
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Реальность мира Сянься глазами рядового представителя клана Вэнь, что некогда был практикующим врачом из современного Шанхая. Эта история про тернистый путь, полный смерти и жестокости, борьбы и познания, безоговорочной верности себе и предательства себя же. О жизни, что ломает через колено, и о любви, что собирает осколки воедино вновь.
Примечания
Планида - это предопределенный ход жизни, в котором события протекают в заранее запрограммированной последовательности, несмотря на действия человека. Судьба.
Выкладка продолжения каждую вторую неделю в воскресенье, в 8:00.
1) Здесь есть ОМП, который в прошлом был ОЖП, но внимание на этом особо не концентрируется. В начале много ОМП и ОЖП.
2) Цзян Чена здесь любят (со стеклом, но любят)! Булочка, пирожок, мягкая тефтелька со стальными гвоздями! Автор сказал.
3) Вэнь Цин здесь НЕ любят, как и немножко Вэй Ина.
4) Гг — врач и заклинатель, т.е. некоторое описание кишок и крови, будьте готовы.
Здесь требуют реальности, поэтому, все кому суждено умереть — умрут (за исключением одного единственного персонажа, и это не ВИ). Все кому не суждено, вероятно, тоже умрут. Воскресшие — воскреснут. Но ХЭ будет обязательно.
ООС — не знаю. Углубление характеров требует его препарирования, так что это Вам решать. Но постараюсь не перегибать совсем уж.
Посвящение
Поэту, Критику, Эссеисту и Переводчику; Основоположнику декаданса и символизма. Моей мрачной музе и его "Цветам зла".
Глава 34. Эпиграф одному осужденному.
29 сентября 2024, 08:00
Глава 34. Эпиграф одному осуждённому.
Друг мира, неба и людей, восторгов трезвых и печалей,
Брось эту книгу сатурналий, бесчинных оргий и скорбей!..
…Но, если ум твой в безднах бродит, ища обетованный рай,
Скорбит, зовет и не находит — Тогда… О, брат! Тогда читай!
Ш. Бодлер
Как только Хоншоу-шушэн скомандовал начинать, Цзян Чена тут же ненавязчиво оттеснили в сторону. Безтрепетное, совершенно непростительное отношение, едкие подначки и даже небольшие пинки с пустыми угрозами и зубоскальством немного разрядили обстановку или же остальные целители просто приняли странную заинтересованность темной твари, но присутствующие в помещении заклинатели немного поуспокоились. По крайней мере они уже не так откровенно шарахались прочь, сосредоточившись каждый на своей задаче. Цяо Мэймао расставил всех по местам и принялся ещё раз повторять для всех последовательность действий. Цзян Чен мог уже наизусть повторить эту речь слово в слово, пусть и понимал их смысл через раз, но губы все равно против воли сходились и расходились беззвучно следуя за чужими наставлениями, словно это могло хоть на каплю унять выворачивающее его наизнанку волнение. Весь предыдущий день Цяо Мэймао натаскивал Цзян Лея, совсем недавно назначенного главным лекарем клана Цзян, взамен предыдущего, погибшего при сожжении Лотосовой Пристани, и присланного главой клана Цзинь Цзинь-дайфу на пойманных диких свиньях. Но вот на реальном человеке все выглядело уже совсем не иначе. Когда вскрывали разменявшего свою жизнь на серебро мужчину, Цзян Чен лишь слегка поморщился на с юношества знакомых, откровенно хлюпающих звуках влажной плоти или скрежете ломаемых костей, больше отдавая свое внимание восторженно фырчащей и явно помешанной твари, которой Цяо Мэймао отдал роль некого «АИКа», передав контроль за сердцем и лёгкими, что бы это не значило. С виду манипулирование темной энергией мало походило на то, что проделывал Вэй Ин со своей флейтой, в исполнении Хакутаку это скорее напоминало плотные дымные щупальца, что тут же принялись жадно шариться в раскрытой влажной грудине, тыкаясь всюду словно слепые щенки в поисках молочной сиськи родившей их суки!.. И лишь резкий и хлесткий окрик Хоншоу-шушэна призвал к порядку разошедшуюся тварь. Когда целители наконец-то перешли к его сестре, Цзян Чену резко стало не до темного порождения. С Цзян Яньли сдернули укрывающую ее простыню и к щекам Цзян Чена мгновенно прилила и тут же отхлынула кровь, язык онемел, а в глазах чуть поплыло! Ему казалось жутко неправильным видеть свою цзе-цзе с обнажённым торсом, но воспаленная рана и неестественно набухший живот приковывали к себе внимание против воли!.. Да и темная разметка тушью словно сама вела взгляд по своему замысловатому пунктиру. Ноги Цзян Чена стали совсем ватными, грудь тяжело сдавило, а в глазах