"Свадьба сердца и разума"

Весёлая музыка журчащим ручейком лилась по коридорам, делая гибкие маневры, она, уподобившись реке шумно переливалась из комнаты в комнату, лаская слух вновь прибывших гостей. Величественные стены Шантивана в очередной раз покорно и молчаливо позволили облачить себя в благоухающее цветочное одеяние, что так и пестрило: желтым, красным, зелёным и лишь кое-где его оттенял белый. И повсюду, куда не глянь, то и дело блистали огоньки, что, попеременно мигая, сливались в единую молчаливую какофонию, словно разговаривали друг с другом только на им известном языке, но были и те, что, отбившись от коллектива, горели безостановочно и равномерно. В широких залах так и витал аромат праздника, он приятно окутывал легкие, ровно ложась оседал на кожу, оставляя после себя легкий шлейф сладкого послевкусия, в котором можно было различить нотки свежеиспеченных индийских сладостей, свежесрезанных бархатцев и благовоний, что источали собой аромат тропических цветов, сандала и пряностей. Так и хотелось вдохнуть полной грудью, ароматы, словно просачиваясь под кожу, слегка дурманили и кружили, качающиеся в так музыке, головы. Вечер обещал быть поистине волшебным, как сказка и неукротимым, как характер Арнава Сингх Райзада.  Разморенные чудесной атмосферой праздника, гости, неспеша и соразмерно обменивались короткими репликами, то и дело потягивая фруктовое ласси, но были и те, что, прячась в смыкающих рядах, жадно поедали, предложенные им сладости, лишь изредка бросая по сторонам свои безучастные взгляды. К последней категории также можно было отнести и виновников данного торжества, но с одним лишь небольшим отличием – участие они всё же принимали, но вовсе не в своём сангите, который их, по правде говоря, мало чем интересовал. Окружив собой весьма маленький столик, они заговорщически переглядывались, будто строили план по спасению собственной жизни, должно быть, это выглядело немного странно, так как даже мимо протекающие люди, словно чувствуя, напряженную атмосферу, старились держаться чуть поодаль от них. Сунита с унылым видом гоняла по тарелке, оставшеюся в одиночестве сладость, медленно, но верно, начиная ощущать себя на её месте. Она держалась ровно, плечи расслаблены, голова высоко вздернута, как если бы, она в очередной раз бросала вызов, всё время насмехающейся над ней, судьбе. Но четко вычерченные под глазами темные круги свидетельствовали не то, чтобы о падении духом, сколько о проведенной без сна ночи. С самого утра она всячески старалась избегать встречи с матерью, совсем не зная, как себя с ней вести. Но встреча была неизбежна, а на выработку подходящей тактики нужно время, а его у неё не было.  Нанке, заметив упадническое настроение своей спутницы, видимо, решив облегчить страдания, безжалостно терзаемого в пустой тарелке джалеби, взял его в свою руку. Демонстративно вдохнув его сладковато-пряный аромат, он поднес сладость к немного подрагивающим женским губам, но лишь для того, чтобы вновь, слишком уж быстро и резко, отдалить от них свою руку.  Сунита успела испытать лишь ожидаемое предчувствие, оказавшейся на языке сладости, что уже успело воссоздать её наивное сознание. Звонко сомкнув зубы, она испытала легкое колющее разочарование, наградив Нанке своим негодующим взглядом. А в голову пришло одно ясное, но такое нелепое сравнение, как если бы эта сладость была её мечтой, которая всё время от неё убегала, а она в свою очередь к ней тянулась, но всё никак не могла достать, что оставляло после себя досадное чувство утраты, тесно граничащее с противным чувством неудовлетворения собственных ожиданий. Будто её никогда и не было вовсе. Нет! Она всё же поймает её в свои уверенные сети, подпитываемые четким убеждением в её непосредственном существовании. Это решение далось ей с такой невероятной лёгкостью, как что-то само собой разумеющееся, как сделать глоток воды или приятно потянуть затекшее после длительного сна тело. Ей казалось, что и она всё это время спала, а по-настоящему начала жить лишь сейчас. Женская рука с легкостью вспорхнула вверх, словно и вовсе не имела никакого веса, изящные пальцы плотно оплели мужскую кисть, будто намертво сливаясь с ним в одно целое. Медленно, но решительно, Сунита поднесла к губам долгожданную, вкушаемую с рук любимого сладость, жадно впиваясь в неё своими острыми зубками. Искусительный взгляд проникал в самое сердце, было в её движениях что-то пугающе соблазнительное, что заставляло сердце биться быстрее, что-то заразительно прекрасное, чем хотелось незамедлительно заразиться в ответ. Своего она точно не упустит. А затем, девушка, также упорно и обворожительно, поделилась с Нанке, оставшейся в руках, частью угощения. Мужские губы завороженно вобрали в себя манящую сладость, что вдруг раскрылась для него новыми очень-очень привлекательными нотками. Мир вокруг вспыхнул и погас, заключая их в свой незримый кокон. Взгляды, как если бы их соединила прочная невидимая нить, неотрывно прикованы друг к другу. Попеременный стук смятенных сердец, постепенно выстроился в один слаженно звучавший звук. Но интимный момент по праву принадлежащий только им, был нагло и бесцеремонно испорчен. – Кхм, кхм, – не найдя слов, предостерегающе прокашлялся оторопевший Арнав.  – Не хочу, конечно, отвлекать вас от, кхм, поедания сладостей, но стоит заметить, что свадьба не через неделю и даже не через пару дней, она состоится уже завтра. А у нас всё ещё нет никакого решения. – Напомнила Кхуши, на тот случай, если они, вдруг, решили сойти с ума. – Поражение не для нас. Мы будем бороться, если нужно – восстанем против целого мира в яростном, необузданном противостоянии. И для этого нам даже не нужно оружие… ведь наша сила заключается в нашей любви. Вы знаете, на что способен любящий человек? Любящий безумно, бездумно и безудержно. Любящий, как в последний раз? На всё. – Глаза Суниты горели огнем, щеки раскраснелись, притихшие до этого в её голове тараканы, снова, ворча, тащили обратно свои, набитые идеями, чемоданы. – Абсолютно на всё, – согласилась с ней Кхуши, в голове которой, уже как по щелчку, рождались очередные глупости. Женские лица по синхронно отлаженной схеме озарились улыбкой, которая точь-в-точь походила на одну из тех, что не предвещала ничего разумного.  – Нанав, ты что-нибудь понял? – почесав затылок, осторожно спросил НК. На что Арнав лишь по привычке пожал плечами. Он уже давно выработал иммунитет на женскую глупость. Правда, с одной конкретной Кхуши Кумари Гупта это не всегда срабатывало. – Ах, вот вы где! Несносные! Я с ног сбилась прежде, чем найти вас. – Тяжело переводя дыхание, Анджали театрально сузила глаза, её левая рука сердито уперлась в бок, а правая выставила вперед указательный палец, который так и грозил наказать их, словно, непослушных деток. – Мы, значит, здесь танцуем для них, а они прячутся в сторонке. – Женщина, демонстративно обидевшись, пыталась выдавить из себя хоть одну маленькую слезинку, но получалось это из ряда вон плохо. – Сестра, зачем ты себя так утруждаешь? Какая в этом необходимость? – Арнав заботливо обхватил сестринские плечи. – Тебе нужно больше отдыхать. – Нет, Чоте, праздновать свадьбу любимого брата, вовсе для меня не сложно. Даже, наоборот, я очень-очень счастлива. Как танцы и музыка могут утруждать меня? Особенно, когда все мои братья, наконец, обрели своё счастье. Словами просто не передать, как я рада! – Хитро улыбнувшись, она радостно всплеснула руками. – Ещё не обрели, сестра, – печально вздохнув, протянул Нанке. Погрузившись в свои мысли, он не сразу заметил, как с лиц окружающих резко спала улыбка, а с трех сторон на него нацелились снайперские взгляды, того и гляди, попадут в цель. И тут он понял, что разведчиком ему точно не быть. Отбиваясь от пристальных взглядов, словно от летящих на него стрел, он, пусть и поздно, но добавил. – Но завтра обязательно обретём. Облегченно выдохнув, сестра шутливо стукнула его по лбу. – А теперь идем! – выкрикнула Анджали веселым, но не терпящим возражений тоном, и потянула всех за собой в самый центр всеобщего веселья – на сцену. Яро сопротивляющийся Арнав быстро сдался, неспособность противостоять сестре, начинала его порядком злить, но что-либо делать с этим, он не собирался. По крайней мере пока что. Его рука по привычке дернулась, в попытке схватить родную ладошку, но так и осталась, сжавшись в кулак, висеть в воздухе. Неприятно. Очень неприятно. Всё, лишь по щелчку, получающий АСР, не привыкший, чёрт возьми, в чем-либо себе отказывать, не мог сделать элементарную вещь. Уничтожающая самого себя улыбка, словно острый серп разрезала его лицо пополам. Неужели, он начинает терять хватку? И он вдруг задумался о том, в какой именно момент жизни позволил обстоятельствам стать выше собственных желаний? Был ли это он или же кто-то другой, плясавший под чужую дудку? Не потерял ли он самого