starkissed lips, moonstruck love

Му Цин уверен, что у него никогда не будет родственной души. Родственную душу легко узнать – к ней у человека глубокое чувство любви, что переполняет его сердце, родственная душа оставляет у него на коже мелкие следы от нежных легких прикосновений. У Му Цина, конечно же, нет следов. Никто не прикасается к нему с любовью и нежностью. Никто даже не взглянет на него так, как смотрят на Се Ляня, словно он сокровище нации, словно достоин того, чтобы с него писали полотна и лепили изваяния с бесконечным благоговением. Никто не произнесет его имя так, как люди, что опускают голову и шепчут, словно в трансе, «Ваше Высочество». Нет. Му Цин грязный, презренный и не более, чем обычный простолюдин для всех вокруг. Он не поднимает глаз, держа в руках метлу, и уходит с дороги, чтобы пропустить других. Очевидно. У него не может быть родственной души. Не будет никогда. * Он лежит посреди поля. Это редкий момент спокойствия, удовлетворения. Один из тех нечастых дней, когда все свои обязанности перед Се Лянем он исполнил, остальные дела тоже завершены, а кошелек с монетами в его руке, наконец-то, кажется немного тяжелее боли в его сердце. Это спокойствие бесследно исчезнет, когда наступит рассвет. Он знает, утром ему придется проснуться и приступить к работе в качестве слуги Его Высочества, складывая его одежды и готовя для него, но он не думает об этом сейчас. Сейчас Му Цин наслаждается тем, что у него есть. Он закрывает глаза, сжимает пальцами маленькие цветочки у своих рук, у своих бедер. Он борется с желанием вырвать их из почвы, в которой они растут, и развеять на ветру, просто чтобы увидеть, как они улетают. Он вдыхает. Выдыхает. Позволяет себе в этот момент, лишь на короткое мгновение, представить, будто он единственный человек на земле. Только он, луг цветов и начинающие появляться на небосводе звезды. Му Цин ощущает себя семнадцатилетним юношей в этот короткий миг. (Му Цин ощущает всю полноту жизни.) Он делает судорожный вдох. Один удар сердца, второй, третий. Он закрывает глаза, странно повлажневшие, и опускает голову на цветы. Выражение счастья на его лице столь явное, что можно подумать, что он готовится к смерти. Однако даже минуты не проходит прежде, чем момент рушится, когда другой человек бесцельно приходит в поле. Му Цин сразу же напрягается, кладет руку на небольшую палку, которую принес с собой для самозащиты. Зарождающееся чувство умиротворения сменяется настороженностью, он поднимает палку и вместе с ней внутренние барьеры. - Эй, эй! Это всего лишь я, - произносит Фэн Синь, что сдается, подняв руки. (Словно Фэн Синь может быть всего лишь чем-то. Фэн Синя скорее можно описать как все сразу - надвигающиеся тучи, что заполняют все небо в дождливый день, солнечное сияние, что накрывает землю, всепоглощающее пламя, что охватывает деревья в лесу и ох. Му Цин так жаждет почувствовать этот жар, что его сердце заходится болью в груди.) - А, это всего лишь ты, - отзывается он эхом, убирая палку в сторону. Он опускает оружие, но остается настороженным. Он себе не доверяет рядом с Фэн Синем. - Что тебе нужно? Тот фыркает и качает головой: - Ты слишком высокого мнения о себе. Не все в мире вращается вокруг тебя. Он пожимает плечами, и Му Цину внезапно хочется обнажить настоящую саблю. Фэн Синь пришел безоружным, за исключением плохо спрятанного кухонного ножа в своих рукавах, и теперь, когда элемент неожиданности его появления утерян, победить его было бы невероятно легко. Рука Му Цина дергается один раз, второй, прежде чем он упирает ее в землю позади себя. - Я просто хотел подышать свежим воздухом, - говорит Фэн Синь, и вот снова это слово: «просто». Понять Фэн Синя Му Цину так же легко, как наизусть прочитать