Дом под кожей

«Порой тишина звучит громче крика»

                   На третий день после приезда Мира проснулась от ощущения, будто кто-то стоит рядом с кроватью.             Не шум, не шаги – просто присутствие. Словно в воздухе повисло напряжение, как слабый ток.             Она открыла глаза – никого. Только шторы покачивались, хотя окна были закрыты.             Мира взглянула на свои руки. Те едва заметно дрожали.             Я в порядке. Это просто дом. Здесь холодно. Он старый. Всё понятно.                    На кухне не оказалось баночки с кофе.             Она точно помнила: ставила её на полку слева – между сахарницей и пачкой макарон. Помнила, как закручивала крышку.             Теперь на этом месте стоял заварной чай, который она даже не открывала.             Мира перебрала весь шкаф. Кофе не было. Ни на полках, ни в мусоре.             Ты могла поставить его не туда. Или забыть, что допила. Это ничего не значит.                    Позже, когда она собиралась постирать вещи, пошла за порошком в подсобку.             В углу лежала детская перчатка. Маленькая, розовая, с узором снежинки.             Мира замерла.             Подняла её. На внутренней стороне – бирка: О. Стоун.             Она затаила дыхание. Эти инициалы… слишком знакомы.             Оливия?             Нет. Это невозможно. Этого не может быть.             Она поднялась наверх и спрятала перчатку в ящик.                    Позже – в том же ящике – её не оказалось.                    Днём Мира решилась проветрить подвал. Несмотря на предупреждение тёти.             Ключ не подошёл. Но дверь была… приоткрыта. Всего на пару миллиметров – но достаточно, чтобы из щели тянуло сыростью, плесенью и чем-то ещё. Почти как гарь. Но застарелая.             Она коснулась ручки. Та была влажной. Или это только казалось?             В доме вдруг раздался звон. Лёгкий, металлический – будто по полу прокатился стеклянный шарик.             Мира отпрянула. Плотно закрыла дверь. Засов заедал.             Она вернулась наверх.                    Вечером, когда солнце клонилось к закату, она включила старое радио – просто чтобы заглушить тишину.             Волны шипели. На одной из частот – голос.             Детский. Песенка.             Слов она не разобрала – но мелодия была до боли знакомой. В ней было… что-то тревожное.       

Не буди меня, пока горит…

Пальцы, пальцы, ночь как нить…

Где-то в доме… кто-то спит…

                   Она резко выключила радио.             Мелодия продолжала звучать ещё пару секунд – внутри головы. Потом исчезла.                    Перед сном она снова нашла чашку.             Теперь – не на кухне, а у входной двери.             На ней – отпечаток детской ладони. Пыльный. Но свежий.             В ту ночь она больше не спала.             Она сидела и слушала дом.                    А дом дышал. Скрипел.             И – казалось – ждал.                    Когда она в третий раз за день заметила, что выключатель в коридоре оказался в другом положении, чем с утра, Мира села в кресло у окна и закрыла лицо руками.             – Этого не может быть, – прошептала она. – Ты просто путаешь.             Но в глубине – там, где живёт интуиция, а не разум – уже звучало уверенное нет.             Она ничего не путала.                    Что-то менялось само по себе.             Чашки. Двери. Свет.             А теперь – звуки.                    Мира подошла к стене в холле и приложила ладонь к обоям.             В этом углу под половицей шла старая вентиляция, ведущая в подвал. Она помнила, как в детстве бросала туда игрушки – они исчезали, проваливаясь в темноту.             Теперь из той щели, прячущейся у плинтуса, доносился звук.             Словно кто-то шептал – слишком тихо, чтобы различить слова. Но голос был высокий. Детский.             И ритм… будто перешёптывание:             – Шшш-шшш… шшш…                    Она отпрянула. Сердце билось в висках. Каждая мышца напряглась – тело готово было бежать.                    Мира распахнула окно. Холодный осенний воздух ворвался внутрь – и на секунду ей стало легче.             Потом сверху донеслось скольжение. Как будто поцарапали деревянный пол.                    Она глубоко вдохнула – и пошла наверх.             Комнаты были пусты. В её спальне всё стояло на своих местах. Но…             Книга на прикроватной тумбе – та, которую она положила в середину стопки – теперь лежала сверху.             На обложке – еле различимая надпись, сделанная детской рукой:             Мне здесь не нравится.                    Мира резко захлопнула книгу. Сердце ударило в груди.             Ты просто не выспалась. У тебя стресс. Это – старый дом. Последствия тишины. И одиночества.                    Она встала. Пошла в ванную. Включила холодную воду. Умылась. Взглянула в зеркало.             И отшатнулась.                    В отражении – её лицо. Уставшее.             Но за спиной, в глубине комнаты, мелькнуло движение. Быстрое, низкое – словно кто-то пробежал.             Она резко обернулась. Никого. Только пустой коридор.                    Вечером она нашла на кухне ту самую тетрадь, которую спрятала в ящик.             О. Стоун.             Теперь – открытая.             Первая страница – пуста.             На второй – одна фраза:                    Я всё ещё здесь.                    Мира села. Руки дрожали.                    И вдруг – резкий стук в окно.             Она вздрогнула. Подскочила. На стекле – никого. Только листья, бьющиеся о раму.             Но на подоконнике – след. Маленькая ладонь. Пылью. Левее центра.                    Она не знала, что происходит.             Но точно знала: дом начинал говорить.             А она – начинала слушать.