По ту сторону врат: Мордрак

Лира шла впереди, и теперь она больше не походила на служанку. Ее лисьи уши были настороже, хвост — напряжен и прижат к ногам, как у зверя перед охотой. На ней была одежда, далекая от серой ливреи, в которой она принимала их вчера. Теперь это был доспех наемника, но не полный. Легкий, гибкий. Кожаный наплечник на правом плече, прошитый металлическими пластинами, защищал шею и ключицу. Рукава — короткие, обмотанные ремнями, оставляющими свободу движения. На груди — куртка из прочной ткани, пропитанной чем-то, что отталкивает влагу и, возможно, удар. Пояс — толстый, с креплениями, где раньше висело оружие, но сейчас пусто. Ее когти были не скрыты, а выставлены — короткие, но острые, как у настоящего хищника. Ее лисьи уши были настороже, хвост держался прямо, как антенна, улавливающая каждый звук. Она больше не была слугой. Шла быстро, уверенно, не оглядываясь, как будто каждый шаг был отрепетирован. Они шли не по улицам. Не по тем широким, освещенным кристаллами проспектам, где торговали и смеялись. Они спустились вниз. Глубже. Туда, где свет не доходил, где воздух был гуще, пропитан запахом соли, гнили и чего-то древнего, что впиталось в камень за столетия. Это были тайные проходы, о которых даже Линда не знала, и тянулись они под самими основаниями зданий, в щелях между скальными породами, в старых водостоках, превращенных в тоннели. Пол был выровнен, но скользкий от влаги. Стены — из темного камня, покрытого мхом и редкими кристаллами, свет которых был тусклым, как дыхание умирающего. Воздух пах солью, железом и чем-то древним — как будто здесь, под землей, до сих пор хранился запах тех, кто строил это место задолго до людей. Леон шел следом, молча, как всегда. Его пальцы касались стены, проверяя каждый изгиб, каждый выступ. Он чувствовал, будто камень вибрирует под пальцами — не от шагов, а от чего-то глубже. От пульса города. Линда шла за ним, настороже. Ее седые волосы были стянуты в хвост, глаза — не отрывались от спины Лиры. Она не доверяла ей. Не потому что боялась, а потому что в принципе никогда никому не доверяла. Раньше она чувствовала, что знала этот город. А эти тоннели? Они их не видела. Не ходила по ним. И куда ведут — не знала. Они будто принадлежали другому миру. — Так это… — спросила Линда, когда они прошли мимо старой решетки, скрытой за водопадом из трубы. — эти пути были проложены специально Маркусом? Лира не обернулась. Только голос ее стал чуть тише, как будто стены могли слышать. — Я не могу раскрывать все, — сказала она. — Но часть этих тоннелей была еще до него. Возможно, за долго до того, как это место стало называться «Убежищем Шута». Линда фыркнула. Леон, однако, задумался. Он смотрел на кристаллы в стенах, на резьбу, едва заметную под мхом. — А почему город так называется? — спросил он. — «Убежище Шута». Странное имя для города. Лира вдруг улыбнулась. Не как служанка. Как человек, который вспомнил что-то святое. Ее лисьи уши приподнялись. Хвост чуть дрогнул. — Потому что он был Шутом, — начала она. — Не потому что он служил королю, а потому что выглядел как шут. Носил разноцветные лохмотья, колокольчики на шляпе, лицо его было в гриме. Но в бою… в бою ему не было равных. Он не сражался в привычном понимании. Он танцевал. Клинок в его руках был как продолжение танца, - в ее голосе появилось что-то новое — обожание. — Он был одним из святых. Убивал демонов, как будто это представление на сцене. Говорят, он смеялся и рассказывал