Восемь шагов до края пропасти

      Через три дня состоялись похороны. На кладбище собралось до одури много народу, даже несмотря на то, что гробы были закрытыми. Впрочем, видеть мёртвые тела двух самых дорогих ей людей, Джессике всё равно не хотелось.       Робертс не плакала. Непролитые слёзы просто застыли в её измученных покрасневших глазах. Она была слишком измотана и опустошена, чтобы плакать, но что-то внутри неё всё же рыдало. Это был крик её сердца, крик души, который она не могла больше сдерживать. Ей хотелось убежать, скрыться, спрятаться, чтобы никто не видел её состояния, но она не могла.       Вокруг столпились друзья, соседи, родственники и просто едва знакомые ей люди. Все в черном. Многие плакали. Джессика не могла заставить себя даже взглянуть на них, чувствуя себя совершенно опустошённой и потерянной, поэтому просто прижималась к Гейбу, который всё это время стоял рядом, и не могла пошевелиться. Он был тёплый и живой. И он тоже обнимал её, крепко обхватив другой рукой её холодные пальцы. Джессика была уверена, что теперь не сможет жить без него.       Джонсон наклонился к девушке и поцеловал в лоб. Тело Джесс тут же обмякло в его объятиях, и Гейб прижал её к себе ещё крепче. Он обнимал её так, словно хотел защитить от всего мира, а Робертс молчала, уткнувшись ему в грудь. Она чувствовала, как его руки гладят её по спине, по волосам, и это немного успокаивало.       Вскоре появился отец. Он был одет в чёрный костюм, а на лице, казалось, не было и тени эмоций. Защитная реакция. Он молча подошел и, в приветственном жесте пожав руку Гейбу, попытался обнять дочь, на что та тут же отстранилась, не желая чувствовать ещё и боль отца, находясь так близко к нему. — Как ты, Джессика? — тихо спросил мистер Робертс, на что девушка лишь молча пожала плечами, по-прежнему не в силах вымолвить ни единого слова.       Наблюдая за тем, как гробы погружают в погребную яму, Джесс не испытывала ничего, кроме желания поскорее уехать. Ей хотелось умчаться в другую страну, где-то там, далеко, за тысячи километров от этого места, где она лишилась всего. Она не могла находиться в этом городе, среди всех этих людей, на этом кладбище и в этой стране. Это словно была какая-то пытка. Джессика была готова на всё, лишь бы оказаться подальше отсюда, потому что абсолютно ни с кем не хотела говорить о произошедшем. Робертс с трудом сдерживала себя, чтобы не броситься в яму, где лежали два её любимых человека, не начать выть и биться обо что-нибудь головой.       Когда первая горстка земли с характерным звонким шлепком приземлилась на крышку одного из гробов, Джессика почувствовала, как всё вокруг неё рушится. Что-то маленькое и слабое где-то внутри внезапно разорвалось от боли и тоски. Это была душа. Джессика закрыла глаза, чтобы не смотреть, как земля сыплется на гробы. Она не хотела этого видеть. Она не хотела думать, что самые дорогие люди в её жизни умерли.       Мама больше никогда не обнимет её, не даст родительский совет, не успокоит в трудную минуту и не скажет тёплых слов... а Ноа больше никогда не назовёт её этим дурацким, но таким милым прозвищем «бусинка». Не будет болтать без умолку обо всякой ерунде и не посмотрит на неё с той же любовью, с которой смотрел всегда, чуть ли не с самого рождения.       Но вот земля перестала сыпаться, и Робертс открыла глаза. Она увидела, что рядом с ней стоит её тётя. — Мой сын очень любил тебя, Джессика, — сказала она, подходя чуть ближе к племяннице. — Всегда любил. И никогда не мог позволить, чтобы с тобой случилось что-то дурное. Ты очень много для него значила.       Джессика лишь молча кивнула. Она не знала, что сказать. Не знала, как выразить свои чувства и даже ощутила себя в чём-то виноватой перед миссис Фишер. Женщина внимательно оглядела племянницу, после чего грустно улыбнулась и протянула ей в руки небольшой пакет: — Вот, возьми. Ноа хранил эти безделушки у себя в комнате и ни под каким предлогом не разрешал мне к ним приближаться. Но теперь это всё уже неважно… И я думаю, он бы очень хотел, чтобы теперь эти вещи были у тебя.       