Бакудеку ангел хранител

Логово Бакуго заполнила зловещая тишина. Тусклый красный свет мерцал на стенах, отражаясь от металлических цепей, скрепляющих тела пленников. Там уже сидели те, кто когда‑то посягнул на Деку, пытаясь сломать его. Теперь к ним добавились новые — похитители, два месяца мучившие его без сна. Их лица были искажены ужасом. Никто не смел поднять голову и взглянуть в глаза ангела. У центра зала стоял Бакуго. Его свет больше не был мягким — он переливался, как раскалённое пламя, готовое пожрать всё на своём пути. — Вы думали, это игра, — начал он медленно, его голос отразился эхом от каменных стен. — Думали, что можно коснуться его, причинить боль, забрать то, что вам не принадлежит. Он сделал шаг вперёд. Цепи с лязгом натянулись, некоторые пленники вскрикнули. — Но вы забыли одну вещь, — продолжал Бакуго. — Он — мой. Его сила, его жизнь, его сердце. Всё, что связано с ним, под моей защитой. А те, кто осмелится оскорбить или унизить его, становятся моими жертвами. Бандиты зашептались, кто‑то захрипел, умоляя о пощаде. Но Бакуго даже не моргнул. — Вы хотите пощады? — усмехнулся он холодно. — Когда он два месяца висел в цепях, просил ли он вас о пощаде? Тишина. — Нет, — рявкнул Бакуго. — Потому что в нём — сталь. Он терпел боль и молчал, чтобы защитить всех, кого любит. Вы даже представить не можете его силу. Он поднял руку. В воздухе вспыхнули огненные линии, складывающиеся в сияющую печать. — А теперь… моя очередь. Первый удар пришлось лишь слышать. Оковы загорелись, создавая в телах пленников ощущение обжигающего жара. Крики раздались повсюду, сотрясая стены. Но это было только начало. — Это — лишь малая доля того, что он пережил, — произнёс Бакуго. — Терпите. Каждый, кто когда‑то прикоснулся к Деку со злобой, теперь чувствовал, как их собственное тело превращается в поле боли. Огненные линии обвивали их, врезались в кожу огненными браслетами. Некоторые молили о смерти, но Бакуго только ухмылялся. — Смерть? Слишком просто. Вы будете жить. Жить и помнить, что значит посметь прикоснуться к тому, кого я храню. Он подошёл ближе к одному из похитителей, тому самому, который первым ударил Деку два месяца назад. Склонился, глядя прямо в глаза. — Ты… — голос прозвучал почти ласково. — Ты бил его, думая, что никто не защитит. Ты ошибся. Теперь я — здесь. Он коснулся его лба пальцами. В тот же миг в голове пленника раздался оглушительный шёпот — тысячи голосов, отражающих его собственные крики. Мужчина взвыл, изгибаясь в оковах. — Слышишь? — Бакуго наклонился ещё ближе. — Это твои собственные крики. И они будут с тобой каждую минуту, пока я не решу, что ты выстрадал достаточно. Он выпрямился, обвёл взглядом всю толпу пленников. — Я буду питаться вашей ненавистью, вашей злостью, вашим страхом. И чем больше вы кричите, тем крепче мой свет — тем светлее его мир. На возвышении, прикрытый тканью и щитом самого ангела, сидел Деку. Его ещё слабое тело восстанавливалось, но он видел происходящее и не мог не дрожать. — Бакуго… — прошептал он, — хватит… Ангел повернулся, его сияние на мгновение смягчилось. — Это ради тебя. Я не позволю им уйти безнаказанными. — Но если ты… — голос Деку дрожал, — если ты перегоришь, станешь таким же, как они?.. На мгновение Бакуго замер. Его глаза встретились с глазами Деку. — Я никогда не стану, как они, — произнёс он твёрдо. — Потому что у меня есть ты. И он вновь повернулся к пленникам, продолжая свой «суд». Из углов логова символы засверкали ярче, образуя круг. Пламя закружилось в воздухе. — Испытайте всё, — произнёс Бакуго. — Голос собственной боли. Тревогу изнутри. Бессилие, когда на вас смотрит тот, кто решает вашу судьбу. И всё это обрушилось на них сразу, как шторм из страха и боли. Зал был наполнен стонами, криками и эхом. Бакуго стоял в центре, сияя, словно пылающий судья мира. — Это только начало, — холодно сказал он. — Я никуда не спешу. У нас впереди вечность. Крики пленников разносились по логову, заполняя каждый угол. Оковы дрожали, стены пропитывались эхом боли. Бакуго стоял в центре, словно жрец перед алтарём ярости. Свет вокруг него больше напоминал не покой небес, а пылающий костёр, в котором сгорают