жалко закипели слезы. Обзор на миг загородили широкая спина, укутанная неокрашенной светлой хламидой, Цзян Чен поймал брошенный через плечо строгий взгляд Цяо Мэймао и произнесённое одними губами: «Следи за руками». Он моргнул, не сразу поняв смысл сказанного, но попробовав последовать совету, чуть выдохнул — сковавшее его напряжение по прежнему не отпускало, но наблюдать за уверенными и отточеными движениями Цяо Мэймао было чуточку легче, чем бездумно шарить взглядом по терзаемой острой сталью плоти сестры. Ещё одного родного человека, которого он тоже не смог сберечь. Больше не отвлекаясь на разнервничавшегося Ваньиня, Мэймао сосредоточился на лежащим перед ним телом. Ныне вдовствующая молодая госпожа Цзинь лежала на спине с тугим валиком под ней, перпендикулярно позвоночнику, и ему, Цяо Мэймао, сейчас предстояло выполнить поперечную стернотомию. Мужчину-донора Цзинь-дайфу вскрывал сам и продольно, после разрешающего кивка Бай Цзе, подтвердившего нужную квалификацию мужчины, но Цзян Яньли, с учётом полученной раны и общей анатомии, лучше было резать поперек, а не вдоль, и Бай Цзэ ясно дал понять, что делать это предстояло уже Мэймао. Пару раз вдохнув и выдохнул, он покрутил запястья, встряхнул кистями и приступил. Первый глубокий разрез протянулся по четвертому межреберью, от средней подмышечной линии через грудину на четвертое межреберью противоположной стороны, аккуратно огибая набухшие молочные железы. Нежную женскую кожу тут же окрасили красным первые неаккуратные потёки, что быстро подтирались корпией в ловких руках Цзян-даою, пока Мэймао на пару с Цзинь-дайфу перевязывали и пересекали внутренние грудные сосуды и нежную фасцию. Разрезав надкостницу грудины они разделили стернальную часть диафрагмы и заднюю поверхность грудины, создавая доступ в клетчаточное пространство средостения, куда, с влажным хлюпом и неаккуратно плеснувшей струйкой крови, Мэймао быстро вставил железный крюк, приподнимая грудину для получения лучшего доступа. Юный ученик Цзян-даою, лицо которого внезапно опросили теплые алые капли, как-то судорожно дернулся, булькнул горлом и резко рванулся в сторону! Через пару шагов его начало рвать, он запнулся собственную ногу, упал на колени и почти ткнулся лицом в собственную блевотину, тяжело дыша. Застывший в изголовье Хакутаку громко и глумливо захохотал. Не обращая внимания на поведение темного порождения, Цяо Мэймао, активно помогая себе пальцами, завел в приоткрытое крючком загрудинное пространство заднюю браншу расширителя и проводник с лигатурой с привязанной к нему концом гибкой цепочки, имитирующей ранее подобие пилы Джильи, и вывел его в противоположном крае раны, рассекая грудину в несколько уверенных пилящих движений. Быстро разведя края грудины ранорасширителем и позволив Цзян-даою и Цзинь-дайфу самостоятельно осуществить гемостаз, втиранием воска, Мэймао стремительно развернулся и впечатал колено в бок хекнувшего Хакутаку! Естественно, оскорблённая тварь тут же взвилась в ответ! Зашипела, оскалив зубастую пасть, взмахом гибкого хвоста опрокинула стоящий за спиной стеллаж, разбрасывая содержимое по полу, а после, резким рывком прижала смертоносное жало к шеи Мэймао, легонько надавливая на тонкую кожу в очевидном намеке!.. Чуть подуснувшая ранее жажда отмщения снова дала о себе знать и Цяо Мэймао зарычал ничуть не хуже темного порождения, буравя взглядом ярящегося Бай Цзэ! Под носом заклинателя снова хлюпало, кровь тонкой струйкой тянулась по подбородку и стекала за воротник. Увлекшись новыми знаниями, которые можно было тут же проверить на практике, ненавистная тварь по сохранившейся привычке все сильнее и сильнее давила на сознание Цяо Мэймао, совершенно позабыв, к чему это может привести в данных обстоятельствах. Но и признавать свою ошибку Хакутаку вовсе не собирался, продолжая давить как ментально, так и физически!.. Остальные присутствующие в комнате заклинатели напряжённо замерли, переглядываясь и здраво опасаясь встревать в это странное противостояние. Разошлись Бай Цзэ и Цяо Мэймао так же стремительно, как и сцепились. Просто в один момент, словно беззвучно договорившись, Хоншоу-шушэн молча и спокойно встал на прежнее место, а Хакутаку отвёл хвост за спину и вернулся к изголовью. Задержавший дыхание Цзян Чен наконец-то выдохнул, и нервно переступил с ноги на ногу — ему меньше всего хотелось, чтобы это неизбежное