Девушка, наконец, смогла взглянуть на свою тётю. Глаза миссис Фишер были полны боли, и Джессика тут же обняла её, больше не в силах сдерживать собственные эмоции. Они вдруг заплакали вместе, почти в унисон, и Робертс даже на мгновение ощутила, как к ней снова возвращается жизнь. — Спасибо… — едва слышно прошептала девушка на ухо тёте, немного успокоившись, после чего отстранилась и, ещё раз окинув родственницу грустным взглядом, снова обратила внимание на Гейба.       Лицо парня было бледным и напряжённым, а сам он выглядел измученным и уставшим. — Джесс, — тихо позвал он, но Робертс лишь покачала головой. — Я не хочу ничего слышать.       Джонсон снова прижал её к себе и поцеловал в макушку. Его губы были сухими и холодными, а поцелуй — почти болезненным. Гейб понимал, что Джессика сейчас не в состоянии разговаривать. И он знал, как больно ей было смотреть на всех этих людей, большая часть которых собралась здесь чисто ради формальности. — Пойдём, — парень осторожно потянул возлюбленную за руку. — Я отвезу тебя домой.       Они вместе направились к машине. На улице было очень холодно. Дождь, так внезапно начавшийся, лил не переставая, заставляя людей понемногу расходиться. Девушка зябко поежилась и поплотнее закуталась в свою куртку.       Джессике казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Она чувствовала, что Гейб крепко держит её за руку, и это ощущение придавало ей сил. Вокруг них всё еще толпились знакомые и дальние родственники, но никто из них так и не решался подойти и заговорить с Робертс, что было сейчас на самом деле только к лучшему.       Джонсон открыл дверцу машины и помог девушке сесть. Она молча вжалась в сиденье, отвернувшись от него. Гейб пристегнул её ремнем безопасности, после чего сел за руль и завел мотор.       Когда автомобиль тронулся с места, Джессика закрыла глаза и, дрожа всем телом, крепко обняла себя руками. Всё болело. Голова раскалывалась. На глазах то и дело выступали слезы. В горле стоял ком. Она чувствовала, что вот-вот снова расплачется, но не могла выдавить из себя ни звука. — Ты как? — всё же осмелился спросить Гейб через несколько минут молчаливой поездки. — Эй, ты меня слышишь? — Нормально, — пробормотала Робертс. — Джессика, милая, — она почувствовала, как Гейб взял её за руку, но не стала отстраняться. — Ты должна знать, что я всегда буду с тобой. Всегда… — Спасибо, Гейб, — прошептала в ответ девушка.       Джонсон ещё крепче сжал её руку в своей. На улице было по-прежнему холодно, серо и мокро. В салоне машины было тепло, но Джессику это не радовало. — Я не могу поверить, что их больше нет… — наконец, смогла вымолвить Робертс, устремив совершенно пустой взгляд куда-то перед собой.       Её мысли были где-то очень далеко. Она не знала, где именно, и, кажется, даже не осознавала, что происходит. Джессика продолжала смотреть в одну точку и как будто совсем не замечала ничего вокруг.       Джонсон промолчал, попросту не зная, что сказать. Он боялся даже представить, каково это — потерять кого-то, кто был дорог тебе. Знать, что ты можешь больше никогда его не увидеть, не обнять, не поцеловать. Чувствовать, как из твоего сердца вырывают частичку тебя самого. И не иметь возможности что-либо сделать, чтобы хоть как-то это исправить. Нет, он не мог даже предположить, что может ощущать человек, потерявший в один момент сразу двоих самых близких ему людей.       Когда Джессика и Гейб вышли из машины, на улице было уже совсем темно. Парень положил руку на плечо Робертс, но девушка лишь молча покачала головой, после чего снова повернулась к нему спиной и пошла в дом. Джонсон послушно последовал за ней. — Я хочу побыть одна какое-то время, — тихо произнесла Джессика, едва переступив порог квартиры.       По бледному лицу девушки было видно, что ей хочется заплакать, но она сдерживалась.       Гейб согласно кивнул, и Робертс тут же нырнула в спальню, плотно закрывая за собой дверь, после чего прислонилась к ней спиной и сползла вниз, закрывая лицо руками. Глаза девушки вновь наполнились слезами, но она поспешно вытерла их и, тихо всхлипнув, заглянула в пакет, который ей отдала миссис Фишер на кладбище.       