Планида. Закатившееся солнце.

Глава 36. Веселый мертвец.

… Я проклял кладбища, отвергнул завещанья;

И сам я воронов на тризну пригласил,

Чтоб остров смрадный им предать на растерзанье.

…О вы, безглазые, безухие друзья,

О черви! К вам пришел мертвец веселый. Я!

Ш.Бодлер

      Намотав уже около пятидесяти кругов из одного угла комнаты в другой, Вэй Усянь все никак не мог заставить себя успокоиться. Ему сейчас было абсолютно наплевать, что именно там лепетал бедняга Не Хуайсан, сидя перед нависшим над ним ледяной глыбой Хангунь-цзюнем. В конце концов, он всегда мог попросить Лань Чжаня повторить! Да и не говорил Не-сюн ничего толкового, лишь раз за разом повторял свое, привычное еще со времен совместного обучения: «Я ничего не знаю!», и имел при этом вид такой жалкий, что не будь у Вэй Усяня сейчас голова забита совсем другими мыслями, он сам бы предложил не мучить бедолагу и, может даже, пригласил бы того выпить вместе вина.       К несчастью Не Хуайсана, все чего сейчас хотелось Вэй Ину — это схватить того за шиворот и вышвырнуть прочь! Или, наоборот, привязать Не-сюна к стулу вместе с Лань Чжанем, чтобы у него было чуть больше времени понять, не случилось ли у него самого помутнения рассудка. Возможно, слова Цзинь Лина ему просто померещились? В конце концов, он находился сейчас в теле не совсем адекватного человека! Мало ли…       Услышав очередное «Я, правда, ничего не знаю!», Вэй Усяню тоже захотелось громко завопить в унисон, так эта фраза подходила сейчас и ему самому! В итоге он не выдержал, вытолкал Не-сюна прочь и решительно уселся на освободившуюся подушку:       — Лань Чжань! — все слова вдруг липким комом застряли в глотке, но после небольшой заминки он все же продолжил, — Скажи, моя шицзе… то есть, Цзян Яньли… она?..       Тем временем, Лань Чжань бросил на него недовольный взгляд и, словно не расслышав в его вопросе самого вопроса, аккуратно разлил свежий чай по чашкам. В воздухе повисла тишина. От напитка в чашке исходил пар, но Вэй Ину вдруг захотелось швырнуть ее оземь — надежда билась в груди, словно пойманная в силки птица, грозясь вот-вот проломить ему ребра!       — Лань Ванцзи.       — Мгм. Она жива.       Вэй Усянь наконец облегченно рассмеялся, но его глаза были влажными:       — Какой же ты подлец, Лань Чжань! Мстишь мне за то, что я не желал тебя слушать, когда ты, наоборот, хотел говорить, да? — беззлобно сказал он, — Не вздумай разочаровать меня, Лань Ванцзи. Если я узнаю, что ты меня обманул — умру от горя и буду до конца дней являться тебе безутешным призраком!       Вэй Усянь всегда славился длинным языком и способностью болтать без умолку, но сейчас все по настоящему важные слова и вопросы, на которые он так жаждал получить ответы, безнадежно прилипли к кончику языка. Но ведь он сам видел! Своими собственными глазами видел, как появившуюся внезапно Яньли, пытавшуюся пробиться к ним с А-Ченом, прямиком через яростно сражающуюся толпу, ударили сначала в спину, а после острая сталь коснулась и нежного горла его драгоценной шицзе. Видел, сквозь застилающую глаза тьмой пелену, залитое алым платье и бледное-бледное лицо А-Чена, отчаянно зовущего А-Ли и… ну конечно! Думая сейчас об этом, Вэй Ин мог смутно припомнить широкую спину, заслонившую от его взгляда обмякшую шицзэ и что-то орущего прямо ему, Вэй Ину, в лицо Лань Ванцзи (вот уж точно, что-то невероятное!). Так мог ли Цяо Мэймао все же… спасти?       Все еще опасаясь полностью поверить в, казалось бы совершенно невозможное, Вэй Усянь пальцами вцепился в обжигающе горячую керамику и попросил:       — Расскажи мне.       Лань Ванцзи нахмурил брови и покачал головой, но уже мгновение спустя раздался его тихий голос:       — Что Вэй Ин помнит, после случившегося в Безночном городе?       