столкновение произошло прямо над изрезанным телом его дражайшей сестры! Да и подобный кровожадный вид всегда доброжелательного Цяо Мэймао, признаться, пугал сейчас даже больше присутствующей здесь темной твари… Будто сбросивший овечью шкуру волк. Процесс переноса и замены органов, Цзян Чен благополучно пропустил, переведя взгляд с залитых алым рук и цепких пальцев Хоншоу-шушэна на заострившиеся и одновременно одутловатые черты сестры. Просто в какой-то момент Яньли странно дернулась, жалобно простонав, и Ваньинь уже больше не смог отвести взгляда от лица последнего кровного члена своей семьи. Несмотря на слова Бай Цзэ и более чем уверенные действия Цяо Мэймао, ему все ещё не верилось в положительный исход, а потому он больше не желал смотреть на изувеченное тело, сосредоточившись на родном лице, выискивая все старые и новые чёрточки и мимические морщинки, вместо влажно бликующей плоти и сизоватых внутренностей в руках Рен Ту. Воистину точна людская молва, давшая Цяо Мэймао столь звучное прозвище! Когда извлечённые пораженные легкие с громким хлюпом поочедно опустились в железный таз, а новая пара заняла отведенное им место, Мэймао облегчённо выдохнул и повел плечами, чуть разминая скованную спину, пока Цзинь-дайфу протягивал через иглу плетеную шёлковую нить. Смочив пересохшее горло из поданной учеником Цзян-даою чаши, Мэймао продолжил: — …Сердце перекачивает кровь через легочную артерию в легкие, легкие насыщают кровь кислородом, и насыщенная кислородом кровь течет обратно к сердцу через легочные вены, — затылок вновь ощутимо сдавило, но отвлекаться больше не следовало, и Мэймао покорно открывал рот, позволяя словам беспрепятственно стекать с растрескавшихся губ, сопровождая соответствующие действия, — …Во время пересадки легкого важно правильно стыковать вены, артерии и дыхательные пути и пришить их к новому донорскому легкому. Анастомоз бронха выполнялся «конец в конец» обвивным непрерывным стыкующим швом и закрепляется отдельным узловым стыкующим швом. Анастомоз легочных сосудов выполнялся двухрядным наметочно-обметочным интимо-интимальным швом… Закончив с анастомозом, Цяо Мэймао замолчал, кивнул нетерпеливо ожидающему знака Хакутаку — приступать, и снял с сосудов зажимы. Темная, тягучая ци густой волной вновь жадно скользнула на обнаженное по пояс тело молодой женщины, омывая каждый сосуд, связку, каждую влажную складку рассеченых мышц и подкожного жира. Волна разбилась на более тонкие ручейки, больше похожие на темных рисовых угрей или откормленных жирных пиявок, что копошились то тут, то там, иногда вспучиваясь бугорком под нетронутой ножом кожей на животе, боку или рядом с ключицами… Цзян-даою рядом поражено выдохнул и громко сглотнул, и, словно очнувшись, Мэймао перевел взгляд на Хакутаку. Бай Цзэ часто дышал своей широкой и чуть приоткрытой пастью, а сузившиеся до узкой чёрточки зрачки в трёх парах широко распахнутых смарагдовых глаз бегали совершенно хаотично, словно он прямо сейчас просматривал множество вероятностей собственных действий… Схлынула темная ци так же резко, как и накатилась, оставляя лишь тонкие дымные струйки по-прежнему окутывающие легочную аорту, лёгкие и сердце, и Цяо Мэймао облегчённо ощутил как под его раскрытой ладонью расправляется пересаженное лёгкое в первых неловких попытках вновь начать работать самостоятельно. Мэймао одобрительно кивнул, аккуратно вынул скрученный тканевый валик из-под спины пациентки и свёл грудину, соединяя края шестью проволочными швами: два он провел через рукоять грудины, остальные — через межреберья, для обеспечения дальнейшего срастания. Парой направленных всплесков ци ускорил регенерацию в сложных точках, сглаживая попутно нарастающий грубые рубцы, могущие критически сузить просвет проводящих сосудов, и кивнул Цзян-даою, пальцем обозначив места в которых позже необходимо будет оставить на пару дней плетённые хлопковые жгуты, что будут выполнять роль дренажа и выводить скопившуюся после операции кровь и жидкость из организма. А затем напряжённо переглянулся с Цзян Ваньинем, одновременно проталкивая в разрез новые комки корпии взамен уже напитавшихся кровью… Теперь счёт шел на минуты. Как только Цзян Яньли начнет дышать полностью самостоятельно, без контроля и поддержки Бай Цзэ, никто из них более не сможет предугадать действия уже получившей желаемое темной твари. Сбоку раздался хриплый смешок