самый любимый стих. Он замечает темные круги под глазами того, видит, что обычно гордо выпрямленные плечи поникли, словно держат всю тяжесть мира. Фэн Синю даже оскорбить его не удалось так, чтобы действительно ранить, причинить боль, испустить кровь. (А ведь именно его слова порой не дают Му Цину спать по ночам, заставляют дрожать от невыразимой ярости, чувствовать злость, что охватывает все внутри подобно льду, переживать печаль, что омывает, как ведро ледяной речной воды. «Я хочу быть тебе другом», думает он, и эта мысль столь ничтожна и недостойна, что он сразу же подавляет ее, сжимает зубы и смаргивает горячие слезы, что собираются в глазах. Он не показывает Фэн Синю эту свою слабость. Он вообще не показывает Фэн Синю ни одной из своих слабостей.) - Свежим воздухом, - тянет Му Цин, настороженно наблюдая за тем, как тот подходит ближе и садится у его ног на цветочном полотне. Волоски у него на затылке поднимаются и он отчаянно старается успокоить свой зашкаливающий пульс. – Его Высочество отослал тебя? Он больше не хочет тебя видеть? - Заткнись, - отвечает Фэн Синь мгновенно, но он по-прежнему расслаблен, как спокойные речные воды. В его голосе нет привычного яда и он не огрызается. Му Цин не знает, как с ним общаться. Неизвестно, узнает ли когда-либо. Оказывается, ему не придется решать это самому, ведь Фэн Синь замечает это продолжительное молчание: - Не… Не веди себя странно, потому что я здесь, - бормочет он, раскрывая один глаз, чтобы взглянуть на Му Цина. Уголки его губ опускаются, он хмурится, это особенно заметно по складке, что образуется меж его бровей. Му Цину хочется положить пальцы ему на лоб и разгладить ее, но он сразу же одергивает себя от этой мысли. Он заставляет себя сесть, собирать цветы. Ему нужно хоть чем-то себя занять, иначе он сделает что-то глупое, о чем после пожалеет. - Не все на свете крутится вокруг тебя, - отвечает Му Цин. Фэн Синь фыркает и поворачивает к нему голову. Теперь они лицом к лицу, Му Цин все еще насторожен, все барьеры на месте, высокие и нерушимые, почему же кажется, что наоборот? Почему кажется, что он полностью обнажен, когда… - Сейчас мы, кажется, наиболее мирно общаемся друг с другом, - негромко говорит Фэн Синь. Он убирает прядь волос за ухо и Му Цин отчаянно прослеживает это движение, то, как сияют глаза Фэн Синя, словно он понимает гораздо больше, чем хотел бы. - Не стоит к этому привыкать, - огрызается Му Цин, перекидывая волосы через плечо. От его взгляда не ускальзывает то, как глаза Фэн Синя прослеживают это движение и задерживаются на открытой коже его шеи. Теоретически, если бы он захотел, он бы мог ударить кухонным ножом, пока Му Цин переключил внимание на цветы, и хоть лезвие того и не острое, сила самого Фэн Синя может это компенсировать. Он может сделать выпад ножом и удовлетворенно наблюдать, как глаза Му Цина расширяются от удивления и горького принятия, как его кровь окрашивает широкое поле пастельных оттенков тошнотворно алым. Му Цин, вместо того, чтобы говорить, убирает все волосы на одну сторону, так, что ничего не защищает его затылок, кроме мелких мягких волосков, как символ молчаливой слабости, минутной уязвимости. Я доверяю тебе, говорит Му Цин, смягчая взгляд и убирая руку подальше от оружия. Я доверяю тебе. (Фэн Синь не замечает этого, он вообще не понимает намеков Му Цина и не поймет их никогда. Му Цин фыркает мысленно, но не позволяет ни одному из слов, что скапливаются у него внутри и грозятся выплеснуться наружу, быть озвученным.) Он пожимает плечами и жестом приглашает Му Цина лечь в траву вместе, и это странно. Они может и ведут себя мирно друг с другом, когда того требует Се Лянь, но он бы никогда не назвал их отношения добрыми. Му Цин размышляет, в своем