себя в этой сумасшедшей свадебной суматохе или же это произошло ещё задолго до неё? Кто он? Он знал себя, как любящего брата, внука и племянника, как лучшего на факультете студента, как, в конце концов, успешного, знающего своё дело, бизнесмена. И вот теперь ему предстояло стать ещё и мужем. Но всё это, будто бы, был не он, а лишь временно закрепленные за ним роли, которые в любой момент можно было поменять. А он хотел быть ткачом, что самостоятельно ткет свою историю, нитка за ниткой, превращая её в свое и только свое полотно жизни. Пусть и с ошибками, но со своими собственными. Последний вариант, несомненно, привлекал его больше первого. Однако, одно вовсе не обязательно должно исключать другое – он мог одновременно существовать и как член семьи Райзада, как известный бизнесмен и как отдельно обособленная личность со своими собственными потребностями, желаниями и самостоятельно принятыми решениями. Главное вовремя соблюсти верную пропорцию. Стоит заметить, что одно из решений ему не терпелось принять уже сейчас – внести свои незначительные коррективы в роль будущего мужа. А может быть, и, весьма, значительные. Заметив явное, отразившееся на мужском лице, замешательство, как если бы кто-то внезапно нарушил правильный ход его обыденных действий, Кхуши поспешила в знак одобрения понимающе кивнуть головой. Проходя мимо, она ненароком запнулась, накренившись вперед, девушка чуть коснулась пальцами его, туго сжатой в кулак, руки. Миг. Этого хватило. Арнав молниеносно, словно, боясь передумать, схватил её за руку, увлекая вслед за собой, но в противоположную от сцены сторону. Туда, где они будут одни. Туда, где он, наконец, сможет быть самим собой. *** В это время Сунита уже во всю отдалась танцу, полностью, без остатка. В приглушенном свете софит, она наряду с другими танцующими, позволила своим мыслям плыть по течению. Если её собственная мать играет не по правилам, так почему она должна это делать? Эта мысль приятно расслабляла, выпускала на волю съедающую изнутри совесть, и даже, не смотря на сбившееся дыхание, дышать становилась легче. Голова кружилась, или же это танец кружил её. Всё вдруг смешалось, превращаясь в одно непрерывное движение. Она не заметила в какой именно момент к ней присоединился Нанке, или же это она, потеряв самообладание, вытянула его на сцену. Всё же разученный некогда танец, должен был обрести своих законных зрителей. Импульсивные, будто, выверенные в многочисленных репетициях, движения зеркально отражали друг друга, возможно даже не в такт звучавшей музыке, но у них была своя, звучавшая любовью мелодия. Также, как и была своя жизнь и свой собственный мир, пусть даже идущий в разрез общему, но он был. Прямо здесь и сейчас. Бешеный стук сердец заглушал собой иные звуки, неразрывная невидимая связь, не давала возможности видеть что-либо, кроме собственных страстно переплетенных взглядов, рука к руке, ноги в такт друг другу синхронно сливались в едином танце. Они не замечали и того, что остались совершенно одни в самом центре большой сцены, что все взгляды были прикованы лишь к ним. Некоторые восхищенные и немного удивленные, а некоторые совсем уж недовольные. Это, совершенно, не отвлекало и не мешало. Мужская рука то собственнически обвивала тонкую талию, то с жаром скользила вниз и вновь возвращалась обратно. Движения были слишком откровенные, слишком личные, слишком частные, будто, вовсе запатентованные. Как много слишком и как мало в меру. Нанке никогда не отличался особой нравственностью, он поступал интуитивно и импульсивно, но всегда так, как хотел того сам. Вот и сейчас сам кружил в танце, сам обнимал, сам позволял обнимать себя в ответ, сам выбирал себе путь. И, совершенно, не понимал, зачем поступать иначе. Зачем следовать глупым, чужим предрассудкам, отказываясь от того, что поистине является для тебя важным? Разве собственные ценности, можно разменять на семейные? И что это вообще за семейные такие ценности, если они идут наперекор собственным? Ценности ли это… Когда время на принятие решения ограничено, то решение само находит тебя, как резко срабатываемый, в непредвиденных ситуациях, инстинкт самосохранения. Мир захватывал их и кружил, кружил, выводя за рамки приличий ровно до роковой отметки вседозволенности. Свобода действий пьянила голову, крепче самого выдержанного годами вина, прилюдный отказ от запретов и общепринятых норм дурманил и немного сводил с ума. – Милая, как ты думаешь, может нам стоит слегка сбавить обороты? – запыхавшись, прошептал парень, опаляя дыханием женскую кожу. – Ещё секунда и я поцелую тебя прямо у всех на глазах. – А разве здесь есть кто-то ещё? – самозабвенно спросила Сунита, отчаянно прижимаясь своим горящему лбом к его. – Точно не уверен, но что-то мне подсказывает, что да, – он блаженно и уверенно сомкнул руки на женских бедрах, поднимая партнершу вверх, сделал несколько головокружительных оборотов. – Если чего-то очень сильно хочешь, нельзя себе в этом отказывать, – спускаясь вниз, выдохнула Сунита где-то в районе его губ. В пламенном танцевальном движении, он мучительно близко прижал Суни спиной к себе, руки, истомно двигаясь вниз по предплечью, прокладывали многозначительные линии, что заканчивались лишь на кончиках её пальцев. В ответ женское тело пронизывало будоражащим покалыванием, как следствие до невозможности накаленных нервных окончаний. Подавшись вперед, партнер, фактически касаясь губами женской щеки, шаловливо шепнул: – Думаешь? Давай придумаем, как это можно сделать иначе, чтобы никто не заметил. Сунита резко развернулась к нему лицом, так откровенно и непозволительно дерзко, провела пальцем по его гладкой щеке. Его руки тут же сомкнулись на гибкой талии, обходя стороной легкую ткань сари, по-хозяйски захватили оголенный участок тела. – Если тебе что-то не нравится, тогда придумай, как можно целоваться по-другому. А меня вполне устраивает и обычный способ. – Её голос звучал крайне кокетливо, а в глазах проблеснуло безумие, так ярко и выраженно, будто молния разрезавшая абсолютно черное ночное небо. Свет неожиданно погас, погружая зал в непривычную для глаз темноту, стоит отметить вовремя, как раз в тот момент, когда, окончательно обезумев, Сунита прильнула к мужским губам в увлекающем их поцелуе. Возможно, завтра или даже сегодня она об этом пожалеет, но точно не сейчас. Скрытая тенью вечернего покрывала, пара, увлеченная лишь незримым присутствием друг друга, совершенно не заметила никаких изменений. Музыка затихла, но собственная мелодия влюбленных сердец, по-прежнему, продолжала играть, свет потух, а, их глаза и так были закрыты, зал охватила мгновенная непонимающая тишина, такая, что можно было услышать дыхание рядом стоящего соседа, и опять же, соседей у них не было, а даже если бы и были, звук их, сливающего в одно, дыхания всё равно был громче. Голова кружилась так сильно, словно и вовсе держалась на одних лишь шарнирах, сердце того и гляди норовилось вырваться наружу, в попытке быть ближе к своему воздыхателю, длительное отсутствие дыхания нестерпимо жгло легкие, словно Сунита в раз забыла, как нужно дышать. Они целовались и ранее, но именно этот поцелуй почему-то был для неё особенным, совсем не такой, как все их предыдущие. Он был слаще обычного, достаточно терпкий, даже можно сказать немного острый, с одурманивающим привкусом победы. Словно ей всю жизнь запрещали есть сладкое, что всё время было для неё чем-то недосягаемым и нереальным, а сейчас, никого не слушая, она впервые пробует его на вкус. И он был настолько прекрасен, что Суните совсем не хотелось забыть его вновь. Ещё миг и всё исчезло. Посторонние шорохи, встревоженные голоса, явное отсутствие света, медленно, будто боясь их злости, проникли в сознание. Чья-то настойчивая рука, резко вытянула девушку из желанного мира грёз, попутно с головой окуная в холодную, непроглядную реальность. Контраст был настолько болезненный, что хотелось взвыть, или же, по крайней мере, громко выругаться вслух, что, собственно, Сунита и сделала. Не разбирая дороги, не видя того, кто тянул её вслед за собой, она, словно потерявшейся котенок, слепо и интуитивно следовала вперед, точно понимая, что ничего хорошего её там не ждет. *** Даже ночное, усыпанное многочисленными звездами небо, терялось и меркло, да и будто вовсе переставало существовать на её ярком фоне. Они вместе смотрели на звезды, но он видел исключительно её. Арнав смотрел на Кхуши так, словно впервые видел или же впервые понял, что смотрит на неё иначе. Изящное нежно-розовое сари, словно шелк струилось по её стройному телу, её грациозной осанке позавидовали бы многие, если не все. Длинные, черные волосы старательно закручены в струящиеся по спине локоны, лёгкое дуновение ветерка вмиг донесло до него их божественно родной, цветочный аромат, от чего по телу прошла легкая рябь подступающих мурашек. При тусклом