Gremlin

Желание Блэр надеть платье Чэвон быстро пресекла, как и отмела идею обуть туфли на шпильке. Непрактично. На концерте важнее всего удобство — это же не свидание с парнем. Согласившись с доводами подруги, в ответ та уговорила примерить мерч Бана. Одежду его продюсеры делали стильную, стоило признать, поэтому Дэвис заказала её ещё после первых понравившихся альбомов. Надевать не особо хотелось, но Блэр смотрела на неё слишком умоляющими глазами. Всё-таки это подарок на день рождения, можно и потерпеть. — Только дай мне чёрную, она нейтральная, — сдалась Пак, обречённо оглядев ткань, быстро оказавшуюся в руках. — Буду выглядеть как настоящая фанатка. — Чэвон! — в комнату в пижаме забежала Ноа и сняла с шеи подвеску, протянув девушке. — Держи, я это у мамы нашла. Сначала растерявшись от жеста малышки, она стала рассматривать побрякушку, которую никогда не видела у Дэвис. Девочка переступала с ноги на ногу в нетерпении, когда та примет подарок. Расстраивать её не хотелось, Чэвон поспешила надеть украшение и обняла ребёнка. — Спасибо тебе, — прошептала ей на ухо, нежно поглаживая по волосам. Трогательный детский жест обезоруживал, не давая возможности воспротивиться. В этом нет нужды. Без необходимости стоять в очереди, благодаря хорошим билетам, выделенным им, судя по всему, персонально Крисом, девушки успели зайти в бар неподалеку. Хотя Блэр не терпелось попасть на площадку, чтобы вкусить атмосферу предстоящего концерта, Чэвон не терпелось залить в организм побольше алкоголя. Они с Ли слишком похожи — убегали от реальности одинаковыми способами. Пак вовсе не знакома с Баном лично, хотя Минхо о нём часто говорил. Если она перестала быть близка с самим парнем, что говорить о вовлеченности в его жизнь? Её аспекты лишь общими чертами касались мыслей, надолго в них не задерживаясь. По мнению окружающих, эго Кристофера Бана неприлично больших размеров. Так думали его друзья, коллеги и, кажется, каждый встречный. Однако ни один из них не знал, что оно давно сгнило изнутри, как и сам Крис, который изо дня в день проваливался в беспросветную пучину безразличия к жизни всё больше. Ему скучно и ему всё равно. Деньги не приносили удовольствия и не становились причиной тревог. Будь на счету достаточно или сверх меры, Чан старался слить их в ближайшее время, чтобы глаза не мозолили. Если новый релиз не оправдал ожидания поклонников и провалился в продажах, единственной головной болью Бана оставалась его менеджер, пилившая мозги по этому поводу, хотя обычно той он даже не нужен. Вокруг Кристофера всегда много людей, толпа звёзд на афтепати или фанатов перед сценой стадиона. В концертном зале ему одиноко больше, чем где-либо. Тысячи и десятки тысяч людей кричали его имя, боготворили и готовы продать дьяволу душу за единственную ночь с ним. Любая из девушек на автограф-сессии смотрела влюблённо и почти любая согласна на всё, что он предложит, забывая собственное имя от счастья одного лишь его внимания. Мужчина считал, что обмен равноценный. Ему не нужно ничего из себя корчить, пытаться соблазнять или быть обаятельным, те уже знали, кто он, они уже хотели его. В свою очередь, у них оставалось воспоминание о ночи с кумиром — они в расчёте. Когда приходило время турне после выпуска нового материала, концерты сливались перед взором Криса в сплошную линию. Ему неинтересны новые города, тем более люди. Словно он застыл в единственном дне, который повторялся из раза в раз, как заевшая пластинка. Осточертевшая пластинка. Ему давно охота сжечь проигрыватель, остановить черно-белое кино, в котором застрял в последние годы. Чан больше не чувствовал себя творцом, никакого творчества в его работе не осталось. Незаметно для остальных и болезненно для себя он превратился в конвейер. Каждый год новый альбом, куча совместных треков с бездарностями разного масштаба — всё, чтобы не упали рейтинги, чтобы лейблу было, что с него иметь, а поимели с него и его они уже знатно. В этот раз Крис выходил на сцену, словно на эшафот. После предыдущего концерта прошло несколько месяцев, принёсших мнимое спокойствие. Он редко писал музыку, позволяя себе делать что угодно кроме этого. Менеджер подгоняла со сроками, но было плевать. В его голове не рождалась ни единая строчка, будто вовсе разучился писать. Рифмы выходили скверными, больше не удавалось закрывать на это глаза. Пора признать, что он исписался. Огонь, с которым прежде творил, отдавал всего себя и выворачивал душу наизнанку, погас. Сам Чан погас. Петь хиты и песни, сохранившие в себе его талант, словно резать по живому. Микрофон в руках стал ножом, который беспощадно изрезал глотку с каждой нотой. Никто из фанатов не видел этого, к его боли они были слепы. Среди тысяч, кричавших о любви, Бан был одинок. От одиночества сводило внутри, будто пустое сердце сгнило. Он сам был пуст и опустошен. Чёлка лезла в глаза, а лучше бы закрывала весь обзор, чтобы не видеть публику и их сияющие глаза. Крис сам не смотрел на неё, не встречался взглядами с фанатами, как прежде, не искал одобрения и восторженных улыбок. Их лица сливались в одно неразборчивое пятно, вызывая лишь желание отвернуться. Только на встречах после выступления, уже за кулисами среди тех, кто взял билеты, включающие автограф-сессию, Чан выбирал девушку, с которой проведёт ночь или хотя бы несколько часов. Выбирал без энтузиазма, слишком много красивых женщин уже видел, все они стали для него на одно лицо. Необычные причёски и татуировки не запоминались, что уж говорить об именах. В глазах каждой лишь желание обладать им, пусть и мимолетно, но многие наивно уповали на большее. Глупо с их стороны, считал Крис. Когда нет азарта выбирать внешность привлекательнее, Бан ждал последних — так удобнее. Стоило наклониться, прошептать какую-то пошлость и можно уводить. Чем больше он это делал, тем меньше времени тратил на прелюдии и игры. Ему они не приносили удовольствия, необходимости и толка в них всё равно не осталось. Если выступления больше не трогали ни малейшие струны его души, то общение с фанатами и автографы — подавно. От собственной подписи тошнило, он потерял всякий заложенный в ней смысл, даже не старался выводить буквы аккуратно. Давно делал всё спустя рукава. — Можно ещё вот тут? — благоговейно пролепетала Блэр, от стеснения покрасневшая до самых ушей, будто девчонка, какой скоро станет малышка Ноа, и протянула ещё один плакат, купленный перед входом за кулисы. Мужчина шустро выхватил протянутый листок, не поднимая глаз, очевидно желал поскорее закончить. Каким ещё мог быть друг Минхо? Только к заносчивости Ли, не помноженной на бешенную популярность, Чэвон привыкла. Чан к себе совсем не располагал, но и не пытался, наоборот, словно всем своим видом показывал, как ему всё равно. Такая честность в поведении неожиданно польстила, перед ней не расплывались в лживой улыбке и не разбрасывались пустыми словами. Девушку это не оттолкнуло, в конце концов, ей плевать на его творчество, как и на него самого. Крис удивлённо вскинул брови, когда после Блэр подошла очередь Пак. Как раз купленный для неё плакат подруга уже отдала на роспись артисту. Стояла без ничего, поджав губы в вежливой улыбке. На ней красовалась футболка, намекающая вместе с самим нахождение здесь, что ей не так уж всё равно, как казалось. Только ему не казалось. В анализе для Бана не было интереса, стесняется ли девушка или зашла сюда случайно — разницы нет. Он мазнул по её фигуре ленивым взглядом и обернулся, убедившись, что за ней больше никого нет. — Милые шортики, — промолвил Чан, вставая из-за стола. Растерянность от странного комплимента прошла вместе с пониманием. Ей захотелось закатить глаза, когда мужчина подошел к ней