от наблюдавшего за их переглядками демонического порождения. Бай Цзэ зажмурил две пары глаз, третьей впившись в юного Пунарбхава, и ядовито оскалился, заходясь едва слышным глумливый смехом, до тошноты похожим на лай голодной гиены. Стоящие рядом Цзян-даою и Цзинь-дайфу напряглись, вцепившись в края операционного стола; по полу грохнул опрокинутый лоток с инструментами. Цяо Мэймао ударил резко. Неструктурированная волна ци оттолкнула Бай Цзэ чуть в сторону, а следом Ваньинь взмахнул стремительно развернувшимся Цзыдянем, отсекая отшатнувшемуся демону путь к сестре и на пару коротких мгновений связывая того крепчайший обжигающей плетью! Хакутаку, закономерно, воспротивился, но этого времени все же хватило, чтобы Цзинь-дайфу и Цзян-даою с учеником успели подхватить стол с пациенткой и выволочь его за частично огороженную ширмой часть комнаты, куда не дотягивался удерживающий нечисть барьер, у куда Хакутаку теперь хода не было. Не вмешиваясь более в противостояние с темной тварью, отступившим целителям предстояло теперь самостоятельно зашить грудину молодой вдовствующей госпожи Цзинь и провести все оставшиеся манипуляции. Вырвавшись наконец из оков Цзыдяня, Хакутаку отпрыгнул назад, вздыбил короткую шерсть, припал на передние лапы, как делают все кошки в моменты охоты, и яростно зарычал. А в следующий момент из гибкого тела Хакутаку широкой волной излилась удушливая тьма, плотным облаком накрывая все пространство внутри печати! Цяо Мэймао было дернулся вперёд, движимый захлестывающими его вскипающими эмоциями, стремительно обнажая меч, но бдительный Ваньинь внезапно дёрнул его за шкирку и с силой отшвырнул назад! С болезненным шипением сползая по стене, Мэймао видел как в последний момент, следом за ним, черту барьера пересёк и Красавчик, а о стенку натужно загудевшего барьера разбился настоящий вал темной и злой энергии! Цяо Меймао досадливо поджал губы и полностью проигнорировал недовольный взгляд Цзян Ваньиня (в конце концов, Мэймао имел все основания вести себя импульсивно! Гуева тварь одним только своим присутствием свивала его нервы в готовую вот-вот сорваться тончайшую струну!), и решил подпитать начавшие выдыхаться талисманы — ненавистный Хакутаку оказался на порядок сильнее, чем он предполагал. За соседние талисманы принялся хмурый Цзян Ваньинь. Еще некоторое время Бай Цзэ бесновался запертый внутри. Комната от этого полнилась самыми разнообразными звуками: от грохота и скрежета разносимой в щепу мебели, до мерзкого скрипа скребущих каменный пол когтей и клокочущих, и явно недовольных гортанных хрипов с раскатистым «Хр-р-р». Заряд энергии в барьере вновь просел до половины, когда тьма внутри наконец поредела, впитываясь в обратно в демона и заметно меняя его облик. С брезгливым любопытством Цяо Мэймао рассматривал удлинившиеся конечности с дополнительным голеностопным суставом, что создавал иллюзию вывернутых назад коленей, некогда лоснящуюся шерсть, что чуть удлинилась и даже на вид стала грубее и жестче. Хвост так же удлинился и стал ещё более подвижным и гибким, а пасть твари словно разошлась вширь и вытянулась вперед, обнажая истекающие слюной черные десна и ряд смертоносных, тонкие как иглы зубов, изрядно измазанных кровью… Молодой заклинатель поморщился и оглядел пространство внутри печати — из-за высокой концентрации темной ци на комнату будто опустились сумерки, но даже так, среди прочего разбитого хлама можно было без труда заметить разорванное на куски человеческое тело. И пусть мужчина, ставший донором для Цзян Яньли, был уже несколько часов как мертв, подобное зрелище все равно вызывало неприятие, все больше и больше распаляя злой огонь внутри Мэймао! Словно насмехаясь над реакцией заклинателей, Бай Цзэ зубами подхватил и швырнул в них разодранный и выпотрошенный мужской торс с одной болтающийся рукой. А мгновением позже, в ширму за которой находились остальные заклинатели и Цзян Яньли полетела резная консоль и кучей мелких ящичков! Цзян-даою, конечно же, отбил внезапную атаку демона, оставив Цзинь-дайфу заниматься раной дальше и обнажив меч встал на защиту, но Хакутаку они больше не интересовали — демонстрация вышла более чем наглядная. Начерченный барьер лишал демоническое порождение возможность как-либо покинуть его пределы, но вполне пропускал обычные физические объекты, коих в его доступе осталось предостаточно, а жизнь госпожи