Секрет черного шелка

Unerreichbar bedeutet begehrenswert

Золотистый свет ламп дрожал в такт музыке, играя на полированном паркете, словно на ночной глади озера. Очередной танцевальный вечер: шелест шёлковых юбок сливался со смехом и перезвоном хрустальных бокалов — весь зал дышал притворной лёгкостью, за которой так удобно скрывать расчёты. Дора и Райнхард стояли в углу за массивной вазой с камелиями — тихий островок среди бушующего вальса. — Он уже на крючке, — губы Доры изогнулись в хищной улыбке. — Вы же видели, как он загорелся. Как мальчишка, которому показали блестящую игрушку. — Вы уверены, что он ничего не заподозрит? — произнёс Райнхард. — Абсолютно. А уж секреты… Секреты выскользнут сами, как ленты с расстёгнутого корсета. Гул толпы внезапно смолк — в зал вошла юная девушка и мгновенно приковала к себе взгляды окружающих. Так всегда бывает с новыми лицами, особенно если они дышат очарованием первой молодости. Дора машинально провела языком по губам — девушка внезапно приглянулась ей. Незнакомка сияла: цветы в светлых волосах, нитка жемчуга на открытой шее, тонкие руки, изящно лежащие вдоль стройного стана — всё в ней было воплощением невинной прелести. И черты лица у неё были такие, что если бы художнику вздумалось нарисовать её портрет, потребовалась бы самая тонкая кисть и самая нежная акварель. — Кто она? — сорвалось у Доры, прежде чем она успела сдержать вопрос. — Вы не знаете? — удивился Райнхард. — Лючия Штерн. Дебютирует в Кенигсбергской опере. И, судя по всему, покоряет не только сцену… — Он кивнул в сторону мужчины рядом с ней. — Её жених. Дора мельком взглянула на жениха — ничего особенного — её взгляд тут же вернулся к Лючии. В каждом движении девушки была лёгкость мотылька, ещё не знающего, что крылья можно опалить. И Дора почувствовала странное щемление под рёбрами — то ли восхищение, то ли жадное любопытство: а каково это — прикоснуться к такому сиянию? Лючия, вся в перламутровых переливах розового шёлка, звонко смеялась. Её кавалер с какой-то трогательной, почти мальчишеской неуклюжестью пытался поправить выбившуюся прядь, и от этого движения — слишком осторожного, слишком нежного — в груди Доры что-то болезненно сжалось. Может быть, заговорила тоска по той самой девушке, что когда-то жила в зеркале — той, что верила в бесконечность этого розового сияния… — Ну разве не очаровательно? — прошептала Дора. Однако Райнхард не разделял её восторгов: — Провинциальная идиллия в исполнении двух влюблённых подростков. Скучно, пошло, насквозь фальшиво. — О, кажется, вы безнадёжный циник. Неужели отрицаете саму возможность искренних чувств? — Я отрицаю веру в бескорыстие человеческой природы. Так называемые чувства — это взаимовыгодный обмен иллюзиями. Вот увидите, через год он будет тратить её деньги на дешёвое вино и ещё более дешёвых женщин. А она? — пренебрежительная улыбка вдруг тронула губы Райнхарда. — Она будет метаться от мужа к любовнику, пытаясь заполнить пустоту. «Так-так…» — мысленно потянула Дора, уловив в голосе Райнхарда ядовитый оттенок, который она научилась распознавать с первого слова. Всегда одно и то же: за таким тоном непременно пряталась какая-нибудь история с женщиной в главной роли, незамысловатая, но пошлая. Отвергнувшая возлюбленная, изменившая невеста, что-то в таком духе. Но вслух Дора лишь рассмеялась, ловко раскрыв веер, чтобы скрыть улыбку. — Какие у вас мрачные фантазии! — Это не фантазии, а правда жизни, — ответил Райнхард. — Я прожил достаточно, чтобы увидеть изнанку всех этих прекрасных чувств. Любовь? Когда два эгоиста случайно находят друг в друге удобное зеркало. И верность… — он сделал паузу, наслаждаясь моментом. — Всего лишь отсутствие достойного предложения. — М-м. Как поэтично, — сказала Дора. — Но