Граница Раздела

      – Можно же отказаться от войны..       – Но нужно ли? – весело спросил Мизен, и мы с Тридцать Три обернулись к нему.       – Как вы это представляете? – начал пояснять он. – У нас есть два общества, ни одно из которых не готово к таким переменам. Во всём мире не найдётся, наверное, и сотни человек, которые знают, каково это – жить без постоянных военных действий. Для нас всех и каждого, – Мизен это выделил, – война – смысл жизни. И вы хотите лишить нас этого.       – Это глупость, – хмыкнул Тридцать Три. – Люди не приходили в этот мир с оружием в руках и все вымазанные в крови.       – Я понимаю твою миролюбивость, – вздохнул Мизен. – Но ты слишком оптимистично настроен. Подумай сам. Комиссия выводит людей, делая упор на их физические навыки, боевые способности и верность им. Что будет, если лишить этих людей того, ради чего их производили? Ты предлагаешь растворить их и вырастить новых? А Совет? Их люди годами растут, чтобы отправиться на войну. Что ты предложишь им?       – Жить спокойно, – бросил Тридцать Три, кажется, уже начиная злиться. – Всем им можно предложить лишь одно – спокойную жизнь.       – Но вы должны понимать, что разрушите всё, на чём строится наше общество. И ваше тоже, – Мизен посмотрел на меня. – И у этого будут свои последствия.       – И пусть? – фыркнул Кагот. – И пусть. Но хотя бы люди больше не будут умирать.       – Даже ты, – Мизен восхищённо оглянулся на товарища. Ну, меня тоже удивило его присоединение к их спору. Я думал, что как солдат, он тоже может видеть войну как смысл своей жизни, от которого нельзя отказаться – нравится тебе это или нет. Но оказывается, и солдаты хотят её прекращения.       Правда, Мизена не остановило и это:       – Но просто.. Как вы решите хотя бы самый элементарный вопрос: когда все солдаты вернутся в города, куда вы их денете? Что они будут делать? Как вы объясните людям, которые всю жизнь провели под воздействием военной пропаганды, что всё? Всё закончилось. Эти люди вам больше не враги. Вы не должны их убивать.       Радовало лишь одно: он говорил не с посылом, что не нужно ничего менять, а мы, так надеющиеся на окончание войны, просто глупые. Он просто хотел поразмышлять. И стоит отдать должное, вопрос был действительно важным. Это ведь и в самом деле целое направление в психологии – возвращение военных к обычной жизни. Правда, её можно считать забытой – потому что о какой обычной жизни может идти речь сейчас, в наше время и в наших условиях? Даже если человек доживёт до выслуги, его отправят преподавать или оставят на посту внутренней охраны в Куполе. Так или иначе, пусть и в более лёгком виде, но война из его жизни никуда не уйдёт. Не будет никакой обычной жизни – лишь чуть более безопасная. Что, конечно, совсем не то же самое..       – Нельзя просто так перестроить всех и сразу. Будь то солдаты или гражданские. Наша жизнь заточена под войну и ничего больше, и исправить это будет очень сложно. Я не говорю, что надо продолжать её всю жизнь и только поэтому. Это тупость, – он посмотрел на Тридцать Три, видимо, отсылаясь к его словам. – Но надо понимать, чего вы хотите, и как хотите к этому прийти. Иметь терпение и много сил. Потому что это будет очень не простой путь.       – То, что будет непросто, не означает, что не нужно даже начинать, – Тридцать Три эта тема серьёзно разозлила. – Уверен, развязать масштабную войну, которая длится уже две тысячи лет, тоже для многих было непросто. Но все они здесь сейчас.       – Не думайте, что я хочу, чтобы это продолжалось, – всё-таки пояснил Мизен. – Но мне просто страшно за всех этих людей, которые вдруг останутся без единственного, что они знали в своей жизни.       – Жизнь может предложить много прекрасных вещей, – заметил Арктика. – Не только бесконечные убийства.       – Расскажите это солдатам. Вам легко строить предположения, потому что никто из вас и полугода не провёл на фронте. А мы – солдаты.       