Цзинь его больше не интересовала — от этого вечера Хакутаку уже получил практически все, чего желал, — и потому он с удовольствием воспользуется столь очевидным слабым местом этих, возомнивших о себе слишком много человечков! Под грязные ругательства Ваньиня Бай Цзэ как какой-то домашний кот присел на задницу, обвив хвостом лапы, и, недовольно щурясь, протянул: — Др-рагоценность… — Моя очередь задавать вопрос! — поспешил оборвать темную тварь Мэймао, — Ответь, как можно окончательно убить Бай Цзэ, что бы он не воплотился вновь спустя время? — …Нет, — впервые за все время их знакомства отказал в ответе Хакутаку, смотря серьезно и прямо, — Только Бай Цзэ знает, как окончательно уничтожить др-ругого Бай Цзэ. Все мы в свое вр-ремя хорошо позаботились о сохр-ранении данного секр-рета, Моя Др-рагоценность. — Ты!.. — взвился тут же Мэймао. Как не старался, он так и не смог найти достоверную информацию о способе как окончательно уничтожить тварь, а не просто временно ее развоплотить, уничтожив физическую оболочку. Потому и злился сейчас, пусть, честно говоря, и не ждал ответа на свой вопрос. Бай Цзэ снова лениво швырнул в их сторону какой-то переломанный хлам, заставив Ваньиня с матами уворачиваться от плеснувших в его сторону мутных розоватых капель и напитанных кровью тряпок из таза, куда они сбрасывали все использованные во время операции расходники. — И как же скоро этот назойливый Бай Цзэ вновь предстанет перед моими глазами, не поставь мы окончательную точку здесь и сейчас, а? — вскипая множеством противоречивых эмоций, Мэймао отбил брошенный в него безногий низкий столик обратно в демона. Но едва тот пересек границу, отмеченную барьером, тьма, все еще стелящаяся по полу, вздыбилась острыми пиками, мгновенно разбивая жалобно хрустнувшую столешниц на множество мелких кусочков! — Мр-р, конкр-ретно этот? Зависит от того, р-решится ли Др-рагоценность сегодня и исполнит ли взятые на себя обязательства в будущем. Тогда, возможно, на твой век и хватит, — Хакутаку даже не пошевелился на неудавшуюся атаку в свою сторону, лишь склонил голову на бок и, широко распахнув все три пары смарагдовых глаз, рассматривал юных заклинателей перед собой как нечто крайне забавное, — Но Др-рагоценность, этот Бай Цзэ лично уничтожил двух других Бай Цзэ, что пр-ретендовали на знания юного Пунарбхава. Остальные оказались слишком тр-русливы, чтобы вступить в пр-ротивостояние!.. Не боишься? Первую часть произнесенного Хакутаку Цяо Мэймао понял крайне смутно, а вторую обдумать попросту не успел — Ваньинь за его спиной внезапно закашлялся и, схватившись за голову, припал на колено. Из носа и ушей у него текла кровь. Верный Чжойгу в руках завибрировал особенно яростно, стремясь покромсать наконец ненавистную тварь и Мэймао уже был готов отправить под завязку напитанный энергией меч прямиком в припавшего к полу Хакутаку, как вдруг осенено замер! Остро заточенное лезвие скрылось в ножнах, а лицо Мэймао закаменело. Он ни в коем случае не собирался использовать этот прием ранее, но уловив в глазах мерзкой твари такое знакомое ему выражение жадного предвкушения и нетерпения, все понял. Желая наконец прекратить этот затянувшийся спектакль, Мэймао прижал сжатый кулак к груди и длинно выдохнул, медленно закручивая вокруг себя духовную энергию. Отсчитав два десятка заполошных ударов собственного сердца он резко выбросил руку вперед, двумя пальцами указывая ровно на подобравшегося Бай Цзэ и ударил! С резким хлопком сорвавшаяся с пальцев широкая волна мгновенно разрезала пространство, сверкающим ножом прошла взметнувшуюся навстречу тьму, податливо хлюпнувшую плоть и толстую каменную кладку внешней стены дворца Солнца и Пламени, рассеившись, по ощущениям Цяо Мэймао, лишь в полутора десятков чжанов за ее пределами. Опустившуюся на комнату оглушительную тишину теперь нарушало лишь тихое шлепанье капель воды, срывавшихся с подоконника, и натекших из разрезанного надвое глиняного кувшина, верхушка которого сейчас медленно-медленно сползала вниз, да легким шипение догорающих талисманов, в миг лишившихся всей своей эффективности… Все в том же молчании Мэймао прошел вперед и поддел мыском сапога лохматую голову упавшего Хакутаку. Он бил немного наискосок, а потому и волна, созданная им по подобию техники «смертельных струн» клана Лань, прошла между первой и третьей парой глаз, разрезая череп, да и все демоническое