Помнил Вэй Ин не многое. Точнее даже не так. Вся реальность в те дни слилась для него в однообразное выцветшее существование, заполненное бесконечной болью, скорбью, ненавистью и тьмой, и никакие новости из вешнего мира просто не способны были пробиться сквозь этот плотный кокон. Лань Ванцзи, как оказалось, тоже не являлся прямым свидетелем произошедших далее событий и много позже узнал о произошедшем тогда из рассказов брата, отчетов учеников и носимых по Цзянху слухов. Вэй Ин предполагал, что это было связанно с жуткими шрамами усеявшими спину Ванцзи, но перебивать не стал. Из рассказа Лань Чжаня выходило, что жизнь Цзян Яньли действительно спас Хоншоу-шушэн. Сразу же после бойни, люди из клана Цзян зачистили и огородили часть дворца Солнца и Пламени, куда и перенесли госпожу Цзинь в крайне скверном состоянии, но все еще живую, где за ней ухаживал лично Цяо Мэймао и еще двое старших целителей из кланов Цзян и Цзинь. Там же, спустя несколько дней, Хоншоу-шушэн под руководством какой-то демонической твари и провел то ли сложнейшую операцию, то ли невероятно жуткий ритуал, с помощью которого обменял жизнь какого-то несчастного бедолаги, на жизнь молодой матери.       — Постой-ка, Лань Чжань, постой! Какой еще демонической твари? О чем это ты говоришь? — не утерпел Вэй Ин, выпалив вопрос, вызвавший недоумение.       — Той, с которой Цяо Мэймао делил одну тюремную камеру на двоих в последний год войны с орденом Цишань Вэнь. Бай Цзэ.       — Бай Цзэ? Ты уверен? — Вэй Усянь с тварями подобными Бай Цзэ никогда в своей жизни не сталкивался, но читать о них доводилось. В хрониках подобные темные создания описывались как крайне редкие, разумные и невероятно хитрые, владеющие многими знаниями о мире и, вдобавок, обладающими неким подобием прорицательского дара.       — Мгм. Тело так и оставалось лежать в одном из залов дворца. Изрядно поеденное падалью, но узнаваемое. Это был Бай Цзэ. Глава Цзян подтвердил.       Оказалось, нашлись те, кто не поленился добраться до Безночного города и лично поглазеть на место случившейся внезапной и скоротечной стычки, случившейся сразу после спасения Цзян Яньли. Что они не поделили никто не знал, но Цяо Мэймао собственный трофей не заинтересовал, а вот остальные оказались не прочь глянуть на столь редкую добычу и сквозной разрез в массивной каменной кладке, оставленный новой неизвестной техникой. Заодно и свежие сплетни послушать. В последнем недостатка не было, и о вмешательстве Рэн Ту в судьбу молодой вдовствующей госпожи Цзинь спустя всего пару месяцев не знал разве что слепоглухонемой!..       По Цзянху пошли гулять неприятные слухи, о том, что Цяо Мэймао, подобно старейшине Илин, пристрастился к запретным практикам. Якобы он якшается с темными тварями и без малейшей жалости пускает людей под нож, потакая своей поганой кровожадной сути!.. Все более и более неприятные слухи стремительно распространялись по всем уголкам Поднебесной; Цяо Мэймао приписывали тайный сговор и пособничество Ушансе-цзюню и даже припомнили его происхождение из Вэней… Еще вчера — признанный герой, с каждым новым днем, подобно Вэй Усяню, он стремительно превращался во всеми гонимого изгоя или даже врага.       Вэй Усянь невольно поджал губы, пребывая в растерянности. Ему было откровенно плевать, что и как там сотворил Цяо Мэймао, если итогом его действий была живая и здоровая шицзе, у него и самого на руках было достаточно крови, в том числе и невинных. Но он на собственной шкуре испытал, сколь быстро толпа может менять свое мнение, превращая вчерашних кумиров в повсеместно порицаемое пугало, потому и не предполагал для Хоншоу-шушена простого и легкого разрешения ситуации. А потому и спросил, как на это все отреагировал Цяо Мэймао?       — Он пропал.       «Пропал?» — Вэй Усянь испытал острый приступ головной боли и надавил пальцами на виски.       