освещении соседнего помещения черты её лица казались слишком фантастическими, слишком идеальными, будто вовсе искусно выточенные уверенной рукой непревзойденного скульптора. Она была настолько прекрасна, что захватывало дух. Он понимал, что смотрит на неё никак на взбалмошную девчонку, или на упрямую и неотступную Кхуши Кумари Гупта, и даже никак на свою невесту, которой она, кстати, и не являлась. Он смотрел на неё, как на неотъемлемую часть самого себя. Будто без неё не будет и его, по крайней мере, в полном его проявлении. Арнаву вдруг нестерпимо захотелось к ней прикоснуться, убедиться, что она реальна и никуда не исчезнет, будто не сделав этого, он потеряет и саму способность жить. Это был один из редких случаев, когда Кхуши не сопротивляясь, не проронив и слова против, лишь молча позволила Арнаву утянуть себя вслед за ним. Как можно дальше от посторонних глаз, от громкой музыки, которая вдруг показалась ей ненужным шумом, от собственной бесконечно натягиваемой на лицо искусственной улыбки, что приходилось примерять на себя каждый раз, когда кто-либо подходил к ней с очередным излишним поздравлением. Она чувствовала себя неудавшейся актрисой драматического театра, которая в любой момент могла оказаться самозванкой. С каждым разом, как чувства к Арнаву становились сильнее, играть на публику, напротив, становилось в разы сложнее. Была ли она согласна провести всю оставшеюся жизнь на импровизированный театральной сцене, что больше походила на минное поле, где каждый шаг, непременно, вёл к самообману и собственному бичеванию? Нет. Так ей не хотелось. Больше не хотелось. Она смотрела на Арнава и видела в нём отражение самой себя, будто он – это она, а она – это он, существующие вместе и никак по отдельности. И это казалось единственно разумной и правильной мыслью за последние несколько дней, словно, по-иному и быть не может. Они стояли в пустом, полу мрачном закутке гостиной, напротив большого в пол окна, что отбрасывало от себя легкую тень полной луны. Отчего происходящее вокруг казалось чем-то нереальным, словно они, превратившись в иллюстрацию, переместились на страницу сказочной истории, конечно же, о любви. При тусклом лунном свете черты мужского лица отбрасывая тени, казались слишком уж заостренными: чёткий геометрический овал лица, ярко выраженные скулы, чересчур прямые линии бровей и такой явный излом губ, уголок которых немного был приподнят вверх. Как же сильно она любила эту его улыбку, такую настоящую, предназначенную только ей и никому больше. Она взглянула на него ещё раз, но немного под другим углом: высокий, широкоплечий, статный мужчина, прям-таки воплощение мужественности и силы, но было в нём что-то ещё, что-то завораживающие, что-то доступное лишь ей – внимательность, забота и нежность. Поддавшись какому-то неведомому порыву, Кхуши сделала шаг навстречу, он, в свою очередь, сделал его тоже. Его внимательно изучающий взгляд, пробирал до безумно быстро бегающих мурашек, было в нём что-то невообразимое, словно он одновременно включал в себя восхищение, доверие и такую сильную, но совершенно непорочную страсть. А затем он тихо спросил: – Потанцуешь со мной? – Арнав в приглашающем жесте протянул ей свою руку. – Что сейчас? Здесь? Но там же наш сангит. – Не то, чтобы Кхуши хотелось там присутствовать, но напомнить ему об этом – было её здравомыслящим долгом, будто не сделай она этого, он в миг поставит ей клеймо легкомыслия. – Вот именно, что наш. Наш. – Последнее слово он произнес с особо мягкой интонацией, словно смаковал любимое блюдо. – Как хорошо звучит. Не правда ли? Ты только подумай, совсем как твой и мой – наш. Не дождавшись ответа, Арнав сделал ещё один шаг, а затем осторожно взял Кхуши за руку. По одному лишь движению её губ, он прочел ответ: «наш». Она, словно, слыша впервые это слово, пыталась сопоставить его с ним. Как одно такое маленькое словечко, могло так много для них значить? Оно прям-таки приобретало, совершенно, иной смысл, связывая их в единое, не отделимое друг от друга целое. Наделяя их общей волей, целью и даже одним на двоих дыханием. Вдруг всё находящееся в этом мире, ей захотелось разделить с ним. Отныне слово «наш», всегда будет ассоциироваться лишь с ним одним. Арнав самодовольно подметил, что возможно, впервые девушка не растерянно отступала назад, а лишь покорно стояла рядом в его непосредственной близости, стоит отметить, в довольно внушительной. Совсем не ожидая такого непривычно теплого ответа, Кхуши немного растерялась, не понимая, стоит ли перед ней действительно Арнав, или же его идентично получившаяся романтичная копия. Воспользовавшись её временным замешательством, мужчина завлек девушку в медленный танец. Её руки машинально обхватили широкие плечи, а его удобно устроились на её манящей талии. Их, повторяющие друг друга, движения были плавными, будто вовсе невесомыми, как если бы они парили над паркетом, лишь изредка касаясь его самыми кончиками пальцев. Музыки практически не было слышно, но двум влюбленным её присутствие было совсем не обязательным, они могли танцевать даже в полнейшей тишине, ориентируясь лишь на внутреннею потребность друг в друге. – Арнав, все так запуталось. Твой… мой… наш… уже ничего не разобрать. И с каждым нашим шагом запутывается лишь сильнее. – Пуще утыкаясь носом в его горячую шею, безнадежно простонала Кхуши. – Тогда давай двигаться в другую сторону. – Крепче прижав к себе девушку, как если бы он хотел стать с ней одним целым, мужчина сделал несколько головокружительных оборотов. – Взглянем на ситуацию немного под другим углом. – В смысле? – Недоуменно отозвалась девушка, пытавшаяся сфокусировать на нем свой сосредоточенный взгляд, что в постоянном движении было сделать не так-то просто. – Ты вынуждаешь меня говорить невероятные вещи, в которые раньше я не верил и уж точно никогда не произнес бы их вслух. И уж тем более тебе. – Заглянув в женские глаза, будто ища в них собственные догадки, он всё же немного скептически произнес. – Кхуши, можем ли мы предположить, чисто теоретически, что твоя Богиня нам помогает? – Арнав решил сразу прибегнуть к главному козырю сегодняшнего разговора, чтобы у Кхуши не осталось и малейшего шанса к отступлению. Не то, чтобы он полностью и всецело верил собственным словам, но какая-то его часть готова уже была поверить и в это. – Что? О чем это вы? – Она, часто моргая, удивленно распахнула карие глаза, а затем незаметно для Арнава слегла ущипнула себя за руку, покрасневшее место, не заставило себя долго ждать, слегка зажгло отрезвляющим зудом. Нет, это, определённо, был не сон. Волшебный танец, отходя на второй план, уступил место неспешным совместным переминанием из стороны в сторону, превращаясь в классический танец двух новичков. Мужчина крепко прижимал к себе своё слегка смущенное счастье, а оно в ответ обнимало его. – А ты вспомни хотя бы нашу случайную встречу в новогоднюю ночь, как ты там говорила? Кого увидишь в новогоднюю ночь, с тем проведешь всю свою жизнь? – Мужчина самодовольно наблюдал за растерянной женской реакцией, а затем продолжил своё приятное наступление. – Также, бесконечно случавшиеся с нами приметы и знаки, в которые ты целиком и полностью веришь, например, я невольно покрыл платком твою голову, случайно напоил тебя водой в день твоего глупого поста и это лишь самая малая часть того, что с нами происходило. Когда тебе была нужна помощь, я чувствовал это своим сердцем. Ещё не видя тебя, я знал, что ты где-то рядом. – Останавливаясь, Арнав бережно обхватил ладонями женское лицо, его глаза так и кричали о переполняющей его вере и любви. – Передо мной точно Арнав Сингх Райзада? Арнав, даже я как-то об этом не думала, но ты прав – сама Богиня пытается нас соединить. Я понимаю, о чем ты говоришь. Для того чтобы тебя увидеть, мне вовсе не нужны глаза, достаточно лишь прислушаться к своему сердцу, и я пойму, что ты рядом. Для того, чтобы тебя услышать, мне не нужны уши, я всё могу увидеть в твоих глазах и прочитать по твоим губам. Иногда мне кажется, что я уже наперед знаю, чего ты хочешь. И как, правило, наши желания всегда совпадают. – Дрожащие женские руки легли поверх его уверенных ладоней, из глаз брызнули непрошенные слезы, а лицо озарилось счастливой улыбкой, одной их тех, которой удалось познать главный секрет своей жизни. Кхуши сама не заметила, как впервые перешла к нему на ты, это было как что-то само собой разумеющееся, словно так всегда и было. – Это ещё не всё. Кхуши, не хочу показаться тебе занудой, ой извини, зазнайкой, но тебе не кажется, что мы с тобой прошли все свадебные ритуалы вместе, как если бы это была наша свадьба? – Разделяя с ней искреннею улыбку, Арнав машинально смахнул, катившеюся по её пылающей щеке одинокую слезинку. – Что? Как это? – Кхуши ещё не успела отойти от первого потрясения, как её уже поджидало другое. – Смотри. Сначала помолвка – я