
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Семь лет назад Шото уехала из Японии в Европу, чтобы стать превосходным героем. И она бы не вернулась, если бы её лучшие друзья не женились. Теперь ей предстоит встретиться со своей первой влюблённостью лицом к лицу; снова превратиться в девочку с разбитым сердцем и вспомнить, почему она ненавидит диснеевские сказки.
Примечания
Название взято из песни You Give Love a Bad Name - Bon Jovi, а главы из самого текста.
Bon Jovi - один из моих первооткрывателей в мир рок-музыки. Невероятный голос солиста я узнаю из тысячи, а текста песен забираются под кожу и в самое сердце уже очень много лет.
Название переводится как "Ты дала любви дурную славу" (или можно "Ты опорочила любовь") и адресована, понятное дело, девушке, но в этой истории наоборот.
Буду признательна, если поддержите автора и переводчика чеканной монетой 2202206353152858
Моя телега https://t.me/nata_gasser
Заходите глянуть переводы комиксов!
Посвящение
Моему незакрытому гештальту.
Этой работой я постараюсь закрыть дверь, через которую уже много лет сквозит.
Shot through the heart, and your to blame, darling
28 мая 2023, 12:33
Тодороки не успела проскочить на мигающий зелёный свет светофора и теперь пришлось стоять семьдесят с лишним секунд. Хотя пока об этом рассуждала, осталось и того меньше. Держа правую руку на руле, Шото постукивала пальцами левой руки по бедру в ритм песни. Она получила права, когда ей исполнилось двадцать. К сегодняшнему дню она уже уверенно чувствовала себя за рулём, могла водить как на механике, так и на автомате.
Машину она попросила у своего отца, точнее у его водителя. Того самого усатого сварливого, крикливого и дотошного мужика, который следил за всеми машинами, что принадлежали Энджи. Не приятно было признавать, но он прекрасно выполнял свою работу и верно служил семье Тодороки уже много лет. Но его натура оставляла желать лучшего. Перед тем как передать в руки Шото ключи от одной из машин, ей пришлось выслушать лекцию о безопасном вождении. Но Тодороки толком не слушала его речи. Лишь изредка поддакивала и угукала. А впопад ли это было или нет, ей было плевать. Но всё же до её ушей донеслись обрывки надменных фраз про женщин, которые от природы не умеют водить, что-то про обезьян с гранатами и купленными правами на деньги их "мужиков". К списку "достоинств" этого водителя добавились ещё брюзжание, мышление стереотипами и женоненавистничество. Отличный набор для завтрашнего серийного убийцы. Хотя неудивительно, что он в свои пятьдесят не женат и в Энджи Тодороки видит эталон мужчины. С прошлым поколением явно что-то не так.
Наконец светофор переключился, и Шото нажала на педаль сцепления, переключила на первую передачу и сдвинулась с места, нажав на педаль газа. Навигатор показывал до пункта назначения меньше километра.
После случившегося, Бакуго не выходил у неё из головы. Он словно оккупировал каждый нейрон в голове и занимал теперь все мысли. Когда Изуку и Очако радостно сообщили о предстоящем торжестве, Тодороки разумеется, была уверена, что в списке гостей будет и Бакуго. Как можно не пригласить Каччана? Друга детства и одноклассника? Где-то глубоко в сознании она надеялась, что не встретится с ним. Что случится вселенское чудо и произойдет глюк в матрице. Но он взял и приперся к ней сам с извинениями, как Магомед к горе. И где же была вся его решимость все эти годы? Опоздал он с извинениями лет на пять.
Утром за завтраком Шото никак не отреагировала на вопрос Юми, почему из коридора веяло чем-то палёным. На это она лишь пожала плечами, не считая нужным сказать, что подпалила незваному гостю футболку. Не зачем семье знать, что когда-то случилось по глупости младшей Тодороки. Ведь влюбиться в одноклассника, которого она неоднократно приглашала в этот дом на ужин, которого после войны познакомила с мамой, было той ещё глупостью. Шото списала это на юношескую неопытность.