Спустя несколько дней после обнаружения пропажи, под скалой с расколотым молнией деревом нашли разбитый на кусочки меч Цяо Мэймао и сплетники с еще большим пылом начали судачить о «Небесной каре» и «Наказании за богомерзкий поступок». Тело самого заклинателя тогда так и не нашли, но все посчитали, что то вполне могло смыть в реку. Спустя время Цяо Мэймао так и не объявился. За неимением виновника, которого можно было бы призвать к ответу, люди еще некоторое время поболтали, но вскоре отпустили и забыли, переключившись на более свежие сплетни о позорной кончине Цзинь Гауньшаня, споры из-за строительства наблюдательных башен и обсуждения полной никчемности сменившего брата на посту главы Не Хуайсане. Время шло, Цяо Мэймао все еще не объявился и вскоре все про него позабыли, сочтя окончательно мертвым. Хотя некоторые заклинатели, продолжавшие получать раны в боях, иногда матерились сквозь зубы, с завистью посматривая на собратьев, для которых похожие ранения, залеченные в свое время Хоншоу-шушеном, не стали приговором и причиной для ухода со службы.       Уже многим позже выяснилось, что неприятные слухи про Рэн Ту распускал тот самый целитель из клана Цзян, участвовавший в спасении Цзян Яньли. Из жгучей зависти ли или от великой глупости было уже совершенно не важно — спустя сутки после раскрытия, вспухшее тело Цзян Лея выловили в одном из многочисленных озер расположенных на территории Лотосовой Пристани.       После таких новостей Вэй Ин еще раз потер ноющие виски и надолго остановил взгляд на потомке ордена Гусу Лань. Лань Ванцзи сидел, непривычно ссутулившись и опустив голову, сжимая в руках все еще полную чая пиалу; тусклый свет бумажного фонаря отражался на лице мужчины, делая его еще более несчастным, но по прежнему невероятно прекрасным — казалось, реальный человек не может выглядеть столь возвышенно и утонченно, а от тоскливой ауры, внезапно повисшей в комнате, Вэй Ину самому хотелось разрыдаться.       Лань Ванцзи прикрыл глаза, губы его сошлись в странном непривычно-трагичном изгибе, а пальцы, что сжимали чашку колотила дрожь:       — Это моя вина.       Лань Ванцзи знал, брат призвал Цяо Мэймао ему на помощь и в тот злополучный день он спешил именно к нему, полностью проигнорировав разразившуюся непогоду и собственную безопасность. На самом деле это был хитрый ход старейшин клана, пожелавших одним камнем убить двух фазанов. Их не устраивало то, что после выказаных намерений вступить в орден Гусу Лань, Лань Сичень позволил Цяо Мэймао тянуть с официальным вступлением, дозволяя столь ценному кадру свободно разгуливать по Поднебесной. Своим запретом на помощь Ванцзи членам клана, они буквально вынудили главу обратиться за помощью к Хоншоу-шушэну и привести того наконец в Юньшэнь Бучжи Чу.В итоге все обернулось так, как обернулось. Цяо Мэймао сначала пропал, после его объявили мертвым и неординарный целитель не достался уже никому, а клановым лекарям пришлось самостоятельно выхаживать Хангуань-цзюня долгих три года и лгать всем любопытствующим о его желании уединиться в медитации.       Вот только Ванцзи, даже зная обо всем, все равно не мог не винить себя. Он всегда старался поступать правильно, так как считал верным, но к чему в итоге все это его привело? К очередному разочарованию, бесконечной душевной боли и выворачивающей нутро тоске.       Его влюблённость в Цяо Мэймао была похожа на болезнь, она зародилась незаметно и, развиваясь постепенно, пускала свои корни все глубже и глубже. Ванцзи даже не сопротивлялся ей, не зная, что именно он испытывает, а когда осознал, для него было уже слишком поздно; осознание ударило внезапно и резко, подобно остро заточенному мечу, поразившему прямо в сердце, и теперь за его ребрами было навеки выжжено одно единственное имя!..       