вплотную, впервые проявляя заинтересованность хоть в чём-то. До этого он был больше похож на робота, настроенного на сбор макулатуры. Спал с фанатками, серьёзно? Его больше никто не хотел? Только Чэвон бы соврала, если бы сказала, что он не хорош собой. Подтянутое тело и выразительные черты лица сразу бросались в глаза. У девушек, что сохли по нему, был вкус. За потухшим огнём во взгляде всё ещё виднелась харизма, ему стоило лишь дать ей волю. Но тот не делал этого. Бан хотел перейти сразу к действиям, не теряя времени за бессмысленными прелюдиями. Когда чужие руки коснулись спины, Пак вздрогнула. Её много лет не касался никто кроме Хо. Это было странно, инстинктивно возникло желание отстраниться, отвесить пощёчину. Однако девушка не двигалась, застыла под хищным прищуром карих глаз, в которых не нашла ничего кроме похоти. Не встретив сопротивления, мужчина единственный раз улыбнулся, заставив опустить взгляд к губам. К чёрту Ли Минхо! Давно к чёрту. Если он позволял себе пренебрежительное отношение, то Чэвон меньше всех должна мучиться угрызениями совести. Их не было, как и желания остановить нахала. Может, от связи с его другом Ли будет больнее? Больнее, чем от её секса с кем-то другим. Будет ли ему вообще больно? Плевать. Ей просто хотелось выпустить пар, стереть с кожи память о Минхо. За их спинами захлопнулась дверь гримёрной. Крис мог бы провернуть замок, чтобы кто-то случайно не заглянул, но ему не было дела до случайных свидетелей. Никто из коллег не увидел бы ничего нового. Прикосновения к женскому телу в тесном помещении стали откровеннее, уединение позволило быстро переступить через мнимые границы, стирая их напрочь. Сейчас мужчине не нужно ничего кроме разрядки после утомительного выступления, он не нуждался ни в удовольствии от секса, ни в наслаждении от близости с другим человеком. Когда он последний раз вообще чем-то наслаждался? Только быстрое удовлетворение, только быстрые эмоции, помогающие снять стресс. Его пальцы вскоре нащупали молнию на джинсах девушки, и немедля больше, Бан расстегнул её, запуская руку под одежду. Сдавленный стон сорвался с губ, и Чэвон запрокинула голову, разрывая несдержанный поцелуй, чтобы отдышаться. Чан оттянул ткань нижнего белья одной рукой, а другой резко прошёлся по линии вдоль позвоночника под футболкой. Крис спешно стянул ту, чтобы не видеть написанного на ней собственного имени, и швырнул в сторону. На девушке оказался спортивный топ. Пак не ожидала оказаться здесь после концерта. Они всегда надеялись, но никогда не ожидали. Чан привык к этому. Зацепив край ткани пальцами, мужчина потянул его вниз. В ложбинке между грудью висел потрёпанный кулон, такой и пары баксов на барахолке не стоил, хотя напоминал двухцветный турмалин. Бан тряхнул головой, и его взгляд врезался в их отражение в зеркале. Лучше бы Крис не смотрел, просто закрыл глаза, не рассматривая себя под ярким светом ламп. У кого из них меньше самоуважения? С каждой случайной связью, заполняющей его будни, терял его именно он. Следовало накидаться до или после концерта, трезвому от себя становилось невыносимо. С каким остервенением Чан отдавался похоти, с не меньшим желанием, выворачивающим внутренности наизнанку, он резко отстранился от спутницы. Её обдало пронизывающим холодом, оставшимся в комнате от некогда работающих кондиционеров. От контраста после близости разгорячённого тела, девушка распахнула глаза, ища ими мужчину. Бан быстро нашёл бутылку спиртного, припав к горлышку в жадных глотках. Ожидал глупый комментарий насчёт его поведения, но услышал лишь сдавленный смешок. — Есть пепельница? — поинтересовалась Чэвон, попутно вываливая из своей сумки всё содержимое на стол, на котором сидела. Не стала натягивать спущенные джинсы или искать брошенную на пол футболку, она только схватила Chapman со вкусом вишни, ловко выудив из