Gremlin

Не раз Чэвон ходила на концерты. Даже выступление Чана посетила: наблюдала его на сцене и с микрофоном перед огромной толпой фанатов. Только тогда она не видела его на расстоянии пары сантиметров, стремительно сокращавшихся, когда мужчина тянулся за поцелуем. Прежде не стонала его имя, не просила сдавить шею в порыве страсти и не говорила о том, что не собирается ни с кем делить. В прошлый раз Пак не рассталась с Минхо и до автограф-сессии не думала о Крисе в том плане, в каком подумал тот, едва взглянув на неё. Находиться за кулисами перед концертом волнительно. Волнительно, когда твой парень — популярный исполнитель, собравший целый стадион желавших послушать его музыку. Для него происходящее — обычное дело, рутина, давно пресытившая и безбожно осточертевшая. Для Чэвон всё казалось новым, неизведанным и невозможно пугающим. Впервые за непомерно долгое время Бан переживал. Дело в песне, что он недавно выпустил. Поклонники встретили неоднозначно, хотя мужчина старался особо не следить за отзывами. Больше его волновала реакция той, кому посвятил строчки, написанные в порыве вдохновения, по которому успел соскучиться. — Меня не будет видно? — уточнила девушка, когда Чан показал, откуда она сможет смотреть на сцену, стоя с торца. — Здесь постоянно куча стаффа. Не парься, — хмыкнул и, приобняв Пак за плечи, притянул к себе. — Ты теперь на все мои концерты будешь ходить? — Если ты на каждый будешь давать билеты, — рассмеялась Чэвон, ощутив, как тревоги с одним присутствием Криса рассеивались. — Тебе они не нужны, пока есть силы терпеть моё музло, — усмехнулся тот, бесцеремонно сместив руку ниже, погладив по спине через ткань кофты и спустившись к джинсам. — Если что, то буду любоваться тобой в наушниках, — перехватив чужую ладонь, с вызовом улыбнулась Чэвон, подняв к мужчине голову. — Да что ты говоришь? — Чан облизнул губы и, наклонившись к её лицу, оставил беглый поцелуй на устах. Сразу девушка обвила шею, не дав возможности отстраниться. Ей не хватало близости Бана в суматохе, царившей на площадке. Рядом с Крисом спокойно, и больше всего остального хотелось растянуть это ощущение как можно дольше. Он тоже нуждался в ней больше, чем мог себе представить. Пак стала человеком, с которым чувствовал себя расслабленным и лишённым тревог, ощущал себя живым в полной мере этого слова. До начала оставалось каких-то минут пятнадцать. Всё отработано по привычной схеме. Где-то на фоне мельтешила менеджер и куча других работников, но внимание мужчины полностью захватила особа, стоявшая перед ним. Ни на какую сцену выходить не хотелось, когда Чэвон смотрела на него такими глазами. В них цвели плодовые деревья, и ему лишь оставалось сорвать ягоды, чтобы навсегда запечатлеть на языке сладость её чувств к нему. Чан всегда выглядел на все сто, девушка давно это заметила. Однако на сцене каждая черта его выразительного лица, акценты в образе, составленном стилистом, выглядели чарующе и ещё притягательнее. Не могла отвести взгляда, рассматривая статную фигуру, обращённую к ней профилем. Жалела, что не была фотографом, потому что кадры с Крисом стали бы произведением искусства. Он сам им и являлся. Мельчайшие движения мужчины Пак ловила глазами и искала в неоновых отблесках. Замечала, как тот вспотел и устало вытирал со лба пот, как жадно пил воду в перерывах между песнями. Команда действовала подобно слаженному организму. Девушке оставалось лишь поражаться, что все действия отточены и повторены не один раз в погоне за чёткостью и отсутствием осечек. Репетиция и прогон материала не впечатлили её, потому что Крис старался занять себя чем угодно, кроме этого, но сейчас Пак поняла, что причиной тому — оправданная уверенность во всём. Она точно не слышала каждый из треков, выпущенных Чаном, поэтому незнакомая мелодия ни о чём ей не сказала, если бы мужчина сам не отметил, что композиция вышла недавно. Зал взорвался визгами и поддержкой, о которой исполнитель попросил слушателей.