Около одиннадцати утра позвонила Очако и пригласила Шото на обед в ресторан. Тодороки предположила, что на повестке будут обсуждение свадьбы и обязанностей подружек невесты. Подсознательно Шото надеялась, что ей ничего не нужно будет делать, только лишь явиться на торжество в нелепом наряде, который в эйфории утвердила сама невеста.
Шото сделала музыку громче, это всегда помогало отогнать непрошеные мысли. А мысли о Кацуки всегда непрошеные. Салон заполнил мягкий баритон Адама Левина, что она забарабанила пальцами по рулю в ритм.
Wake up call
Придя домой ранним утром,
Caught you in the morning with another one in my bed
Я застал тебя с другим в своей постели.
Don't you care about me anymore?
Я больше ничего для тебя не значу?
Don't you care about me? I don't think so.
Ты меня разлюбила? Не думаю.
Найти парковочное место у ресторана оказалось намного проще, чем думала Тодороки. Она взяла сумку в руку, с пассажирского места забрала букет розовых пионов и вышла на улицу. Закрыв дверь мягким толчком бедра, она закинула длинный ремешок сумки на плечо и нажатием одной кнопки на ключах заблокировала машину. Подходя к стеклянным дверям заведения, Тодороки оглядела свой образ: болотного цвета джинсовый комбинезон, который она одолжила у сестры, под низом чёрная футболка, на ногах кеды на белой подошве, на запястьях браслеты. У неё закралось подозрение о нелепости своего наряда для подобного места. Свободной рукой дернула за ручку двери и та приветственно открылась. Шото вошла в ресторан, вступив на мягкий ковёр. Не успела она оглядеться по сторонам, как услышала голос:
— Добрый день, у вас заказан столик?
— Добрый день, — Шото повернулась к девушке-администратору. — Не совсем, я гость.
— В таком случае ваше имя, — девушка опустила глаза на журнал перед собой.
— Шото! — откуда-то сзади воскликнул девичий голос.
Через мгновение Шото оказалась в объятиях, и в нос ударил цветочный запах духов. Тодороки вытянула руку с букетом перед собой, чтобы ненароком в порыве дружеской любви не раздавить цветы. Похоже, набрасываться с объятиями у них это теперь почти семейное.
— Наконец-то ты приехала, — отпрянула Урарака. — Как я рада тебя видеть!
— Я тоже рада тебя видеть, — искренне улыбнулась Шото и протянула букет. — А это для самой прекрасной невесты.
— Спасибо! — Очако приняла букет и поднесла его к лицу, вдохнув запах. — Пойдём. Уже все собрались.
За круглым столом, украшенным белыми салфетками, цветами и свечами, сидели её друзья. Только завидев Шото, они тут же поднялись с места.
— Тодо-чан, с возвращением!
Серо настигал её со своей фирменной улыбкой до ушей и широко расставленными руками. Все так и наровили обнять Тодороки. Она была не любительницей обнимашек-целовашек, но она вливалась в общество, а это и было частью социального контракта, так что пока привыкала.
— Привет, Серо, — Тодороки обняла его в ответ.
На плечо легла чья-то рука, Шото выбралась из объятий Ханты и повернула голову.
— Шо-чан, давно не виделись, — намеревалась подколость Мина.
— Не правда, — парировала Шото.
Они виделись около двух месяцев назад, когда Мина приезжала к Тодороки в отпуск вместе с Эйджиро, намереваясь прокатиться по Европе. Они вместе и прокатились, и пошопились, и познакомились с интересными людьми при этом ни слова не говоря на их языке. Впрочем, для этой парочки отпуск без приключениями – никакой не отпуск. Шото с ними не поехала, да и у неё не было желания быть третьим лишним.
Киришима подошёл сзади Ашидо и опустил ей руки на плечи.
— Здравствуй, Шото, — лучезарно поприветствовал он.
— Здравствуй, — слабо улыбнулась Шото; его улыбка всегда заражала всех вокруг и она не была исключением.