отрешенном состоянии, доброта ли это сейчас. То, как Фэн Синь одним движением руки способен разбить стены, которые он тщательно строил, чтобы отгородиться от людей. Это доброта или что-то иное? Возможно, он просто хочет увлечь Му Цина и поймать его в ловушку, когда он опустит свои барьеры? Он осторожно ложится головой в траву, немного отворачиваясь, чтобы не смотреть прямо на Фэн Синя. Фэн Синь отворачивается от него после этого, и Му Цин тихо поворачивает голову, чтобы можно было рассмотреть случайные сигналы, которые непреднамеренно выдает тело и выражение лица Фэн Синя. (Фэн Синь всегда полностью честен. Му Цин прячет эту честность глубоко в сердце, туда, где ее не растопчут, не разорвут на части.) Выражение лица Фэн Синя открыто и отстранено. Му Цин запоздало понимает, что оно выражает спокойствие, проводит взглядом по изгибу его носа, розовым губам, что слегка приоткрыты и за ними можно разглядеть его кривоватые зубы. Му Цин сейчас чувствует нежность, такую, что ее сила просто сбивает с ног. Волосы Фэн Синя непричесаны, беспорядочно прилипли ко лбу, его пучок наполовину растрепался и выбившиеся из него пряди ниспадают к его ключицам. Его волосы длиной где-то до плеч. Му Цин раздумывает, кто же их обрезает, прокручивает эту мысль у себя в голове пару раз и отпускает. Он разглядывает мелкие россыпи веснушек, что пересекают скулы и доходят аж до носа. Наверняка, из-за того, что весеннее тепло пришло рано. Он отворачивается молча, чтобы Фэн Синь не заметил, что его разглядывают. Краем глаза он замечает, как губы Фэн Синя приподнимаются в полуулыбке и понимает, что его поймали. Он сглатывает, уверенный, что неловкий румянец уже распостраняется на его шею, его уши уже пылают красным. Фэн Синь знает, Му Цин почти уверен, что тот заметил, но тактично молчит об этом. Он прячет улыбку от этого осознания в локоть, маскирует ее тихим кашлем. Мирно, да? Му Цин чувствует, что его тоже рассматривают, ощущает взгляд, который прослеживает его тело, его лицо. Чувствует мягкое, тихое дыхание в тишине, слышит, как тот тихо поворачивается, чтобы не нарушать покой. Он открывает глаза слишком рано, успевает заметить, как Фэн Синь рассматривает его переносицу. Он смотрит на него снизу вверх, глаза того золотые, как закат, как бесценные монеты, как летящие искры, и Му Цина накрывает волной сокрушительного желания. - Ох, - тихо произносит Фэн Синь, почти шепотом. Его дыхание касается щек Му Цина, которые покрываются легким румянцем. Му Цин задыхается, как во время их тренировок. Это своеобразный спарринг – откровенные взгляд, чья цель разоружить, мягкие вдохи, что сталкиваются, как волны, как потоки, как клинки. Это борьба, думает он, когда Фэн Синь смотрит на него, останавливая взгляд на его губах немного дольше положенного. Это сражение. Но эта схватка, как неведомые воды, бесконечное море золота и серебра, что готово перелиться через край, он стоит на его краю и видит дно, и боится, боится так сильно, ничего не желает больше, чем встать и уйти, оставить смятые цветы, вырванные стебли, ночные звезды и Фэн Синя позади, в затишье золота заходящего солнца. Фэн Синь наверняка увидел страх в его взгляде, наверняка сравнил его с перепуганным животным, он вытягивает руку несмело: - Эй, - говорит он мягко, проводя пальцем по неприкрытому одеждой предплечью Му Цина, - ты… ты в порядке? Рука Му Цина пылает. Жар проникает под его кожу, расходится там жадными пальцами в поисках наиболее уязвимых его частей, накрывает тисками его легкие и сжимает, выбивая из них воздух, делает это так настойчиво, что у него кружится голова. И это больно, это боль, несравнимая ни с чем, но в то же время самая прекрасная из всех. От этой боли он вспыхивает, словно проиграл в бою, и