Планида. Закатившееся солнце.

Глава 37. Прохожий.

…Блистанье молнии… и снова мрак ночной!

Взор Красоты, на миг мелькнувшей мне случайно!

Быть может, в вечности мы свидимся с тобой;

Быть может, никогда!..

…Тебя любил бы я — и это знал бы ты!

Ш.Бодлер

      — О, вы наверняка говорите про Сад Распускающихся Бутонов, верно? Я читал о нем в одной из книг. Там говорилось, что в Тяньчжоу есть сад, а в саду обитает Дама, и любой смельчак может попытать счастья и испытать свою поэтическую одаренность!.. Однако если Даме Цветов не понравится стихотворение или его рифмы будут хромать, то она бросит цветок просителю в лицо и, бессознательного, вышвырнет прочь из сада!              — А почему бессознательного-то? Разве что на тех цветах, что она швыряет, есть жуткие шипы и пока бедолага добирается до выхода, все его лицо оказывается залито кровью и он падает там без сил?.. Это что же за навка такая злющая?       — Ха-а, ты преувеличиваешь, шисюн. Скорее призрак их просто зачаровывал и те уходили сами, приходя в себя уже за пределами сада. Да и кровью никто из них не истекал, иначе десятки лет назад люди не шли бы туда нескончаемым потоком.       — Ага, я слышал, даже Старейшина Илин в свое время приходил туда. И не единожды. Вот только он нарочно читал настолько паршивые куплеты, что Дама Распускающихся Бутонов вышвыривала его вон раз двадцать, а после и вовсе перестала появляться!       — Да?.. И зачем же он это делал?       — Кто знает? Возможно, он хотел увидеть ее лицо? Все кто когда-либо его видели, описывали деву как невероятную красавицу.       — Ну неужели опять?.. Может быть, поболтаем уже о чем-то другом? — Цзинь Лину никогда не нравилось говорить о Вэй Усяне, слишком уж противоречивое мнение у него сложилось об этом человеке, который убил его отца, но которого всегда любила матушка. А про дядю и вовсе было нечего говорить, тот, кажется, и сам, подобно Цзинь Лину, не мог до конца определиться, ненавидеть ли ему своего шисюна или нет?..       — Да ладно тебе, Юная Госпожа. Интересно же!..       — Не смей ко мне так обращаться!.. И вообще! Этот ваш Вэй Усянь во всех историях такой докучливый! Не удивлюсь, если он проделывал все это, стремясь просто досадить кому-то.       Вэй Ин, бредущий вместе с Лань Чжанем чуть позади, хмыкнул на болтовню юных адептов и попытался вспомнить, зачем он на самом деле когда-то давно захаживал в Сад Распускающихся Бутонов?.. Кажется, ему тогда было просто скучно?.. Точно. А-Чен тогда вечно был занят делами восстановления клана, вот он и коротал время, как мог…       Наконец они вошли в Тяньчжоу и теперь следовало найти гостиницу. После всех происшествий в городе И им всем хотелось наконец отдохнуть: вкусно поесть, помыться и поспать на нормальной постели, а не на земле у костра. Внезапно Цзинь Лин странно замер, а потом бегом рванулся в сторону, налетев в толпе на высокого мужчину, едва не повалив на землю, настолько сильным казался толчок, обхватил руками и расхохотался:       — Шибо!       — А я все думал, когда же ты объявишься. Твоя Феечка уже второй день у торговцев на рынке разные вкусности клянчит, а ее хозяина все нет и нет, — Цяо Мэймао не удержался от широкой улыбки и обнял ребенка в ответ, но тут же отпустил, едва почувствовал сопротивление смутившегося мальчишки. Он не видел Цзинь Лина уже довольно давно и за прошедшее время сын Цзян Яньли успел неплохо вытянуться в росте и теперь доставал ему почти до подбородка. Помимо роста Мэймао отметил и некоторую нездоровую бледность юноши, капельки пота на висках, красноватые склеры и чуть частящий пульс. Впрочем, последнее могло быть следствием короткой пробежки.       — Что? Ох, снова она за свое! Вот всегда так, стоит только ненадолго оставить без присмотра и она тут же безобразничает. Эти люди наверняка теперь будут болтать, что у моего клана нет денег, чтобы прокормить одну несчастную собаку. Нужно будет обязательно сходить и вернуть долг каждому, кто угощал Фею…       — Чем траванулся? Мертвец зацепил? Я же вроде передавал тебе разные лекарства, неужели уже закончились? — прервал сумбурную речь мальчишки Мэймао.       — Там только на одного оставалось, максимум на двоих, а мы все надышаться успели… — Цзинь Лин виновато отвел взгляд, но договорить не успел, их отвлек звонкий мальчишечий голос.       — Ты куда это так рванул, Цзинь Лин? Неужели решил в одиночку на прекрасную Даму посмотреть?.. А?..       Они медленно повернулись на оклик, слыша за спиной возню остальных подошедших. Группа из нескольких подростков и молодого наставника подошли уже почти вплотную и, когда взгляд чистых янтарных глаз впервые за долгое время напрямую встретился с его, дрожащая душа Мэймао едва не вылетела из тела! Цяо Мэймао мысленно истерично заверещал, но усилием воли заставил себя остаться стоять на месте, а не рвануть прочь подстреленным зайцем.       — Это Цзюцзяй-цзюйши, мой шибо — Цяо Тай, — представил его Цзинь Лин под затянувшееся вопросительное «А-а» от одного из мальчишек.       — Цяо… Тай, — едва Цзинь Лин закончил, Лань Чжань уверенно шагнул вперед и поприветствовал, чуть запнувшись на его новом имени. Мэймао не оставалось ничего другого, как склониться в ответ перед Хангуань-цзюнем, стараясь как можно реже пересаться взглядами.       Мальчишки тут же зашушукались, спрашивая: «Они знакомы?», а растрепанный юноша, который больше всех подходил под описание данное Ваньинем, прищурился:       — Шибо? Не припомню, чтобы у главы Цзян был шисюн по имени Цяо Тай.       — А разве ученик другой секты может знать подобное? Тем более столь молодой.       Цяо Мэймао и Вэй Усянь схлестнулись недобрыми взглядами, и Вэй Ин уже приоткрыл рот, собираясь ответить, как из-за угла донесся лай, а после показалась и сама собака, огромная и черная, что со всех четырех лап бросилась на встречу долгожданному хозяину. Вэй Усянь вдруг весь побелел и бросился за спину Лань Чжаня, обернул руки вокруг чужого торса и уткнулся лицом между лопаток, весь сжимаясь, словно изо всех сил стараясь стать невидимым. Радостная же Феечка уже скакала рядом с хохочущим Цзинь Лином, то напрыгивая ему на грудь, то стараясь подбить мальчишку под колени. Рослая собака-оборотень по щенячьи облизывала пальцы, бешено молотила воздух хвостом и бессовестно игнорировала ругань юного хозяина, который не слишком-то усердствовал и радовался встрече с верной подругой ничуть не меньше.       Вэй Усянь на приблизившийся озорной лай заскулил сильнее, со стороны Лань Чжаня повеяло ледяной аурой и, вздохнув, Цзинь Лин отослал Фею, велев не показываться пока на глаза, особенно «тому чокнутому Мо Сюаньюю».       Цяо Мэймао вновь бросил короткий взгляд на Лань Чжаня и вздрогнул. Янтарные глаза выражали столь путаную бурю чувств, что Мэймао ни за что не взялся бы ту расшифровывать. Гнев, ненависть, сомнение и нерешительность, и какая-то путаная мешанина из обиды, упрямства и чего-то такого от чего заметно горчило на языке, и одновременно тянуло низ живота… Мэймао спешно тряхнул головой, перевел взгляд на таких же бледных, как и Цзинь Лин мальчишек, и смиренно выдохнул:       — Клейкую кашу ели, да? — мальчишки закивали, нахваливая сообразительность и смекалку молодого мастера Мо, а Цяо Мэймао дернул за мочку уха Цзинь Лина, — Тебе следует хорошенько помолиться предкам о том, чтобы глава Цзян не узнал об этом твоем глупом геройстве.       Цзинь Лин в ужасе распахнул глаза и так прошел весь путь до гостиницы, представляя в голове различные картины своей мучительной смерти от рук собственного дяди. Все в том же сумеречном состоянии он сел вместе со всеми за стол и сидел, пока рядом не уселся отлучавшийся шибо и не сунул ему прямо под нос тарелку с ароматным тушёным кроликом. Оказалось им принесли уже кучу всего, стол ломился от разнообразных блюд и даже несколько кувшинов вина нашли себе свое место. — А неплохо! Наконец-то поедим нормально, — непосредственный голос Мо Сюаньюя сломал повисшую тишину и Цзинь Лин, хлопнув напоследок глазами, как и остальные, с аппетитом принялся за еду.       