Мина посмотрела сначала на Эйждиро, а затем перевела взгляд на Шото. У неё в голове закрутились мысли, но она лишь промолчала.
Тодороки почувствовала себя некомфортно, когда на неё было устремлено столько глаз, потому попятилась назад, думая, что за спиной никого нет, как сразу же столкнулась с кем-то, да ещё и в добавок наступила тому на ногу.
— Прошу прощения, — обернулась она.
— Всё в порядке, — сразу же ответил Кацуки.
Так он всё это время стоял позади неё, не подавая никаких признаков своего присутствия. Смахивало на сталкеринг. Видать сильно она его прижгла вчера.
Она открыла было рот, чтобы поприветствовать для приличия или хотя бы сказать что угодно, но слов не было. Словно ей хватило одного взгляда на него, дабы пропадал дар речи. Противное ощущение.
— Что ж, раз уж все собрались, — привлёк внимание к себе Изуку. — Для начала, спасибо, что вы нашли время для нас. — Он взял Очако за руку, робко переплетая их пальцы. — Мы с Очако хотели бы поблагодарить вас и пригласить в загородный дом, где собственно и будет происходить торжество.
— Мы хотели бы собрать всех самых близких под одной крышей, — продолжила Урарака. — Ведь вы именно те люди, кто участвовал в нашей судьбе и именно с вами нам бы хотелось разделить эти дни.
Очако словно светилась от счастья. Если Изуку не держал бы её за руку, она вполне могла улететь и прихватить жениха с собой. Шото никогда прежде не видела девушку такой разомлевшей и восторженной. Улыбка не сходила с её круглого лица ни на секунду, глаза блестели. Видимо так и выглядит влюбленность. Так и выглядит момент, когда выходишь замуж за любовь всей жизни.
— Мы сняли дом до самой даты, — перехватил Мидория. — Вам нужно только явиться. Ну как вам идея? Вспомним времена общежития UA! Плюс ультра!
Для пущей убедительности он поднял вверх кулак. И все восторженно воскликнули школьный девиз. Только Тодороки незаметно от остальных недоумевала: она приехала на свадьбу к друзьям, а заточение с Бакуго не входило в её планы. От одного представления, что она будет видеть его лицо несколько дней к ряду, у неё закипала ненависть внутри. Чтобы не выказать неуважение к жениху и невесте, Шото собралась с духом и выдавила из себя улыбку. Это было эгоистично: думать о своём благополучии, а не о Изуку и Очако. Ведь грядёт их самый значимый и лучший день. Очако, как мечтательная девушка, с самого детства планировала своё бракосочетание. Она желала оказаться в сказке. Значит она это и получит. Тодороки не позволит своим подростковым обидам испортить праздник истинной любви.
***
То, что предстало перед глазами Шото, когда она стояла у своей машины, было немного больше, чем просто дом. Точнее большой дом. У Тодороки в голове возник образ замка диснеевской принцессы. Ведь дом был двухэтажный, со всех сторон окруженный цветами, огромным количеством больших окон во всю стену. Чёрт его знал, сколько комнат внутри и какова вообще площадь. У неё в голове невольно возникла мысль: если дом так огромен, значит ли это, что свадьба будет не такой уж и скромной?
Шото помотала головой, чтобы отогнать навязчивые мысли. Пора было снова напомнить себе, торжество не её. Хотя была возможность устроить такое же, но тогда она самолично ответила ему "нет".
Тодороки подошла к багажнику и достала большой бумажный пакет из супермаркета. Довольно тяжелый груз, но до входной двери было не далеко. Она постучала в дверь носком кроссовка. Чуть не выронила ключи с Наги и Рином на брелке. Благо те зацепились за карман комбинезона.
Открыв дверь, Очако не сразу поняла, кто перед ней, поскольку пакет перекрывал лицо, но двухцветный торчащий хвост выдал.
— Шото, — удивилась она пакету в руках Шото, — что это у тебя?
Она прошла вслед за Ураракой на кухню и поставила тяжелый пакет на стол.
