Планида. Закатившееся солнце.

Глава 33. Конец дня.

...В неверных отблесках денницы

Жизнь кружит, пляшет без стыда;

Теней проводит вереницы

И исчезает навсегда...

Ш. Бодлер

      Бушующая снаружи гроза не затихала уже вторые сутки. Крупные дождевые капли смывали потеки крови оставленные на мощенной светлыми плитами площади, превращая ту в бурную красную реку, а ветер был столь сильным, что трепал даже насквозь промокшие одежды все еще лежащих на улице трупов. Очередной воздушный поток откинул резной ставень, едва не вывернув верхнее крепление, и опрокинул стоящий на подоконнике кувшин с таким грохотом, что слуга присматривающий на данный момент за молодой госпожой Цзинь вздрогнул и чуть подпрыгнул на месте от неожиданности. Цяо Мэймао поспешил быстро захлопнуть створку, подвязал бечевой поведенный край к какой-то наполовину обломанной декоративной загогулине на стене, чтобы та больше не хлопала, и решил сменить перепуганого мальчишку, кивнув тому убрать воду и разлетевшиеся по полу глиняные черепки, а сам проверил повязку на шеи молодой госпожи и температуру, и присел на стул, считая пульс на тонком женском запястье. Сейчас тот был довольно слабым, но достаточно ровным. И все же… общая ситуация была скверной.       Казалось бы, не будь Цяо Мэймао вчера на объявленном сборе и Цзян Яньли, не найдись там другого толкового целителя, вполне могла умереть.        Но Мэймао успел помочь, и теперь сестра Ваньина проживет… дней шесть-семь. А потом все равно умрет. Возможно даже не приходя в себя. Просто захлебнется собственной кровью и легочной слизью. Или сердце откажет, так как одна тампонада у нее уже была — Цяо Мэймао впервые за обе жизни делал экстренное дренирование перикарда, да ещё и без какой-либо вспомогательной аппаратуры и повторять подобное вновь не желал ни при каких обстоятельствах! Он готов был поклясться, если бы его одежды и так не были сырыми от дождя, с них можно было бы выжать пару литров его нервного пота!       Закончив счет, Цяо Мэймао аккуратно уложил узкую ладонь на постель и прикрыл ее одеялом. Дева Цзян прошлась по самому краю острой кровопотери, даже сейчас индекс Альговера       оставался низким, в комплексе откатывая и без того не высокие шансы не в пользу пострадавшей.       Ужасная рваная рана на шее девушки оказалась опасной лишь в моменте. Быстро сшив перебитый сосуд на живую нитку, Мэймао прямо посреди развернувшегося вокруг хаоса своей ци буквально спаял перебитую сонную артерию, заставив ту ускоренно срастись в критически-слабых местах. И пусть вышло совсем не красиво, с грубоватыми малоподвижными рубцами, зато надёжно и быстро! Так как Цзян Яньли была хоть и посредственным, но все же каким-никаким совершенствующимся, пусть и без сформированного золотого ядра, но с крепкими духовными венами и гуляющей по телу слабенькой ци, дело шло в разы проще чем с обычным человеком, организм которого просто не мог удерживать в себе даже небольшое количество энергии достаточное для эффективного лечения время. А вот рана на спине оказалась куда более паскудной. Лезвие насквозь прорубило левую лопатку и пару ребер, прокололо легкое, краем задев лёгочную аорту и практически разрезало надвое левую грудь и молочную железу, самым кончиком выйдя спереди, повредив кожу и лишь одно из нижних одеяний. Поврежденное легкое сразу же начало медленно заполняться кровью и видимо трупным ядом или другой заразой попавшей в рану с далеко не стирильного меча, вызвав нешуточную головную боль у осматривавшего это дело Цяо!       