Первым, на что упал взгляд Джессики, оказалась маленькая игрушечная лошадка, и тёплое воспоминание из детства тут же возникло в голове. Когда им с Ноа было лет по пять, Робертсы были дома у Фишеров на каком-то празднике. На каком именно — девушка уже не помнила, но это сейчас было и не важно. Ноа тогда был безумно стеснительным и забился в угол своей комнаты, играя с этой самой лошадкой. — Дай мне тоже поиграть, — потребовала Джессика, подойдя ближе к укрытию брата. — Не дам. Это моя лошадка, — грозно отозвался Фишер. — Дай, я тоже хочу. Тебе что, жалко? — после этих слов малышка Джесс стала пытаться отобрать игрушку у жадины.       Они с братом тогда чуть ли не дрались, с воплями выдергивая друг у друга из рук эту злосчастную лошадку до тех пор, пока у неё не оторвалась голова. Ноа разрыдался так, что слышал весь дом, и обиделся на Джессику так сильно, как только было возможно по детским меркам. Впрочем, уже очень скоро на истерические крики сына отреагировала миссис Фишер и, войдя в комнату, дала тому слово, что обязательно починит игрушку, и мальчик сразу же успокоился. Спустя минут пятнадцать, они с Джесс уже снова играли вместе и носились по всему дому как угорелые.       Лицо Робертс от этих воспоминаний озарилась тёплой улыбкой, и она снова залезла рукой в пакет, на этот раз доставая оттуда тёплый новогодний носок, внутри которого лежала декоративная монетка из белого золота в виде сердца.       Когда им с Ноа было по шестнадцать, его бросила первая в жизни девушка, и случилось это прямо в канун Рождества. Фишер тогда, помнится, очень сильно убивался по ней. И однажды, когда они вместе сидели дома у Джессики за просмотром фильмов, которыми девушка пыталась хоть как-то отвлечь брата на зимних каникулах, Робертс решила сделать ему символический подарок. Она завернула в красивый узорчатый носок эту самую монетку, когда-то давно подаренную ей отцом, и протянула Ноа со словами: «Вот, возьми. Если захочешь, можешь потом подарить её кому-нибудь, кого полюбишь также сильно, как любишь меня. А пока просто держи её у себя и вспоминай обо мне».       С того вечера Фишер больше ни разу не заговорил о своей бывшей. А теперь Джессика поняла ещё и то, что он так и не смог никому передарить её монетку. Осознание, что брат не любил никого на свете больше, чем её саму, болезненно отозвалось где-то в грудной клетке, и по щекам девушки снова покатились слёзы.       Кроме прочего, в пакете лежали несколько их совместных фотографий. Вот тут они вместе отдыхают на море через две недели после выпускного. Тут вместе сидят на горшках ещё совсем маленькие и удивлённо смотрят в объектив фотоаппарата. Тут они сидят за одной партой в первом классе. А вот тут уже в третьем стоят на фоне здоровенной клумбы около дома Фишеров.       Джессика беззвучно рыдала, одну за другой рассматривая старые фотографии и предаваясь воспоминаниям о человеке, которого больше никогда не увидит живым. Она уже не могла сдерживать слезы, и они катились по её щекам практически без остановки. Девушке даже казалось, что она слышит голос Ноа, который звал её по имени и как будто пытался догнать. Все мысли в голове Робертс от воспоминаний вдруг стали настолько горькими и мрачными, что Джессика в отчаянии подумала: она не сможет пережить это. Ноа был для неё всем, и в особо тяжёлые моменты она всегда была уверена, что он придёт, обнимет её и поможет справиться со всем, что бы ни случилось в её жизни. Но теперь, когда он был мёртв, Джесс вдруг почувствовала, что осталась в этом мире совершенно одна. Брат был единственным человеком, которому она могла доверять на все сто, зная, что он никогда не осудит её, всегда поддержит и не расскажет о её проблемах ни одной живой душе.       Робертс давно сбилась со счёта времени и не знала, сколько часов просидела вот так, на полу, оплакивая самого родного ей человека. Из безутешных мыслей девушку вырвал осторожный стук в дверь спальни и тихий голос Гейба: — Эй, Джесс, тебе нужно поесть.