чувствует себя легким, как лист на ветру. Он горит, горит везде, горит его тело и его сердце. Му Цин боится. Ему страшно. - Убери от меня руки, - рычит Му Цин. Фэн Синь отстраняется, но Му Цин по-прежнему чувствует его прикосновение и его сердце, кажется, вот-вот остановится, потому что он знает, он знает. – Отойди от меня, ничтожество, жалкая псина, кто дал тебе право прикасаться ко мне? - Ты не Его Высочество, - в ответ огрызается Фэн Синь, в его взгляде искрится пламя ярости, и Му Цин желает его, желает, желает. – Ты думаешь, ты настолько же священен, как он? Думаешь, ты знать? Думаешь, ты столь же важен, как наследный принц? Думаешь, такой, как ты, угодит богам, а не разочарует их? - Заткнись! – кричит Му Цин. Он встает и отворачивается очень быстро, чтобы Фэн Синь не увидел шрам от ожога, что оставило его прикосновение. Не увидел то, что сам Му Цин увидел так четко, почувствовал этот след, как клеймо на коже. Он не знает, почувствовал ли то же самое Фэн Синь. Если бы он отпустил себя, сделал ужасную ошибку, и нежно провел пальцами по веснушкам у того на щеках, там бы тоже…? Му Цин одергивает рукав, закрывает им след родственной души и сбегает. (Подальше от его взгляда, от золотых глаз, невысказанных извинений. Подальше от Фэн Синя.) * Он скрывает это, когда Его Высочество возносится. Он скрывает это на протяжении падения Сяньлэ, скрывает, когда уходит, когда умирает его мать, когда обрезает все нити, что связывают его с прошлым, когда возносится, становится почитаемым Богом Войны на Небесах. Скрывает от всех взглядов Фэн Синя, отравленных ядом ненависти, запятнанных многовековым горем, что превратилось поначалу в злобу, а после в горечь. Му Цин скрывает это и знает, что больше ни одной метки на его теле не появится, уверен, что к нему больше не прикоснутся с такой любовью. Убежден, что его никогда не выберет тот, кого выбрал он. Он прячет свою метку родственной души ото всех. Делает это на протяжении восьми столетий. (Му Цин прячет ее от себя.) * Столетия проходят. Он решается на признания. Он находит силы на извинения. Конечно, столетия недопониманий никуда не делись. Столетия злости и страданий. Не все вещи можно спрятать, убрать из глаз долой, оставить на потом. Слишком много нужно объяснить, обговорить, за многое нужно попросить прощения. Так много того, за что они злятся друг на друга, и еще больше вещей, в которых нужно разобраться. Но Се Лянь прощает, и Фэн Синь… не совсем охотно, но кажется, тоже. Му Цин боится, что это поспешное перемирие между ними не надолго, что оно оборвется в любой момент, как стекло, рухнет и разобьется. Но Се Лянь упорно желает, чтобы в этот раз все получилось, и Му Цин, на самом деле, разделяет это желание, но это его личное дело, и он никому об этом не говорит. Он замечает так же, что со времени случая на мосту их отношения… улучшились. Фэн Синь не столь грубый (хоть и не мягкий, никогда таким не станет), он стал добрее и реагирует на все колючие фразы Му Цина, который по-прежнему прячет истинные чувства за резкими высказываниями и неисчерпаемым сарказмом, безграничным терпением. Му Цин благодарен ему за это, но вслух не говорит ничего, иначе придурок не заткнется об этом никогда. Однако. Фэн Синь теперь ему улыбается, когда они видятся. Он не столь вспыльчив, более осторожен во время их тренировок. Он часто обращается к Му Цину в личной сети общения, порой просто для того, чтобы отпустить пару ехидных комментариев о других богах. Му Цин позволяет ему, смеется вместе с ним и начинает верить, что возможно, возможно, Се Лянь был прав. Такими их отношения останутся надолго. Но остается неуверенность, спрятанная в горделиво вздернутом подбородке, в том, как он закатывает глаза. Остаются сомнения, в том, как