Мо Сюаньюй и Цяо Мэймао были единственными, кто пил вино, перебрасываясь между собой довольно…хлесткими шутками, Цзинь Лин даже заподозрил, что его шибо знаком не только с Хангуань-цзюнем, но и с младшим дядей, но быстро отмел эту идею. Шибо с новыми людьми знакомился неохотно, а если и знакомился, предпочитал тех не запоминать. Да и что общего могло быть у Цяо Тая с молодым Мо? Быстро утолив первый голод, к «беседе» присоединился и Цзинь Лин, рассказывая Мэймао об их злоключениях в городе И, а постепенно и другие мелкие ученики, с некоторой опаской посматривая на Хангуань-цзюня — в Гусу разговоры за столом не приветствовались, но в этот раз их никто не одергивал.       Цяо Мэймао сидел рядом с болтающим Цзинь Лином наискосок от Лань Чжаня и прямо напротив Вэй Усяня, что со злой веселостью наперегонки с ним уничтожал вино. Примечательно, что напиток каждый из них наливал себе самостоятельно, не собираясь выказывать уважения другому.       В какой-то момент Цзинь Лин подсунул шибо еще одну пиалу и посмотрел таким жалобным взглядом, что Мэймао не выдержал; светлая жидкость наполнила и вторую чашу до края. Цяо Мэймао качнул кувшином в сторону остальных мальчишек, но те как один дернулись, в ужасе глянули на наставника и дружно отказались, отговариваясь правилами. Вэй Усянь вновь захохотал, навалился на плечо Лань Чжаня и принялся уговаривать того на небольшую шалость, мотивируя тем, что раз даже правильный Хангуань-цзюнь познал вкус вина, то и мальчишки однажды не утерпят, и пусть это лучше произойдет под присмотром! Лань Чжань толи принял довод достойным, толи просто не выдержал настойчивого влажного шёпота прямо в ухо, но в итоге согласно кивнул:       — Мгм. Один кувшин. На всех.       Расторопный слуга тут же принес добавку и мальчишки воодушевились, с самыми разными эмоциям принимая наполненные пиалы. По уверенным движениям и кривящимся физиономиям было довольно легко определить, для кого из них это распитие действительно было первым, а кто уже пробовал алкоголь. После небольшого эксперимента и обмена мнениями, разговор мальчишек вернулся в прежнее русло, а Лань Чжань, с лицом напоминающим непронимаемую нефритовую маску, вновь перевел взгляд на Мэймао и принялся молча сверлить своими проницательными глазами. Под подобным взглядом несчатному Цяо очень хотелось почесаться. А еще обернуться и почему-то умилиться, но сведеная спазмом то ли стыда, то ли гордыни шея не давала голове ни единой возможности шевельнуться. Зато развязанный выпивкой язык радостно вертелся за двоих: и за себя и за шею.       — Жаль деву А-Цин, конечно… но могло быть и хуже, продолжи Сюэ Ян бесчинствовать. Я невероятно рад, что мы смогли выбраться из того жуткого городка. Да и наша Юная Госпожа помнится, не оценила местную атмосферу, обозвав городок «Воняющей тухлятиной помойкой»! — чуть поплывший от алкоголя юноша с веселым смешком хлопнул по спине сидящего рядом Мэймао.       — Юная Госпожа?.. — Мэймао недоуменно посмотрел на захмелевшего юношу, имя которого даже не пытался запомнить. Глянул на вспыхнувшего А-Лина, на ладонь, что так и осталась лежать на его плече и растянул губы широко-широко, — Сделаешь это еще раз и я сломаю тебе руку.       Шарахнувшийся прочь юноша обиженно всхлипнул, еще один ученик дёрнул первого за рукав и принялся извиняться, за что Мэймао мигом окрестил этих двоих как: «Вежливый и зрелый ученик из клана Лань» и «Менее вежливый и менее зрелый ученик из клана Лань».       — Ладно-ладно, я больше не сержусь, — отмахнулся от мальчишек Мэймао, чуть поморщившись от прострелившей голень резкой боли, и пнул Вэй Усяня под столом в ответ. Обоюдные мелкие пакости тайно проворачиваемые ими прямо под бдительным оком Ханьгуань-цзюня и любопытными глазастыми детишками, конечно, будоражили, но и одновременно утомляли, а прикосновения темной ци напоминали ожог крапивой, — Хотите лучше шутку вам расскажу? Так вот, «Приходит мужик с медовыми сотами и ослом в бордель, и говорит: Госпожа, я хочу обменять осла на время с одной из ваших девушек. — Хорошо. А зачем вам пчелиные соты? — О, я держу пасеку и хочу поменять мёд на какую-нибудь еду. — Почему бы вам просто не съесть мёд? — Потому же, почему я пришёл менять осла. Надоело каждый день одно и то же .»       