Холод в твоей улыбке, пустота в глазах,

Ты жаждешь падения вниз на краю бассейна.

Обняв себя за плечи, девушка встретилась с взглядом, обращённым к ней одной. Бан невзначай повернул голову, но Чэвон понимала, что тот хотел найти её фигуру среди снующего туда-сюда стаффа.

Ты бежишь от боли в сердце,

В твоей жизни больше нет света.

От пронзительного голоса, которым он пел строчки, от пробирающего до мурашек взора Пак съёжилась, чувствуя, будто это она стояла перед многочисленной толпой. И под тысячами пар равнодушных глаз, не ведавших о том, что та испытывала, не знавших её, Пак без спроса нещадно обнажили не телом, но душой.

Забери мои слёзы, но этого мало,

Я знаю, что ты хочешь, чтобы всё было хорошо,

Тебе нужно, чтобы кто-то обнимал тебя,

Но ты уверена, что любить — значит умолять.

Хор множества людей, запомнивших куплет, несмотря на недавний выход песни, обескуражил не только Чана. Чэвон сглотнула, вцепившись ногтями в кожу, попытавшись сосредоточиться на физических ощущениях, заземлиться и не потерять связь с реальностью, которая стремительно уходила из-под ног. Сердце стучало где-то в висках, отдавая болезненными ощущениями в голове. Духота дурманила разум, и ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание прямо на месте. Не понимала, почему мужчина написал это, не понимала его мотивов и того, действительно ли тот посвятил ей слова, слетавшие с его уст сейчас. Карие глаза, неотрывно обращённые к ней, не оставляли сомнений. Ему глядеть хотя бы поверх макушек поклонников, а не в сторону, но тот не желал оставлять девушку наедине с демонами, которых воскрешал своей музыкой.

Пожалуйста, прикоснись ко мне,

Дотронься своей болью,

Покажи её, и я буду любить вас обеих.

Свет софитов, что озарял мужское лицо, показался чересчур ярким, неестественным и извращённым. Сотни чужих голосов словно насмехались над ней, подпевая Чану. Просил не слушать новый трек до концерта, и она выполнила его просьбу, но лучше бы не стала, включила бы раньше и не задыхалась сейчас от пытки, которой тот подверг её. Замешательство проступало в дёрганой мимике, когда Пак то старалась спрятаться от мужчины, проводя по щекам руками, то резко отрывала те, не зная, за что ухватиться, чтобы не упасть. Она нуждалась в опоре, чтобы выстоять, чтобы справиться с тем, о чём позабыла рядом с Баном. Она нуждалась в нём. Не поющем всего в паре метров для пришедших на выступление или даже для неё самой. Ей хотелось лишь уткнуться в его шею, сильнее вдыхая аромат, приносивший спокойствие. Одиночество, страшившее Чэвон, сколько себя помнила, казалось сейчас непозволительно близким, мучительно маячившим на периферии зрения и безнадёжно настигавшим её. Преграда, разделявшая с мужчиной, с которым больше всего на свете сейчас хотела быть, била под дых не готовой к такому, ни черта не сильной, а слишком слабой девушке.

Протяни ко мне обе руки,

Я не отпущу тебя.

Крис обещал, что всё будет иначе, уверял, что он не поступит с ней так, как поступил Минхо. Однако отчаяние, с которым Пак верила ему, пугало не на шутку. Нестерпимая нужда в чьей-то близости повторялась в заевшем плеере. Девушка едва смогла взять себя в руки, утихомирив стихию, одолевшую сознание и всё её существо. Сердце продолжало неистово стучать, норовя выпрыгнуть из грудной клетки, но Чэвон осознала, что рвался орган к мужчине, в который раз признававшемуся в сокровенном музыкой. В этот раз его собственной музыкой. Помнила, что творчество давно не прельщало Бана, что о вдохновении тот позабыл и не желал искать. По этой причине слушать сейчас красивые строчки, написанные с мыслями о ней, стало самым ценным, что случалось в жизни.