Фэн Синь держит пальцы над его предплечьем, на коже над его запястьем. В том, как он хватает его бедра и оставляет пальцы там чуть дольше, чем требуется. Му Цин никогда не снимает верхние одежды, не взаимодействует ни с кем дольше, чем требуется, потому что уверен – если задержится дольше, они узнают. А если не это самый большой страх Му Цина – страх, что остальные узнают, увидят слишком много – то что? (Фэн Синь, Му Цин осознает в замешательстве, когда большая рука обхватывает его запястье. Фэн Синь, этот чертов идиот, я убью его. Он открывает глаза, которые застилают слезы от жара лавы и откровенности признания, и смотрит вверх. Это Фэн Синь, конечно же. Другой рукой он держится за Жое, ожидает, что их вытащат из этой пропасти. Он отвернулся от Се Ляня, его огромные глаза прикованы в отчаянии к изломанному силуэту Му Цина. Вокруг них пляшут искры, они подчеркивают ослепительное золото его глаз, что похожи на яростные глубины пылающего огня. Му Цин, Му Цин, видит он в его глазах отчаянное, упорное, идиотское убеждение. Я не позволю тебе умереть. Он уверен, что его запястье горит огнем не от лавы. И когда их вытягивают из ямы Му Цин, который ощущает себя медленно поджаренным на костре, прижат к спине Фэн Синя, а руки того крепко держат Му Цина за ноги. Он ощущает жжение, жар по всему своему телу, но из-за ран он слаб, поэтому остается в таком положении и молча благодарит тонкий слой одежд, что его скрывают. Он притворяется, что их не существует, этих новых следов, потому что они странные, непрактичные и безвозвратно неправильные, он ненавидит их, презирает их за то, о чем они ему напоминают. Он помнит, как сердце заходилось в груди в такт с сердцебиением Фэн Синя – одно от паники, другое от близости – и разрешает себе представлять, так нелепо, что там, где его руки прикасались к плечам Фэн Синя, тоже остались следы-близнецы. Этого не может случиться. Он порицает себя за одну мысль об этом, потому что его уж точно никто не выберет.) * - Есть один призрак, - просто говорит Се Лянь, и если бы Му Цин однажды не поклялся, что последует за этим человеком на край света, то потянулся бы через стол и придушил его. – Я бы хотел, чтобы вы двое занялись им. - Почему? – спрашивает жалобно Му Цин. Фэн Синь хлопает его по голове, и он шипит, давая здачи. – Что? Ведь и вправду! Почему ты не отправишь своего… мужа-демона разобраться с ним? - Да, Ваше Высочество, - говорит Фэн Синь и Му Цин приподнимает бровь от того, что они в кои-то веки в чем-то пришли к соглашению. – Скажи Хуа Чэнчжу сделать это. Я очень занят бумажной работой. Се Лянь нервно смеется, сцепляя и расцепляя пальцы. Му Цину хочется потянуться и успокоить его руки, но Хуа Чэн отрубит ему руку за то, что прикоснулся к Его Высочеству, поэтому он не делает этого. - Ах, мы с Сань Ланом надеялись отдохнуть денек. Надеюсь, вы оба не против. Он сдерживается от того, чтобы ударить кулаком по столу, потому что конечно же он против, но то, как Се Лянь складывает руки, извиняясь, вызывает чувство вины у него в груди. - Я прошу прощения. Я знаю, что вы оба были заняты с тех пор, как…, - он обрывает свою речь покашливанием. – Эм… В любом случае, я сразу подумал о вас. - Почему не отправить другого бога? – возражает Фэн Синь и его возражения звучат столь похоже на собачий скулеж, что Му Цину хочется рассмеяться. – Почему не Пэй Мин или… - Генерал Мингуан слишком занят тем, что пихает свой нос туда, куда не следует, - прерывает его Му Цин, оборачиваясь к Се Ляню. – Я прав? - Вы знаете, какой он, - едва слышно говорит Се Лянь. – И это Свирепый. Я не мог отправить только одного бога и вряд ли кто-либо из вас захочет пойти с Пэй Мином… По спине Му Цина пробегает холодок от одной мысли об этом. В мире людей