— Прости, если докучаю, но я не могу просто приехать с пустыми руками на всё готовое, — Тодороки с облегчением выдохнула. — Поэтому я привезла немного продуктов, а ещё в машине пара блюд, которые приготовила Фуюми.
— Милая, ты неисправима, — улыбаясь ответила она. — Нам, правда, ничего не нужно от тебя. Лишь твоё присутствие.
— Пожалуйста, не отказывайся, ибо назад я всё это не унесу. Годы уже не те, понимаешь, — Тодороки театрально схватилась за спину.
— Кстати, скажу сразу иначе я могу забыть: раз уж ты только приехала и пропустила все примерки платья, портниха приедет сюда.
Брови Шото вымыли вверх.
— Какие хлопоты и всё ради меня…
— Не переживай, — замахала руками Очако. — Не ты одна пропустила примерку платья. Каччан составит тебе компанию.
— А что Каччану тоже нужно платье?
***
Говорят, есть вещи на которые можно смотреть бесконечно долго и это не наскучит. Шото наблюдала за тем, как языки пламени пожирали дрова, которые были брошены пару минут назад. А может и не пару, а может и не минут. Она совсем потеряла счёт времени, будто в трансе глядя на огонь. Возможно, всему виной выпитые бокалы розового вина. Шото не пьёт ничего крепче пива, но сегодня решила позволить себе больше.
Вначале вечера она никак не могла расслабиться и просто наслаждаться компанией, что не выдержала, открыла бутылку. Пары бокалов хватило, чтобы голову заслонила дымка и вся тревожность отошла на второй план. Но стоило ей поймать на себе взгляд алых глаз, как сразу тревожность накрывала снова.
— …я с ней вас обязательно познакомлю, — на задворках разума кто-то говорил. — Она вам обязательно понравится.
— Ты так её от нас прячешь, — чей-то смех. — Она что, сокровище?
Лицо обдавало жаром костра, но Шото даже не двигалась. Огонь – её стихия, пусть даже и на половину. Она бездумно уставилась на пламя, пока в голове было фантастически пусто. Ни одной светлой мысли. Блаженная пустота.
Но долгое нахождение в одной позе на твёрдой деревянной скамейке, не могло пройти бесследно, и левую ногу начало сводить в слабой судороге. Пальцы стопы начали неметь. Это сигнал тела об опасности.
Шото медленно прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. Подняться с места и при этом не издать ни одного звука – непосильная задача, но привлечь внимание означало проиграть по-крупному. А Тодороки ненавидела проигрывать.
Смена позы не приносила облегчения, а лишь новую волну боли, поэтому она медленно встала со скамейки, скрыв искаженное лицо пледом, которым укрывалась до этого.
Уйти незаметно не получилось.
— Шото, ты куда? — спросил Киришима, который, как оказалось, сидел справа от неё всё это время.
— Я… — она лихорадочно искала повод уйти. — Хочу ещё вина.
Не став дожидаться ответа, Тодороки маленькими шажками направилась в дом. Даже не заметила, что алые глаза не переставали наблюдать ни на минуту.
Её комната находилась на первом этаже в конце длинного коридора, и она благодарила всех богов и духов, что не досталась комната на втором этаже. Шото не утруждала себя включением света, просто скинула плед на пол и ориентировалась на ощупь. У высокого комода стояла её сумка. Внутри она быстро отыскала косметичку с лекарствами и выложила на комод.
— Давай, я помогу тебе, — внезапно в темноте раздался голос.
Шото повернула голову. В свете пары уличных фонарей был виден только силуэт Кацуки, прислонившегося к дверному косяку и сложившего руки на груди. Вот чёрт! Она даже и не подумала, что кто-то за ней пойдёт, поэтому дверь не закрывала и свет не включала. Это ей мгновенная карма за то, что недооценила твердолобость человека. Оплошала на пустом месте.
Она поджала губы. Ногу сводила тупая боль, словно мышцы пронизывало одновременно сотня игл. Стоять было невыносимо, а ещё этот наблюдал за ней какого-то чёрта.