пьесы, пока резал им глотки. Говорят, он пел, когда шел сквозь армии Хаоса. Он был… Она говорила, и в ее голосе появилась музыка. Ее хвост чуть приподнялся. Ее тело будто вспоминало то, что никогда не видело. Ее пальцы сжались, как будто держали меч. Она чувствовала его. Шута. Его танец. Его смех. Его ярость. Но Линда фыркнула и резко оборвала ее рассказ. — Да, да, — сказала она. — Очень трогательно. Но Леон спросил не про Шута. Он спросил про город. Лира вздрогнула. Словно проснулась. Ее уши опустились. Хвост снова стал жестким. Она кашлянула, будто избавляясь от эмоций. — Да, — сказала она. — Простите. Я… иногда забываюсь. Она вновь ускорила шаг. Голос стал ровным. — В общем, — сказала она, — Шут был не таким святым, как другие. Не холодным и отреченным. Он не сидел в замке или пещере, и не восседал на пьедестале. Он ходил по миру. Говорил с людьми. Смешил детей. Помогал тем, кто страдал. И когда древний Хаос был повержен 600 лет назад, когда мир стал пустошью, он построил это: свое убежище. Место, куда могли прийти те, кто выжил. Где бы их принимали. Где бы им были рады. Независимо от того, кто они: люди, зверолюды, демоноиды, небожители, сироты, мутанты, уроды… Это было место для всех. Лира развела лапами, будто обобщая все вышесказанное. — Так и прозвали: «Убежище Шута». В честь того, кто основал это место. Лира вдруг остановилась. Ее уши прижались к голове, хвост замер, как струна. Она прислушалась. Ни звука. Только глухое капанье воды где-то в глубине туннеля. Потом она подошла к стене — не к камню, а к искусно замаскированной двери, вырезанной в скале, почти неотличимой от окружающей породы. Она провела пальцами по едва заметным швам, нажала на выступ. Что-то щелкнуло. Секунду спустя массивный каменный засов со скрежетом отошел в сторону, и перед ними открылся проход. Она шагнула вперед, жестом пригласив Леона и Линду следовать за ней. Через секунду они вышли в небольшую комнату. Это было убежище, или временная база. Стены — из теплого, серого камня, покрытого слоем извести. Пол был вымощен темными плитами, а по краям располагались желоба для отвода влаги. Под потолком — выдолбленные отверстия с решетками, как вентиляция, а в самом центре потолка был вбит кристалл, горевший тусклым, зеленоватым светом, отбрасывающий длинные тени на лица тех, кто сидел у центрального стола. Воздух пах сухой землей, воском и чем-то металлическим. За столом сидели четверо. Они были одеты в черное — плотные, прочные куртки из кожи, прошитые металлическими нитями, с капюшонами и повязками на головах, которые сейчас были спущены, потому что опасности не было. Лица их были изрезаны шрамами, глаза — острые, как лезвия. Первый — высокий, с короткими рыжими волосами и шрамом, пересекающим все лицо, как удар молнии. Его звали Гаррет. Он сидел, как офицер, спину держал прямо, руки сложены на столе. Взгляд — спокойный, но не расслабленный. Второй — низкорослый, с густыми, лохматыми черными волосами, торчащими во все стороны, как у дикого зверя. Так его и называли — Лохматый. Он сидел, откинувшись на стуле, ноги на столе, но как только вошли гости, тут же убрал их, смутившись. Третий — зверолюд, с мордой, покрытой серой шерстью, уши как у совы, глаза — желтые, как у кошки. Кличка у него соответствующая — Совух. Он молчал, только смотрел, не моргая. Четвертая — женщина, худая, с бледной кожей и короткими, обрезанными под корень волосами. На шее — татуировка: перевернутая маска. Ее называли Маска. Она курила