надел кольцо на твой безымянный палец, кстати, я делал это и ранее, когда забинтовывал тебе этот самый палец у храма. Помнишь? – Арнав заботливо прошелся пальцем по месту, где совсем недавно красовалось подаренное им колечко. Кхуши глубоко вдохнула и одновременно с выдохом произнесла: – Да, как раз в благоприятный для меня день и час… – Пораженная данным открытием, она, сосредоточившись напрягла каждую извилину своей памяти, выуживая оттуда все возможные доказательства того, что Арнав, действительно, с самого начала являлся её судьбой. Хотя это уже давно было правдой, а правда, как известно, не нуждалась в доказательствах. И тогда Кхуши, не веря своему счастью, лишь довольно расплылась в улыбке. – И готов сделать это снова. Ты же это понимаешь? – Мужской палец незатейливо очертил кругом её безымянный пальчик, будто нарисовал невидимый, но такой явный элемент любви. Соглашаясь с его словами, Кхуши в ответ чуть смущенно кивнула головой. Она была слишком уж взбудоражена для лишних и ненужных слов. – Затем ты написала букву А на своей ладони и хна потемнела, верно? – Да, но… – Халди, сангит, почему мы не можем представить, что они были наши? – Да, но… самые важные ритуалы еще впереди. – Вовремя опомнившись, с грустью подчеркнула девушка. – Несомненно, например первая брачная ночь… и все последующие тоже… – Томно произнес Арнав, ликующе оценивая её вмиг покрасневшие щечки и даже нос. Он нарочито близко наклонился к её лицу, опаляя своим несдержанным дыханием кожу её губ. Ухмыльнувшись, он продолжил. – А, также, первый завтрак, обед и ужин. Наверное, и первый восход солнца можно назвать ритуалом? Давай теперь каждый шаг будем называть ритуалом! Почему просто нельзя получить свидетельство о браке и все? Нет, стой! Не отвечай, дай мне подумать. – Мужчина изобразил достаточно задумчивый вид, но его глаза выдавали в нём игривые нотки. – Потому что пары создаются на небесах, верно? И их благословляет сама Богиня? Кхуши, мне кажется, что наш союз она уже, итак, давно благословила. – Даже, если и так, Арнав, ты забыл одну очень важную вещь – нашу свадьбу! Семь кругов вокруг священного огня, благословение пандита и семьи. А также… – Чье ещё благословение нам нужно получить? Предупреди меня об этом, пожалуйста, заранее, ладно? Чтобы я успел собрать их всех в одном месте. – Его голос так и пронизывала шутливая интонация. – Как думаешь, Лакшми тоже стоит прихватить? Ты говори, не стесняйся, я всё сделаю. – Арнав, свадьба – это не шутка. Это не только соединение двух людей, но и двух душ, поэтому очень важно соблюсти каждый обычай. Ведь, когда любишь, то это совсем не сложно, правда? – В её голосе начинали проскальзывать истерические нотки. – Окей, окей, успокойся, – сдался поверженный Арнав. Он успокаивающе приютил её в своих объятиях, нежно поглаживая по слегка подрагивающей голове. А затем, когда девушка немного пришла в себя, он, чуть замявшись, медленно от неё отстранился. Его уверенные жесты, непоколебимо стойкий вид, и совершенно нечитаемая мимика, загнали Кхуши в ловушку. А потом к её неожиданности, мужчина вынул из кармана уже знакомое ей колечко, словно он всё это время носил его с собой. Арнав был уверен в своем решении, как никогда раньше. И отказ, конечно, же он принимать не собирался. – Кхуши, готова ли ты соединить свою душу с моей? Да или нет? – Он уверенно держал кольцо прямо перед собой, в его глазах плескалась надежда, в которой Кхуши вдруг почему-то захотелось утонуть.  Она не знала, что делать и что говорить, она не знала и того, как решиться их проблема и решиться ли она вообще. Какое решение будет верным? Стоит ли тешить себя бессмысленной надеждой? Или сейчас самое время кинуться в омут с головой? Резко мотнув этой самой головой, она попыталась разом выбросить из неё все назойливые мысли. И к её большому удивлению, у неё это получались. Всё переживания в миг показались глупыми, раз и их уже нет, они потеряли свою значимость, словно сдувшейся воздушный шарик. Кто она такая, чтобы решать то, что уже давно, итак, было решено? И тут удивляться пришел черед Арнава. Хитро на него взглянув, Кхуши для профилактики решив немного его помучить, заговорщически сказала:  – Давай так! Раз ты вдруг решил поверить в Богиню, то, как она скажет, так я и сделаю. – Сложив на груди руки, она демонстративно отвела в сторону свой проворно бегающий взгляд, если бы он в него пригляделся, то наверняка бы заметил её фирменную «безуминку». – Что, прости? – только и смог спросить остолбеневший Арнав. Ноги постепенно становились ватными, каждый вдох с громким свистом возвращался обратно, а на лбу уже начинали поблескивать предательские капли пота, что того и гляди скоро покатятся вниз. Терпением мужчина явно не обладал, и начинать он даже не собирался.  – Богиня, если ты хочешь, чтобы я ответила ему «да», тогда подай мне, пожалуйста, знак. – Девушка, соединив ладошки, устремила вверх свой взгляд, как если бы и вправду обращалась к самой Богине. Арнав уж было открыл свой рот для очередного возражения, как, словно по щелчку, во всем доме погас свет. Уж явно не по щелчку Богини. Кхуши интуитивно двинулась ближе к мужчине. – Арнав? – протянув руку, она активно шарила в воздухе, пока, наконец, на него не наткнулась.  – Я здесь! – Он надежно сжал её руки в своих, стараясь оградить от всех возможных страхов. Через минуту глаза уже привыкли к темноте, а падающий из окна лунный свет, позволил им увидеть друг друга. Ещё секунда и на их лицах отразилась синхронная улыбка, а затем помещение охватил дружный смех. Осознание всего происходящего, казалась уж слишком абсурдным, даже для Кхуши, но где-то на дальних задворках сознания, она всё же позволила себе поверить в то, что Богиня действительно могла услышать её шутливый зов. Арнав же, напротив, на пару секунд усомнился в своей адекватности. – Ты хотела знак? Ты его получила. – Сквозь смех, донесся сдавленный голос Арнава. – У тебя ещё остались какие-то сомнения?  – Да! – твердо прозвучал женский голос. – Что? – слишком серьезно спросил Арнав, с лица которого мигом слетела улыбка. – Я говорю тебе – да! Да, в этой жизни и во всех последующих тоже. Да! Да! Да! Хотя, я уверена, что наши души уже, итак, давно соединены. – В её глазах блестели слезы, сердце разрывалось от радости, дух непоколебимой уверенности вырисовывался невидимым узором на её руке. Она была счастлива! И была полна решимости бороться за своё счастье. Без лишних раздумий, Арнав, наконец, вернул кольцо на свое законное место – на безымянный палец той, что, как бы странно это не звучало, была предназначена ему судьбой. Они обнимались, так, словно не виделись несколько лет, а может быть, и жизней. И чтобы разлучить их, нужно было очень сильно постараться, если, конечно, кто-то осмелился бы это сделать.  – Кстати, что могло случится со светом? – Слегка отстраняясь, поинтересовалась Кхуши. – Даже электричество не выдержало бесконечного в доме веселья, что уж говорить обо мне. – Пожав плечами, закатил глаза Арнав.  – Точно, как я могла забыть, что мы находимся в твоем доме? Он же весь в своего хозяина. – Весело улыбаясь, девушка слегка стукнула его по плечу. – Зато знаешь, какой есть во всем этом плюс? Я совершенно спокойно могу сделать так. – Мужчина ближе подтянул к себе девушку, его рука, чуть касаясь кожи, прошлась по её щеке, заправив за ухо непослушно выпавшею из прически прядь. Его теплые губы уже вот-вот готовы были прикоснуться к её, которые, вдруг, шевелясь, произнесли:  – Словно наличие света когда-то тебя останавливало. Он улыбнулся и их губы слились в обоюдном безмолвном танце. И этот танец был прекрасен. Словно до этого целовались их тела, а сейчас целуются души. Осторожно и трепетно, с каждым новым движением губ, он вбирал в себя уверенность, решимость и ответственность. Отныне его первостепенный долг – беречь, отданное ему сердце и ни за что, ни при каких обстоятельствах, не позволить их душам расстаться. Он целовал её так, словно намертво оставлял в ней печать обещаний, в первую очередь самому себе. А она полностью и без остатка, обнажив свою душу и сердце, позволила ему взять их под свой непосредственный контроль. Увлеченная друг другом пара, не сразу заметила, как вскоре загорелся свет и как за их спиной раздались гулкие, поспешные шаги. Но вот, раздавшейся вблизи голос не заметить было невозможно. – Что у вас здесь происходит? Арнав, разве твоя невеста не Сунита? Или я, как обычно, всё пропустил? *** Когда мысли не чисты, а поступки и того хуже, ты, будто, каждый миг, проживаешь, стоя в центре минного поля, где каждое, даже совсем незначительное движение, может привести тебя к разоблачению. Когда тобой постоянно движет лишь собственная выгода и жажда легких денег, то каждая деталь требует твоего личного, пристального внимания. Ты можешь рассчитывать только на себя и это ужасно изматывает. Отчего чувство слуха