грехи. — Вы хотите понять, почему я не отпускаю? — закричал он, его голос прорезал вопли, словно молния. — Потому что вы напали не на случайного парня. Вы тронули его. Он указал рукой на Деку, сидящего в стороне, укрытого сияющим щитом. — Его! Того, кто смог выдержать всё, что вы на него обрушили, и не сломаться. Кто до последнего не сдался. А я — его ангел, его стена. И вы запомните: за каждую секунду его боли будете платить часами своей. Бакуго щёлкнул пальцами. Оковы начали менять структуру: теперь они не просто сковывали, а будто врезались в саму душу пленников. Они чувствовали каждую ошибку своей жизни заново — но теперь в десять раз сильнее. Их собственные воспоминания стали для них пыткой. — Я заставлю вас пройти всё, что прошёл он, — холодно сказал ангел. — Сон, наполненный кошмарами. Усталость, рвущая тело на части. Болезненное ощущение, будто каждое дыхание даётся с кровью. И это падало на них, как лавина. Пленники закатывали глаза, кричали, некоторые теряли сознание, но тут же приходили в себя вновь — не по своей воле, а по воле Бакуго. — Вы будете помнить эти дни всегда. И даже когда я освобожу вас, эта метка останется в вашей душе. Каждый раз, как закроете глаза, увидите небо, услышите шёпот ветра — вы будете вспоминать его лицо, и вспоминать страх. Ангел шагнул ближе к одному из тех, кто мучил Деку сильнее всех. — Ты заставлял его кричать, — произнёс он, наклоняясь. — Теперь ты кричишь сам. И это будет длиться до тех пор, пока я не увижу в твоих глазах понимание. Он провёл пальцем по воздуху, и цепь словно ожила, обвиваясь вокруг горла пленника. Тот захрипел, но не умер — оковы не давали ему уйти в смерть, они лишь делали его дыхание мукой. Бакуго ухмыльнулся. — Живи. Живи и помни. Деку в это время пытался подняться. Его тело всё ещё было слишком слабым после месяцев заточения, но сердце не выдерживало. Он смотрел на происходящее с ужасом. — Бакуго!.. — позвал он, голос сорвался, но был полон отчаяния. — Хватит… Ты уже показал им! Ангел замер на мгновение. Его глаза встретились с глазами Мидории. Там, за стеной гнева, Бакуго увидел то, что всегда возвращало его к себе — тепло. Чистоту, которую он поклялся защищать. — Ты… — прошептал он, опуская руку. — Ты всё ещё умудряешься останавливать меня… даже вот так. Пламя вокруг него стало тише, хотя цепи продолжали держать пленников. Крики стихли, превратились в тяжёлое дыхание и шёпот мольбы. Бакуго окинул их последний раз взглядом. — Я не убью вас, — произнёс он холодно. — Но вы будете жить с памятью обо мне. Я стану вашим кошмаром, вашей тенью, вашим дыханием в темноте. И каждый раз, как вы задумаете причинить зло, вспомните этот момент. Он щёлкнул пальцами. Огонь разошёлся по кругу, и оковы сжались, но не разрушились. Они превратились в клеймо, запечатавшееся в телах злодеев. Метка Бакуго останется с ними навсегда. — Всё, что вы сделали с ним, будет возвращаться к вам снова и снова. Повернувшись, он пошёл к Деку. Поднял его с треснувшего кресла и прижал к груди. — Они ничего больше не сделают, — сказал он тихо. — Теперь они вечно будут помнить, что значит коснуться тебя без права. Деку прижался к нему. Его сердце всё ещё сжималось от страха за Бакуго — за то, что он перегорит в этой ненависти. — Пожалуйста, вернись ко мне… — прошептал он. — Не теряй себя в этом. Бакуго наклонился, их лбы соприкоснулись. — Я здесь, — ответил он мягче. — Я не потеряю себя. Потому что у меня есть ты. Логово вновь стало тихим. Пленники стонали в углах, но уже не смели кричать так громко. Они поняли: это бесполезно. Их судьба была решена. А в центре стояли двое — ангел и его хранёный, связанные не цепями, а любовью. Бакуго усмехнулся, чуть коснувшись губами уха Деку. — Видел? Никто больше не посмеет. Потому что все знают — стоит коснуться тебя, и я превращу их жизнь в ад. Деку покраснел, его дыхание сбилось, но в глазах сияло нечто большее — доверие. — Тогда будь всегда рядом… — тихо сказал он. Бакуго улыбнулся. Улыбка была не хищной, а настоящей, тёплой. — Всегда, Деку. И даже дольше. На этот раз в логове властвовала не ненависть, а клятва. А за стенами уже собиралась тьма новых событий — ведь их история только начиналась.