трубку, дым которой пах чем-то сладковато-ядовитым. Лира встала у двери. — Это они, — сказала она. — Те, кого послал Лорд-Казначей. Все разведчики посмотрели на Леона и Линду. Встал только Гаррет, рыжий, с лицом в шрамах, поднялся. Медленно. Он подошел к ним. Его движения были точными, как у бойца, который знает, что каждый шаг может быть последним. — Я Гаррет, — сказал он. голос — хриплый, но четкий. — Офицер разведки Лорда-Казначея. Очень рад, что вы присоединились к нам. Это честь — видеть тех, кто смог выстоять против Весельчака… и остаться в здравом уме. Линда усмехнулась. Не громко, сухо, но так, что все услышали. Ее красные глаза сверкнули. — О, «в здравом уме»? — переспросила она. — Ты так сказал? Гаррет нахмурился. — Что-то не так? Я хотел сказать… — Нет, нет, — сказала Линда, прикрыв рот ладонью, будто сдерживала смех. — Просто… мне редко говорят, что я в здравом уме. Обычно говорят: «Она сошла с ума» или «Она убьет нас всех». А тут вдруг — «в здравом уме», — она покачала головой. — Я тронута. Очень тронута. Гаррет слегка покраснел. Не сильно. Только кончики ушей стали теплыми. Он неловко потер запястье, будто пытался скрыть смущение. — Ну… я просто хотел… Лохматый и Маска хихикнули. Совух только фыркнул, как зверь, которому все равно. Гаррен глубоко вдохнул. Выпрямился. Вернул себе облик офицера. — Ладно, — сказал он. — Не будем тратить время. У нас есть информация для вас. По поводу Весельчака, и того, что происходит в нижних туннелях. Леон не сел. Он остался стоять, прислонившись спиной к холодной каменной стене, как будто готовился к тому, что услышит. Его желтые глаза, пустые и острые одновременно, были устремлены на Гаррета. Он ждал от него правды. — Что вы видели, кроме надписей на стенах? — спросил он. Голос был тихим, но каждый слог звучал четко, как удар молота по наковальне. Гаррет помолчал. Посмотрел на своих. Лохматый кивнул. Маска отвернулась, сжав челюсти. Совух молчал, но его желтые глаза блестели в полумраке, как у хищника, который все видел. — Видели мы не много, — ответил Гаррет. — Но и этого хватило, чтобы понять: в нижних туннелях уже начался кошмар. Все стало еще хуже, чем было. — Что это значит? — спросил Леон. — Это значит, что Весельчак… он больше не просто режет людей и делает из них кукол, — сказал Гаррет. — Он заражает их. Его «смех» теперь — как болезнь. Когда мы шли к его убежищу, замечали… все больше и больше людей смотрели на нас, и у всех — улыбки: широкие, растянутые, прямо как у него самого. Но это были не улыбки радости. Не улыбки приветствия. Это были… гримасы. Как будто их лица просто разорвали в стороны. Люди стояли у стен, у дверей, в тенях — и смотрели. Молча. Улыбаясь. А когда мы проходили мимо, кто-то начинал смеяться. Тихо. Без причины. Линда фыркнула, но в ее глазах не было насмешки. Леон не отреагировал на это. Только спросил: — А что было в самом логове? Гаррет переглянулся с командой. В воздухе повисла тишина. Даже кристалл на потолке, казалось, стал светить тусклее. Маска, сидевшая за столом, вдруг сплюнула на пол. Резко. С отвращением. — Ебтвою ж душу, сучья кукла! — рявкнула она. — Выпрыгнула прямо на Гаррета, как только мы вошли. Лохматый тут же прикрикнул: — Эй! Не ругайся перед дамой! — он бросил взгляд на Лиру, которая стояла у двери, спокойная, как всегда. — У нас тут цивилизованные люди. Лира не ответила. Только чуть приподняла бровь. Совух фыркнул.  