Бакудеку ангел хранител

Крики пленников разносились по логову, заполняя каждый угол. Оковы дрожали, стены пропитывались эхом боли. Бакуго стоял в центре, словно жрец перед алтарём ярости. Свет вокруг него больше напоминал не покой небес, а пылающий костёр, в котором сгорают грехи. — Вы хотите понять, почему я не отпускаю? — закричал он, его голос прорезал вопли, словно молния. — Потому что вы напали не на случайного парня. Вы тронули его. Он указал рукой на Деку, сидящего в стороне, укрытого сияющим щитом. — Его! Того, кто смог выдержать всё, что вы на него обрушили, и не сломаться. Кто до последнего не сдался. А я — его ангел, его стена. И вы запомните: за каждую секунду его боли будете платить часами своей. Бакуго щёлкнул пальцами. Оковы начали менять структуру: теперь они не просто сковывали, а будто врезались в саму душу пленников. Они чувствовали каждую ошибку своей жизни заново — но теперь в десять раз сильнее. Их собственные воспоминания стали для них пыткой. — Я заставлю вас пройти всё, что прошёл он, — холодно сказал ангел. — Сон, наполненный кошмарами. Усталость, рвущая тело на части. Болезненное ощущение, будто каждое дыхание даётся с кровью. И это падало на них, как лавина. Пленники закатывали глаза, кричали, некоторые теряли сознание, но тут же приходили в себя вновь — не по своей воле, а по воле Бакуго. — Вы будете помнить эти дни всегда. И даже когда я освобожу вас, эта метка останется в вашей душе. Каждый раз, как закроете глаза, увидите небо, услышите шёпот ветра — вы будете вспоминать его лицо, и вспоминать страх. Ангел шагнул ближе к одному из тех, кто мучил Деку сильнее всех. — Ты заставлял его кричать, — произнёс он, наклоняясь. — Теперь ты кричишь сам. И это будет длиться до тех пор, пока я не увижу в твоих глазах понимание. Он провёл пальцем по воздуху, и цепь словно ожила, обвиваясь вокруг горла пленника. Тот захрипел, но не умер — оковы не давали ему уйти в смерть, они лишь делали его дыхание мукой. Бакуго ухмыльнулся. — Живи. Живи и помни. Деку в это время пытался подняться. Его тело всё ещё было слишком слабым после месяцев заточения, но сердце не выдерживало. Он смотрел на происходящее с ужасом. — Бакуго!.. — позвал он, голос сорвался, но был полон отчаяния. — Хватит… Ты уже показал им! Ангел замер на мгновение. Его глаза встретились с глазами Мидории. Там, за стеной гнева, Бакуго увидел то, что всегда возвращало его к себе — тепло. Чистоту, которую он поклялся защищать. — Ты… — прошептал он, опуская руку. — Ты всё ещё умудряешься останавливать меня… даже вот так. Пламя вокруг него стало тише, хотя цепи продолжали держать пленников. Крики стихли, превратились в тяжёлое дыхание и шёпот мольбы. Бакуго окинул их последний раз взглядом. — Я не убью вас, — произнёс он холодно. — Но вы будете жить с памятью обо мне. Я стану вашим кошмаром, вашей тенью, вашим дыханием в темноте. И каждый раз, как вы задумаете причинить зло, вспомните этот момент. Он щёлкнул пальцами. Огонь разошёлся по кругу, и оковы сжались, но не разрушились. Они превратились в клеймо, запечатавшееся в телах злодеев. Метка Бакуго останется с ними навсегда. — Всё, что вы сделали с ним, будет возвращаться к вам снова и снова. Повернувшись, он пошёл к Деку. Поднял его с треснувшего кресла и прижал к груди. — Они ничего больше не сделают, — сказал он тихо. — Теперь они вечно будут помнить, что значит коснуться тебя без права. Деку прижался к нему. Его сердце всё ещё сжималось от страха за Бакуго — за то, что он перегорит в этой ненависти. — Пожалуйста, вернись ко мне… — прошептал он. — Не теряй себя в этом. Бакуго наклонился, их лбы соприкоснулись. — Я здесь, — ответил он мягче. — Я не потеряю себя. Потому что у меня есть ты. Логово вновь стало тихим. Пленники стонали в углах, но уже не смели кричать так громко. Они поняли: это бесполезно. Их судьба была