— Мне не нужна твоя помощь, — прошипела Шото, ведь он последний из всех, кого она хотела сейчас видеть. — Отвали.
Тодороки так хотела, чтобы он свалил куда подальше и оставил уже её в покое, но хотелкам не суждено осуществиться. Она правой рукой вцепилась в комод и зажмурилась до звёздочек в глазах, чтобы стерпеть очередной приступ боли. В левой она сжимала бедро.
— Ты еле на ногах стоишь, — заметил Кацуки. — Вот-вот свалишься.
— Со мной всё в порядке, — сквозь зубы проговорила Шото. — А даже если не так, это не твоё дело.
— Почему бы тебе хоть на секунду не стать человеком и не попросить помощи?
Она на это лишь фыркнула. Стать человеком. Подумать только. И кто ей это говорил? Кто этот человек и что он сделал с прежним Бакуго Кацуки? Шото услышала, как тот сдвинулся с места и медленно направился к ней.
— Я могу понять, почему ты так яро сопротивляешься, — продолжал он. — Не хочешь, чтобы в тебе перестали видеть сильного героя, а стали видеть слабую девушку, но передо мной не нужно…
— Замолчи! — с криком перебила его Шото. — Не смей мне намекать, что мы с тобой похожи и ты меня понимаешь. Потому что это не так.
Она дернула рукой и всё содержимое косметички рассыпалось по полу.
— Блять, — выругалась она и попыталась нагнуться, но боль прострелила ногу стоило согнуть её в бедре. Она тяжело выдохнула через нос.
— Не двигайся. Я всё соберу.
Кацуки опустился на колени и, насколько это возможно в полумраке, собрал, что упало на пол. Среди содержимого были пластинки с таблетками, один большой тюбик и пара тампонов. На последнее Кацуки решил не акцентировать внимания и сделал вид, что просто не узнал предметы. Будто он в жизни никогда не видел ни тампонов, ни прокладок, и его никогда девушки не просили их покупать.
Бакуго поднялся на ноги, поставил косметичку на комод и повернулся к Тодороки:
— Позволь мне помочь тебе, — настаивал он. — В противном случае, я расскажу всем, что с тобой что-то не так, и они все ринуться сюда. Ты же не хочешь испортить вечер нашим друзьям?
Кацуки был так близко, что она рефлекторно подняла глаза к его лицу, пытаясь в темноте поймать его взгляд. Шото и правда не хотела беспокоить друзей своими проблемами.
— Ты что, угрожаешь?
— Ты вынуждаешь.
— На что вынуждаю? — отшатнулась от него Шото. — Навязать силой свою доброту? К чёрту твою заботу. Неуместно и не вовремя.
Он цокнул и закатил глаза, но вряд ли она это увидела. Его терпение было на исходе, но он держался, ведь искренне желал помочь ей, а не навредить ещё больше. Придётся пойти на низость во имя добра.
— Итак, Половинчатая, — серьёзно начал он. — Выбирай: либо я помогаю тебе и всё остается между нами, либо я всем расскажу о твоей травме и о месяцах реабилитации.
У Шото округлились глаза и она раскрыла рот от удивления, но и звука не смогла из себя выдавить. Какого чёрта? Никто не знал про её травму и длительное лечение. Ведь сама лично следила за тем, чтобы не произошло утечки информации. Если кто-то разболтал и предал её таким подлым способом, Тодороки так просто этого человека не оставит. Точнее живого места от него не оставит. У неё в голове летал рой мыслей, она обдумывала каждого субъекта, с которым контактировала за последние два года.
— Откуда? — только и спросила Шото надломленным голосом.
— А сейчас это имеет значение? — задал встречный вопрос Кацуки. — Просто сядь уже на кровать или на пол, или встань у стены, не знаю, но дай уже сделать хоть что-нибудь для тебя.