Гаррет провел рукой по шраму на лице. Глубоко вдохнул. — Даже Лорду-Казначею я не стал описывать все до мелочей, — сказал он. — Там… были куклы, из плоти. Но… Не просто из случайных кусков, а из людей. С костями, с кожей, с конечностями разных размеров и форм. И они… собирались. Как будто плоть жила сама по себе. Одна кукла стояла в углу, с оторванной рукой — и та сама ползла по полу, пытаясь вернуться к телу. Другая… у нее не было лица, но она улыбалась, через рот, вырезанный на груди. И смотрела на нас. Смотрела, как будто понимала, кто мы. Он замолчал. На лице — не страх. Усталость. Усталость от того, что видел нечто, что не должно существовать. — Тела Весельчака там не было? — спросил Леон. Гаррет покачал головой. — Нет. Ни следа. Зато был проход вглубь, уходящий вниз, в самую тьму. Куда он ведет — не знаем. Мы не пошли. Наша задача — разведать, а не сражаться. Леон кивнул. Медленно. Потом посмотрел на Совуха. — Ты что-то видел? — спросил он. — В темноте. Совух кивнул. Его желтые глаза сверкнули. — А ты проницательный, Пустой. Да, я видел. Из прохода… доносились звуки. Как будто кто-то бьет по сырой плоти. Мягкие, влажные удары. А еще… — он помолчал. — Я видел движение. Там, в глубине, что-то… бесформенное. Как масса из рук, ног, голов и всего остального. Все переплетено, и оно двигалось. Медленно, как будто растет. Тишина. Леон смотрел в пол. Потом поднял голову. — Наверняка это был он, — сказал он. — Весельчак. Он перестраивает себя. И если Метис ответит ему… Он посмотрел на Линду. На Лиру. На разведчиков. — Мы проверим этот проход, — сказал он. — Увидим, что там. Увидим, жив ли он. И если он жив… мы закончим то, что начали. Леон уже открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но прежде чем звук слетел с его губ, его резко оттолкнули в сторону. Не грубо. Не насильно. С такой силой, что он просто оказался в тени. Линда шагнула вперед, как будто сама тьма расступилась перед ней, ее седые волосы вспыхнули в свете кристалла, а красные глаза, пустые и безумные одновременно, впились в Гаррета. — А как вы, — спросила она, голосом, насыщенным медом и ядом, — защитили себя от его влияния? От этого… «смеха»? Гаррет вздрогнул. Не от страха, но от неожиданности. Он привык, что его команду уважают, что его слушают. Но не так. Не с этой жуткой улыбкой на лице, не с этим взглядом, будто она уже видит, что под его кожей. — Не было необходимости, — ответил он, стараясь сохранить спокойствие. — Мы не встречались с ним лицом к лицу. Тем более, у нас были руны, которые защищают разум. Они блокируют подобное воздействие. Линда замерла. Потом медленно, как змея перед броском, наклонила голову. — Пра-а-авда? — протянула она. Голос ее стал тоньше, но острее, как лезвие, точеное о камень. И в следующее мгновение — резко, как молния, — она выхватила меч. Не один. Оба. Один она отбросила в сторону, второй — приставила к горлу Гаррета. Лезвие коснулось кожи. Тонкая струйка крови тут же потекла вниз, по шее, оставляя темный след на воротнике. — Урод, — прошипела она, — который скрывается под личиной Гаррета, плохо скрывает свое влечение. Гаррет задрожал. Не от боли. От ужаса. Его глаза метнулись к своим — к Лохматому, к Маске, к Совуху. Он хотел крикнуть, приказать, но меч был слишком близко. Одно неверное движение — и он умрет. Команда вскочила. Лохматый выхватил топор. Маска — короткий кинжал. Совух — когти, выскользнувшие из перчаток, как лезвия. Они окружили Линду, но не атаковали. Ждали. Потому что не знали — кто перед ними. Линда или что-то внутри Линды. Лира, все