Он ещё на месте как мог обработал рану, промыл и перетянул прямо посреди развернувшийся вокруг жуткой бойни. Стигийская печать — воистинну жуткая вещь! Она немыслемым образом обходила действие всех ритуалов, призванных защитить человеческую душу в посмертии, и беспощадно поднимала в бой только что павших заклинателей, обращая тех лютыми мертвецами и снова бросая тех в бой! И без того жестокое сражение окончательно превратилось в настоящий хаос, где брат шел на брата, а реки крови не мог смыть даже хлещущий с неба ливень! Сцена словно прямиком из Дьюи!.. Несколько раз и над головой Мэймао звенела сталь: первый раз он обернулся, посылая Чжойгу в бой, но едва не допустив ухудшение состояния Цзян Яньли, ему пришлось полностью положиться на чужую защиту и сосредоточиться на ранах, стараясь не дёргаться от слепящих взрывов ярящегося Цзидяня, вспышек используемых талисманов, скрежета стали, хриплых воплей и злобных завываний разбуженных мертвецов…       И все же, не смотря на все приложенные им усилия, сейчас бронхи Цзян Яньли были воспалены и расширенны, и эктазия стремительно продолжалась. Такими темпами, из-за начавшегося абсцесса, поврежденное легкое дней через семь-восемь будет похоже на готовую взорваться бутылку газировки, которую как следует взболтали!.. Кроме этого, из-за повысившегося легочного сосудистого сопротивления начало страдать сердце, уже спровоцировав одну тампонаду, ведь лёгочная гипертензи́я всегда приводила к правожелудочковой недостаточности, а та в свою очередь к преждевременной смерти!.. То есть даже тех же семи дней у сестры Ваньиня могло вовсе и не быть!       И теперь, исходя из гуевых видений, именно ему, Цяо Мэймао, предстояло что-то с этим сделать!       Самое паскудное, ради возможности поквитаться с Бай Цзэ Цяо Мэймао реально был готов рискнуть жизнью сестры молодого главы Юньмэн Цзян.       Он еще раз хмуро осмотрел лежащую на постели бледную Цзян Яньли и тяжело выдохнул:       — На кой тебя вообще понесло сюда, дурная ты девица?..       Прикрыв глаза, он снова, как на яву, увидел, как беззвучно плакал вцепившись в тонкое женское запястье Цзян Ваньинь. Как обхватив себя за плечи тот некоторое время просто покачивался, давясь беззвучным и сухими всхлипами, словно отказываясь верить в реальное, и то, какой надеждой и каким отчаянием от неге веяло, было совершенно невозможно выносить без отстранения. Ваньинь неверяще царапал простыни, цепляясь за ткань все сильнее, раскачивался вперед и назад, будто внутри него — шторм. Уже потом, одной рукой удерживая тонкие бледные пальцы сестры, второй Ваньинь рвал запачканный родной кровью ворот собственных одежд, хрипло поскуливая во влажный девичий рукав. В тот момент Мэймао позволил ему отдаться целиком горю, оставив одного, угрозами разогнал всех его подчинённых, оставшись лично караулить двери заброшенных и наскоро отмытых покоев дворца Солнца и Пламени.       Правда тяжелые резные створки ничуть не мешали ему примерять на себя чужие эмоции. Закрыв глаза Цяо Мэймао чувствовал, как в его собственной груди болезненно дергало — Цзян Ваньинь за стеной рыдал так отчаянно и безутешно... Еще и Вей Усянь в воцарившемся хаосе куда-то делся, никто так и не смог его найти.       Лань Чжаня тоже искали, но среди раненых и павших не обнаружили, и Цяо Мэймао немного выдохнул, слепо полагаясь на умения и благоразумие юноши, за неимением иного. Лучше бы, конечно, было убедиться лично, но Второй Нефрит всегда отличался завидной добродетелью и выдающимися навыками, да и Лань Сичень уже отправил группу заклинателей на поиски, пообещав держать его в курсе...       Цзян Ваньинь, до этого практически не отходивший от сестры, сейчас занимался остатками своих выживших в развернувшейся бойне адептов (благо их ранами было кому заняться и Мэймао не приходилось разрываться еще и между ними), размещал, отдавал приказы. И отбивался от старающихся выслужиться людей клана Цзинь, так как Цяо Мэймао категорически запретил посещения пострадавшей. Приближенных людей молодой мадам Цзинь, которые искренне переживали бы за девушку, среди присутствующих не было, остальных лизоблюдов Ваньинь и сам безжалостно гнал взашей, устрашающе сверкая Цзыдянем; а толкового лекаря на такое событие ни один орден не брал, просто не расчитывали всерьез столкнуться с подобным сопротивлением. Мельком заглянувшая пара мужчин только развели руками, сетуя на нехватку квалификации и, глянув жалостливым взглядом, будто дева перед ними уже преставилась, поделились некоторыми запасами трав, да отправились лечить других раненых. Цзинь Гуаньшань лишь раз лично навестил невестку и особо к той больше не рвался, занявшись командованием собственными выжившими, вполне удовлетворенный регулярными донесениями, передаваемыми через слуг.       