С той самой ночи в палатке военного лагеря, когда брат едва не забрал то, что Ванцзи неосознанно уже считал своим, у него больше не было ни единого шанса на спасение. Или это случилось еще раньше?.. Когда Цяо Мэймао вжимал его в себя со всех сил, стараясь как можно лучше прикрыть от летящих камней в пещере под горой Муси, а лобная лента нависавшего над ним Ванцзи вместе с темными прядями волос туго опутывала открытое светлое горло? Во время учебы и последующих визитов в Облачные Глубины, когда совсем еще юный Лань Чжань видел в темных глазах яркие отблески праздничных золотистых фонариков, когда мягкие губы каждый раз складывались в радостную улыбку, а тонкая, но сильная ладонь деликатно сжимала его собственное плечо? Или ещё раньше, когда Цяо Мэймао со вздохом принял на себя совершенно не нужную ему ответственность и предпринял попытку помочь его отравленному Цючжоу Сангуаем сюнчжаню?       В любом случае, сколько Ванцзи себя помнил, его взгляд то и дело выхватывал то чужие запястья и тонкие гибкие пальцы, то тонкую талию с изящным изгибом поясницы, то широкие плечи и гордую осанку. Сначала зло и ревниво, когда тот крал внимание старшего брата, а после ревниво и зло, когда уже брат искал встречи с юным Цяо. Стоило Ванцзи увидеть, как влажные губы растягивались в лукавой улыбке и манящий рот выпускал наружу какую-нибудь жутко смущающую глупость, и у Ванцзи тут же сохло в горле, а пальцы кололо от нестерпимого желания прикоснуться. Стоило увидеть, как тот общается с кем-либо (особенно с Цзян Ваньинем!) и его переполняло эгоистичное желание забрать этого человека себе, заслонить, увести, спрятать. Это была чистая, ничем незамутненная пытка. Почти такая же жестокая, как и знать, что претендовать на этого человека Лань Ванцзи попросту не имел права! И пусть Цяо Мэймао с его мужем связывали скорее родительские, а не супружеские отношения, вклиниваться в них Ванцзи себе строго-настрого запрещал, хотя и тешил себя в особо тяжкие моменты малодушной мыслью о том, что Байсэ Ронгуй уже далеко не молод и не особо крепок здоровьем. И, возможно, когда-нибудь…       Новости о пропаже Цяо Мэймао дошли до него не сразу (будто мало ему было тех долгих месяцев в последний год военной компании!), Лань Хуань как мог оберегал Ванцзи от лишних волнений. С тех пор, для запертого в цзинши Ванцзи, Цяо Мэймао стал еще более навязчивой идеей, наваждением, от которого невозможно было ни спрятаться, ни скрыться. Как не скрыться было и от глубокого разочарования в собственных силах, и от глухой тоски по судьбе павшего друга.       — Но я точно знаю, что Цяо Мэймао жив.       Лань Чжань рассказал, что один из старейшин его клана лично встречался Цяо Мэймао, но говорить об этой встречи категорически отказался. Даже поругался с другими старейшинами, в грубой форме посоветовав тем вспомнить так излюбленные ими всеми правила и не совать свой нос в чужие дела! Ванцзи в беседе четырнадцатый старейшина тоже отказал, лишь намекнул, что будь его воля, сам бы притащил «упрямого мальчишку» домой, но против четко обозначенной воли строптивца он не пойдет, а потому и второму молодому господину следует найти иной источник информации. Ванцзи и нашел. Как только срок его заключения подошел к концу, Ванцзи отправился сначала в Ланьлин, а после и Мэйшань. Но Цзян Яньли все разговоры о своем спасителе мягко пресекла, а после и вовсе прямо заявила, что выдавать человека, который помог ее сыну избежать статуса круглого сироты, ни за что не станет. А в случае, если Хангуань-цзюнь будет продолжать упрямиться, она будет вынуждена пожаловаться брату. Цзян Ваньиня Ванцзи нисколько не боялся, но пыл все же немного поубавил, в конце концов Рэн Ту в народе еще помнили и он не хотел своими действиями причинить скрывающемуся Цяо Мэймао какой-либо дискомфорт. Так и бродил по разным городам и тропам, вглядывался в прохожих и слушал, о чем говорят люди, находил следы, но неизбежно терял их в итоге.       