тело, на две не равные половины. Мэймао еще раз толкнул рассеченную надвое голову с разметавшимися зелеными патлами. Из поврежденной глазницы медленно выкатился мерцающий тапетумом глаз с прикрепленным пучком белесых нервов. Опуская сапог на хлюпнувшее слизью в разные стороны глазное яблоко, Мэймао, вместо ожидаемого яркого торжества, чувствовал лишь легкое удовлетворение, густо замешанное с раздражением, опустошением и досадой. Едва ступив на порог комнаты Бай Цзэ уже знал, что в этот раз ему не ускользнуть, но и ушел, паскуда, он полностью по своим правилам, играя всеми ими словно пешками. Это распаляло ещё сильнее — Бай Цзэ попросту сделал из него дурака! От того и момент должный стать триумфом, на вкус оказался таким же затхлым, как воздух в том ненавистном каземате, в котором он провел несколько худших месяцев своей жизни.*****
— …Повтори. Что ты сейчас сказал?.. Полено в небольшом костре сухо треснуло, выбрасывая в ночное небо сноп сверкающих искорок и ярче высвечивая гладкое белое лицо, а поднявшийся ветер качнул кроны деревьев в небольшой рощице и полы заклинательских одеяний. Еще вечером Цяо Мэймао казалось, что все неприятности позади и можно наконец выдохнуть, собраться с мыслями и наконец отдохнуть. По истечении вторых суток после операции Цзян Яньли была полностью стабильна, дышала самостоятельно и никаких признаков отторжения не выказывала, пусть все еще пребывала в бессознательном состоянии. Брюшную водянку Цзинь-дайфу под руководством Мэймао дренировал в тот же день, и теперь живот молодой мамочки выглядел ровно так, как он должен выглядеть у недавно родившей женщины, а рубцы на груди, пусть и были еще воспаленными, радовали сухой корочкой. Поэтому вечером Цзян-даой, заручившись поддержкой своего главы, угрозами буквально выгнал все это время не спавшего Цяо Мэймао отдыхать. Бессмысленно поворочившись в постели, Мэймао встал, окликнул одного из постовых, объяснив, где в случае чего его следует искать, и выскользнул в ночь. Спустя время на берегу небольшого озера, с одной стороны прикрытого разросшимся городским парком, затеплился небольшой костер. Именно у этого озера четверо мальчишек когда-то ловили черепах, а после прощались с младшим из них, сжигая деньги, ленты и сборник поэзии. Здесь же Цао Лин — его второй брат — обещал дождаться Мэймао после войны. У Цяо Мэймао не было с собой ни благовоний, ни иных положенных подношений. Но он запёк на костре пару толстых рыбин, выловленных тут же, и щедро делился собственным ужином, бросая аппетитные кусочки прямиком в жадное пламя, под неторопливый пересказ последних событий, пока в его собственной черепной коробке тяжело пульсировал комок из противоречивых эмоций. «Всё кончилось. Его больше нет», — мысленно твердил он себе, прикрыв глаза и переставая следить за временем и окружением. За что тут же поплатился. Теперь перед ним стоял Цзэу-цзюнь и нес какой-то бред! — …тридцать три удара дисциплинарным кнутом. Старейшины запретили кому-либо из членов клана оказывать Ванцзи помощь. Но Цяо Мэймао все еще не вошёл в орден официально и на тебя их запрет не распространяется… Брату нужна помощь, у него началась лихорадка и… — Блистательный и непогрешимый Цзэу-цзюнь — жалкий лицемер! Ты! Ты позволил им сотворить подобное, а теперь смиренно просишь помощи? — Цяо Мэймао давно уже не был безусым мальчишкой, но ему отчего-то казалось, будто прямо сейчас Луна хохотала над ним! Он грубо оттолкнул вытянутую вперед руку Лань Сиченя, чувствуя, как расцветали на языке ругательства, и кусал себя за губы, до боли, до крови, чтобы окончательно не сорваться. Жалкие остатки его хрупкой брони трескались, крошились, рассыпались забытой капелью, обнажая все еще не угасшую бурю. Лань Сичень явно был удивлен его внезапно грубыми словам и попытался мягко возразить. Ранее Цяо Мэймао всегда нравились беседы с молодым главой — ведь не было ничего более располагающего, чем такая собранная, уверенная и умиротворяющая манера разговора. Но сейчас подобная тихая сдержанность лишь сильнее выводила его из себя! Не желая облечься во внятные слова, ярость молодого Цяо сначала заледенела колючим комом в горле, а после опустилась к сердцу, заставив то подскочить болезненно сжаться. Повторную попытку приблизиться Мэймао пресек решительным взмахом меча. Глубоко вздохнув, Лань Сичень слегка приподнял саднящую руку, но замолчал и