в разы обостряется, словно ты сам весь обращаешься в слух, глаза, нервно бегая, подмечают каждую мелочь, и ты всегда готов к любому неожиданному нападению. Все вокруг, вдруг, кажутся тебе неестественными и подозрительными, будто каждый из них готов вывести тебя на чистую воду. Чувство страха, становится твоим постоянным спутником, куда бы ты не шел, оно будет следовать за тобой по пятам. И при этом, ты не живешь – ты всё время находишься начеку. Вот и Рачана, привыкшая жить в роскоши, не теряя своей бдительности, была готова к любым поворотам событий, даже к самым неожиданным. Юркой поступью, она, незаметно проскальзывала меж столиков, надолго не задерживаясь ни у одного из них. Смешивающиеся в один неразборчивый звук голоса, мешали ей сосредоточиться на своих целях, громкая музыка лишала её возможности, контролировать каждое произнесенное кем-то слово, яркий свет софит, буквально, обезоруживал её четкое зрение. Если бы паника была человеком, то она выглядела бы именно так. Нарастающее чувство тревоги достигло своего пика, когда женщина, наконец, нашла то, что так настойчиво искала – свою дочь. И тут выражение – «земля ушла из-под ног», заиграло для неё новыми красками, Рачана буквально ощутила, как оступается и падает вниз, навстречу очередному разочарованию и парализующему её страху. Согласитесь, что неприятно терпеть поражение, после идеально спланированного плана? Однако, слово «неприятно», было к ней совершенно неприменимо, оно уступало место безумно саднящему чувству, что до боли царапало и раздражало её в раз уязвленное сознание. А чувство безысходности противно отозвалось внезапным головокружением, словно, кто-то разом перекрыл поступающий в легкие кислород, или же это она забыла, что нужно дышать. На кон было поставлено слишком многое, и она вовсе не собиралась, так глупо всё терять.  Она с ненавистью наблюдала за тем, как её родная дочь ставит под сомнение все её тщательно обоснованные доводы и слова. Все её планы прямо на глазах растворялись в воздухе, в точности как Сунита с совершенно посторонним для неё мужчиной самозабвенно теряла себя в танце. И вот, когда Рачана начинала думать, что именно сейчас её дочь точно должна одуматься, как с каждым их новым движением становилось лишь хуже. На секунду женщине показалось, что Сунита действует целенаправленно – открыто и прилюдно посылая матери свой вызов. Каждое их соприкосновение, как раскрытая перед всеми тайна, отзывалось в ней гулкой злобой. Их слишком интимная близость, пробегала холодом по её напряженной спине, да и всё её тело подобно натянутой тетиве, могло спокойно способствовать запуску стрелы. Но решив, что будет проще самой превратиться в эту стрелу, начала действовать быстро и незамедлительно. Когда движения на сцене становились теснее, а лица всё ближе, Рачане ничего не оставалось, кроме как экстренно лишить электричества дом и без посторонних зрителей утащить дочь со сцены. Мать силой волокла дочь в свою комнату, будь её воля, то она насильно бы заперла её там до самого наступления свадьбы. По дороге их кто-то отвлек, поэтому женщина, запихнув Суниту в дверной проем, строго настрого наказала ей ждать её там. Но, всё же на всякий случай, мать заперла на ключ громко захлопнувшую за дочерью дверь. Злясь, Сунита бешено рассекала темную комнату, пока её не отвлек тихий телефонный звонок, что в глухом помещении, показался ей, достаточно громким. Источник противного звука не составило труда найти, светясь, телефон лежал на тумбочке, распространяя вокруг себя небольшое облачко света. «Кто будет звонить так поздно?» – невзначай подумала Сунита. На экране высветилось имя: «Амрита». Девушка никогда не отвечала на чужие, возможно, личные звонки, но сейчас почему-то решила ответить. Она приняла вызов, и тут, словно в доказательство верного выбора, комнату озарило светом.  – Алло, – тихо прозвучал её голос. Услышав ответ по ту сторону трубки, она чуть было не выронила из рук телефон. Крепче прижимая его к своему уху, она старалась понять сказанные там слова, словно слышала их впервые. – Что? Что вы такое говорите? Мать вернулась, как раз в тот момент, когда телефонный разговор уже был окончен, а Сунита смотрела на неё своим уничтожающим, пропитанным горечью, взглядом. Без лишних церемоний, Рачана с порога, накинулась на свою дочь. – Ты совсем с ума сошла? Что ты творишь? – Громко прокричала мать, больно встряхнув дочь за плечи. – Разве так мы с отцом тебя воспитывали? Потрудись, пожалуйста, объяснить, что это только, что там было. – О чем ты говоришь? Что там могло ещё быть? – Сунита сделала вид, что глубоко задумалась. – Если я не ошибаюсь, то это называется Сангит – церемония, посвященная танцам и музыке. Верно? – Девушка приняла совершенно невозмутимый вид, в то время как внутри всё клокотало от подступающей обиды и злости, сдерживать которые, она плохо умела. – Вот, я и танцевала… под музыку. – Играй в свои игры с кем-нибудь другим. Поняла меня? Ты, должно быть, забываешь, что я – твоя мать, а, значит, я всё равно играю лучше. – Её глаза значительно покраснели, того и гляди, вовсе зальются кровью. – О, правда? Так, значит, ты не отрицаешь, что ведешь свою игру? – Непринужденно спросила Сунита, принимая безучастный вид, она с поддельным интересом рассматривала свои ногти. – Не знаю, о какой игре ты говоришь. И вообще, прекрати, заговаривать мне зубы. Я задала тебе простой вопрос, и не нужно блистать умом, чтобы на него ответить. Если, конечно, ты всё ещё дружишь со своей головой!? – Рачана прям-таки источала собой недовольство, или же полностью состояла из него. – Разве будучи твоей дочерью, я могу дружить с головой? – Подхватывая материнскую грубость, резко, но, достаточно, спокойно ответила дочь. Слова, брошенные в гневе, словно острое лезвие, оставляют после себя кровоточащие раны, провоцируют неизбежную грубость и, возможно, жестокость. А также задевают за живое, уверенную в своей правоте, мать. – Сунита, как ты смеешь так со мной разговаривать? Что всё это значит? Почему ты, вдруг, подвергаешь сомнению наше воспитание? Разве приличная девушка будет так себя вести? Завтра твоя свадьба, а ты у всех на глазах непристойно танцуешь с другим мужчиной! Что о нас подумают другие!? У тебя совсем нет стыда и совести? – Женское тело охватила крупно пробивающая дрожь, потеря контроля, медленно сводила её с ума. – Не тебе говорить мне о высоких моральных качествах, мама. Если их нет у тебя, то откуда они будут у твоей дочери? – Непоколебимый голос прорезали стальные, холодные нотки, словно прошлись ножом по материнскому сердцу. – Что это значит? – Пораженно спросила Рачана, ощутив себя так, словно ей на голову надели звонкую кастрюлю и несколько раз прошлись по ней молотком. Она замерла, оглушенная и, совершенно, разбитая. – А то и значит, мама – твоя дочь повзрослела и, наконец, прозрела. Я очень надеюсь, что Боги наделили меня большей честностью и совестливостью, чем тебя. Надеюсь, что бесчестие и позор не передаются от матери к ребенку через пуповину. Иначе, мама, я не хочу быть твоей дочерью. – Из её глаз катились крупные слезы, тело пробивала мелкая дрожь, а воздуха предательски не хватало. Будто она разом потеряла смысл всего, во что так сильно верила. Может ли она считать себя правильной и совестливой, если была воспитана таким бесчестным человеком? – Сунита, дочка, почему ты так говоришь? – Сквозь слезы, дрожащим от рыдания голосом, спрашивала ничего непонимающая мать. – Чем я тебя так обидела? – Продолжая лить слезы, она, окончательно обессилив, рухнула на пол. Дочь едва сдержала себя, чтобы не кинуться вслед за ней. – Я рассказу тебе об этом завтра, а сейчас я хочу побыть одна. – Резким движением руки Сунита стряхнула, катившееся по щекам, слезы, возвращая своему лицу невозмутимо ледяное выражение, не оборачиваясь на мать, она поспешно покинула комнату. *** Порой судьба играет с тобой в злые игры, прописывая в них свои неукоснительные правила. А иногда и сама жизнь захватывает в свой неразборчивый круговорот и не спрашивая разрешения, несет тебя по своему изворотливому течению. Она, как буйный океан, изменчива и непредсказуема, а вместе с ней меняешься и ты. Для кого-то, превращаясь в спокойное озеро, жизнь добра и справедлива, а кому-то всё время приходится с ней бороться, будто с ненастной стихией, что, обычно, обрушается бешеным штормом. Как ни странно, но Шьяму доставалось и то и другое. Были дни, когда он был полностью удовлетворен и счастлив, не зная нужды в коварных помыслах, но были и те, что побуждали его на совершенно безумные, даже для него самого, поступки. То он чувствовал себя счастливым, то тут же ненавидел весь мир, словно, в нём одновременно уживались две противоположности, каждая из которых стремилась друг друга вытеснить. И мужчина не понимал, какая из них – он. Шьям всегда рассматривал жизнь, как игру в лото, он знал, чтобы выиграть и завоевать в ней свое место, необходимо вытащить счастливый билет. Но если ты не обладаешь удачей, а жажда победы слишком велика, чтобы с ней делиться, то ничего не остается, кроме как тщательно подтасовать бочонки. Что, собственно, Шьям и делал – он манипулировал людьми, словно пешками, расставляя их в нужном для себя порядке. Разве это делало его плохим человеком? Хоть Анджали и можно было считать счастливым билетом, ему этого было недостаточно. Какая-то его часть радовалась и ликовала, наслаждалась семейной жизнью и, возможно даже любила свою жену, а какой-то его части всё время было мало. Мало власти, мало денег, мало любви и заботы. И опять же сложно было понять, кто из них – он настоящий. Но, как известно, жизнь изменчива, и ты не можешь знать заранее, в какой именно момент может всё измениться. Бесповоротно и окончательно. Сегодня ты руководишь игрой, а завтра сам превращаешься в пешку. Сегодня ты богатый зять семьи Райзада, имеющий любящую жену, высокий социальный статус и уважение в обществе, а завтра ты неизлечимо болен. И то, что всегда казалось малым, вдруг в стократ увеличивается в своих размерах.  