Ванцзи даже в бордель, в котором они однажды с Цяо Мэймао ночевали, зашёл, но владелец и управляющая к тому времени уже давно сменились. Правда об этом эпизоде Лань Ванцзи Вэй Усяню предпочел не говорить, знал, каким тот может быть невыносимым. Как и о том, что порой хватал за плечи незнакомцев и разглядывал чужие лица в толпе…        — Почему… — хотел было спросить хмурый Вэй Усянь, но тут же начал теряться, слишком сложное у Лань Ванцзи лицо сейчас было и слишком много вопросов, начинающихся с этого слова Вэй Ин хотел ему задать, — Почему моя шицзе в Мэйшане?        — Спустя три месяца после операции, рубец на горле вдовствующей госпожи Цзинь вновь воспалился, ей стало значительно хуже. Брат даже посылал нашего целителя в Юньмен, но тот не смог помочь и вернулся. Спустя половину луны Цзян Яньли поправилась, но значительную часть времени стала проводить у родни своей матери. Климат в Мэйшане более подходящий, не такой влажный, — Лань Ванцзи подозревал, что именно в тот период времени Цзян Ваньиню удалось найти Цяо Мэймао или же тот сам пришел, потому что после поиски с его стороны резко прекратились, а яростные попытки перекричать болтунов сменились тихим устранением. Но доказательств у Ванцзи естественно не было. На любые попытки поговорить, невыносимый Цзян Ваньинь лишь по собачьи скалился и велел не лезть не в свое дело.       — Вэй Ин, после этого случая Цзян Яньли больше не может говорить. Воспалившийся рубец повредил ей голосовые связки.       Чтобы успокоиться Вэй Усянь одним махом опрокинул себе в рот пиалу, но не ощутил на языке ни единой капли. Он с удивлением опустил взгляд и понял, что уже успел прикончить тот единственный сосуд с вином, который Лань Чжань согласился ему заказать, но обнаружил это лишь сейчас, когда пытался налить вина оттуда, где оно отсутствовало. Вэй Усянь умоляющим взглядом посмотрел на Лань Ванцзи и тот сжалился. Слуга принес в комнату еще один кувшин.       Через некоторое время Лань Ванцзи вновь подал голос:       — Цзян Ваньинь знает, кто ты.       — Ага, знает. Но что он может поделать? У него нет никаких доказательств, — любой человек, незнакомый с Вэй Усянем достаточно близко, ни за что не смог бы сделать какие-либо выводы, исходя из одних только эмоций или выражения лица, но Цзян Чен вырос вместе с Вэй Ином. И потому Вэй Ин бесчисленное множество раз мог бы прибегать к софистическим уловкам, заставляя сомневаться кого угодно, но отрицать очевидное перед лицом того, кто знал его как облупленного, не имело никакого смысла! — Я, кстати, сгораю от любопытства. Как ты сам-то меня узнал?       — А я сгораю от любопытства, отчего память Вэй Ина столь плоха? — своим привычным спокойным тоном ответил Лань Ванцзи.       — Аха-х, сжалься, Хангуань-цзюнь.       Оказалось, что спалился Вэй Ин весьма по глупому — авторство мелодия, которую он сыграл Вэнь Нину принадлежало Лань Ванзци и слышать ее могли лишь трое человек запертые когда-то под горой Муси. И раз Вэй Усянь не Цяо Мэймао, значит он — это он. Вэй Усянь на это лишь почесал затылок и по-доброму посмеялся с чужой бдительности. Дальше они перебрасывались особо ничего не значащими репликами, точнее Вэй Усянь перебрасывался, а Ванцзи отбивал те своей холодной и постной физиономией. Вэй Ин даже предложил Лань Чжаню вина, но после первого отказа настаивать не стал, того было и так мало, а праведный Ханьгуань-цзюнь уж точно не поведется на его жалобный взгляд в третий раз.       Спустя некоторое время, когда привыкший ложиться рано Лань Чжань уже наверняка видел не первый сон, Вэй Ин лежал рядом и никак не мог уснуть. И дело было вовсе не в тихо сопящем под боком горячем теле. И не в кошмарах из-за которых они и начали делить постель (просто Лань Чжань так мог быстрее его разбудить и Вэй Ини приходилось меньше барахтаться в вязком темном ничто, наполненном криками и стонами. И все!). А в дурных мыслях, что, не унимаясь, носились в его черепушке с момента его первой встречи с повзрослевшим Цзян Ченом.       