц. Он собирался вернуться на каникулы, когда ему сообщили, что его бабушки приедут позаботиться о нём на время. Эбигейл и Рейна — мамы Марси, обеспокоенные состоянием дочери, не меньше волновались за внука. Он был предоставлен сам себе большую часть времени, а они и не подозревали об этом. Когда речь заходила про Левиана, учащегося в элитном заведении, Марси всегда немногословно ставила родителей перед фактом, что её сын отлично справляется. На этом расспросы заканчивались. И всё же им, как и прочим знакомым, казалось, что Марси невозможно сломить. Такой она выглядела в чужих глазах — уверенной, ответственной. Хищной бизнес-акулой. Успехи младшей дочери Блэквуд вызывали много рассуждений и любопытства у людей, ведь она единственная среди трёх детей решилась взять на себя управление брендом. И даже расширила влияние фамилии, создав собственную продюсерскую компанию. Разве могла смерть обычной женщины так легко сломить столь сильного и статного человека? Никто не понимал. После кончины Джолин некоторые бездушно делали ставки, как быстро Марселин забудет про почившую жену. Найдёт ли вскоре мачеху для сына, а может, сразу же вернётся к работе? И ни у кого даже не могло возникнуть мысли, что она вдруг сломается и уйдёт с поста директора. Эта новость повергла в шок всех: семью, бизнес-партнеров и, разумеется, Леви. Он уже давно лично не виделся с матерью, они проживали словно в двух разных мирах. В параллельных, которые никогда не пересекаются. — Привет, мама, — когда-то неуверенно бросил он при встрече. Марси тогда сидела в гостиной, бессмысленно вливавшая в себя кварты алкоголя. В то время она ещё не потеряла себя полностью, лишь задумывалась над тем, что ей нужна помощь. Но Леви об этом никогда не узнает. — Ты отрастил волосы, — сдержанно ответила Марселин, не удосужившись даже встать с кресла. Её глаза были полны отчуждения. Она смотрела на сына так, будто он являлся её главным источником боли. После этого они больше не говорили. И чем старше мальчик становился, тем выраженнее кричала пропасть между ними. С возрастом Леви начал понимать, что уже не помнил толком запах Марси. И отчасти позабыл её голос. Иронично, ведь феромоны Джолин так прочно въелись ему в сознание, что их он никогда не забывал. Он мог ощутить эфемерные прикосновения матери-омеги к своим волосам даже спустя много лет после её смерти. Но не помнил, как звучал прямолинейный тон Марселин, которая должна была заботиться о нём за двоих. Должна была. Но едва ли смотрела на него. Едва ли общалась с ним за исключением жёстких нравоучений или бездушных ответов. Едва ли любила его. Вероятно, вопрос: «Почему?» вынудил Левиана заняться изучением психологии. В глубине души он обижался на свою мать за это равнодушие. Он пытался понять её. И даже, кажется, простил одержимость мёртвой женой, отодвинувшей его существование в самый низ семейного древа. Но это не делало его жизнь легче. В конце концов, Марселин не справилась с душевной болью. Одним туманным осенним днём она покончила с собой. Левиану исполнилось двадцать. На свой день рождения он стоял перед чёрным гробом, смотрел на труп женщины, которую за последние годы навещал всего пару раз. И понимал, что ничего не чувствует. Больше нет. Он не знал, простил ли её. Он не знал, что она думала о нём. Ненавидела или всё же любила? А он её? Впрочем, это уже не имело значения. Любую эмоцию Леви принял бы с большей охотой, нежели сплошное отстранение. Их немногочисленные встречи в лечебнице прежде заканчивались неловким молчанием и странной атмосферой пустоты. Как будто потерявшая рациональность Марси вообще не осознавала, кто перед ней. Она лишь бормотала себе под нос имя Джолин, а её тело то и дело потряхивало, будто в припадке. Юноша больше не ощущал давления или холода между ними. Он вообще ничего не ощущал, ведь от матери осталась разбитая серая оболочка. Марселин выглядела настолько потерянной, будто болезнь пережевала все её мозги и выплюнула. Первое время Леви даже не мог поверить, что это та самая женщина, которая много лет держала в узде бизнес и давала ему важные наставления. Тяжелее всего пришлось Рейне и Эбби. Как матерям, им нужно было смириться с потерей младшей дочери, и это, разумеется, оказалось нелегко. Марси с ранних лет стала гордостью семьи Блэквуд, даже отец Рейны при жизни считал её своей любимой внучкой. Он пророчил ей великое будущее. Впрочем, как и все свидетели её стремительных успехов ещё со времён школы. Левиан ненавидел то, в какую драму превратилась его жизнь. Боль, страх, отчуждение, хладнокровие — он уже не мог разобрать, где заканчивается его маска спокойствия, а где начинается он сам. Жалел ли он свою мать? Было ли ему грустно? Он не понимал своих эмоций. Похороны прошли как в тумане. Лишь на следующий день Левиан Блэквуд заметил засохшую дорожку слёз на своих бледных щеках. Ему приснились Марси и Джолин, молодые и улыбчивые. Они обнимали его восьмилетнего и смеялись, пока над их головами отчаянно дымело небо. Он знал, что это их последняя встреча. И в тот миг, впервые за бесконечно долгое время, ощутил не только феромоны Джолин, но и что-то давно забытое… Запах Марси. Колкий и отдающий холодной мятой, он впечатался в ноздри и остался на подкорке сознания. — Мама!.. Мама… Леви начал задыхаться и очнулся от кошмара около четырёх утра. В свои двадцать он лишился всего. Кроме оставшихся в нём изумрудных глаз Джолин. В тот год, проявившись как доминантный омега, Левиан вдруг понял, что от него исходят насыщенные, отдающие морозной безучастностью феромоны матери. Это были феромоны Марселин.