подойти ближе больше не пытался, излишне внимательно наблюдая, как тонкая полоска на внешней стороне ладони взбухала красными бусинами, и те, капля за каплей, скатывались с кончиков пальцев, марая подол светлого одеяния. Цяо Мэймао уже слышал беспокойный шум где-то за пределами видимости. На краю подлеска тенью замерли сопровождающие главу заклинатели, наблюдая со стороны, но не рискуя подойти ближе. Обстановка явно не подходила для подобного обсуждения, поэтому Мэймао постарался успокоиться, сделавшись внешне холодным, словно иней, когда в груди, мешая связно думать, все еще клокотало бешенство. — Знаешь, Цзэу-цзюнь, в одной из битв времен «Аннигиляции Солнца» этот Цяо встретил Вэнь Вэйдуна, старшего брата Вэнь Мэймао. Но в тот же миг, как мы пересеклись взглядами, его тут же нанизал на меч один из адептов Цинхэ Не… Я потом нагнал этого адепта. Прямо там сунул в ловушку для нечисти и держал за глотку, пока его еще живого драли мертвецы!.. И знаешь, Лань Сичень, я никогда не был близок со своим братом, слишком большая у нас разница в возрасте, но я никогда не жалел об этом своем мерзком поступке. Ни единого мгновения. А ты будешь жалеть. Каждый раз, когда будешь смотреть на уродующие его тело шрамы. А в худшем — на холодный могильный камень, пока однажды совесть не сожрет тебя заживо.! Речь его звучала все пронзительнее и острее, пока окончательно не превратилась в разгневанное змеиное шипение! Раньше Мэймао никогда не позволяла себе оскорблять старшего из Нефритов, вне зависимости от обстоятельств. Да у него и повода такого никогда не было! Но для чего ему теперь было держать себя в руках? — При всём уважении, глава Лань, Ваши драгоценные правила, по моему скромному мнению, завели Вас куда-то не туда, — апатично протянул он и застыл в ожидании. Один из трущихся вдалеке заклинателей подошел ближе, хмуро разглядывая алые капли на рукаве и подоле своего главы, и обжог Мэймао недобрым взглядом, — Этому Цяо нужно время, чтобы отдать здесь последние распоряжения. Думаю к часу дракона этот завершит дела и сможет выдвинуться в Облачные Глубины. И еще, глава Лань… Вам нет нужды ждать этого недостойного, я вполне в состоянии найти дорогу самостоятельно. Несколько мгновений они молча стояли друг перед другом, пока Лань Сичень не кивнул, принимая слова целителя, о нежелании совместного путешествия, поклонился и, развернувшись, пошел прочь. — …Почему… Почему ты не защитил его? Едва слышный вопрос, донесшийся с берега, пробил сердце молодого главы не хуже остро заточенного клинка. Плечи Лань Сиченя ссутулились, лицо закаменело, а кулаки в широких рукавах сжались, отчего небольшой порез вновь закровоточил. Почему? У молодого главы было около десятка различных ответов, но ни один из них больше не казался ему достойным... Цяо Мэймао не заметил реакции на миг сбившегося с шага заклинателя. Он закрыл лицо руками и пару секунд просто покачивался, чувствуя себя так, будто для всех вокруг он внезапно превратился в трёхголового человека с шестью руками. Злая ирония заключалась в том, что как бы Мэймао не обвинял в произошедшем первого Нефрита, себя он чувствовал куда более виноватым, ибо когда-то давно именно он подтолкнул Лань Чжаня продолжить общение с Вэй Усянем. Догорающий костер вновь выплюнул в светлеющее небо жгучие искры, ветер швырнул к сапогам прогоревшие угли и еще раз качнул полуголые кроны. Некогда приветливый и светлый подлесок из детских воспоминаний зашевелился, словно кишащее опарышами мертвое животное… Вышедший проводить его на рассвете Цзян Ваньинь был хмур и настроение свое не скрывал. Мэймао оставил целый ворох различных инструкций и рекомендаций и обещал вернуться не позднее трех дней. Как раз, если все будет благополучно, можно будет подумать об осторожной транспортировке Цзян Яньли в Пристань Лотоса или на земли Ланьлин Цзинь. Цзэу-цзюнь покинул Безночный город сразу же после неприятного разговора. — Смотри не вляпайся тут ни во что, пока меня не будет, Красавчик. Не хочу потом еще и тебя выхаживать. — Тц, за собой следи. Не явишься вовремя и я тебя из-под земли достану и обратно за шкирку приволоку, ясно? Мэймао кивнул и легко мазнул костяшками по скуле Ваньиня. Тот в ответ резко ткнул пальцами под ребра, но до чужих щек так и не дотянулся, привычный Мэймао вовремя шарахнулся назад и ловко вскочил на меч, быстро набирая скорость. Рассветное небо пестрело