скажите, разве вы сами никогда не влюблялись? Райнхард внезапно наклонился ближе, едва ли не нарушая границы приличий. — Милая фройляйн, — тихо проговорил он, позволяя себе раскованную улыбку, от которой по спине Доры побежали мурашки, — задавая прямой вопрос, вы рискуете получить неудобный ответ… В этот момент в зал вошёл Адриан. Дора узнала его сразу — по той особой, слегка неуверенной манере держаться, что так контрастировала с его высоким ростом. Адриан остановился в дверях. Его тёмные глаза метались по залу беспокойными молниями, пока не нашли Дору. В его взгляде промелькнуло что-то — узнавание? Волнение? «Ну и почему именно сейчас?» — пронеслось у Доры в голове, но под кожей защекотал знакомый азарт. Она намеренно задержала взгляд на лице Адриана — на секунду дольше, чем положено приличиями — затем медленно, будто нехотя, отвернулась. — Простите, я должна идти, — сказала она Райнхарду. Тот лишь слегка кивнул, но его проницательный взгляд скользнул за её спину. — Удачи. Словно пожелание дуэлянту перед выстрелом. Дора неторопливо двинулась вдоль края танцевальной площадки, чувствуя, как взгляд Адриана следует за каждым её движением. Она знала этот момент — тот самый, когда мужчина решает подойти. И знала, что сделает всё, чтобы это решение созрело. Сделав паузу, Дора будто случайно обернулась — ровно настолько, чтобы Адриан увидел её профиль в золотистом свете люстр. Пальцы её беспомощно замерли у шейной ленты, будто поправляя невидимый изъян, после чего Дора вышла в сад. Среди каменных оград и подстриженных кустов её внимание привлёк дикий куст роз — единственное неукрощённое создание в этом выхоленном раю. Бутоны, ещё вчера пышные и гордые, теперь поникли, их лепестки коричневели по краям, как пожелтевшие страницы старого любовного письма. Она протянула руку, специально выбирая самый колючий стебель, и… — Ой! — воскликнула она, когда острый шип впился в подушечку пальца. — Укололись? Голос за спиной прозвучал в такт её расчётам. Дора позволила себе лёгкую улыбку. — Вам больно? — спросил Адриан. В его голосе теперь звучала та самая настойчивость, которую Дора хотела вызвать. — …И простите, что нарушил ваше уединение. — И не в первый раз, — вздохнула Дора, демонстративно рассматривая крошечную капельку крови на кончике пальца. Адриан шагнул ближе, и в его движениях внезапно появилась странная решимость. — Вам незачем избегать меня. Между нами возникло недоразумение. — Недоразумение? — Дора нарочито медленно провела языком по ранке на пальце. — А мне казалось, всё было предельно ясно. Вы приняли меня за куртизанку. Для порядочной женщины это ужасное оскорбление, не находите? — Моё поведение было неподобающим, — признал Адриан. — Но я полагал, что порядочные дамы не посещают подобные места. Дора резко подняла голову, позволяя ему увидеть вспыхнувший в её глазах гнев. — Даже по отношению к куртизанке вы вели себя отвратительно, — проговорила она, подчёркивая каждое слово. — Что ж, вы правы, — внезапно согласился он. — Я был изрядно пьян и сам не ожидал от себя подобного. Дора медленно выдохнула, делая вид, что успокаивается. Она знала, когда нужно ослабить давление. — Я готова простить вас, — она поправила шаль с изысканной грацией. — Главное — не повторять ошибок. «Большинство мужчин так скучны. Стоит им отказать, как в них пробуждается неодолимое желание добиться своего. Они всегда жаждут того, чего не могут иметь.» Сильный порыв ветра сорвал шаль с плеч, но Дора даже не шевельнулась, словно ей было все равно. Адриан бросился вдогонку, подхватил лёгкую ткань и бережно накинул её на обнажённые плечи Доры. — Прошу, не делайте так больше, — сказала Дора. — Не помогать вам? — Нет. — Что ж, запомню, что вы против… — проговорил он. — И буду иногда забывать.