еще стоявшая у двери, не двинулась с места, но ее когти выскользнули из пальцев. Уши прижались к голове. Хвост напрягся. Она не обнажила оружие, но была готова. Готова к тому, что сейчас произойдет. Она не делала поспешных выводов. Она наблюдала. — Какого черта ты творишь?! — закричала Маска, отбрасывая трубку. Дым рассеялся, оставив после себя запах гниющих цветов. — Он — наш командир! Ты сошла с ума?! — Нет, — ответила Линда, не отводя взгляда от Гаррета. — Просто я вижу, а вы слепы. Она резко обернулась. Меч все еще у горла Гаррета. Ее взгляд — на Леоне. — Ты веришь мне? — спросила она. Голос был спокойным. Почти ласковым. Но в нем — вызов. Жизнь или смерть. Леон смотрел. Не на меч, не на кровь, но на них в целом: на Гаррета, который дрожал; на его команду, готовую убить; на Лиру, которая ждала; на Линду, стоявшую на грани. — Не уверен, — сказал он. Она усмехнулась. Шрам на губе дрогнул. А потом — рассмеялась. Коротко. Жутко. — Прекрасно, — сказала она. — Значит это отличная возможность укрепить доверие. Линда не колебалась. Она резко, с такой скоростью, что даже Леон едва успел проследить движение, рубанула мечом по шее Гаррета. Лезвие скользнуло по коже, рассекая плоть, и тонкая струйка крови хлынула вниз, как будто сама жизнь поспешила покинуть тело. Гаррет вскрикнул — не от боли, а от шока. Он попытался отступить, но ноги подкосились. Он начал падать. Совух бросился вперед. Он поймал своего командира, придержал его за плечи, удерживая от падения. Гаррет схватился за шею, пальцы стали влажными от крови. Его глаза были широко раскрыты, полные не ужаса перед смертью, и от недоумения — «почему?» Почему он, разведчик, офицер, доверенный человек Лорда-Казначея, оказался в такой ловушке? Маска и Лохматый не стали ждать. Они бросились на Линду, словно волны на скалу. Маска — с коротким кинжалом в обеих руках, Лохматый — с топором, который свистнул в воздухе, рассекая тишину. Их лица были искажены яростью. Это было не просто нападение. Это была месть за предательство. За унижение. За нападение на их командира. Но Линда… Линда расплылась в улыбке. Не жуткой. Не ехидной. На этот раз настоящей. Ее щеки покраснели, как будто от удовольствия. Глаза блестели, как у ребенка, которому дали долгожданный подарок. — Это… — прошептала она, — именно то, что мне нужно. Она легко уклонилась от топора — не назад, а вперед, под линию атаки. Лохматый не успел среагировать. Она заблокировала удар Маски ребром своего меча, отвела лезвие в сторону, и тут же, в следующее мгновение, сделала финт — резко вывернулась, будто ее тело не имело костей, и ударила рукоятью по запястью Лохматого. Тот вскрикнул — топор вылетел из руки, врезался в стену и остался там, дрожа. Маска бросилась вновь. Линда перехватила ее руку, вывернула, и кинжал со звоном упал на пол. Она оттолкнула Маску, та отлетела, ударилась спиной о стол. — Бой, — сказала Линда, тяжело дыша, но с улыбкой до ушей, — вот что я люблю. Вот, где жизнь! Лира, все еще стоявшая у двери, наконец двинулась. Она сделала шаг вперед, потом еще один. Ее когти блестели в свете кристалла. Она направилась к Линде, как тень, готовая вцепиться в горло. Но Леон поднял руку, пытаясь остановить ее жестом. Холодно. Твердо. Без сомнений. — Подожди, — сказал он. Лира остановилась. Ее уши прижались к голове. Хвост напрягся. Она посмотрела на него, но на этот раз не как на союзника, а как на угрозу, или преграду. — Пустой, — прошипела она. — ты не видишь, что она творит? Она убивает