решена. А в центре стояли двое — ангел и его хранёный, связанные не цепями, а любовью. Бакуго усмехнулся, чуть коснувшись губами уха Деку. — Видел? Никто больше не посмеет. Потому что все знают — стоит коснуться тебя, и я превращу их жизнь в ад. Деку покраснел, его дыхание сбилось, но в глазах сияло нечто большее — доверие. — Тогда будь всегда рядом… — тихо сказал он. Бакуго улыбнулся. Улыбка была не хищной, а настоящей, тёплой. — Всегда, Деку. И даже дольше. На этот раз в логове властвовала не ненависть, а клятва. А за стенами уже собиралась тьма новых событий — ведь их история только начиналась.Время шло. С каждым днём тело Деку крепло, но воспоминания о плене всё ещё грызли изнутри. Уроки, тренировки, шум академической жизни — всё это помогало отвлечься. Но ночью, в тишине, оставались лишь тени прошлого. И в эти моменты рядом всегда оказывался он. Бакуго появлялся в комнате, присаживался рядом, касался плеча своим холодным, но живым светом. — Ещё кошмар? — спрашивал тихо. — Да… — признавался Деку, опуская взгляд. — Тогда слушай, — и Бакуго начинал говорить. Иногда грубо, иногда с подколкой, но каждое его слово было настоящим якорем. «Ты сильнее, чем думаешь». «Ты не сломался — и этим уже победил». «Я рядом. Всегда». С этими словами приходил сон — не страшный, а удивительно спокойный. В Академии Деку всё чаще ловил на себе заинтересованные взгляды. Его внутренняя перемена ощущалась не только для него самого. Он стал сдержаннее, увереннее, его движения — более чёткими. Конечно, никто не знал, что часть этой силы исходила от ангела, невидимо сопровождавшего его даже на тренировках. Иногда, когда Мидория выбивался из сил, тихий голос шептал в его ухе: — Давай, ещё немного. Я ведь знаю, что ты можешь. И он поднимался, шёл вперёд, удивляя преподавателей и своих товарищей. Но больше всего Деку поражало то, как изменился сам Бакуго. Да, он по‑прежнему оставался резким, прямым, вспыльчивым. Но в его словах теперь всё чаще звучала забота. Он больше не скрывал её под маской. — Ты должен есть больше, — ворчал он вечером, когда видел полупустой ужин в руках Деку. — Хочешь, лично прослежу, чтобы тарелка была чистой? — Ты не ешь… — пробормотал Мидория, краснея. — Я и не должен! — ухмыльнулся Бакуго. — Я теперь ангел. А твоя работа — быть сильным. Для нас двоих. Подобные сцены стали их новыми «ритуалами». Однажды вечером, когда они снова сидели на крыше, Деку решился. Его сердце билось так, что казалось — его услышат даже внизу. — Бакуго, — начал он, — я хочу сказать тебе… — Что? — ангел склонил голову набок, его глаза сверкнули интересом. — Я… больше не боюсь. — Деку сделал глубокий вдох. — Я думал, что вся эта тьма внутри меня будет жить всегда. Но с тобой… она уходит. И я… Он замолчал, не в силах подобрать слова. Бакуго усмехнулся, но мягко. — Бестолочь, — сказал он. — Ты вообще понимаешь, что уже сказал? — Что? — Мидория удивлённо моргнул. — Ты сказал, что я для тебя — свет. А значит, ты уже признал, что мы связаны. — Ухмылка стала тёплой. — Чего ещё бояться? Деку почувствовал, как лицо вспыхнуло. — Я… правда… — он опустил глаза. — Я люблю тебя, Бакуго. Секунда тишины. Звёзды мерцали где‑то над ними, ночь ждала ответа. А потом ангел резко приблизился и целеустремленно прижал его губами к себе. Поцелуй был долгим, жёстким, страстным, полным накопленных эмоций. — Ну вот, наконец, сказал, — выдохнул он, когда отстранился. — Я тебя тоже, идиот. И так было всегда. В ту ночь они сидели рядом, склонив головы друг к другу. Деку впервые за долгое время ощущал не просто спокойствие, а ясное счастье. Бакуго обнял его за плечи и глухо сказал: — Что бы ни было дальше, помни: твоя боль всегда будет моей болью. Но и твоя радость — моя радость. Я не допущу, чтобы снова украли у нас время. — Я верю тебе, — мягко ответил Деку. И в этой клятве они нашли новый смысл.