пачки последнюю сигарету. — Потуши обо что найдёшь. Он сегодня не ел, алкоголь неприятно гудел в пустом желудке, но медленно накатывающее расслабление в мышцах вызвало улыбку. Крис не предлагал девушке выпить, она сама взяла отставленную им бутылку. — Где ты откопал эту бодягу? — её лицо искривилось от вкуса, стоило сделать первый глоток. — Взял первое, что нашёл, — хмыкнул мужчина, прикидывая из чьих запасов, взял добычу, хотя, в общем-то, разницы нет. От отвлечённого диалога, которым он не находил места при подобных встречах, чувство вшивости увеличилось. Возможно, сегодня просто не было сил даже секс, зря он её притащил сюда. Бан опустился на пол возле свисавших женских ног, впечатывая взгляд в стену напротив. — Заебало, — сказал в пустоту, разминая шею. — Трахать фанаток? — хмыкнула Чэвон, вновь осознав, что выглядела, как одна из них. Его резко потухший интерес прошёлся по самолюбию не хуже парня, насолить которому она хотела. Девушка надеялась на иной эффект, от разочарования хотелось сбежать, а не погрязнуть в нём пуще прежнего, сидя полураздетой рядом с популярным козлом. В её жизни их стало слишком много. Выпустив последний клубок дыма, что успел скопиться под потолком, Пак с силой вжала истлевшую сигарету в блестящую поверхность и спрыгнула вниз. Надевать пресловутую футболку с его эмблемой не хотелось, но плечи сводило от прохлады — лучше выбора не нашлось. Молча девушка прикрыла за собой дверь, оставляя артиста одного, от её присутствия остался только шлейф яблочных духов и бычок, прожёгший идеально белый туалетный столик. На улице от ветра, забирающегося под одежду, Чэвон поёжилась. Глядя себе под ноги, она пыталась выкинуть из головы произошедшее. Произошедшее вчера в их с Минхо квартире и произошедшее сейчас в чёртовой гримёрной стадиона. Вины не было, но чувство досады накрывало с головой. Она могла вызвать такси, но возвращаться домой не хотела. Это мгновение изо всех сил девушка старалась оттянуть, бездумно бродя по безлюдным улицам. Высота многоэтажных зданий, нависающих над ней, давила, подобно съедающему чувству одиночества. Внутренние органы прожигало бессилием, будто у организма не осталось сил поддерживать жизнеспособность. Пак шла на уровне первых этажей, но ощущала, словно падает с крыши. Падение не заканчивалось, но одновременно с тем её припечатывало к асфальту. Плёнку заело на моменте удара о землю, прокручивая заново десятки раз без возможности остановить. Лишь ставшая нестерпимой боль в ногах заставила найти дорогу к дому вместо бесконечных переулков. Странно продолжать называть это место домом, но она привыкла. Сколько бы боли там не хранилось, вместе с Ли платили аренду и неизменно возвращались туда. Может быть, они уже давно только соседи по комнате? Чэвон зашла в спальню, не проронив ни слова. Ей не хотелось знать, как его дела или как он себя чувствует. Живой и бог с ним. Хотелось только провалиться в беспамятство, надеясь, что во сне её не встретят кошмары, которых хватало наяву. Мужчина бросил на неё взгляд, заметив странный элемент гардероба. На девушке футболка смотрелась вульгарно, инородно, та никогда не носила чей-то мерч. — Как концерт? — буднично спросил Хо, вернув внимание обратно к телефону, не прекращая гладить Дори, что лежала у того на груди и довольно мурчала. Пак молчала, бессмысленно уставившись на отражение в зеркале. Такой жалкой давно не выглядела, редко позволяла себе опуститься на эмоциональное дно. Чэвон предпочитала отгонять тревоги и сомнения прочь, не зацикливаться на чувстве, разъедающем грудную клетку. Легче нести своё тело из одного дня в другой с безразличием, не придавая значения смуте, норовившей захлестнуть её беспощадной волной. Рано или поздно, время расплаты должно наступить. Сейчас она тонула в болотной гуще, едва вынырнув после цунами, неумолимо догнавшего её. Могла