вашего союзника! — Нет, — ответил он. — Она делает то, что считает нужным. Мы должны дождаться результата. Лира фыркнула. Не как слуга, а как зверь. Она бросилась на него. Быстро. Неожиданно. Ее когти вонзились в его руку, но он не закричал. Он перехватил ее запястье, резко вывернул, шагнул вперед, и в следующее мгновение — прижал ее к полу. Он не бил, не ломал кости. Просто удерживал: коленом на плече, и рукой на запястье. Она извивалась, но он был сильнее. Слишком сильный для пустого. — Я сказал, — повторил он. — Ждем. Лира зарычала. Но не двинулась. А Линда продолжала. Она уклонялась от выпадов Лохматого и Маски, которые, потеряв оружие, все равно не сдавались. Они бросались на нее с кулаками, с ножами, которые успели подобрать. Она отбивала. Уворачивалась. Смеялась. — Да вы же идиоты! — кричала она. — Беспросветные идиоты! Вы идете туда, где плоть оживает, где люди улыбаются, как мертвецы, и думаете, что вас защитили какие-то руны? Да как вы вообще еще живы остались? Маска, с разбитой губой, вытерла кровь и закричала в ответ: — Ты — такая же больная, как Весельчак! Ты смеешься, как он! Ты убиваешь, как он! Может ты вообще его родная сестра? Лохматый, пытаясь подняться, потирая ушибленное плечо, добавил, глядя на Леона: — И мы… мы изначально не должны были доверять безумцам. Гаррет, все еще на руках Совуха, сжимал горло обеими руками, будто пытался остановить ту жизнь, что хлестала из него темной, почти черной струей. Кровь текла по груди, капала на лапы зверолюда, пропитывала одежду, стекала на пол с глухим, влажным стуком. Его глаза были расширены, дыхание — хриплое, прерывистое, как у утопающего. Он задыхался. Каждый вдох сопровождался бульканьем, каждый выдох — судорогой. Он умирал. Медленно. Мучительно. Совух — его лицо искажено ужасом — попытался прижать лапу к ране, но кровь била сильнее, чем он мог сдержать. Он потянулся к поясу, к подсумку, где хранились перевязочные материалы, зелья, руны — что угодно, лишь бы остановить это. Его движения были быстрыми, но дрожащими. Он не смотрел на Линду. Не смотрел на бой. Он смотрел только на своего командира, на человека, которого он знал годами, и который сейчас умирал у него на руках. И в этот миг — рука Гаррета вывернулась. Неестественно. Не как у человека. Кость хрустнула, сустав разорвался, но он не вскрикнул. Он ударил. Рука, окровавленная, дрожащая, впилась в морду Совуха. Не просто схватила. Сдавила. Пальцы вонзились в глаза. Глубоко. С такой силой, что костяшки вдавились в глазницы. Совух закричал — звериным, нечеловеческим криком. Он пытался отстраниться, но пальцы уже выдавили то, что не следовало трогать. Сначала один глаз — хрустнул, лопнул, потек желто-белой слизью. Потом второй. И через секунду Совух рухнул на пол, дергаясь, крича, закрывая лапами пустые, кровоточащие впадины, из которых больше не было пути к свету. Линда это увидела. Не удивилась. Только улыбнулась. Широко. Безумно. Ее щеки вспыхнули, как будто от удовольствия. — Вот ты и вылез, — прошептала она. И в следующее мгновение — действовала. Она сделала резкую подсечку Маске и Лохматому, которые, ошеломленные смертью Совуха, не успели среагировать. Они упали, как мешки. Она перепрыгнула через них, словно кошка, и оказалась лицом к лицу с тем, кем был Гаррет. Он стоял. Кровь все еще текла из горла, но уже медленнее. Неестественно медленно. Рана, которая должна была убить за минуты, теперь просто сочилась. Он поднялся, не шатаясь. Его движения стали