Сложившаяся в моменте ситуация категорически не нравилась Цяо Мэймао, но ему нужно было что-то решать, и решать быстро — духовное развитие Цзян Яньли сыграло с ней дурную шутку, оно было недостаточно крепким, чтобы существенно помочь в исцелении, но и не было достаточно слабым, чтобы дева ушла легко.       Вернувшийся спустя некоторое время Ваньинь выглядел не лучше сестры, весь осунувшийся и бледный с глубокой скорбной складкой меж нахмуренных бровей и воспаленными, покрасневшими глазами. Игнорируя уступившего ему стул Мэймао, он устало опустился у постели прямо на пол и, кажется, почти задремал, уткнувшись лбом в прикрытое одеялом женское бедро, временами прижимаясь к ткани сухими губами. Но Мэймао знал, что это не так, отлучаясь даже на короткое время, тот каждый раз интересовался изменениями в самочувствии сестры. Так и сейчас, даже не задавая вопрос, Цзян Ваньинь ждал от него ответа.       Ответа…       Цяо Мэймао больше не стал юлить или заходить из далека и просто рассказал, чем грозит терминальное поражение легких. Без прикрас и упрощений. И коротко сообщил единственный вариант спасения, известный ему.       Цзян Ваньинь, все так же смотревший перед собой стремительно влажнеющими глазами и, по прежнему, нежно лелея тонкое женское запястье, продрался наконец через специфику медицинских терминов, резко вскинулся, вскочил, пальцами как-то судорожно стиснул широкий пояс в районе собственного живота, и воскликнул:       — Ты уверен? Это вообще возможно? Но… Это же!..       — Теоретически — да, возможно, — поспешил успокоить разнервничавшегося главу Мэймао, — Я никогда лично этого не делал, лишь читал некоторые научные выкладки о подобном, но решать должен ты, Ваньинь. Мы можем попытаться и, да, возможно, проиграть. А можем не пытаться и, опять же, проиграть, — лицо Цзян Ваньинь окончательно потускнело и осунулось ещё больше, тени под глазами стали глубже, а бледная кожа по цвету сравнялась с траурными одеяниями ордена Гусу Лань, и Мэймао не стал больше давить, — В любом случае, ты говорил, что к вечеру должен прибыть главный лекарь Юнмэн Цзян, поговори с ним, пусть посмотрит, возможно, он знает что-то, что не знаю я.       Прибывший лекарь, взрослый серьезный мужчина с небольшой ухоженной бородкой на тонком лице и серьезными темно-карими глазами, произвел на Цяо Мэймао хорошее впечатление, как и два его совсем еще юных помощника. Пациентку они осмотрели грамотно и аккуратно, проверили пульс и течение энергии, осмотрели раны, не став зазря демонстрировать излишнюю скромность при осмотре обнаженной женской груди, чем грешили некоторые коллеги этого времени, предпочитая осмотр через ширму или одеяло… К сожалению, прогнозы Цзян-дайфу были столь же неутешительны, а альтернативы кроме как поить отварами, вливать ци и молиться, что организм оказался сильнее, тот предложить не смог. Пусть заклинатели частенько сталкивались с различными ядами, с которыми вполне неплохо научились бороться, но развороченное легкое полное сгустков свернувшейся крови и экссудатов — это было далеко не то же самое… Ко всему прочему на губах Цзян Яньли временами стала выступать кровавая пена, а еще не подтянувшийся после родов живот вновь набух, стремительно наливаясь брюшной водянкой.       Цзян Ваньинь вновь подошёл к Мэймао спустя всего половину ши, раздраженный и злой, терзаемый целой горой сомнений, но настроенный явно решительно. Пришлось рассказать ему ещё и то о чем Цяо Мэймао ранее утаил…       — То есть ты хочешь сказать, что помимо того, что моей сестре будут проводить невероятно рискованную беспрецедентную операцию без каких либо гарантий на успех, там ещё и будет присутствовать крайне опасная демоническая тварь?! Цяо Мэймао, ты!.. Да у меня даже слов нет, чтобы!..       — Да пойми ты, Цзян Ваньинь! Его присутствие и есть гарантия того, что все пройдет наиболее благополучно для твоей сестры! Хакутаку зрят будущее, а ещё они безмерно любопытны и многое знают. Я видел — он пришел! Значит он уже заинтересовался! Это значит у твоей сестры есть шанс, и именно Хакутаку станет тем камнем, что направит русло реки в нужную нам сторону и поможет избежать возможные ошибок, так как тот заранее будет знать о них, пойми же, Ваньинь! — разошедшийся Мэймао заставил себя прерваться и длинно выдохнуть, юноша перед ним был бледным, он сжимал кулаки до побелевшие костяшек, так что те заметно подрагивали, да и всего его немного трясло.       И если раньше присутствие Бай Цзэ в видениях рядом с неизвестным пациентом вызывало некоторые вопросы касательно реальности происходящего и степени отбитости инстинктов самосохранения темного порождения, теперь же Цяо Мэймао четко понимал — тот ни за что не упустит такую возможность почесать свое любопытное жадное нутро!        — Ваньинь, я не буду лгать — этот Цяо действительно крайне заинтересован в том, чтобы его встреча с Бай Цзэ состоялась. Эта гуеева тварь задолжала мне слишком многое, Красавчик, чтобы я просто оставил это все вот так, поверь. От одной только подобной мысли перед глазами расстилается алая пелена, а в горле настолько отчётливо ощущается сладостный привкус крови, что порою мне кажется, будто я все ещё нахожусь в том темном каменном мешке и попросту окончательно сошел с ума!.. Не заставляй меня лгать тебе, Цзян Ваньинь, суля безбедное будущее! Я не хочу, чтобы несбывшееся сломило тебя окончательно! Но мы ведь оба уже понимаем — эта встреча состоится! Вопрос лишь в том, позволишь ли ты мне себя уговорить или примешь это решение самостоятельно.       — …Значит, по твоему все уже заранее предрешено?       — Не все, Цзян Ваньинь, далеко не все. Но когда есть стремление — шансов предначертанному сбыться определенно становится больше. А уж когда в этой встречи заинтересованы обе стороны…       — Меня не интересуют твои разборки с темной тварью! Хоть в десны там с ней целуйся! Моя сестра! Она последнее, что ещё осталось от моей семьи, и я не позволю втягивать ее в эти ваши игры.! — взорвался Цзян Ваньинь. В порыве эмоций он вполне мог сказать многое, и Цяо Мэймао буквально видел, как злые слова жгли юношу изнутри! На спине взбудораженного Цяо вдруг выступил пот, а сердце зачастило — по хищному острый, угрожающий оскал полностью преобразил лицо молодого главы, сделав того просто до неприличия притягательным. Настолько, что дар речи пропал, тело онемело, а вытянутая вперед рука, толи в непроизвольном желании прикоснуться, толи наоборот, призванная сохранить дистанцию, так и повисла в воздухе, ещё больше распаляя взвинченного обрушившимися на него невзгодами юношу!       В последний годы злость всегда была для того спасением, она помогала Цзян Чену двигаться дальше и бороться, позволяла ощущать себя живым, но часто туманила разум, поэтому молодой глава тоже постарался успокоиться и собраться, и продолжил:       — Ты сказал, что не будешь мне лгать. Если… Если я соглашусь, что с цзецзе будет дальше?       — Реимплантация действительно невероятно опасна и сама по себе, и целым комплексом осложнений, которые могут возникнуть уже после, — ответил Мэймао, сбрасывая с себя накативший морок и медленно выдыхая, — Честно, значит честно, Ваньинь. Вероятность того, что твоя сестра не умрет прямо во время операции — один шанс из ста. И даже, если милостью небес она попадет в эту единицу, нет и не будет никаких гарантий, что Цзян Яньли проживет достаточно долго. Это может быть год, десять лет, двадцать, месяц или всего неделя. При положительном исходе, иммуносупрессанты станут ее извечным спутником, а малейший стресс и небольшой сквозняк — началом возможного конца. При возникновении некроза отторгаемых тканей может развиться септический шок, переходящий в коллапс всего организма! Но, если все пройдет хорошо, у нее, возможно, будет шанс все же лично вырастить сына… Или хотя бы подарить ему хоть сколько-то осознанных воспоминаний о собственной матери.       