Едва Цяо Мэймао успел закончить, как по его лицу тут же скользнул холодок чужой ци, а губы сомкнулись и склеились, позволяя лишь недовольно мычать на подобную дерзость! Ученики клана Лань жутко покраснели и все как один уткнулись глазами в столешницу, Вэй Усянь ладонью душил смех и лишь Цзинь Лин обозвал историю «дурацкой» и сказал, что ничего не понял. Этого Вэй Усянь уже не выдержал, хрюкая в рукав, он навалился на стол, а после и вовсе сполз на колени Ханьгуань-цзюня и наконец расхохотался!       На Лань Чжаня Мэймао по-прежнему не смотрел.       Проигнорировав Цзинь Лина, Мэймао недовольно дёрнул бровью и сложил руки на груди, пережидая так вспышку чужого ржача. Он еще раз наполнил пиалу вином и уже хотел поднести ту ко рту, но с недовольством понял, что выпить сейчас тоже не выйдет, его ведь не просто лишили голоса, а буквально склеили рот! Успокоившийся было Вэй Усянь вновь хохотнул, наполнил свою и, прежде чем выпить, салютнул ею в его сторону, словно чокаясь:       — Какая жалость! Так и быть, выпью за двоих! — в следующее мгновенье Вэй Усянь громко икнул, а проглоченное вино, под громкие вскрики окружающих, брызгами плеснуло во все стороны через нос!       Цяо Мэймао довольно ухмыльнулся и, пользуясь разведенной суетой, малодушно сбежал от шумной компании на кухню, провожаемый возмущёнными воплями Вэй Усяня, мысленно насвистывая веселый мотив.       Как говорится: «Сделал гадость — сердцу радость!»       На кухне, ранее закипевший отвар уже почти остыл, Мэймао добавил еще несколько истертых в пыль ингредиентов и вновь поставил на огонь, попросив у работника кувшин и марлю, чтобы потом процедить получившее варево. Клейкая рисовая каша конечно помогла при отравлении, но некоторые симптомы вроде слабости и легкого головокружения все равно сохранялись еще длительное время, поэтому целители все же предпочитали делать лекарство, а не просто фаршировать пострадавших рисом!.. Пока он возился, работники несколько раз набирали ведрами кипяток из огромного чана, видимо, утолив голод, его спутники теперь решили привести себя в порядок и помыться, вот слуги и таскали им воду. С очередным работником на кухню скользнула юркая фигура Мо Сюаньюя и замерла сбоку, подпирая спиной один из стеллажей. Цяо Мэймао отставил заполненный доверху кувшин и обернулся, так же вальяжно опираясь бедрами о свой стол. Они уставились друг на друга, открыто бросая друг другу вызов. О, эта баталия взглядов наверняка могла продолжаться хоть весь день, но, откровенно говоря, у Мэймао не было никакого желания продолжать — этот день уже его вымотал, а ведь самое сложное было еще впереди. Поэтому Мэймао выдохнул и отвернулся, нашел на полках подходящий поднос и стал составлять на него стаканы по количеству предполагаемых пациентов.       — Мне до тебя нет дела, Вэй Усянь, — искренне сказал Цяо. Действие слабенького заклятия Молчания уже давно закончилось, — Вернулся и гуй с тобой. Но Ваньинь… — Мэймао вдруг кинул свирепый взгляд на бывшего Старейшину Илин и оскалился, — Если он еще раз пострадает из-за тебя, я найду способ превратить твою жизнь в нескончаемую пытку.       — Превратишь мою жизнь в пытку?.. Хех, а силенок то хватит? Будто это не Цяо Мэймао скрывается здесь словно крыса, прячась от своих знакомых и близких, от всей Поднебесной!..       — Имя этого в быту — Цяо Тай. И я не давал тебе разрешения обращаться к себе иначе. А, что касается моего ухода от мира… Кому надо, те в курсе, до остальных мне и дела нет, — Мэймао старался говорить спокойно и холодно, но на брошенное следом: «А Лань Чжань? До него тебе выходит тоже дела нет?», дернулся, как от удара, и зашипел уже гадюкой, кусая в ответ не менее больно, — Мне, наверное, стоит напомнить, что именно послужило причиной моего ухода. Цзян Яньли — шицзе Ушансе-цзюня, что в своем желании спасти драгоценного Вэй Усяня, бросилась в самую гущу учиненной тобой же бойни! Ты потерял контроль, хотя на лево и на право смело раздавал обещания, что этого никогда не произойдет! Болтун!.. Мало того, получив здоровое тело, без зазрения совести вновь заигрываешь с темной ци! И вновь тянешь руки к еще одному Цзяну.       — Будто ты не тянешь! Кружишь и кружишь вокруг Цзян Чена, даже в постель к нему уже пробрался! — тон его голоса тоже завибрировал, губы искривились, а под ногами клубилось легкое темное марево.       — В постель? Что ты.? Аха-х, похоже, Ваньинь и правда знает тебя как облупленного! Подслушивал значит… А возможно еще и подглядывал.       