Шото тяжело вздохнула и обреченно прикрыла глаза. До чего же дотошный и упёртый, как ребёнок в магазине игрушек. А он всегда таким был, или годы сделали своё? У неё не было ни времени ни желания это выяснять: ногу начинало сводить в судороге. Хоть болтовня и отвлекала, но слабо.
Она медленно развернулась и побрела к кровати, поскольку одно резкое движение могло вызвать приступ боли, стоны и крики от которого порой было невозможно удержать в себе. Она опустилась на кровать, та скрипнула под её весом.
— Ладно, твоя взяла, — сдалась Шото. — С каких это пор ты такой приставучий?
— Я когда-нибудь поведаю тебе историю Бакуго Кацуки.
— А это как-нибудь без меня, — отрезала она, со слабым стоном занимая удобное положение на мягкой постели. — Позади тебя косметичка. — Она зачем-то в темноте указала жестом. — Внутри есть большой гладкий тюбик.
Бакуго послушался и на ощупь нашёл нужное.
— Сразу бы так, а то ломалась, как красна девица, — он покрутил в руке тюбик, чтобы нащупать колпачок.
Тодороки намеренно затягивала с ответом. Даже когда Кацуки медленно приближался к ней, присел на край и, заботливо обхватив её левую ногу, положил себе на бёдра, она не находила слов, только, подавляя очередной болезненный стон, отодвинулась к подушкам у изголовья кровати. В голове была одновременно тысяча и одна мысль, но ни одна не собиралась в слова, а те – в предложения. Словно алкоголь отключил в голове Тодороки способность рационально мыслить. Одно лишь осознание того, что он сейчас к ней прикоснётся, приводило в ужас.
Бакуго нанёс большое количество крема себе на ладони и растёр его, чтобы согреть. Послышался запах ментола и спирта. Он слегка поморщился.
— Я сейчас к тебе прикоснусь, — предупредил он почти шепотом.
— Давай ты уже, — недовольно зашипела Тодороки. — Ты словно удовольствие растягиваешь.
Бакуго просто хмыкнул. Он на пробу коснулся её бедра, видимо ожидая, что Шото отдёрнет ногу или ударит по рукам со словами “Я передумала, проваливай!”. Но она лишь напряглась, поэтому он расценил это как своего рода разрешение. Тодороки вжалась в подушки от прикосновений горячих ладоней. По телу табуном пробежались мурашки. Она слабо застонала, когда он сдавил икроножную мышцу.
— Больно? — обеспокоенно спросил Бакуго и убрал руки.
— Терпимо, — она дышала через раз.
— Ты же скажешь, если будет больно? — нервно посмеялся он.
— Ты почувствуешь удар в лицо.
Его грубая, неукротимая, порой жестокая натура шла в разрез с тем, как Кацуки нежно водил руками по коже, слабо массируя напряженные мышцы, не переходя границу в виде края шорт. Мышцы подрагивали под его пальцами и расслаблялись.
Так вот как его пальцы ощущаются на обнажённой коже.
Глаза уже порядком привыкли к темноте, и к тому же слабого освещения уличных фонарей вполне было достаточно, чтобы разглядеть Кацуки перед собой. Шото наблюдала за движениями его сильных рук, а потом перевела взгляд на его лицо. Она смотрела на него будто впервые. Такое спокойное выражение лица она никогда не видела у него прежде. Нет ни складки между бровей, ни напряженных жевательных мышц, ни раздутых ноздрей. Она почувствовала, что краснеет.
— Кто рассказал тебе о моей травме? — не выдержала молчания Тодороки.
Кацуки ответил не сразу. Водил кончиками пальцев по контурам цветных татуировок и шрамов на теле Тодороки. Она прикрыла глаза, люто ненавидя себя, что больше хотелось сосредоточиться на ощущениях. Ей хотелось их запомнить.
— Твой старик…не совсем сам рассказал.
— Как это не совсем сам? Ты его пытал, что ли?