Окончательно измучившись, Вэй Ин тихонько соскользнул с постели и скрылся за ширмой, что разделяла пространство комнаты на две половины: в одной ее части стоял большой стол для приема пищи и бесед в непринуждённой обстановке, а в другой предназначенная для отдыха длинная кровать-тахта со свисающими с потолка портьерами. Засветив фонарик, он порылся в ящиках, отыскал пару ножниц и пачку бумаги, пару раз чикнул и вырезал бумажного человечка размером не больше пальца, с круглой головой и крайне широкими рукавами, больше напоминающими крылья бабочки. Сделал кистью несколько широких мазков и, выдохнув, внезапно рухнул лицом в сложенные на столе руки. Бумажный же человечек, напротив, встрепенулся, затрясся всем телом и, размахивая рукавами, словно крыльями, поднялся в воздух, и словно мотылек выпорхнул в приоткрытое окно. В этом небольшом городке было всего две гостиницы и раз заклинателей из Юньмэна не было в этой, значит, его шиди остановился во второй.       В общем гостиничном зале в столь позднее время посетителей уже не было, лишь слуги сноровисто убирали столы и само помещение. Но Вэй Усянь успел заметить во внутреннем дворе одного из заклинателей облаченого в пурпур и видимо вышедшего по нужде, и мысленно ликующе улыбнулся.       «Он точно здесь!»       Пробираясь от одного карниза к другому и мельком заглядывая в комнаты, он услышал знакомый голос, втиснулся в щель оконной рамы и замер. Вэй Ина самом деле и сам не знал, зачем он сюда пришел и что хотел узнать, но, наконец добравшись, в итоге мог только смотреть на фигуру Цзян Чэна, стараясь не пропустить ни цуня. Цзян Чен расслабленно полулежал на тахте в небрежно накинутом халате и распущенными волосами — те чуть влажными волнами стекали на плечи и грудь, обрамляя всегда суровое лицо и чуть смягчая острые черты его возмужавшего шиди. Несмотря на привычно высокомерное выражение, без туго забранного пучка вид Цзян Чен сейчас имел до того домашний и открытый, что взгляд Вэй Усяня упорно падал на фигуру главы… В особенности почему-то на кусочек обнаженной груди, что в теплом свете свечи отливала настоящим золотом.       Вэй Усянь настолько увлекся, что едва не приказал бумажному человечку подойти ближе и даже не сразу обратил внимание на то, что в комнате Цзян Чен был не один. За ширмой отгораживающей часть комнаты плескала вода, а сам А-Чен, лениво перебирающий свитки, в полголоса отчитывал собеседника, совершенно без запала, скорее просто для приличия и сохранения собственного образа. Вэй Усянь было подумал, что А-Чен все еще продолжает попрекать племянника, но тут из-за ширмы высунулось обнаженное мужское тело:       — Красавчик, заканчивай. Я оценил твои лингвистические познания, но ты начал уже повторяться. А слушать по второму кругу то, что я и сам знаю, мне не хочется. Да и произошедшее от этого нисколько не поменяется, — наклонившись вперед, мужчина активно вытирал мокрые волосы и голос его звучал глухо, но это совершенно точно был не Цзинь Лин! — Да, я сам виноват. Да, я знаю, что это было глупо… Но, Красавчик, у меня кишки в узел завязались, и сердце едва не разорвалось от одного его мимолётного взгляда!.. Да я вообще в тот момент едва соображал!..       Вэй Усянь успел рассмотреть высокое подкачанное тело, что явно не могло принадлежать долговязому пятнадцатилетнему подростку, заметил знакомый еще по военной компании узорчатый круг от Вэньского тавро на груди и еще несколько странно-змеящихся бледных линий шрамов на руках и боку. Потом заклинатель развернулся и прежде чем скрыться обратно за ширмой, в открытом пространстве на миг бесстыже мелькнула его обнаженная задница, и будь здесь Вэй Усянь в своем настоящем теле, а не бумажном, он точно задохнулся бы от возмущения!       