Цяо Мэймао не отрицал, что всегда имел к Ваньиню определенные слабости.       Кому вообще может не нравиться этот потрясающий человек?! Ваньинь всегда привлекал его внимание своим ярким, противоречивым характером: обязательным и упёртым, но при этом не лишенного задиристости и даже некоторой цундерности! После войны и прочих скорбных событий, восхищения только прибавилось — глава Цзян упрямо балансировал между скорбью собственных лишений и свалившихся на его плечи проблем и невзгод, оставаясь при этом честным и благородным, ласковым и добросердечным, так что Мэймао просто не мог им не восхищаться! И не завидовать, чего уж там. Порой казалось, даже если весь мир будет препятствовать Цзян Ваньиню, меч этого молодого господина не сломается, лишь еще больше заострится вместе с его горячим духом и неизменным упрямством!.. В отличие от самого Мэймао, чей сломанный меч до сих пор пылился где-то на территории Юньмэна.       Что касалось Вэй Усяня, то Цяо Мэймао того просто не понимал. Справедливости ради, стоит сказать, что никогда особо и не стремился, все их общение, за исключением коротких случайных встреч, так или иначе было завязано на Цзян Ваньине, и не будь этого связующего звена, они, максимум, кивали бы друг другу в толпе и шли дальше, каждый в свою сторону. Цяо Мэймао всегда считал, что реальность Вэй Усяня складывалась из сиюминутных хотелок, хаоса и уже настигших неприятностей, без какого-либо намека на предусмотрительность, от чего нередко страдали окружающие. А потому и вызывал темный заклинатель у него больше негатива, чем чего-то хорошего. Ну по сути дите-дитем! Выпороть, обнять и плакать. Диагноз — дурень обыкновенный. С припиской «Отойди, бесишь».       Двери неслышно разъехались, шагнувшая было внутрь служанка испуганно пискнула и шарахнулась прочь, настолько плотная и враждебная аура повисла меж двумя заклинателями. Цяо Мэймао криво усмехнулся:       — Мы с Ваньинем не делим постель. Во всяком случае, не в том смысле, о котором ты здесь надрываешься, — Мэймао посмотрел на напряжённого Вэй Усяня с мрачной решимостью. Они ведь с самого начала могли решить все полюбовно, договориться. Но не-е-ет!.. — Я дам тебе один шанс, Вэй Усянь. Просрешь его и я с радостью сделаю так, что Красавчик в твою сторону в жизни больше не посмотрит.       Мэймао окончательно отвернулся от растеряного Вэй Усяня, налил в одну из чашек отвар, а поднос с остальными подтолкнул в сторону Вэй Усяня, бескомпромиссно велев проследить, чтобы каждый из учеников выпил свою порцию, и решительным шагом отправился к комнатам Лань Ванцзи.       Не убьет же он его, в самом деле? Нет же?..       Чтобы не дать себе ни малейшей возможности передумать и в очередной раз отложить разговор, Цяо Мэймао не сбавил шаг, прямо на ходу пару раз стукнул костяшками, обозначая свое присутствие, и тут же ввалился в дверь.       — Вэй Ин?       В прямой видимости Лань Чжаня не оказалось, но голос донесся из-за ширмы и оттуда же слышались легкие шорохи. Даже предполагая, что там увидит, Цяо Мэймао не дал себе отступить, шагнул прямо туда, где в огороженной части комнаты мылся в бочке драгоценный Нефрит. Развернувшийся полубоком Лань Чжань поначалу не обратил на него внимания, видимо не ожидал подобной наглости даже от Вэй Усяня, а заметив, дернулся, рванулся встать, но одумался и наоборот опустился ниже, ссутулился и вновь выпрямился, и от того как старательно Лань Чжань отводил взгляд, было очевидно: такой подставы тот точно не ожидал.       Лань Чжань отвернулся, глядя в сторону, и взгляд Мэймао прикипел к румянцу на его щеках и шее, и внезапно ощутил, что вина он выпил, кажется, гораздо больше чем следовало — голова шла кругом, пальцы заметно подрагивали, да шальное сумасбродство поднималось из глубины. Иначе как можно объяснить, что вместо того чтобы извиниться и выйти, Цяо Мэймао невозмутимо шагнул вперед! Он прошел прямиком до бочки, опустился на колени и, умостив локти на деревянном бортике, протянул вперед наполненную лекарством чашку. От широкой (и наверняка глупой) улыбки у Мэймао быстро затекли щеки, он тряхнул головой и, все же собрав жалкие остатки смелости в кулак, тихо-тихо выдохнул:       — Прости.       