— Ты меня видимо с кем-то путаешь, — съязвил Кацуки. — Несколько дней под ряд пересекался с ним на патрулях и стал замечать, что он рассеян и как-то отстранён даже. Решил не ходить вокруг да около и спросил напрямую… ну он и всё выложил.
Тодороки обдумала его слова. По документам отец являлся первым контактом, кому следовало сообщать, если Шото без сознания. К тому же он был тем, кто её отправил в Европу на стажировку, поэтому агентства держали с ним связь. Но то, что Шото искренне удивило, — Энджи беспокоился за неё. Хотя нет, дикость какая! Старик не способен на человеческие эмоции и, уж тем более, на сострадание. Переживал он за то, что Шото могла повредить шедевральное тело, что было создано им.
— И что именно рассказал?
— Что ты упала с большой высоты и получила тяжелую травму спины и ноги, что ты пролежала в больнице около полугода. Подробностей не знаю.
Говорил он с грустью и досадой, а пальцами он слабо впился в её бедро. Он хотел убедиться, что она действительно здесь, в одной комнате с ним, а не где-то на другом конце света в полном одиночестве. Кацуки поделился с ней лишь тем, что она хотела услышать, хотя на самом деле знал намного больше. За семь лет они впервые вот так просто сидели рядом и говорили. Бакуго никак не хотел всё снова испортить, вновь потеряв девушку.
— Подробностей особо никаких и нет, — Шото опустила голову. — После падения я была в реабилитационном центре. Буквально заново училась ходить. В наше время, где почти у всех есть причуды, всё равно остались болячки, которые поцелуйчиками не вылечить до конца.
Тодороки не понимала, почему так просто поделилась пережитым с ним. Ведь до сегодняшнего дня никто из друзей даже не подозревал, что с ней случилось полтора года назад. Был ли всему виной эмоциональный вечер воспоминаний былой юности или, может, она вспомнила, как было комфортно в его обществе? А, может, увидела перед собой того самого Кацуки, которому можно было рассказать всё? Тодороки не желала размышлять об этом.
— Увы, я не Деку, чтобы на мне заживало всё, как на собаке.
Кацуки фыркнул себе под нос.
— Если что, это правда была шутка, так что можешь смеяться в голос, — слабо улыбнулась Тодороки.
В минуты тотальной слабости, Шото скучала по атмосфере непринужденности между ними. Она скучала по их разговорам обо всем и ни о чём одновременно. По их тренировкам до поздней ночи, что приходилось сенсеям выгонять из тренажерного зала. Но годы спустя, до Тодороки дошло, что скучала она совсем не по конкретному человеку, а по эмоциям и чувствам, возникшим благодаря ему. Но сокрушительные мысли всегда отгонялись, как можно быстрее, ибо они способны потопить. Сейчас Шото пришла к тому, что всё это — надуманные фантазии девочки, которая мечтала, чтобы её полюбили просто так.
Она заблудилась в ощущениях, забыв, о чём сама и говорила. Отвлекали щекочащие поглаживания Бакуго. Она вновь вспомнила проишествие, после которого оказалась на больничной койке. Хотелось, как в хорошие времена, поделиться с ним всем. Рассказать о том, что произошло и через что пришлось пройти, но подавила в себе детский порыв. Всё уже не может быть как раньше.
— Думаю, — произнесла Шото, нарушив тишину между ними, которая разбавлялась тихой музыкой и болтовней с улицы. — Тебе пора. Остальные могут нагрянуть и застать подобную двусмысленную картину. А тебе ведь не хочется объясняться.
Кацуки так же аккуратно опустил ногу на постель , убрал руки и нехотя поднялся. Он приложил немало усилий, чтобы пройти к выходу. Руки всё ещё покалывало от прикосновений. Этого определённо было мало. Стоило придумать глупую причину, чтобы остаться, но он понимал, что этого хочет только он.
— Я тогда скажу остальным, что ты уснула, — проговорил он, стоя к ней спиной. — Скажу что-нибудь про смену часовых поясов.
— Ага, — буркнула она в ответ. — Бакуго…эм, спасибо.
— Ага, — бездумно повторил он.