персиковыми бликами, но на востоке по прежнему клубились тяжелые серые облака, и Мэймао отчаянно надеялся успеть проскочить до того, как землю накроет очередная пелена дождя. Непогода все же застала Цяо Мэймао недалеко от Лояна. Он как раз уже спускался к отчетливо виднеющейся внизу широкому рукаву Хуанхэ, как небо над ним стремительно потемнело и будто опустилось, а рукава одеяний мгновенно напитались влагой. Первый грозовой раскат грохнул над головой внезапно и Мэймао стремительно рванул вниз. Уже будучи на земле, среди крутых каменных холмов предгорья хребта Цинлина, на него нахлынуло крайне дурное предчувствие — непогода спускалась неестественно быстро, в низких тяжело набрякших облаках всполохи молний высвечивали грандиозную и подвижную тень, воздух был густо напоен духовной энергией, не светлой и не темной, скорее просто непривычно плотной и вязкой, а молнии вспарывали пространство неестественно часто и даже как-то… прицельно. Рядом с Мэймао не было особо высоких деревьев, как на противоположном крутом берегу реки полном высоких елей, лишь небольшие лиственные деревца и кустарники. Но молнии уже дважды ударили в расположенное неподалеку молодое деревце дикорастущей шелковицы, раскалывая ствол едва ли не до самой земли и поджигая сердцевину. Воспитанный на стереотипе о том, что молния не бьет дважды в одно и то же место, Мэймао едва успел убраться в сторону и то, его пятки ощутимо опалило шаговым напряжением! Противясь всяческим законам физики, третий удар не заставил себя ждать. Мэймао едва успел отскочить перекатом в сторону, болезненно проехавшись спиной по камням, прежде чем от яркой блискавицы вспыхнуло очередное низкорослое деревце! Запах дыма стремительно расползался по округе, пламя на загоревшихся деревьях и не думало стихать, несмотря на опустившийся стеной ливень. Вжимаясь в землю так, что сам себе напоминал раздавленую черепаху, Мэймао пережидал очередную болезненную судорогу прошившую тело, и вглядывался в небо. Там все отчётливее виднелся огромный вытянутый силуэт среди слепящих вспышек, живо напомнив ему ту ночь, когда после похожей грозы в пожаре погибла родная матушка Вэнь Мэймао, а сам он обзавелся первыми шрамами и пробудил в себе память Лин Цзыху. Сверху ощутимо давило чужеродной ци, громовые раскаты взрывались один за одним, сливаясь в непрекращающуюся какофонию из грохота, гула и неясных смазанных слов. Противоположный берег и склон внизу постепенно охватывало огнем и заволакивало густым дымом, пока Цяо Мэймао по-пластунски спускался вниз. С очередным ударом молнии Мэймао судорожно хватанул ртом воздух, но легкие от нестерпимой боли, кажется, сжались в тугой комок, и он лишь рвано и надрывно закашлялась, сминая в кулаке мокрую ткань ханьфу до ломоты в пальцах. Он был уверен, что молния ударила совсем рядом. Как и был уверен, что в обычных обстоятельствах, для того не было никаких причин. Тяжелая энергия все более неподъмным грузом давила на плечи. Чтобы приподняться на ноги, Цяо Мэймао пришлось приложить едва ли не все имеющиеся у него силы, а после едва ли не зашипеть от ноющей боли опалившей все тело. На то чтобы обнажить меч ушли последние силы, а после ослепительная вспышка в очередной раз расколола небеса и перевернула землю!*****
Минули пятые сутки после того как на предгорья хребта Циньлин обрушилась жуткая непогода, а свежие травяные побеги уже вновь тянулись к солнцу, раскрашивая черную обгоревшую почву. Посланный в Облачные глубины посыльный едва не разминулся с таким же адептом, отправленным главой Лань к Цзян Ваньиню и, выяснив, что разыскиваемый Хоншоу-шушен не объявлялся ни там, ни там, предполагаемый маршрут до Юньшэнь Бучжи Чу стали прочесывать адепты уже двух кланов. В окрестностях Лояна, под обрушенной в реку непогодой скалой, заклинатели из Юньмэна обнаружили осколки духовного меча. Цзян Ваньинь с сжимающимся сердцем опознал в сломанном оружии меч Цяо Мэймао — Чжойгу, но поиски велел не прекращать. Минул уже лунный цикл, но Цяо Мэймао так и не дал о себе знать. Не получили от него вестей и спустя второй. Помимо вдруг пропавшего Хоншоу-шушена и слухах о проведенной им невероятной (или невероятно-жуткой?) операции, по Цзянху стремительно разлеталась новость о готовящейся осаде Погребальной горы, где долгое время скрывался Старейшина Илина со своими мерзкими приспешниками из клана Вэнь. Мир заклинателей кипел.