Этими словами Цяо Мэймао захлопнул тяжёлый метафорический капкан, и Цзян Чен теперь почти физически ощущал себя в западне, без права выбора и какой-либо возможности выбраться. В голове бешено пульсировала кровь, челюсть свело подобием судороги, а язык практически прирос к нёбу, от чего последующие слова звучали отрывисто и глухо, словно острые черепки царапали глотку мешая говорить внятно:       — И кто?.. У кого ты?..       — У кого угодно! Друга или врага. Заклинателя или крестьянина. Мужчины, женщины. Швеи, пекаря, торговца или даже преступника. Это совсем не важно, Ваньинь, — от прозвучавших слов кулаки Цзян Чена разжались, ослабевшие руки отпустили не ясно когда схваченный и уже изрядно измятый ворот чужих тёмно-синих одежд и безвольно повисли вдоль тела. Бурлящая в груди горячечная злость наконец сошла на нет, жар улёгся и в теле разрослось надежда и легкое облегчение. До того бестолковое и неуместное, глупое и наивное, что Цзян Чэн вдруг даже испытал небольшое разочарование, но тут же откинул то прочь, с трудом разобрав последующие слова, тяжелой плитой упавшие на его сердце:       — Если решишься, я не буду задавать тебе вопросов и не буду требовать ответов. Но и ты должен осознавать, что сейчас это целиком и полностью только твое решение, Цзян Ваньинь.       Цзян Ваньинь смотрел на Мэймао довольно долго. Некогда яркие глаза сейчас стали похожи на холодные мутные льдины, проморозившие Мэймао целиком, вплоть до требухи, пока тот наконец не качнул резко головой, принимая окончательное решение. И с этим коротким кивком из молодого главы словно вынули удерживающий его стержень, Ваньинь покачнулся на вмиг ослабевших ногах, и Мэймао, резко притянув его голову себе на плечо, теперь стоял покачиваясь вместе с ним… Первая предательская слеза все же не удержалась и скатилась, пятном проявившись на ткани его одежд, но Цяо Мэймао сделал вид, будто не заметил и продолжил растирать сведённые спазмом плечи и спину. Подобно брошенному всеми ребёнку, Ваньинь горько заплакал, выплёскивается в мир свою боль и обиду. Молча, без всхлипов, шмыганья носа, заикания и других характерных звуков… Цзян Ваньинь сейчас прощался со своей сестрой, прежде чем по собственной воли осквернить ее тело. И пусть тот проливал слёзы абсолютно бесшумно, но Мэймао отчего-то казалось, что солёные капли скатывались по щекам оглушительно громко…

*****

      Обветшалые стены западного крыла дворца Солнца и Пламени, казалось, уже насквозь провоняли тяжелым запахом горящего прогорклого масла, сухой пыли и свежепролитой крови. С улицы доносился ритмичный бой барабанов, сопровождающий массовую погребальную церемонию, перезвон бронзовых юэсюаней, плач глиняной окарины Сюнь и хрипловатый напев гуди, смешанных в жутковатую какофонию ритуальной Яюэ, но даже та не могла заглушить для Цяо Мэймао эхо мерного неторопливого цокота…       Немногочисленная стража, выстроенная вдоль некогда роскошно украшенных, а ныне изрядно пошарпаных стен, по мере приближения источника постороннего шума, стремительно бледнела, но не смела двинуться с места, ограниченная хлестким и злым приказом своего главы, лишь провожала напряжёнными взглядами появившуюся из теней грозную фигуру демонического зверя, да нервно сжимала оружие. Бай Цзэ ступал торжественно и неумолимо. Белая шерсть на его мощных боках в лунном свете отливала холодом стали, как и смертоносное жало на кончике мощного тигриного хвоста, негодующе мечущегося по сторонам, а угрожающий оскал уже истекал желтоватой, чуть пузырящейся слюной… Цяо Мэймао наблюдал за зверем из-под опущенных ресниц, молчаливо ожидая каких-либо действий. Все мышцы лица заклинателя были мягки и расслаблены, а хладнокровный лик до поры до времени не искривляли ни торжествующий оскал, ни эмоциональный надлом бровей — пустое выражение, где только в сузившихся до маленькой точки зрачках виднелись его истинные эмоции. Все его нутро сейчас заходилось в мстительном торжестве! Сердце бешено стучало в груди, норовя пробить рёбра, а зрение расплывалось на перефирии, концентрируясь на одном единственном приближающимся обьекте, окрашивая все вокруг в алый!.. В тот самый цвет свернувшейся крови, что карминовой рудой марала его истощенное тело на протяжении долгих семи месяцев в глубокой темной камере прямо под дворцом Солнца и Пламени!       