бы лечь спать на диване, потеснив Суни, что обычно спала в гордом одиночестве, или опять завалиться домой к Блэр, смирившись с атакой вопросами о её уходе с Крисом, сделать что угодно, но не ложиться в постель к Минхо. Несмотря на ураган, сметавший внутри всё, рядом с ним было спокойно. Или всё равно. Ещё пару дней назад девушка лезла на стену от безразличия, царившего в сердце и их отношениях, но сейчас больше всего желала ничего не чувствовать. — У твоего друга проблемы с эрекцией, — бесцветно произнесла Пак, не смотря на Хо. Не допечатав сообщение, мужчина замер, словно ему нужно было прокрутить несколько раз в голове фразу, так легко слетевшую с её уст, прежде чем понять смысл. Не в духе Чэвон, она ему не уподоблялась, либо не рассказывала об этом. — Ты просто себя переоцениваешь, — через плотно сжатые губы тот выдавил смешок, вышло неестественно, но девушка не заметила. На языке вертелся едкий ответ, только Пак осеклась. Задетая гордость, которую Ли подрал собственными руками, напоминала, что его слова больше, чем просто колкость. Желание откровений схлынуло так же резко, как и пришло. Пара повязла в тягучей тишине, что легла на плечи неподъемным грузом, не позволявшим пошевелиться. Время всегда смягчало острые углы. Чэвон легко убеждала себя, что непоправимого не произошло, проще оставить всё, как есть. От привычек трудно избавиться, взрастить в себе растоптанное чужими стараниями самоуважение ещё сложнее. Минхо и в этот раз уверен, что девушка остынет. Просто не будет её трогать, даст возможность перебеситься, как он это называл. Однако Пак не бесилась, только отчетливее понимала, что Хо для неё никто. Откровение, от которого та долго и тщательно убегала, закрывала глаза лишь потому, что так было удобнее, настигло без шанса от него сбежать. Ей захотелось зажмуриться в надежде, что это поможет не видеть картины, расшевелившей очерствевшее сердце. Пришлось признать, что больно, когда прежде любимый человек превращался в незнакомца. Пока Ли пытался отделаться от мыслей о близости Чэвон с Крисом, та пыталась отделаться от любых мыслей. Каждое воспоминание казалось окрашенным в тёмные оттенки, в них не проникал ни один солнечный луч. Девушка лежала в постели с мужчиной, ставшим её смыслом и растоптавшим его самолично. Будто научил летать, а потом вырвал крылья, убеждая, что без них лучше. Она ему поверила. На талии оказались настойчивые руки, перевернувшие на бок. Порыв, с которым Минхо на неё набросился, выбил из груди весь воздух, а кошку заставил убежать с кровати. Что он творил? Порывисто притянул её голову к себе, вбиваясь языком в рот без нежности или промедления. Им двигало желание единоличного обладания, словно требовалось доказать им обоим, что она всё ещё принадлежала ему. Одним движением Хо скользнул под футболку, сминая пальцами ткань бюстгальтера. Каждой мышцей девушка напряглась до предела, не позволяя себе слабости застонать от несдержанных ласк. Пак упёрлась руками в его грудь в попытке отстраниться, отпихнуть от себя. От прикосновений по телу расползалась грязь, проникая под кожу. Безразличие сменилось отвращением, ставшим прямо поперёк горла. Ли ничего не докажет, принуждая к близости. Прав на её сердце у него не осталось. Имея в достатке, да и вообще имея, не ценили, разбрасывались направо и налево, будто ничего не стояли чувства другого человека и свои собственные. Но потеряв, в сердце зияла дыра, которую ничем под руку попавшимся не заполнить. Разум затмевали попытки вернуть, вставить в покалеченный орган недостающий пазл, которым до этого бездумно разбрасывались. Не ценили. И вернуть всё на круги своя невозможно, как бы сильно не хотелось стряхнуть пыль с угасших чувств, вдохнуть в отношения новые силы и страсть. Чэвон ускользала меж его пальцев, подобно песку. Сколько бы он не хватался, остановить это не мог.