Вернулся мужчина уже одетый, пусть и только в нижние одежды, порылся в рукавах небрежно сброшенного на стул чжаошана и выложил на стол несколько объемных бумажных свертков:       — Пока не забыл. Здесь лекарства для твоей сестры — до начала холодов должно хватить, потом привезу еще, — а после он беспардонно улёгся на тахту рядом с Цзян Ченом, уложив голову тому на колени.       Благодарно угукнувший глава, не отрываясь от чтения, стал поглаживать влажные пряди, перебирая их пальцами. Такое положение вещей устраивало обоих и следующие несколько минут они провели в тишине, пока Ваньинь не отложил один свиток и потянулся к следующему:       — Я так понимаю, со мной в Юньмэн ты завтра возвращаться не планируешь? И куда на этот раз отправишься?              — В Таньчжоу. Там один наглый господин отчего-то решил, что может себе позволить обманывать моих людей, — Цзян Чен на это заявление вскинул бровь, но мужчина расположившийся на его коленях лишь отмахнулся, мол мелочь.       — В Башне Карпа в скором времени состоится очередное собрание. Как долго ты еще думаешь скрываться?       — Пф!.. Так и скажи, Красавчик, что не хочешь страдать один! Нет уж! Будто мне заняться больше нечем, чем выслушивать нытье всех этих властолюбивых стариков и тугоумных рубак. Мне и одного Ваньиня с головой хватает.       — Ах так!.. И к какой же из этих двух категорий ты отнес меня?       — Ну ворчишь ты точь-в-точь как занудный старикашка…— Цзян Чен склонил голову на бок и прищурился. Вздрогнувший заклинатель продолжил уже более заискивающе, — Но на тебя, Красавчик, хотя бы смотреть приятно. Такой статный и сильный юноша среди разжиревших и обрюзших стариков подобных главе Цю и Яо, ммм…чем не услада для глаз? Настоящее сокровище!       — А Цзыдянем поперек хребта?       Цяо Мэймао смешливо зафыркал, наблюдая, как длинные ресницы Цзян Ваньиня легонько трепещут в свете свечей, отбрасывая тень густую на переносицу. Тронул волосы, заправляя свесившуюся мягкую прядь за ухо, и тихо спросил:       — Ты уже рассказал сестре о том, что он вернулся?       — Вот еще. Раз этот болван решил играть в молчанку, то пусть сам потом перед цзе-цзе и оправдывается! Как сказал молодой господин Мо: «Глава Цзян обознался». Обознался! Ага, как же!.. — Цзян Ваньинь намеренно уронил на лицо хохотнувшего Цяо просматриваемые бумаги и тут же ойкнул от болючего укуса чуть выше пупка, — Ах ты паршивец!       На постели быстро разгорелась настоящая битва и, глядя на эту возню, у Вэй Усяня еще больше закололо в груди от неправильности происходящего. Когда-то именно он, Вэй Усянь, вместе с А-Чэном так безобразничали и дрались в Пристани Лотоса, носились плечом к плечу по улицам и переулкам Юньмэна, купались в полных лотосами озерах, а после так же падали на одну постель, переплетаясь конечностями, будто так любимые Чен-Ченом щенки, спящие в тесной корзинке.       По хорошему, Вэй Усяню следовало уже возвращаться, но он замер, не смея приблизиться, но и уйти не решаясь, и глаз опустить тоже не мог, прикипев жадным взглядом к обтянутой тонкой тканью спине. Внезапно Вэй Ин услышал тихий голос, раз за разом по имени зовущий его словно издалека. Очнувшись от наваждения, он все же вернулся в их с Лань Чжанем комнату, зажав рот и дрожа всем телом. Оставил одну руку прижимать искривленный едкой обидой и горечью рот, другой провёл по своему лицу, размазывая слёзы. Лань Ванцзи со спокойным, словно пруд со стоячей водой, выражением лица, аккуратно придерживал его за плечи, позволяя продышаться и прийти в себя, стоически игнорируя марающие светлую ткань влажные пятна.       — Легче?       Вэй Ин скинул голову.       «Легче?»        Да его разрывало на части, к глазам то и дело подкатывали слезы, а в горле встал ком размером с кулак! Сердце вновь сдавило и он перевалился на колени, уронив свою голову на чужие бедра:       — Цяо Мэймао сейчас с ним.       — Мгм. Знаю.