Проигнорировав тихие испуганные вскрики столпившихся за спиной людей, Цяо Мэймао шагнул вперёд и, не обращая внимания на зло вздыбившего шерсть зверя, распахнул приоткрытую дверь шире и приглашающе взмахнул рукой, с трудом сдерживая рвущиеся с языка торжествующие едкие фразы!.. Молодого мужчину буквально распирало от клокочущего внутри злорадства, пока Бай Цзэ жадно шарил взглядом по помещению, осматривая высокие столы с лежащими на них двумя бессознательными телами, пару лёгких тумб с металлическими лотками полными инструментов и хмурого Красавчика, нервно поигрывающего Цзыдянем, ещё не развернувшим молниевую плеть, но уже активно плюющегося горячими искрами. Мэймао отчётливо видел, как глаза темной твари жадно шарили по виднеющемуся в приоткрытой дверной створке помещению, по знакомым пока лишь с чужих слов диковинным хирургическим инструментам… На множестве исписанных киноварью талисманов, густо огораживающих комнату по периметру, вместе с украшающей пол комнаты печатью усмиряющей старшую нечисть формации, которые никто из присутствующих заклинателей и не думал скрывать, все три пары смарагдовых глаз злобно сузились! Но сюрпризом те, как и полагал Мэймао, для Бай Цзэ не стали — ненасытная жажда знаний явно затмила собой здравый смысл, вынудив Хакутаку явиться сюда не смотря на очевидную угрозу! И подобной же силы жажда отмщения вынуждала самого Цяо с трудом держать себя в руках, хотя ему до дрожи хотелось прямо сейчас нанизать гуеву тварь на острое лезвие верного Чжойгу! Меч в ножнах пронзительно звенел, вторя желанию хозяина, и лишь взятая на себя ответственность позволила Мэймао сдержать преждевременный порыв. Да странное, ненавязчивое, но все же ощутимо щекочущее глотку желание задать очередной вопрос…       Разлитый в воздухе аромат полыни, корня барбариса, крепленного вина и жженого пчелиного воска, уже дополнился резким запахом звериного мускуса, мокрой шерсти и формальдегида, когда Бай Цзэ резко бросился вперёд, оскалив пасть практически у самого носа Цяо Мэймао, и грозно зарычал, пачкая нежные щеки разлетевшийся по сторонам слюной! Хакутаку простоял так всего пару мгновений, словно беззвучно обвиняя Мэймао во всем происходящем, а затем плавно шагнул за очерченную печатью линию, решительно пересекая невидимый энергетический барьер.       Цяо Мэймао растер ладонью влажные щеки, с недоумением отмечая на собственном онемевшем лице не менее широкий и злой оскал, обнаживший десны на доброй половине челюсти, и льющийся из нее чуть слышный хриплый рык. Сглотнул, смачивая слюной пересохшее горло, он цыкнул на схватившихся за мечи, но все же оставшихся на месте стражей, и спешно прошел следом за мелькнувшим в проёме кончиком мощного зверинного хвоста. Тяжелые резные створки отсекли помещение от посторонних. Внутри остался лишь Цзян-даою с одним своим учеником, присланный главой Цзинь молчаливый, но опытный лекарь клана, Цяо Мэймао с Цзян Ваньинем, молодая госпожа Цзинь и три бессознательных тела на выставленных в ряд койках, часть из которых Хакутаку мог видеть еще с порога.       Дернувшийся было в сторону при приближении демонической твари Цзян-даою неловко перевернул и опрокинул один из подготовленных подносов, но все же быстро взял себя в руки, под уничижительным взглядом молодого главы. Его юный ученик, имя которого Цяо Мэймао было совершенно неинтересно и которого он так и называл — «ученик» — тут же бросился собирать рассыпавшиеся по полу инструменты. Пришлось Мэймао цыкнуть уже на него, едва не свалившего поднятое с пола к стерильному, и отправить на повторную мойку.       Напряженный Цзян Ваньинь уже было дернулся вперёд, видимо желая сначала обсудить условия сделки, но Цяо Мэймао лишь молча отмахнулся — с Бай Цзэ бессмысленно торговаться, тот уже оценил для себя стоимость предстоящего и, зная наверняка, что Мэймао не отпустит его отсюда так просто, все же явился, с головой выдав свою заинтересованность. А значит и тратить время на подобные разговоры попросту не имело смысла. Вот они — ненасытность и жадное нетерпение Хакутаку во всей красе!       