Приходи ко мне, если станет тяжело,

Даже если нам больно сейчас,

Потом всё будет хорошо.

Когда горечь растворилась под давлением нежности, подступавшей к горлу, на губах заиграла несмелая, но искренняя улыбка. Терзавшие эмоции стали лишь нахлынувшим воспоминанием, потому что сейчас внутри для них не осталось места. Его полностью занял Кристофер Бан, закончивший выступление и песню, глубоко сыгравшую на струнах девичьей души. Фанаты проводили исполнителя бурными овациями, не стихавшими даже, когда тот скрылся из поля зрения. Мужчина шёл ровно к ней и сразу заключил в крепкие объятия, впервые за непомерно долгое время с улыбкой после выступления. — Тебе понравилось? — мазнув по женским губам своими, спросил Чан. — Концерт? — уточнила Пак, проведя рукой по щеке, сконцентрировав всё внимание на том, как тот прильнул сильнее, прикрыв глаза с удовольствием от прикосновений и очевидной усталостью. — И он тоже, но вообще я про песню, — хмыкнул Крис, очертив пальцем линию подбородка, пока наслаждался нежностью её кожи. — Песня, — протянула девушка, прикусив губу, вновь ощутив весь трепет и бурю захлестнувших эмоций. — Сначала я растерялась, — призналась она, попытавшись подобрать слова. — Это много для меня значит — то, что ты пел. — Нормально звучит? — глаза сверкали, потому что сам он наконец-то доволен результатом. — Насколько самоуверенно будет сказать, что лучше я не слышала? — Чэвон поправила пуговицы на мужской рубашке, оставив руки на груди. Под ними чувствовала, как быстро бьётся его сердце. Вокруг носились люди, уносившие аппаратуру и убиравшие всё со сцены. Гомон голосов стучал в ушах, где одни перебивали других, превращая всё в несвязные между собой звуки. Для пары никого, кроме них самих, не существовало. Ради этого ощущения, в реальности которого порой Крис до сих пор сомневался, готов отдать душу. Готов отдать за девушку, прижимавшуюся к нему и полностью доверившуюся, несмотря ни на что. Та не верила никому, но он стал исключением. — Это будет правдой. В неё я вложил больше, чем в сотню выпущенных раньше песен, — серьезно ответил мужчина. С отцом она не разговаривала с того раза, когда тот позвонил в доме родителей Ли. Всегда не вовремя, поэтому Чэвон не удивилась, когда в кармане завибрировал телефон, а на экране высветилось его имя. — Да? — сквозь зубы процедила девушка, уже ожидая, что сейчас на неё выльется. — У меня всё в порядке, — грубее, чем хотела, ответила, злясь на то, что Ённам медлил, перебрасываясь пустыми словами, не подводившими к сути звонка. Не выпуская из объятий, Чан нервно наблюдал за сменяющимися эмоциями: от досады до плохо сдерживаемой агрессии. Самому хотелось выпить ещё несколько литров воды и завалиться на кровать без сил, но оставить Пак не мог, если бы только девушка не попросила. — Хватит, пап, — несдержанно выдала Чэвон, сжав ткань мужской рубашки, оказавшейся под пальцами. Она избегала смотреть на парня, но потом резко откинула голову назад, встретившись с прямым взглядом. — Что «хватит», Чэвон? Ты ведёшь себя безрассудно. Тебе нужен этот брак, как ты не поймёшь? Милые бранятся, только тешатся. Бан ласково улыбнулся, заправив прядь волос, выбившихся из причёски, ей за ухо. Задержался, поглаживая нежную кожу, и заметил, как та стала расслабляться от его действий. Ей не хватало поддержки, одного присутствия другого человека, чтобы не казалось, что она осталась одна. Боялась признать, но чувствовала себя ничтожно маленькой и слабой перед беспощадным миром, проглатывающим людей без разбора, прокручивая, как в мясорубке. — Это ты как не поймёшь? — с раздражением, но больше устало ответила девушка. — Мы с ним расстались. Не говори так, будто это обычная ссора. Поняла, что способна справиться с отцовским давлением только благодаря мужчине, крепко прижимавшему к себе. Крис не давал упасть и наполнял уверенностью