Я оглянулся на "солдат", шагающих позади, так что мог заметить, как Кагот согласно кивает.       – И хотя мы 'уже' сбежали от войны, – вздохнул Мизен. – Я всё равно не представляю, как мы будем жить, когда она закончится.       Слышать такое было странно. Я отлично понимал, почему проблемы могут возникнуть у солдат – которые и правда не представляют другой жизни, – но почему так говорят те, кто уже сбежал от неё? Кто уже понял, как это ужасно (почему-то же они сбежали, верно?), кто уже нашёл себе другое занятие в этой жизни? Настолько служба бьёт по рассудку? Ну, не зря же в психологии было целое отдельное направление об этом, с другой стороны..       – Я глубоко уважаю Верье и этого Розкозу, кем бы он ни был, – хмыкнул Кагот. – А если они ещё и справятся с тем, что начали..       – Это будет равносильно новому рождению мира, – Картамо звучал воодушевлённо. – А они станут в нём богами..       – Ренске, а вы знакомы с Розкозой? – спросил Тридцать Три.       – Нет. Мы виделись всего однажды и почти не разговаривали.       – Что он за человек.. – задумчиво проговорил Три.       – Стремление хоть что-то сделать – уже похвально, – хмыкнул Титан. – Тем более, что он смог так продвинуться, а не просто сидел и мечтал, когда же что-нибудь само получится.       – Да. Объединить три подразделения, считай, увести у Совета семь тысяч солдат..       – И всё равно они в невыгодном положении, – вздохнул Картамо. – Им нужно как можно быстрее захватывать Купол, или что..       – Да, – согласился Адеит. – Медлить в таком деле нельзя.       – Почему? – спросил я.       – Люди не любят ждать, – пояснил он же. – Особенно когда они находятся в уязвимом положении и у них нет гарантий. Все эти семь тысяч человек хотят есть и пить, а всё снабжение у вас происходит из-под Купола, если я не ошибаюсь. Розкоза создаёт впечатление умного человека, у него наверняка есть запасы, но они же не безграничные? Рано или поздно они закончатся, а у него всё ещё будет семь тысяч ртов. Поэтому нужно решать вопрос с возращением как можно скорее. Пока на него не обозлились его же люди.       – Как, оказывается, тяжело поднимать восстание.. – усмехнулся Арктика. – И правда, этот Розкоза должен быть впечатляющим человеком.       – А вы.. – задумался я. – Разве не наслышаны о нём? Терар вам ничего не рассказывал?       Почему обо мне они все знают, но о Нельке никто не в курсе? Как будто так не должно быть..       – Нет, – сам удивлённый, отметил Титан, и тут же возмутился. – Слышали? Верье скрыл от нас знакомство с таким человеком.       – В следующую нашу встречу нужно будет вытряхнуть из него всё, – посмеялся Мизен. – Как он вообще посмел умолчать о таком.       – Странно, – решил поддержать их я. – Нельке находится на первом месте в списке на немедленное уничтожение. Не случайный человек. А он ничего про него не рассказал?       – Может, поэтому и не рассказал? – предположил Картамо. – Может, побоялся, что мы неправильно это воспримем?       – А, если так, – пробормотал я, и вдруг опомнившись, оглянулся на Адеита. – Адеит, а ты.. Ты же должен быть наслышан о Нельке?       – Конечно, – хохотнул он, – я наслышан. Мы были обязаны знать о них всё и как распознать их в толпе. Но с Розкоза я никогда не пересекался. Оно и к лучшему, наверное? Он очень опасен, должно быть.       – Раз он на первом месте.. Хотя я могу неправильно понимать, что значит этот список, и как в нём располагают людей.       – По их опасности, конечно же, – хмыкнул Титан.       – Опасности? – не понял я. – Не силе?       – Ну, скажем так. Человек может быть слабее другого, но при этом считаться опаснее из-за своей склонности к разрушению и убийствам.       Я заинтересованно повёл головой. Интересная позиция.       – Ещё может быть такое, когда ценится статус человека, – увлечённо продолжал Адеит. – Его роль в глазах остальных. Смерть рядового солдата ничего в массе своей не значит, а вот смерть генерала, если это ещё и любимчик народа, может снизить боевой настрой всего подразделения. Тем более, что вы, светлые.. У вас есть ряд минусов, но я даже не знаю, как это толком можно объяснить. На примере можно?       – Конечно, – вздохнул я. – Как только будет удобнее.       – Помню, когда убили предшественника Розкозы.. Не помню, правда, как его звали. Но его убил Домодо. Великий был день, – благоговейно протянул Адеит. – Но, в общем, тогда и самого Розкозу забрали под Купол. Кажется, он сошёл с ума после увиденного?       – Ах.. – протянул я, кажется, что-то вспоминая. – Терар говорил о подобном. Что Нельке три года продержали в клинике..?       Кажется, мы тогда говорили о его склонности к самоповреждению. Я спросил, почему он не обратится к врачам, и Терар сказал, что Нельке больше в жизни "себя не выдаст". Что бы это ни значило.       – Три года? – впечатлённо вздохнул Титан. – А мы с ним похожи..       Я хотел объяснить разницу между психиатрической лечебницей и тюрьмой, но пока речь шла не об этом. Да и меня умилило то, как Титану хватило буквально одной цифры – количество лет, которое что он, что Нельке провели в заключении, – чтобы решить, будто они похожи. Некоторые люди прямо впечатляют своей непосредственностью.       – Но тогда был золотой период для нас, – продолжил Адеит. – То ли солдат так расстроило то, что у них сменилось руководство, то ли там не было других нормальных генералов, и некому было заменить Розкозу. Но то подразделение тогда здорово просело в своей боеспособности. А всего-то потребовалось убить одного человека.       Адеит посмотрел на меня, неприлично довольный, и я впечатлённо покачал головой.       – Никогда бы не подумал, что тактика ведения войны может подразумевать и убийство определённых людей лишь потому, что это навредит моральному самочувствию других солдат.       – Вы что, – посмеялся Титан. – Это же целая наука. Ну, в смысле.. Это очень важно – поддержание боевого духа солдат. Никогда не изучали историю? У некоторых сражений чуть ли не главным значением для всей войны было поднятие морального духа солдат. Люди верят в свои силы, что дальнейшее продвижение будет таким же успешным. Или что после успешно отражённой атаки мы начнём наступать и успех будет на нашей стороне.       Он звучал так воодушевлённо и довольно, и мне было жаль его расстраивать..       – Только какой в этом смысл, если.. За победой последует поражение? За наступлением – отступление? Две тысячи лет две армии гоняют друг друга по Границе. Какой в этом смысл?       Адеит только пожал плечами.       – Люди верят, что рано или поздно это закончится.       Я почти что закатил глаза. Сколько можно верить? Неужели никто не понимает, сколько это уже длится? Что это уже совершенно дикие цифры? Что пора бы уже хотя бы попытаться придумать что-то ещё?       – Не говоря уже о том, что сменяемость поколений хорошо обеспечивает.. Поддерживает, вернее, эту веру. У них не получилось, но мы сможем.       – Блажен, кто верует, – вздохнул Тридцать Три. – Тепло тому на свете.       – Это бы работало на нас, у нас есть регулярная смена поколений. И то.. Старое взращивает новое. Неужели оно передаёт только уверенность в победе, а не отчаяние от непрекращающейся войны?       – Две тысячи лет, Ренске, – усмехнулся Титан. – Вот и весь ответ.       – Вы это поняли, Ренке, – начал Арктика, – потому что побыли с нами здесь. Не в обиду сказано, но я готов поспорить, до последних дней вы даже не задумывались об этом.       – Я не вспомню, – честно сознался я. – После удаления глаза у меня повредилась память. Но мне кажется, я думал? В конце концов, это я постоянно отправлял Терара на фронт? Мне это не нравилось.       – Ну вот, у вас была причина думать об этом. Вас война касалась, хоть вы и не солдат. А как думаете, сколько таких же пар было у вас под Куполом? Или у нас в Нерепаре? Кто ещё будет задумываться, как война мешает людям спокойно и счастливо жить?       – У нас.. Отношения между гражданскими и солдатами не запрещались, но и не поощрялись. Тем более, что солдаты всегда довольно предвзято относились к нам. Но я не знаю, были ли ещё пары вроде нас.       – У нас отношения утратили смысл. Хотя люди всё ещё сходятся, и порой даже заводят детей.. Это ничего не значит. Тем более, что в массе своей люди предпочитают быть по одиночке.       – Интересно, это поддерживаемая правительством политика или же.. Люди такие и есть?       – Раньше мы такими не были, – усмехнулся Арктика. – Хотя сложно сказать, насаждалось это сверху, или же было частью нашей природы. Потому что если всё же было.. Как легко мы все от этого ушли? Значит, всё-таки верхам было выгодно подталкивать нас друг к другу, чтобы мы заводили семьи, детей. А как только у правительства появился способ самостоятельно воспроизводить население, нас наоборот стали уверять в том, что люди могут отлично жить и сами по себе?       – Заодно это снизило недовольство разлученных людей, – Тридцать Три покачал головой. – И тех, кто теряет близких на войне. А те единичные особи, кто всё же вступал в отношения, как будто сами и виноваты. Тебя же никто не заставлял это делать. Никто не просил вас заводить ребёнка. Чего ты теперь плачешь, что он погиб?       Я сразу вспомнил Марбаса – а кто ещё мог прийти в голову при разговоре о таком? Его супруг погиб на войне, и Марбас злился. Но, кажется, я не слышал с его стороны ни одного плохого слова о войне? Да, он ворчал, возмущался, но активно против политики Комиссии не выступал. Интересно, думал ли он так же? Что это же его вина, его выбор. Ему и нести ответственность за эмоции, которые возникли, когда этот выбор обернулся против него. Как интересно..

******

      – Оно точно выдержит? – ступая на так называемый мост – меня уже заботливо просветили, – спросил я.       – Должен, – отозвался Арктика. – Ну а если и нет. Вы один из немногих здесь, кто может не бояться. Ваши способности позволят выстоять.       Я посмотрел на Арктику, самую малость смущённый. Мои способности..? Нет, я примерно даже понимал, что от меня требуется. Создать платформу под собой, или наоборот сверху и зацепиться за неё рукой.. Но мне просто не хотелось падать. Как бы изначально. И почему мы не могли пройти по низу? Это бы заняло намного больше времени? На мой взгляд, ущелье было не таким уж и глубоким..       Сказав себе не думать об этом, я отвлёкся на конструкцию моста. Хотя он был металлическим – и на удивление хорошо сохранившимся, – основание, "пол", был сделан из какого-то другого материала. Я не знал, как это называлось, но по нему было приятно идти – звук шагов был другим, не как при ходьбе по камню или бетону.. Интересно, если я спрошу, что это, меня засмеют? Но хотелось даже остановиться и просто потопать ногой по этому. Забавно же..       Как по совпадению, идущая впереди часть компании вдруг остановилась, увлечённо рассматривая что-то на перилах моста.       – Тут что-то висит.. – донёсся до меня голос Титана, и я с интересом ускорил шаг.       – Что это такое?       Цветные разноцветные штучки, висящие тут, не выглядели, как часть моста, потому что смотрелись ужасно не к месту. Тем не менее не казалось, что их можно снять – они были крепко закреплены о балки.       – Тут что-то написано, смотри? – возбуждённо бормотал Титан. – Картамо, ты же умеешь читать.       – Совет да любовь, – быстро прочитал тот. – Только я не знаю, что это значит.       К этому моменту сюда подошли Арктика и Тридцать Три и, похоже, все решили, что они должны объяснить, что это. Мне, в целом, тоже было интересно. Это ведь что-то из прежнего мира? Арктика и Тридцать Три могут знать, что это было и какой смысл в это вложен.       – Ой, смотрите, – воскликнул Адеит, уже ушедший дальше, – тут какой-то вообще роскошный.. С птицами.       – Птицами? – ненормально заинтересовавшись, спросил я. Тут же мне стало стыдно, но я успокоил себя тем, что все были отвлечены и никто меня не слышал, а если и услышал, то не придал значения. И ничего жуткого не произошло. И почему какие-то птицы так меня заинтересовали? Что это вообще?