Лань Чжань снова дернулся, втягивая напоенный жарким паром воздух, а его безупречные черты на миг пронзила судорога из мучительной смеси обиды, отчаяния и какого-то неправильного смирения… В этот момент Мэймао даже порадовался, что нарушил все правила приличия и заявился в столь интимный момент, потому что так у него хотя бы была надежда, что, если он вдруг струсит и все же бросится прочь, Лань Чжань не рванет за ним следом нагишом и у него будет крохотная фора… От подобных мыслей Мэймао сам себя ощутил глупым мальчишкой, не способным выразить собственные чувства разрывающие горло, и облечь их в слова, и разозлился:       — Лань Ванцзи, этот бестолковый Цяо просит прощения. Он очень сожалеет, что не давал о себе знать столько лет, сожалеет, что избегал встреч и заставил волноваться. И за… недавний обман я тоже прошу прощения. Ханьгуань-цзюнь, мне очень-очень стыдно за ту нелепую ситуацию, я тогда жуть как разволновался и этот стол, и!..       — Лань Чжань.       — А?       — Цяо Мэймао должен… может звать меня Лань Чжань, — взгляд Лань Чжаня в этот момент напомнил Меймао взгляд Феечки, та так же смотрела, выпрашивая очередную вкусность, вроде и просяще, но при этом абсолютно уверенно, что желаемое неприменно ей достанется.        Цяо Мэймао на самом деле никогда, кроме этого случая, и не называл Лань Чжаня как-то иначе, а потому принял просьбу-приказ за благосклонность.       Лань Чжань наконец более расслабленно откинулся на спинку и больше не прятал глаза, хотя его уши все еще изрядно полыхали; он наконец забрал чашку, парой глотков выпивая довольно мерзкое лекарство, как воду.       — Лань Чжань, признайся, Вэй Усянь и в твою пиалу подлил вина? —уголок губ Мэймао дрогнул в едва сдерживаемой улыбке, а в глазах наверняка блеснуло неуместное озорство, и он поспешил исправиться, — Ладно-ладно, извини, ты же знаешь, Лань Чжань, этот Цяо вечно болтает всякие глупости. Не злись, я всего лишь пошутил! Ну хочешь… хочешь, я помогу тебе помыть волосы в качестве извинения?       Второй Нефрит долго смотрел на него с непроницаемым лицом, но в итоге вздохнул и сдался, разворачиваясь и позволяя ему коснуться темного шелка волос. Сначала Мэймао порадовался, в вечернем освещении глаза у Ванцзи казались темными и непрозрачными, и говорить, глядя в них, отчего-то было совсем неловко. Потом пожалел — тяжелые влажные пряди мягко скользили меж пальцев, а взгляд, как бы старательно он его не отводил, упрямо соскальзывал вниз, прямо на многочисленные шрамы: грубые, плотные и местами все еще воспалённые. Мэймао пальцами провел по особенно бугристой линии, пересекающей правую лопатку, даже так ощущая коротко подшитую связку и гипертонус ромбовидной мышцы. Разум Цяо Мэймао окончательно погрузился в омут самоуничижительных мыслей, и голова бессильно опустилась, лбом опираясь на обнаженное плечо рядом с еще одним длинным шрамом:       — Мне так жаль, Лань Чжань, мне… Я правда хотел помочь! Очень хотел, но…       — Мгм. — Лань Чжань выловил его руку и деликатно сжал под водой, — Расскажешь?       — Полагаю это все гордыня, — Мэймао коротко хохотнул и лишь сильнее вжался тяжело пульсирующей головой в Лань Чжаня; несколько прядей соскользнули на грудь Лань Чжаня и разошлись по воде рядом с его волосами. Он не ожидал от себя, что сможет вот так легко признаться в этом своем пороке. Высокомерность, зазнайство, спесь… И гордыня. Вся разница между гордыней и гордостью была довольно проста — в решающий момент гордость можно засунуть в задницу, а гордыня — засунет в задницу тебя. Вот Мэймао там и пребывал, упорно делая вид, что все так и задумывалось.       — Я не чувствую, — он чуть сжал пальцы на все еще удерживаемой его ладони, и пояснил на непонимание, — Твое прикосновение. Я больше ничего не ощущаю этой ладонью.       