плавными, холодными, будто в них не было прежней боли. — Как… — прохрипел он. Голос был не Гаррета. На этот раз низкий, хриплый, почти как голос мертвеца. — Как ты узнала? Линда подошла ближе. Меч в руке. Глаза — горят. — Потому что ты, Каррек, — сказала она, — просто идиот. Ты думаешь, я не знаю, как выглядит настоящий человек? Ты не Гаррет. Каррек — потому что это был он, слуга Весельчака, один из тех, кто умеет входить в других — медленно наклонился, схватил меч, который когда-то принадлежал Гаррету. Поднял его. Замахнулся. Без крика. Линда не отступила. Она сменила стойку. Ее тело выгнулось, как пружина, и в следующее мгновение — она бросилась вперед. Ее клинок свистнул, рассекая воздух, и одним движением — точным, как удар молнии — срубил обе руки Каррека по локти. Они упали на пол вместе с мечом, с хрустом. Кровь хлынула из обрубков, как из прорванного водопровода. Каррек закричал. Не от боли, но от ярости. От осознания, что его план провалился. — Ты зря… — прохрипел он, падая на колени, смотря на свои обрубки. — Ты зря расстроила Весельчака. Он был готов принять тебя. Он хотел, чтобы ты была с ним. Он предлагал тебе все. А ты… ты отвергла его. Теперь он не будет просить. Он разрушит все на своем пути. Он сожжет этот город. Он убьет всех, кто стоит между вами. И когда ты будешь одна, когда не останется никого, кто бы тебя защитил… он придет. Маска и Лохматый поднялись с пола, словно два призрака, возвращенные из пепла. Их лица были искажены грязью, кровью и шоком. Маска, вытирая разбитую губу тыльной стороной ладони, смотрела то на тело Совуха, все еще дергающееся на полу, то на обрубки, торчащие из плеч Каррека, и наконец взорвалась: — Какого черта тут происходит?! Что ты наделала, сука?! Линда стояла посреди комнаты, меч в руке все еще дымился, как будто клинок впитал в себя жар битвы. Она не обернулась сразу. Сначала медленно вытерла лезвие о штанину, потом повернулась к Маске. Ее седые волосы были растрепаны, на щеках — брызги крови, но глаза… ее красные глаза горели, как угли в костре. — О, — протянула она, голосом, в котором звенела насмешка, — познакомьтесь. Маска — это Каррек. Каррек — это Маска, — она улыбнулась, шрам на губе дрогнул. — Каррек — правая рука Весельчака. Его «Кукловод». Тот, кто лепит кукол из плоти и заставляет их ходить, смеяться, убивать. И, похоже, одной из своих кукол он сделал… — она кивнула на тело Гаррета, — его. Он не просто убил Гаррета. Он влился в него. Как червь в яблоко. Как тень в тело. Гаррет умер в тот самый миг, когда Каррек вошел в него. Вы шли с мертвым человеком. Вы разговаривали с мертвым. И доверяли вы тоже мертвому. Каррек, все еще на коленях, с обрубками вместо рук, застонал. Глаза его закатились, лицо исказилось. Он не смотрел на Линду. Он смотрел сквозь нее. И вдруг — рванул. Он прыгнул, как зверь, с последним остатком сил, с последним порывом безумной веры в то, что сможет еще что-то сделать. Но Линда уже не смеялась. Один взмах. Быстрый. Точный. Без лишнего движения. Меч свистнул, рассекая воздух, и голова Каррека отлетела в сторону, ударилась о стену и упала с глухим стуком. Тело рухнуло. Не с криком. Не с дрожью. Просто выключилось. Плоть, которая больше не управлялась, перестала жить. Тишина. Лира, которую Леон все это время держал прижатой к полу, наконец выдохнула. — Отпусти, — сказала она. Голос был тихим, но твердым. — Хватит. Леон молча отпустил ее. Он отошел, встал у стены, как будто возвращался в свою роль наблюдателя, пустого. Лира