в своих силах. Повисло тягостное молчание, каждый придумывал в противовес аргумент лучше предыдущего. Обыденно никто не собирался уступать, ни за что не планировал оказаться проигравшим в споре. Они отстаивали истины, что считали единственно верными, не намереваясь мириться с иными взглядами на ситуацию. Яблоко от яблони… — Ты не имеешь права подвести семью, — отчеканил тот, и Чэвон уверена, что сжал кулаки и даже побагровел от злости, которую с трудом пытался сдержать. — Подумай хоть раз не только о себе. Когда меня не станет, кто позаботится о вас с Ханыль? Твоя мать сама о себе позаботиться не может. Ты её копия, и это невыносимо. Слова резали по живому, отторгаясь всем существом. Отец не имел права так говорить. Девушка из кожи вон лезла, чтобы не разочаровать его. Всегда жила по указке и любую вольность позволяла себе лишь после того, как он убеждался в выгоде подобного расклада. Стоило один раз не выдержать, выбрать не согласиться с ним, а перечить, настаивать на своём до конца, и она вмиг стала худшей дочерью в его глазах. Если Ённам не говорил этого, то точно думал. Обжёгшая её мысль сквозила между строчек, угадывалась в одной лишь интонации. За идеалом Пак никогда не могла угнаться, сколько бы ни пыталась, сколько бы сил ни прикладывала. Всё тщетно. Тот всегда требовал больше, чем она могла дать, больше, чем то, на что его дочка способна. Приходилось жить в вечном понимании, что недостаточно хороша, талантлива и предана семье. Чтобы Чэвон ни делала, какие изворотливые и тернистые пути ни выбирала, отцовское разочарование пропитало все будни и выходные — буквально каждый день. Находясь в другом городе, на другом континенте, всё равно не имела возможности скрыться от презрения, которое тот к ней испытывал. Неоправданные надежды нависли над головой гильотиной, не падая, но угрожая сделать это. Сейчас лезвие находилось в опасной близости к открытой шеи. — Это ты невыносим. Я всегда между своими интересами и твоими выбирала твои. Дай мне хоть раз решить самой. У меня есть человек, который обо мне позаботится, если тебе это так важно. — Ах вот оно что! Ветер в голову ударил, и начала дерзить отцу? Такому я тебя учил? И кто этот твой человек, что о тебе позаботится? В голосе проступила насмешка: Ённам забавлялся своеволию, на которое решилась дочь. Заранее знал, что всё будет так, как он решил, но не упускал возможности поехидничать и поиздеваться над её чувствами, что презирал всей душой. Логика, сдержанность и собранность — качества и вещи, которые тот ценил. Эмоции — показатель слабости и незрелости, — отчаянно вбивал в голову дочери. Искренне считал таким образом, сам жил согласно этим правилам, поэтому ожидал подобного от тех, в ком текла его кровь. Требовал от них в точности это и ничего другого. Чэвон — не железная, хотя храбрилась и безнадёжно делала вид, что являлась таковой. В обмане погрязла, поверила в него и гнобила себя, когда не удавалось соответствовать мнимому идеалу. — Тебя не должно волновать, кто он, — сказала, как отрезала, девушка, желая тут же отключиться, чтобы больше не слышать отца, утомлённо вздохнувшего в трубку так, что по спине пробежали запоздалые мурашки. Всё равно боялась его реакции, как бы не старалась казаться мужественной. Бравада перед ним вконец рассыпалась. От той оставались лишь жалкие остатки, которых не хватало на смелость. Только попыток сохранить на себе маску храбрости и безразличия не оставляла. Пусть та и разбивалась вдребезги с каждой услышанной репликой, острыми осколками царапая кожу до уродливых шрамов. — Меня волнует твоё будущее. Почему мои женщины всегда такие несносные? За что Бог меня наказывает? — воскликнул с горечью, пропитавшей произнесённые слова. — Я — не твоя женщина, пап. Я — твоя дочь, взрослая и самостоятельная дочь. Тебе пора смириться. — Когда останешься у разбитого