Не обращая внимание на нервную обстановку, Бай Цзэ лишь обошел бледного до синевы, дрожащего мальчишку, мазнул мимолётным взглядом по хмурому Ваньиню и приблизился ко второй койке справа, обронив скупое:       — «Этот».       Мужчина. Чуть старше тридцати, невысокого роста и довольно хрупкой конституции.       — Почему? — не удержался от мгновенно вырвавшегося вопроса Цяо Мэймао и тут же досадливо прикусил губу, глотая очередную вспышку ядовитого раздражения. Он ведь совершенно не собирался задавать вопрос первым! Но глупое противостояние, сложившееся между ним и Бай Цзэ ещё в заключении, на порядок взвинчивало нервы и рождало пакостное желание кусать даже в мелочах!       — Отторр-ржение на тр-ретий день. Смер-рть, — довольно, и даже в какой-то мере игриво протянул Бай Цзэ, чуть щурясь.        Мэймао лишь кивнул, принимая короткий ответ. Сам он, конечно, предполагал использовать женщину с первой кушетки, но, откровенно говоря, ему не было особой разницы — подходили все из здесь присутствующих доноров. Он лично дважды смешивал сыворотку крови, проверяя реакцию, так что здесь находились лишь те, кто имел схожую группу крови, но раз Хакутаку уверенно указывал на мужчину, то и пусть. Этот, значит этот. Мэймао, как и обещал, не расспрашивал, как Ваньинь нашел этих людей, и почему те пошли с ним, а собственную совесть отлично глушило душащее ощущение скорого возмездия. Жажда отмщения пылала подобно яростному огню в душе Мэймао, и это чувство невозможно было просто потушить и забыть о нем. Оно выжигало в его груди все остальные чувства, включая скребущую где-то на периферии совесть, превращая все внутри в безжизненную пустошь, которая могла расцвести вновь, лишь после того, как он оросит ее так вожделенной им кровью!..       Пока Цзян-даою и Цзинь-дайфу аккуратно меняли местами выбранного Бай Цзэ и Цяо Мэймао доноров, укладывая первого на подготовленный стол ближе к молодой госпоже Цзинь, юный ученик Цзян-даою отгородил оставшуюся бессознательную тройку плотной ширмой в углу, по широкой дуге обойдя зверя. Тот, нисколько не смущаясь бросаемых на него взглядов, без каких-либо сложностей поднялся на задние лапы и принялся полоскать в приготовленном тазу передние, подвижные и похожие на обезьяньи кисти, тщательно намыливая шкуру и мех и тут же высушивая их всплеском темной ци:       — Р-раскажи про «Острую пор-ртальную гипер-ртензию».       Чувствуя знакомую щекотку в затылке, речь из глотки Цяо Мэймао лилась плавно, а давно забытые определения буквально всплывали перед глазами исписанными не слишком аккуратным почерком листами лекционных конспектов:       — Портальная гипертензия — синдром повышенного давления в системе воротной вены, вызванного нарушением кровотока в портальных сосудах, печёночных венах и нижней полой вене. Чаще всего синдром сопровождается спленомегалией, варикозным расширением вен пищевода и желудка, асцитом, печёночной энцефалопатией, тромбозом селезеночной вены, стенозом воротной вены… — бегло рассказывая теорию, Мэймао нахмурился, параллельно раздумывая, какое развитие событий могло привести к подобному результату, вызвав интерес Хакутаку, и дал себе зарок внимательнее следить за состоянием отводимыми через дренаж жидкостей и не допустить возникновения острой печеночной недостаточности и рубцевания паренхима печени.       — Мр-р, твоя очередь, — довольно и сыто облизнувшись, Хакутаку заинтересованно посмотрел на молодого заклинателя. Каждый раз в будущем тот задавал ему совершенно разные вопросы: от совсем простых, до влекущих за собой шлейф новых откровений! Иногда не задавал вовсе, отмахиваясь или угрожая, но никогда не повторялся, даже этим вызывая у Хакутаку особый интерес. Сейчас вот тоже отмахнулся, не сводя недовольного и настороженного взгляда, только махнул зло рукой, сменив тон на насмешливый и ядовитый:       — Пожалуй уступлю свою очередь Красавчику. Что скажешь, Цзян Ваньинь? Хочешь узнать какую-нибудь вековую тайну у этого многомудрого Бай Цзэ?       — Если все завершится успешно, сколько ещё времени будет у моей сестры?       — Семнадцать с половиной вёсен, — коротко рубанул Хакутаку, на столь же скорый вопрос, не спуская все три пары смарагдовых глаз с молодого главы. И решил не упускать возможность:        — Какого это, носить в себе чужое Золотое Ядр-ро?       Цзян Ваньинь после озвученного во свеуслышание дернулся словно от хлесткого удара и будто весь посерел, и лишь замершим яростным взглядом сверлил зеленоватые лохмы Хакутаку, сжимая кулаки до побелевшие костяшек. Не ожидавший подобного исхода, Цяо Мэймао тоже замер, внимательно наблюдая, но вскоре про себя отметил, что Ваньинь был больше недоволен и смущен, нежели потрясен и обескуражен. А значит, Вэй Усянь все же нашел в себе силы и не стал понапрасну играть в молчанку…       — Это… ужасно, — тяжело выдохнул Цзян Ваньинь, облизав вмиг пересохшие губы.       Мэймао хохотнул над недовольно вытянувшейся мордой Хакутаку:       — Каков вопрос — таков и ответ, о всезнающий Бай Цзэ! И раз уж тот был озвучен, а ответ дан, задам-ка следующий я, — все же не удержался он от навязчивого искушения. Его глотку жгло все сильнее, распаляя внутри не менее жадное желание, и Мэймао внутренне ядовито рассмеялся — все же заключение оставило на нем куда более глубокий след нежели он сам полагал. Перебрав в голове варианты, Цяо Мэймао постарался остановиться на чем-то однозначном, что не потребует задать еще один вопрос и продолжить тем самым нескончаемый порочный круг:       — Несколько лет назад госпожа Бао Шунь родила Вэнь Юйлуну второго ребенка. Я хочу знать, как сложилась судьба младшего брата или сестрёнки Вэнь Мэймао.       Хакутаку на мгновение прикрыл глаза, нарочно выдыхая прямо в лицо юного Пунарбхава струйку воздуха смердящего кровью и кислым красным мясом, которым он сытно отобедал на месте недавнего сражения:       — Не брата. Племянника. Бао Шунь р-родила дитя не от мужа, а от пасынка, старшего сына Вэнь Юйлуна. Когда поместье было захвачено, младшего р-ребенка смог тайно вынести стар-рый слуга и после передал того родне четвер-ртой очер-реди по линии отца, — Цяо Мэймао нахмурился, вспоминая семейное древо Вэнь Мэймао, и прикидывая, кому именно в руки мог попасть маленький ребенок, — Мелкого детёныша на попечение взяла старая вдова, и уже почти тр-ри года р-растит как собственного внука, обустроив третью по пр-равую р-руку хижину на погр-ребальной горе.       Выслушав зверя, Цяо Мэймао едва в слух не расхохотался от иронии сложившийся ситуации! Задавая вопрос, он не на что особо не надеялся, ранее он уже спрашивал Хакутаку о жизненном пути некоторых своих бывших родичей и добрых вестей особо не ждал. Именно от него он узнал о гибели отца, сложивших головы за чужие цели старших братьях, о жестоко растерзанной голодающими крестьянами бежавшей мачехе и младшей сестрёнке, которую в последний раз мельком видел еще четырех летней малышкой во времена своего обучения в Цишане… Он бы и об этом ребенке тогда спросил, но попросту не знал о его существовании, а теперь выходило, что того приняла в семью целительская ветвь Вэней, которым сам Мэймао отказал в помощи, и над головами которых теперь завис острый меч!..       Ахах, это все карма, да?       На этом фоне даже новость о том, что Бао Шунь изменяла Вэнь Юйлуну с его же сыном, почти не произвела на Цяо Мэймао никакого впечатления! Все же разница в возрасте между старшими сыновьями и четвертой матушкой была в разы меньше нежели с покойным Вэнь Юйлуном…       Цяо Мэймао и Хакутаку так бы и продолжили перебрасываться вопросами и ответами, приправленными издевкам и едкими стрелами, если бы набравшись решимости Цзинь-дайфу не перебил их резким покашливанием и сообщением о готовности. Бай Цзэ больше не опускался на все конечности, свободно разгуливал на задних, забавно балансируя мощным хвостом, а Мэймао больше не бесится с каждой мелочи — словно из его черепа стравили излишнее давление, оставив лишь холодную сосредоточенность и какой-то злой азарт, с явным намерением непременно обыграть судьбу и вытащить сестру Красавчика, уже ступившую одной ногой на порог павильона тётушки Мэн, обратно в их бренный мир…