поднялась. Медленно. Ее лисьи уши дрожали. Она отряхнула куртку, поправила повязку на руке, потом посмотрела на Линду. — Как ты поняла? — спросила она. — Как ты узнала, что это не Гаррет? Линда подняла голову. Осмотрелась. На мгновение она выглядела задумчивой, как будто и вправду искала ответ в узорах на камне, в свете кристалла, в запахе крови. — М-м-м… — протянула она, проводя пальцем по шраму на лбу. — Интересный вопрос, — она улыбнулась. — Но ответ — секрет. У тебя же тоже есть свои секреты, лисичка. Ты ведь не простая служанка. Так почему я должна выкладывать все? Маска, все еще на коленях рядом с Совухом, подняла голову. Ее лицо было искажено гневом и болью. — Этот секрет стоил жизни Гаррету! — закричала она. — Он был нашим командиром! Нашим другом! Линда обернулась. Ее улыбка исчезла. В ее глазах вспыхнуло что-то холодное. — Не-не-не, — сказала она. — Не говори глупостей. Гаррет погиб еще до того, как вы вышли из убежища Весельчака. Тот, с кем вы шли… это был уже не он. Это был кусок плоти, который выдавал себя за Гаррета. Лохматый бросился к Совуху и Маске, его густые, растрепанные волосы прилипли ко лбу от пота и крови. Он опустился на колени рядом с телом своего товарища и замер. Его глаза расширились, рот приоткрылся, но ни звука не вырвалось наружу. Он просто смотрел. Смотрел на пустые, окровавленные впадины, где еще секунду назад были глаза. Где еще секунду назад был Совух. Его руки дрожали, когда он достал из подсумка зелья — пузырьки с тусклой жидкостью, рулон черного бинта, пучок сухих трав, пахнущих чем-то горьким. — Черт… черт, черт, черт… — бормотал он, пытаясь прижать бинт к лицу Совуха, но тот тут же пропитался кровью. — Он же ничего не видит… он же слепой… Он поднял голову на Маску, которая придерживала голову Совуха, бледная. — Мы облажались, Маска, — прошептал он, а потом почти закричал. — Мы полностью облажались! Эта тварь, что притворялась Гарретом, чуть не убила Совуха! Если бы не эта… эта безумная девчонка… — он кивнул на Линду, — Мы бы все легли. Все четверо. И никто бы не узнал, что с нами случилось. Маска не ответила. Только сжала челюсти. Ее взгляд метнулся к Линде, потом к Леону, потом к телу, в котором еще недавно был ее командир. В ее глазах не было благодарности. Было осознание. Осознание того, что они были не разведчиками. Они были приманкой. Леон стоял у стены, как будто все происходящее касалось его лишь краем. Он смотрел на тела. На кровь. На меч Линды, с которого все еще стекала темная струйка. Потом он повернулся к ней. Его желтые глаза, пустые и глубокие, встретились с ее красными. — Зачем? — спросил он. Голос был тихим, но резким, как лезвие. — Зачем он… тот, кто был в Гаррете… зачем он рассказал Маркусу об убежище Весельчака? Почему направил нас туда? Линда фыркнула. Не громко. Сухо. Как будто он задал самый глупый вопрос в мире. — Да очевидно же, — сказала она. — Весельчак хочет, чтобы мы пришли к нему. Хочет, чтобы мы спустились в его логово. Хочет, чтобы мы увидели, во что он превратился. Она подошла к нему. Близко. Очень близко. Так близко, что он чувствовал ее дыхание на своей коже. Она стряхнула с лезвий последние капли крови, потом вложила их в ножны. Потом подняла руку и ткнула пальцем ему в грудь, с усилием. — Но знаешь, что я тебе скажу? — прошептала она. — На этот раз мы пойдем к нему, но не как гости, — она улыбнулась. Шрам на губе дрогнул. — Мы пойдем к нему с похоронной. В последний раз. Потому что после этого… его не будет.