Шьям одновременно любил командировки и в тоже время их ненавидел. Он уже и забыл, когда в его жизни было что-то иначе. В последнее, очень длительное, время, так было всегда – он перестал различать любовь и ненависть, заботу и вред, добро и зло, словно кто-то залез ему в голову и всё там тщательно перемешал. Если ему что-то очень сильно нравилось, значит вскоре он должен был испытать к этому полнейшее отвращение и наоборот. И эти чрезвычайно резкие собственные развороты выбивали мужчину из привычной жизненной колеи. А эта командировка оказалась для него самым сложным поворотом. Прогуливаясь по знакомым улочкам Лакхнау, Шьям случайно набрел на один из старейших храмов города. Он не заметил, как оказался внутри него, будто ноги сами привели его туда. Не то, чтобы мужчина часто посещал подобные места, как правило, чаще всего он обходил их стороной, но именно сегодня ему захотелось обратиться к Богу. Жертвенно упав на колени перед алтарем, он покорно склонил в пол тяжелую от мыслей голову, явственно ощутив лбом, проникающий под кожу, холод. Мысленно он снова и снова прокручивал в голове события предыдущих дней. Несколько дней назад На улице стояла отличная погода, одна из тех, когда было не слишком жарко, а прохладный ветерок приятно ласкал кожу. Но прошла лишь минута, и мужчине показалось, что погоды ужасней он никогда не видел. Было ли недостаточно солнечно или же ветер был слишком холоден и неприятен, он не знал, знал лишь, что ему не нравится. Все дела были решены и вскоре он должен был вернуться в Дели. Он был этому рад, или по крайней мере, ему так казалось. Настроение было приподнятое и всё, возможно, было бы хорошо, если не очередной приступ головной боли, который в последнее время случался с ним всё чаще. Но в этот раз всё было иначе. Боль буквально выедала его изнутри, разносясь удушливой волной по измотанному телу. Картинка, медленно лишаясь своих красок, плыла перед глазами, ноги дрожали и подкашивались, а в ушах стучало так, словно кто-то, сидя в голове, со всей дури бил там в барабан. Тело медленно лишалось привычной активности, а чувство страха лишь усугубляло, и без того, стрессовое положение. С силой обхватив больную голову, Шьям оперся о стену незнакомого ему здания, медленно стекая вниз одной большой пульсирующей кучкой оголенных нервов. Он не знал, как долго просидел там, не помнил и того, как, мимо проходящие люди оказали ему помощь. Будто из его жизни нагло украли ценные часы, о которых он даже не вспомнил. Шьям пришел в себя, уже лежа на больничной койке. Голова гудела, но он мог различать звуки. От его руки тянулись множественные провода, что, двоясь в глазах, превращались чуть ли не в бесконечную паутину. Вместе с поступающим в кровь лекарством, распространялось спокойствие, что постепенно расслабляло уставшее от боли тело. Сфокусировав взгляд, он заметил, весьма хмурого мужчину, что, тихо хмыкая себе под нос, озадаченно изучал какие-то снимки.  – Как хорошо, вы, наконец, пришли в себя, – грустно улыбнувшись, сказал доктор, – это уже вторая наша встреча за неделю и, к сожалению, не последняя. – Он нервно мялся на месте. – Что вы имеете ввиду, доктор? Что со мной? – Ослабленно прозвучал встревоженный голос Шьяма. – Пришли результаты ваших обследований… – пожилой мужчина в очередной раз изучающе взглянул на снимки, будто, в этот раз он хотел увидеть там что-то другое, что-то, что не будет так страшно произносить вслух. – Скажите, замечали ли вы за собой что-то странное? Резкая смена настроения, раздражительность, неопределенность? И как бы это мягче сказать – некие психические расстройства? Замечали ли вы, что делаете что-то, а потом не помните что? Или делаете, и не понимаете зачем? Не изменилось ли ваше поведение? – Да, в последнее время это происходит постоянно и с каждым разом всё сильнее. Я уже не понимаю, где правда, а где ложь. Я не понимаю себя. Иногда я делаю ужасные вещи, и когда я их делаю, они кажутся мне правильными, но потом я понимаю, что это будто был не я. Я смотрю на человека и мне хочется обнять его, а через секунду я уже планирую, как буду его убивать. Раньше со мной такого не было. Я никогда и ни с кем это не обсуждал, но меня это ужасно пугает. Понимаете меня? Что это, доктор? – нетерпеливо спросил пациент. – Астроцитома. – Сказал он, как отрезал, надеясь, что этой информации будет для него достаточно, но видя перед собой ничего не понимающее бледное лицо, он понял, что тяжелому разговору всё-таки быть. – Понимаете, у вас обнаружили глиальную опухоль головного мозга. – О, звучит не очень. Она… – Злокачественная и, к сожалению, неоперабельная. Так иногда бывает, когда определить границы астроцитомы практически невозможно. Она задевает важные участки головного мозга, поэтому операция в таких случаях невозможна, она либо превратит вас в инвалида или же вовсе лишит жизни.  – Лечение? – Судорожно спросил Шьям, хватаясь за слова, как за последнею соломинку. – Извините меня за мою прямоту, я понимаю, что мои слова ужасны и очень сложны для восприятия, но прислушайтесь к моему совету – не тратьте попусту время и деньги, а проживите оставшееся время с семьей, в мире и спокойствие. На моей практике, ещё ни одному пациенту не удалось побороть эту болезнь, они лишь тратили свои последние дни, просиживая их в больничных стенах. Бесконечные обнадеживающие анализы, попытки отыскать других, более грамотных, врачей – всё это отнимает много сил и времени. А его у вас осталось не так-то много. – Его нахмуренные брови сошлись на переносице, он знал, какой за этим последует вопрос, а также знал, что ответ пациенту точно не понравится. – Сколько, доктор? – Встревоженные глаза бегло смотрели на доктора, но взгляд надолго не задерживался, словно проходил сквозь него. – Нет точных данных, это могут быть месяца, может, полгода, но точно не более года. Всё зависит от вашего образа жизни. И вам решать, как именно вы хотите прожить это время. Я выпишу вам рецепт, лекарства нужно будет принимать ежедневно. Сегодня В истерическом припадке Шьям, раскачиваясь, яростно ударялся лбом об пол, будто это могло помочь ему забыть шокирующую правду или избавиться от уничтожающей его болезни. В припухлых глазах стояли непролитые слезы, теряя связь с внешним миром, он глубоко погрузился в свои мысли. Сегодняшний день окончательно разорвал последнею тонкую ниточку, едва державшейся до этого надежды. Все эти дни он уповал на последний, пусть даже самый маленький, шанс. За последние три дня, которые показались ему бесконечно долгими, он успел посетить чуть ли не каждую в городе клинику, специализирующуюся на его сложном случае. Если один человек ещё мог совершить ошибку, то десять точно нет. И все, как один, твердили одно и тоже, будто, сговорившись, провозглашали ему безапелляционный приговор. Шьям злился, выходил из себя, позволял себе грубость и физическую силу, но даже хорошая встряска не заставляла доктора передумать и дать противоположный ответ. Мужчина копил всё в себе, он боялся произносить вслух страшные, безвозвратные слова, от чего внутри него всё бурлило и вот-вот уже готово было закипеть. Несколько раз он срывался и звонил Анджали, полный намерения всё рассказать, но слыша в трубке взволнованный голос беременной жены, он вспоминал, что ей нельзя волноваться, и почему-то это начинало волновать уже его. Он молчал и продолжал копить в себе, что, как снежный ком, с каждым днем лишь увеличивалось в размерах и рано или поздно должно было выйти наружу. Лучше, конечно, рано. Неужели всё так и закончится? Как принять это? Что делать? – Господи, что я делал не так в этой жизни, что ты меня так строго наказываешь? Да, я не был хорошим человеком, но разве это моя вина? Разве плохие поступки