Дом под кожей

«Зеркала не лгут – они просто отражают не ту сторону»

                   Дождь стих к рассвету, оставив за собой серое, выжженное утро. Туман вползал в окна, будто тянулся внутрь, заволакивая комнаты молочным, мёртвым светом. Всё звучало глуше – даже собственные шаги. Мебель будто затаилась, прислушиваясь.                    Мира решила прибраться в кладовке. Прежняя хозяйская привычка – убирать, когда не хочешь думать.                    Среди коробок её взгляд зацепился за одну – старая, с бумажной лентой по краям, запылённая, с потемневшими пятнами времени. Она помнила её. В детстве в ней лежали рулоны обоев. Сейчас – пыль, свёрнутая газета, открытки, и… фотографии.                    Большинство снимков – смазанные, выцветшие, безымянные. Родственники. Пожелтевшие письма.             Но одна фотография остановила её.                    Девочка, лет пяти. Светлые волосы, чуть вьются. Платье в цветочек, тонкое, как на открытках из 80-х. Она облокачивается на перила в саду и смотрит в камеру.             Простая сцена. Почти стерильная. Но что-то в лице – как удар под дых.                    Мира не могла оторваться. Улыбка – слишком знакомая. Контур бровей. Ямочка на подбородке.             Как будто… её отражение, но уменьшенное, в другом времени.                    На обороте – аккуратная, твёрдая подпись тёти:              «О. Стоун. Лето. 5 лет».                    Сердце сбилось, как запнувшиеся часы.             О. Стоун. Оливия. Оливия Стоун.                    Имя будто ударило в затылок – глухо, как железный колокол, заржавевший от молчания.             Мира отнесла фото на кухню. Положила рядом с чашкой. Не могла смотреть – и не могла не смотреть.                    – Почему я тебя знаю?.. – прошептала она. Голос сорвался на полуслове, будто кто-то другой говорил её губами.             – Мы… встречались?                    Девочка на фото молчала. Только продолжала улыбаться. Слишком спокойно. Слишком уверенно.       <tab>«А может… это я?»                    Мысль хлестнула, как удар током.             НЕТ.             Но если… если она действительно себя не помнит?                    Мира встала, подошла к зеркалу. Вгляделась. Лицо, черты, глаза.             А если бы она была другой? Рождена в другой семье? В другом теле? В другом прошлом?             А если в ней жили сразу две – та, что осталась… и та, что исчезла?                    И вдруг в дальней комнате пахнуло дымом.             Резко. Не древесным. Не сигаретным.             А как от горящей бумаги. Мокрой, с плесенью.                    Окно было распахнуто. Но ветер шёл с другой стороны.             Она бросилась туда. Никого. Только дрожь по позвоночнику.                    Тетрадь – "О. Стоун". Она снова взяла её. Полистала.             На пятой странице – новая надпись.             «Я была хорошей. Ты обещала»                    Мира выронила тетрадь. Та шлёпнулась на пол, страницы затрепетали, будто что-то выдыхали сквозь бумагу.             Хотя окна были закрыты.                    На следующее утро – в зеркале снова что-то мелькнуло.             Теперь она успела повернуться.             Никого.             Но отражение запоздало – на долю секунды. И в нём…             Фигура пониже ростом. Детское платье. Узкие руки.             Силуэт, как смазанная фотография.             И – исчез.                    Это её воображение.             Или… это дом. Или – прошлое.             Или всё вместе.                    Может, она просто вспоминает то, что обещала забыть.                    Мира провела пальцами по фото. Угол загнут – кто-то держал её слишком крепко.             Лицо девочки – открытое, глядящее прямо в душу.             С доверием.                    – Оливия… кто ты? – почти шёпотом.                    Голос звучал так, будто вырвался из чужого горла.             Она поставила фото на подоконник, напротив раковины.             Пожалела мгновенно. Теперь взгляд девочки чувствовался в спине.             Не злой. Но обиженный.             Как если бы ты кого-то забыл – но он тебя помнит.                    В кладовке – она снова рылась в пыли. На верхней полке нашла стопку старых книг.             "Маленький принц", "Дом, который построил Джек", "Элла и тени".             На форзаце – детская надпись:              «Оля С.»                    И тогда она вспомнила. Голоса в детстве.             – Оля больше не придёт. Дом её проглотил.                    Соседские дети. Игра. Глупость.             Но фраза всплыла, будто воздух после долгого молчания.                    Она села прямо в пыли. Обняла книгу. Её трясло.                    Утром – импульс.             Сжечь фото.                    Мира положила снимок в раковину. Зажгла спичку. Пламя лизнуло край.             Вместо запаха бумаги – что-то другое. Жестокое. Как жгли куклу. Воск. Волос.             Фотография скрутилась, как будто от боли.             Но не исчезла.             Только почернела.             А лицо – всё ещё там.             И в глазу – отражение огня.                    Мира ахнула. Залила водой. Дым ел глаза.             Остаток снимка дышал, как кожа после ожога.             И тогда она впервые почувствовала стыд.             Как будто сделала нечто ужасное.             Но не могла вспомнить – что.                    Она села на кровать. Открыла тетрадь.             На новой странице – карандаш:                    «Ты же обещала, что я не исчезну»                    Сердце Миры зашлось. Она захлопнула тетрадь. Бросила на пол.             Закрыла лицо руками.             Что, если всё это не бред?             А правда, вытесненная, забытая?                    Что, если она действительно что-то пообещала?             Но кому?                    Ночью – дождь. Барабанил по крыше, как старая песня.             А из-за стены – в точке, где раньше был проход в подвал – раздался стук.                    Три раза.             Чётко.             Ритмично.             Как зов.                    Кто-то в доме есть.             Или был.             Или остался.                    Потому что она пообещала.