корыта, приползёшь ко мне в слезах, — мужчина даже не сомневался в том, что говорил. — Надейся, что и Минхо простит твою дурость. Уверенный в своей правоте, лишь предлагал набить собственные шишки, если ума не хватило согласиться с ним. Считал, что знал девушку лучше её самой, повидал вдвое больше той. — Не переживай, я не приползу, — выплюнула в ответ Чэвон, поморщившись от яда, оставшегося на губах и пропитавшего весь организм, наполнив тот до краев противной желчью. Она отшатнулась от Бана, пытаясь прийти в себя после разговора. Попытки стряхнуть с себя фразы, что папа безжалостно кидал в неё, не увенчались успехом. Выйти сухой из воды возможно, но не в этот раз. Чувствовала себя выжатой половой тряпкой или чем-то похуже, даже набравшись напускной смелости перечить главному авторитету в жизни. По итогу победы не ощутила. Удивительный талант отца — оставить последнее слово за ним, если даже формально это сделал не он. Его речи оставляли осадок, прибивали к земле и не выветривались из головы, как бы девушка не старалась. Дойдя до стены, Чэвон медленно сползла по ней, обняв себя за колени. Кокон, в который исправно погружалась, чтобы спастись от реальности, трещал по швам. Сделав одну малейшую дырку в нём, чтобы впустить туда и в сердце кого-нибудь постороннего, увидела, что теперь панцирь оказался бесполезным. Не выполнял прежней функции, с помощью которой та переживала все передряги, в которые прежде заводила судьба. Со всей болью удавалось справиться, если уйти в себя. Так и поступала, пока сама не начала рыть себе могилу, дав волю эмоциям, позволив тем захлестнуть и взять верх над разумом. Изначально понимала, что идея не оправдает себя. Слишком опрометчиво, но теперь поздно винить себя. Что сделано, то сделано. Посмотрев на мужчину, что опустился на корточки перед ней, Пак сглотнула, осознав, что даже не жалеет. Ни капли. Ради него сломает все старые шаблоны и создаст новые, лишь бы Крис оставался рядом и выбирал её, как она выбирала его одного. Чан оторвал женские руки от ног, что та яростно сжимали, впиваясь в кожу через ткань штанов. Сжал их между своими ладонями и заглянул не в глаза, а в самую душу. Проникал через все тщательно выстроенные барьеры, возведённые каменные стены, которыми она пыталась оградить хрупкое сердце. Делал это не с целью ранить, а чтобы исцелить. Будь его воля, Бан бы забрал все страхи и боль, что томилась внутри Пак, чтобы не просто разделить с ней, а забрать её всю без остатка и держать в себе. Главное, чтобы девушке стало легче, чтобы смогла дышать полной грудью, не боясь при вдохе задеть раны, саднящие глубоко внутри. — Ты в порядке? — тихо спросил мужчина, поглаживая большим пальцем тонкое запястье. Очевидно, что нет. Совсем и ни черта нет. Только спокойный и приглушённый голос не давил, а обволакивал, ласкал слух, давая передышку и спасительный кислород. Рядом с ним для страха не осталось места, демоны расступились, пропуская его к Чэвон. Она уткнулась носом в его грудь, больше не сдерживая град слез. Те хлынули из глаз неконтролируемым потоком, заставляя содрогаться от рыданий. С Крисом могла позволить проявить слабость, быть такой уязвимой, как никогда раньше. Мужчине стало едва ли не больнее, чем ей самой. Тот ни за что на свете не обидел бы её, наоборот, только в его присутствии чувствовала себя под защитой, буквально осязаемой защитой в виде сильных рук, с силой прижимавших к себе. Чувствовала ли Пак себя так хоть с кем-нибудь? Поняла, что быть с Баном так же естественно, как дышать. Словно глоток свежего воздуха. Без него задыхалась в душной комнате, будто томилась в затхлом подвале, где руки до окна не дотягивались. — С тобой — да, — призналась девушка, прикрыв веки, ставшие слишком тяжелыми. В ту минуту желала лишь одного — быть рядом с ним, чтобы он никогда не уходил. Тогда всё будет хорошо. Всё наладится.