делают человека плохим? Тем более, если эти поступки – плод, подаренной тобой, болезни. Почему именно сейчас, когда я должен стать отцом? Почему я? Я люблю свою жену и хочу прожить с ней жизнь. Шьям ничего не замечал и не знал, чему верить. Всегда ли он был ужасен и коварен или же это болезнь вытянула наружу то, что пряталось глубоко в потайном шкафу? Любил ли он Анджали или ненавидел? Хотел уберечь от всего мира или придушить собственными руками? И почему, вдруг, думая об Анджали, в голове ненароком всплывал образ Кхуши? Словно они туго переплетались, и он не мог понять, кто из них, кто. Кхуши напоминала ему Анджали или наоборот. Кхуши он хотел завоевать или же свою жену? Всё так запуталось, словно кто-то, зло насмехаясь, переключал в его голове мысли, что были, как быстро сменяющие друг друга картинки. Он устал и был сильно измотан. И мужчина не понимал, что именно его так утомило, то ли быстро прогрессирующая болезнь, то ли собственные нечестивые мысли, что как темные тени оплетали собой всё к чему прикасались. Шьям подумал о жене, и вдруг осознал, что успел по ней соскучиться, а затем подумал о ребенке, который не то, чтобы не входил в его планы, но всё же оказался полнейшей неожиданностью. И он безумно сильно боялся о нём думать. Боялся собственных мыслей и нечистых намерений, ведь это был его ребенок – начало и продолжение его самого.  До мужских ушей донесся смутный голос, рядом склонившегося старика: – Сын мой, не бывает плохих людей, бывает, люди совершают плохие поступки. Вся наша жизнь состоит из принятых нами решений: хороших и плохих. Хорошие поступки приносят радость и пользу, но иногда и они могут огорчать и оборачиваться против нас. Но вот за плохие поступки нам приходится отвечать и нести ответственность, а иногда и расплачиваться чем-то очень ценным. И только человек решает – какими поступками наполнять чашу своей жизни. Мой тебе совет: если тебя что-то мучает, искупи грехи – добрыми делами. И тогда, поверь, твое сердце вновь обретет покой. – Оставив свое благословение, пожилой пандит отправился на очередную службу. В этот раз он будет молиться за человека, чьи поступки шли в противовес доброму сердцу.  И теперь, когда у Шьяма осталось совсем мало времени, он задумался о том, как будет правильнее его прожить. Ему в жизни всегда чего-то не хватало: времени, денег, власти, любви, а сейчас не хватает и самой жизни. Он умрет, а другие будут жить. Осталось лишь принять решение – будут они жить в радости или в горе. Вот она – власть, которой ему всегда так было мало. Он может искупить грехи добрыми поступками, а может оставить после себя боль, разрушения и ненависть. Может навсегда разрушить их жизни и ему за этого уже ничего не будет. Ведь ему, совершенно, нечего терять. Раз судьба отнимает у него жизнь, почему в ответ он не может отнять чье-то счастье? Он выберет для себя лишь один путь, который посчитает верным, конечно, насколько ему позволит сделать это его больное сознание.  И вот сейчас, стоя у дверей Шантивана, его в очередной раз терзали смутные мысли: добро или зло, любовь или ненависть, искупление или расплата, помилование или всё-таки наказание. Он чувствовал себя Богом, готовым вершить чужие судьбы. И шанс это сделать предоставился ему сразу, как только он переступил порог дома. Его глазам удалось поймать тот самый редкий момент, когда чужая тайна распахнула свои двери, обычно, закрытые для других. – Что у вас здесь происходит? Арнав, разве твоя невеста не Сунита? Или я, как обычно, всё пропустил? – Шьям хотел было сказать «всё перепутал», но вовремя опомнился. Мужское лицо было невозмутимо спокойно, как вдруг, его исказила злая ухмылка. Видя перед собой то, о чем сам мечтал не раз, мужчина пропустил через себя несколько болезненных, не щадящих доброту, импульсов, что неприятно заныли, словно старая потревоженная рана. Он мечтал, что когда-нибудь Кхуши будет принадлежать ему и только он сможет к ней прикасаться. Или же он мечтал это сделать с другой? Точно ли он мечтал именно об этом? Или снова всё перепутал?  Кхуши отскочила так резко, словно увидела ползущего к ней навстречу паука, огромного и очень страшного. Она позволила инстинктивному страху завладеть всем её вниманием. Девушка непроизвольно сделала шаг назад, чуть отступая и прячась за спину Арнава, а её дрожащие руки судорожно вцепились в сильные мужские плечи. Обладатель этих самых плеч, в свою очередь, вел себя так спокойно, словно не случилось ничего, что могло бы вызвать панику. – Зять, ты уже вернулся? Очень вовремя, я ждал тебя ещё утром. Я расскажу тебе, что здесь происходит, но не здесь. – Арнав беглым взглядом пробежался по сторонам, осматриваясь на предмет ненужных ушей, а затем шепотом обратился к дрожащей позади себя девушке. – Кхуши, не переживай, всё будет хорошо. Я поговорю со Шьямом и всё ему объясню, я уверен, что он сможет нам помочь. Ты веришь мне? – Тебе то я верю, а ему не очень, – тихо прошипела она себе под нос, а затем чуть громче сказала, – да, Арнав, конечно, я тебе верю. Но можем ли мы верить ему? – Она, опасливо смотрела в сторону полностью растерянного Шьяма, один его вид, уже провоцировал в ней недоверие и тревогу.  – Кхуши, мы это уже обсуждали, не волнуйся, я всё решу. – Арнав ещё раз крепко сжал её ладони в своих, прежде чем отпустить и подойти к зятю. Стоит отметить, своевременно, как раз в тот момент, когда из-за угла появилась радостная Анджали. – Ты уже вернулся? Когда? Почему не предупредил меня? И почему ты стоишь здесь? – Женское лицо светилось счастьем, но голос был слегка взволнован.  – Да, моя королева, я только что приехал, почему ты так волнуешься и отчитываешь меня? Ты должна быть рада, что твой муж, наконец, вернулся домой. – Широко улыбаясь, мягко произнес мужчина, а затем в непривычном для себя жесте, распахнул в стороны руки, взглядом приглашая её в свои скучающие объятия. – Конечно, я рада, очень рада! – Без лишних раздумий женщина порывисто прижалась к груди мужа. – Мне очень сильно тебя не хватало. Вдыхая родной аромат, Шьям, почему-то, поймал себя на мысли, что чего-чего, а любви в его жизни, всё-таки было больше, чем достаточно. И почему он не думал об этом раньше? Или же он всегда это знал, но болезнь заставила его забыть об этом? Он обнимал её, как в первый и последний раз, долго, ненасытно и так искренне. А затем, невзначай, он бросил свой взгляд на Кхуши. И встрепенулся. «Как моя жена, может одновременно быть и здесь, и там?» – болезненно подумал он. Закрыв глаза, как учил его доктор, он постарался сосредоточиться и напрячь свой туго, порой с ошибками, работающий мозг. Когда Шьям открыл их снова, то он по-прежнему обнимал жену, а напротив стояла та, которую он люто ненавидел. И тут он понял, что пора принимать лекарства. – Дорогая, ты иди, отдыхай, а мне нужно поговорить с твоим братом. Я вернусь совсем скоро. – Уверял муж жену в том, в чем сам был не до конца уверен. *** Поздний вечер выдался на удивление холодным и не менее странным. Мелкая изморось неприятно окутывала одежду, оставляя на ней свои влажные пятна, такие же были и в душе Арнава, и он всеми силами старался избавиться от них. Он обещал, что всё исправит, но успеет ли? Мужчина своевольно возложил на себя груз ответственности, окажется ли он ему по силам? Он был полон уверенности лишь для других, но в душе он всё же боялся потерпеть самую страшную в жизни неудачу. Время стало его врагом, а не союзником, которое мчалось так быстро, словно само куда-то опаздывало. Точка невозврата должна была наступить уже завтра, а в запасе у него оставалось лишь несколько часов и невозмутимо попивающий чай – зять. В непринужденной атмосфере вечернего кафе разговаривать казалось намного легче, чем в удушливых стенах Шантивана, которые в последнее время тоже имели уши. – Шурин, позволь мне задать тебе один вопрос, – Шьям громко отхлебнул, уже давно остывший чай, – с Кхуши у тебя что-то серьезное или так временное увлечение? – Его правая нога нервно постукивала об пол. – Я хочу на ней жениться. Тебя устроит такой ответ? Как ты думаешь, достаточно ли это серьезно? – Твердо и непоколебимо ответил Арнав, как если бы глаголил самую, что ни на есть истину. – О, предполагаю, что да, – задумчиво протянул зять, – но боюсь, что у тебя ничего не получится. – Он безнадежно пожал плечами, как если бы у него спросили: «будет ли он ещё чай?». Он хотел казаться максимально безучастным, контролировать каждую свою мысль, и выпитые недавно лекарства немного ему в этом помогали. Пуще впиваясь ногтями в ладонь, Шьям мысленно по кругу продолжал повторять одни и те же фразы: «Кхуши мне никто. Кхуши просто знакомая. Я её не знаю. Она для меня ничего не значит». – В смысле? Почему это? – раздраженно воскликнул мужчина. – Ты, должно быть, головой ударился и забыл, что завтра твоя свадьба? – Закатив глаза, чуть раздраженно ответил зять, которому приходилось будто ребенку объяснять ему элементарные вещи. А тратить свое драгоценное время на это вовсе не хотелось. – Об этом я и хотел с тобой поговорить. Завтра не только моя свадьба, но и свадьба Кхуши. Поэтому мне и нужна твоя помощь. – В резком движении чашка, что была в руке Арнава, звонко ударилась об блюдце. Отчего Шьям немного вздрогнул и схватился за голову.  – Шурин, прошу тебя, перестань говорить загадками, у меня и без того путаница в голове. Не усугубляй положение, говори прямо – что от меня требуется? – Искусственно сдержанное спокойствие всё увереннее сменялось на открытую раздражительность и скрытую, даже от него самого, тревогу.  – Завтра, как тебе известно, должны состояться две свадьбы: моя и Суниты, Кхуши и Нанке. И нам нужно сделать всё так, чтобы они либо не состоялись вовсе, либо состоялись, но совсем в другом порядке. Ты понимаешь, что я имею ввиду? Что тебе удалось выяснить? – Арнав смотрел на него, словно хотел просверлить дыру в его голове и разом без лишних объяснений вложить туда всю необходимую информацию, а в ответ забрать для себя нужную. – Что? Когда я успел пропустить вторую свадьбу? Меня не было всего неделю, а событий у вас на целый год. Мне бы так жить… – Шьяму пришлось приложить все усилия для того, чтобы понять, о чем всё-таки идет речь. – Так, шурин, давай я просто расскажу тебе, что мне удалось узнать о вашем договоре. – Для этого мы и пришли сюда, – напомнил ему Арнав на тот случай, если он забыл. – Для начала я скажу, что был не прав, но в таком деле, без тщательного расследования, любой мог совершить ошибку. Шурин, хорошая новость состоит в том, что, я на 99% уверен, что ваш так называемый договор – полнейшая фикция. Да, информации немного, но она в корне меняет дело. Мне удалось выяснить, что семейный юрист ваших родителей – мистер Аджит Ранават умер за день до того, как заверил своей подписью треклятое соглашение. Плохая же новость состоит в том, что у меня нет вещественных доказательств. Я пытался найти его свидетельство о смерти, но оно оказалось потеряно. – Тревожность прошла, передав эстафету стойкой профессиональности, когда дело касалось работы, он был внимателен и точен и ему вовсе не хотелось терять это чувство. – И что, совершенно, никак нельзя это доказать? – Злясь уточнил Арнав, рука которого сжавшись в тугой кулак с грохотом обрушилась на деревянный стол. – Дата его смерти была указана в общей базе данных. Клянусь тебе, шурин, я видел её собственными глазами, но, когда я выгрузил документ на печать, в нём уже стояла совсем другая дата – на два дня позже. Словно кто-то узнал и успел её изменить. Кто-то из работников, конечно, но мне не удалось выяснить, кто именно. Ещё мы можем привести людей, которые мне рассказали о его смерти, но не думаю, что это будет уместно и поможет решить проблему. – Казалось, что Шьям и сам хотел решить проблему или же это был простой профессиональный азарт. – Да, звучит не очень убедительно. Что можно сделать ещё? – Арнав нетерпеливо стучал по столу пальцем. – Мы можем отправить соглашение на экспертизу, сравнить подпись на предмет подделки и давность нанесенных чернил. – Ответил он, как истинный знаток своего дела.  – Почему мы не сделали это раньше? – Чуть вскинув бровь, удивленно поинтересовался мужчина. – У нас не было образца его подписи, но сейчас мне удалось его раздобыть. На первый взгляд они очень похожи, но экспертиза даст точный ответ. – Окей, сможешь сделать это оперативно? Деньги не проблема, заплати за срочность двойную стоимость. – Хорошо, я сегодня же попрошу знакомого проверить это, но убедит ли эта экспертиза нашу семью? – Задумался Шьям, пытаясь понять, как отнесся бы к такой новости он сам. Раньше он испытал бы поистине детский восторг от слов «двойная стоимость», но сейчас в его душе не было ни единой реакции, лишь полнейшая тишина. Как хороши бы не были деньги, на том свете за них ничего не купишь, а кроме семьи Райзада у него никого больше не было. – Должна убедить, это же не просто купленная на базаре бумажка. – Нервничая, Арнав потянулся за чашкой чая, отпив оттуда глоток пустого воздуха, стоит заметить, он делал это уже в третий раз, совершенно игнорируя факт отсутствия в нем чая. – И да, у меня к тебе будет ещё одна просьба. Пока тебя не было, произошло кое-что ещё – кто-то посмел пробраться на территорию Шантивана, напасть на Кхуши и всадить в меня нож. Всё обошлось, но этот мерзавец сбежал. Нужно выяснить не связано ли это с Рачаной, соглашением или чем-то ещё. Я уже обратился в полицию, предоставил им нож и видео с внешних камер видеонаблюдения. Сможешь лично проконтролировать этот момент? – Арнав рассказал так непринужденно, словно говорил про незапланированный поход к стоматологу. – Шурин, у меня от твоих рассказов давление подскочило. Хорошо, я сделаю всё, что от меня зависит. Шьям явно занервничал, упоминание о наличии камер видеонаблюдения выдернули его из, с трудом достигнутого, спокойствия. Как такой осмотрительный человек, как Шьям Манахар Джа, мог упустить такую важную вещь? Хотя чему он удивлялся? В последнее время он мог забыть даже собственное имя, не то, чтобы не заметить какие-то там камеры. Но всё же пугающий холодок пробежался вдоль его напряжённого позвоночника, заставляя тело обливаться холодным потом. Он не уверен, что был осмотрителен, когда проворачивал свои грязные делишки.  – Шурин, а что, если у меня не получится? Если я не успею найти доказательства? Что вы тогда будете делать? – Шьям смотрел выжидающе, словно хищник на свою скорую добычу. – У тебя нет права на ошибку, зять. Я вверяю свою судьбу в твои руки. И твоя первостепенная задача – не подвести нас. Информация нужна завтра утром, в крайнем случае, до 13:00. – Арнав даже не хотел думать, что может быть в противном случае. Другого случая просто не должно было быть и всё. – Шурин, я не всемогущий, у тебя есть план на случай моей неудачи? – Как бы невзначай он прощупывал почву, прокладывая себе территорию для дальнейших действий. – Плана нет. Если ты не справишься, нам придется сначала пожениться, а потом уже решать, что с этим делать. Доказательства рано или поздно всё равно появятся. И да, зять, об этом никто не должен знать, особенно Анджали. Ты понял меня? – Это был самый крайний случай, и мужчина будет стараться избежать его всеми возможными способами. – Не волнуйся об этом, никто не узнает. Но объясни мне, как так получилось, что Кхуши и НК решили, вдруг, пожениться? – Спросил Шьям из чистого любопытства.  – Я их заставил… – уставившись в пол, тихо ответил Арнав, будто признавался в том, что по понедельникам он носит платья. – Что? – громе положенных приличий воскликнул зять, извилины которого в очередной раз туго переплелись. – Да, это опять же дело рук Рачаны. Всё дело в фото, она подстроила всё так, что семья увидела фотографию, где Кхуши и НК якобы целуются, ну я от злости и решил их поженить. – Он лепетал, как ребёнок, не привыкший признавать свои ошибки. – Этой Рачане провериться бы у врача… у неё явные проблемы с головой. Да и тебе тоже не помешало бы это сделать. – Со стороны судил Шьям чужие безумные поступки, будто у него таких никогда не было. Пропустив мимо колкий комментарий, Арнав вновь примерил на себя серьезный вид. – Зять, вся надежда только на тебя. В твоих руках четыре жизни. Ты в этой истории палач, а мы склоняем перед тобой свои головы. Умоляю, не подведи нас. – Его глаза излучали непоколебимое доверие, сердце без устали верило в лучшее, а разум твердил, что всё нужно сделать правильно. Только вот «правильно» для каждого своё. – Я всё сделаю так, как надо, – задумчиво ответил мужчина. Шьям в ожидании Арнава вышел на улицу, его кипящей голове категорически был необходим свежий, охлаждающий воздух. На миг он примерил на себя костюм вершителя чужих судеб, и он оказался ему в пору, костюм залежался и словно всё это время ждал своего торжественного выхода. Приятно осознавать, что чужие жизни находится именно в твоих руках, и лишь тебе решать какими они будут. Власть дурманила и пьянила. И мужчине вдруг показалась, что в его жизни волне всего достаточно: любви, что дарит ему жена, власти, что дает ему право выбора, уважения, как в работе, так и в семье, а деньги это просто формальность, которая с приходом жены, итак, была у него всегда. Неожиданно от бесконечных мыслей его отвлек телефонный звонок. – Да, моя королева, что-то случилось? Что? Что ты такое говоришь? Не волнуйся, я скоро приеду. – Он решительно зашагал в сторону припаркованного автомобиля. – Ах да, кстати, у меня для тебя есть очень важная информация. Шьям поднял свой отрешенный взгляд в совершенно беззвёздное темное небо, такая же пустота была внутри него. Продолжение следует… P.S. Извиняюсь за свои медицинские познания, а точнее за их отсутствие:) Спасибо за ваш интерес, за ваши отзывы, за вашу вовлеченность в общее дело!