Мэймао приподнял над водой все еще удерживаемую Лань Чжанем ладонь, демонстрируя то, что имел ввиду. После горячей воды контраст был более чем заметен. Если запястье и центр ладони были слегка розоватыми, то пальцы, чем ближе к кончикам, тем больше они походили на бледный застывший воск. Цяо Мэймао несколько раз согнул и разогнул суставы, демонстрируя, что подвижность в полном порядке, а на легкий щипок лишь отрицательно покачал головой. Нет, не чувствует. В тот злополучный день в правой руке Мэймао сжимал меч, вот ладонь и пожгло. Ангиотрофоневроз или какая-то другая разновидность болезни Рэйно — в невралгии и психологии Мэймао никогда не разбирался.       — И я больше не лечу людей. Не могу этого делать. Руки начинают дрожать, перед глазами плывет и в голове дикий звон. Так что это конец, Лань Чжань, Хоншоу-шушен в самом деле мертв. Эти болтливые сплетники в кои-то веки оказались правы.       Цяо Мэймао не строил иллюзий, Великие кланы вцепились в него именно из-за его умений и, лишившись их, как приглашенный член он здорово убавил в своей привлекательности. Нет, он по-прежнему оставался довольно сильным заклинателем, но далеко не уникальным. А быть рядовым после бытности особенным… это здорово било по самолюбию, особенно в первое время. Он бы сам быстрее удавился.       Почти тринадцать лет назад его, полудохлого, сильно дальше Лояна, выловил в реке местный рыбак. Благодаря довольно дорогим одеждам его не бросили, попытались выходить, но, не справившись, все же повезли в город. Мэймао больше месяца не приходил в себя, а очнувшись, рядом с ним уже был старик Лао Бэй, доступно разъяснив, что ему повезло дважды: в первый — что он все-таки не сдох, и во второй — когда в городе его перехватил знакомый, а не кто-то из клановых, не то быть ему в долгах по самую макушку. Высмотрел его тогда один из беспризорников, которым Цяо продолжал помогать по мере сил, и тут же рванул в бордель. Тот конечно был не из тех, что входили в наследство дорогой най-най, но за годы странствий они с супругом посетили совершенно разные места, так что с крестьянской телеги его забирала роскошно одетая тетушка с мордоворотами, и она же оперативно отправила весточку старику… Последующее время стало настоящей пыткой, Мэймао почти полгода не мог передвигаться самостоятельно. Не имея возможности самостоятельно продолжать вести лечение сестры Красавчика, но зная о неприменно возникнувших бы осложнениях, он отправил в Юньмэн подробное письмо с извинениями и инструкциями. Вместо того чтобы присматривать за Цзян Яньли, Ваньинь вдруг явился лично, своими глазами наблюдая его жалкое состояние. Мэймао почти возненавидел его в тот момент! Он еще в прошлой жизни терпеть не мог демонстрировать свою слабость посторонним, а уж терпеть жалость, а потом и высосанную из пальца вину… Цяо Мэймао не знал, было ли это и впрямь «Наказанием небес» (пояснений свыше на этот счет ему не предоставили), но то, что та гроза была далека от обычной — это он знал точно. Среди грозовых туч он видел силуэт Шэньлуна и бьющие прицельно молнии знатно его поджарили, но винить в этом Ваньиня? Тот в любом случае ни к чему его не принуждал, решение помочь Цзян Яньли и сделать это именно таким способом, было исключительно его, Цяо Мэймао, решением!..        И пусть Мэймао тогда долго и сильно болел, настоящей трагедией для него стала неспособность лечить людей.       Это был довольно простой случай. Цяо Мэймао довольно часто помогал разродиться залетевшим бордельным цветочкам, но в тот раз, едва увидев кровь на разорвавшемся в потугах влагалище, его затрясло! Он забился в угол в странном припадке и дрожащими руками сжимал гудящую голову! После этого случая, сколько бы Цяо Мэймао не повторял, реакция была неизменной. Божья кара это или банальное ПТСР уже не имело значения — жизнь Мэймао мигом лишилась большей части смысла. А спустя год, в результате еще одной маленькой катастрофы, лишилась его окончательно.       — Если ты думаешь, что все эти годы я вел жизнь странствующего заклинателя, помогая нуждающимся и восславляя путь Дао, то вынужден разочаровать тебя, Лань Чжань. Все, что я восславил — это вино, которое щедро разливали в самых разных углах Поднебесной!       — ...Почему ты не пришел в Гусу?.. — вопрос звучал так, что постороннему человеку показалось бы, что нынешнее выражение лица Лань Чжаня ничем не отличается от обыкновенного, но Цяо Мэймао знал того еще мальчишкой и слышал в голосе слишком много того, чего слышать никак не хотел.       — Я же уже сказал! Я не захотел!.. Ни в Гусу. Ни в Юньмэн. Ни куда-либо еще… Это было моим решением.       — …Мгм, — кажется этим «Мгм», Лань Чжань всеже принял его ответ. Не смирился, но принял. Даже тряхнул головой и поторопил его продолжить — Мэймао прервался на разговор, так и не закончив мыть волосы, так что послушно принялся дальше перебирать пряди, попросив рассказать интересные новости из Гусу.       Оказалось, что в Облачных Глубинах возвели еще один литературный павильон — после завершения строительства сожжённой Вэнями библиотеки многие кланы посчитали достойным подарить ордену копии некоторых домашних трудов, и места для книг резко стало не хватать. Лань Вэйюань из четырнадцатого старейшины теперь считался вторым, а общее их количество с более чем трех десятков уменьшилось до одиннадцати человек. Дядя Нефритов увлекся созданием новых правил; одноглазый Хань Юя уверенно теснил того с поста Лучшего учителя (по крайней мере «любимого», точно), но Лань Цижень упорно сопротивлялся. А Лань Уцзюнь женился и уже воспитывал сына…       — Ну а ты? У Лань Чжаня уже появилась девушка? Уф, наверняка она невероятная красотка, добрая и нежная жемчужина!..       — Нет, — ледяным тоном прервал его заклинатель, — Мне нет дела до женщин.       Лань Чжань весь будто напрягся в один миг, словно проглотил валун, а в комнате повисла тишина. Это молчание казалось очень мрачным, в нем слышался только всплеск воды и легкий скрип оконных ставень, поэтому Мэймао спешно набрал ковш воды и опрокинул его на темную макушку, смывая пену. Отчего-то с грустью подумалось, что дорогой Нефрит, похоже, окончательно повзрослел. И стал еще красивее.       — Ахах, прости, этот Цяо, как всегда, болтает, совершенно позабыв о манерах! — привычно полушутливо повинился Мэймао, задумчиво пропуская пряди сквозь пальцы, уже через мгновенье с насмешливыми и неожиданно заискивающими нотками протянул:       — А вообще, это невероятно благородно с твоей стороны, Лань Чжань! Только представь, стоит тебе обрести сердечную подругу, и у тысяч девиц больше не останется никакой надежды заполучить столь невероятное сокровище в свои руки! — на это замечание Лань Чжань лишь тяжело вздохнул и не стал ничего говорить, хотя Мэймао был почти уверен — тот наверняка закатил глаза!       Цяо Мэймао в молчании домыл его голову и уже хотел попрощаться, позволив закончить с остальным самостоятельно, но Лань Чжань неожиданно вцепился в его запястье стальной хваткой и не желал отпускать:       — Не уходи.       Мэймао увидел на его лице столь знакомое упрямство и вздохнул. И это он-то недавно посчитал, что Лань Чжань повзрослел?!       — Лань Чжань, вода уже совсем остыла. К тому же скоро сюда придет Вэй Усянь, вряд-ли тебе так хочется слушать его шуточки про двух обрезанных рукавов… — Мэймао склонился, чтобы оказаться на одном уровне и уставился на это невероятно красивое, благородное лицо с гладкой кожей, бледно-алыми губами и совершенно непреклонными янтарными глазами… — Я обещаю, что больше не буду от тебя прятаться. Правда. Отпусти.       Но Лань Чжань так и не разжал пальцы, продолжая не моргая смотреть прямо в глаза. Потому Цяо Мэймао уже слышал на лестнице громкий голос Вэй Усяня и потому решился на неслыханную дерзость! Преодолев оставшееся и так мизерное расстояние, он ткнулся губами в другие губы! Лань Чжань широко распахнул глаза и вздрогнул как от удара, но не отстранился, Мэймао наоборот показалось, что тот прильнул еще ближе, и от этого внутри заворочалось что-то тёмное, алчное… Замерев в этом странном сухом касании на несколько долгих мгновений, Мэймао все же не удержался, напоследок широко мазнул языком по мягким сомкнутым губам и отстранился, лукаво щурясь:       — Лань Чжань, ты же не думал, что я не узнаю о том, что ты вытворял с моим спящим телом на той кроличьей поляне в Гусу? Хех!.. Считай, я возвращаю тебе должок.       И пока Лань Чжань еще не пришел в себя, с громко колотящимся сердцем Мэймао вытянул руку из ослабшей хватки, мигом выскочил за дверь и вновь замер! На другом конце коридора, резко прервав разговор с Мо Сюаньюем, так же замер и Лань Сичень.       Ох.       Вот же ж!..