вместе с долбанным Пэй Мином, который наверняка наиболее раздражающий и любопытный бог, которого ему когда-либо не посчастливилось встретить. На лицо Фэн Синя от этих слов тоже набегает тень и, хоть он и не испытывает такое же отторжение от этой идеи, Пэй Мин определенно знает о том слишком много, чтобы спокойно согласиться пойти с ним на это задание. - Хорошо, - неохотно вздыхает он. – Хорошо, Ваше Высочество. Мы пойдем. - Да? – удивленно спрашивает Фэн Синь в унисон с радостным писком Се Ляня. - Пойдем? - Конечно мы идем, идиот, - ворчит Му Цин в сторону Фэн Синя. Тот, хоть и возмущенно жалуется, но все равно коротко кланяется Се Ляню по привычке. – Конечно мы идем, Ваше Высочество. Я мог бы с легкостью справиться с этим заданием сам, если великий славный Генерал Наньян слишком горд, чтобы составить мне компанию. Это сразу же срабатывает. - Кто сказал, что я слишком горд?! – кричит Фэн Синь, но это не звучит так зло, как обычно во время их перепалок. Их стычки теперь превратились скорее в забавные словесные перебранки, и когда Се Лянь осознает это, у него на лице появляется легкая улыбка. Му Цин смущенно отворачивает голову, хотя и сам не понимает толком, чего смущается. – Я просто сказал, что занят! - Оправдания, оправдания! – фыркает Му Цин, закатывая глаза. – Так ты идешь со мной или нет, Генерал? - Ладно, - говорит Фэн Синь, хотя это звучит больше как «конечно». Му Цин пытается скрыть влюбленную улыбку. – Ладно, давай поймаем чертового Свирепого. Фэн Синь быстро кланяется Се Ляню и сразу же покидает комнату, рассекая воздух тканью одежд. На лице Му Цина наверняка видно томление, и когда он отворачивается, чтобы последовать за ним, чувствует, как его дергают за рукав. - Му Цин, - говорит Се Лянь мягким голосом, выражение его лица нежное. – Я рад, что вы лучше находите общий язык в последнее время. – Се Лянь замолкает на мгновение, а затем его лицо освещает широкая улыбка. – Я рад. Я вами горжусь. Му Цин едва способен на слова, часть его рада, что принц гордится им, другая его часть смущена тем, что он… подтрунивает над ним? Замечает слишком много? - Ах, - выдавливает он. – Эм, спасибо? Ваше Высочество. – быстро добавляет он. Се Лянь выглядит так, словно хочет сказать что-то еще, хочет спросить его о чем-то, и от одной мысли об этом Му Цин паникует так, что спотыкаясь бросается к двери. Он спешит еще и потому, что если останется и Се Лянь задаст вопросы, то он почти уверен, что с этим Свирепым они сегодня не покончат. - Ну, я пошел. - Ладно, - говорит Се Лянь, опять нерво перебирая пальцами, - приходи в гости снова в ближайшее время, хорошо? Я приготовлю поесть, и мы втроем можем поужинать вместе с Сань Ланом. Му Цин не знает, что пугает его сильнее – перспектива того, что ему придется сьесть чистый ужас, которым является готовка Се Ляня, или идея того, что этот ужин будет проходить в компании Князя Демонов. Он резко содрогается, но все равно произносит вежливое: - Конечно, Ваше Высочество. Се Лянь проводит его за дверь: - Хорошо, хорошо. Хватит формальностей. Мы же друзья, разве нет? А теперь иди и береги себя! Му Цин едва успевает попрощаться, прежде чем перед ним закрывается дверь. - Почему так долго? - слышит он голос, рядом появляется знакомая фигура, и Му Цин едва на крышу дома не выпрыгивает от неожиданности. - Черт, засранец, - бормочет он, наблюдая то, как Фэн Синь едва сдерживает смех. Он пытается подавить все нежные порывы в своей груди. – Просто разговаривал с Его Высочеством, это все. Лицо Фэн Синя мрачнеет: - Он пригласил тебя на ужин? – спрашивает он серьезно. - Да, - говорит ему Му Цин торжественно. – Он нас обоих пригласил, к слову. - Я не буду ужинать с Князем Демонов, - говорит Фэн Синь с отвращением, следуя за ним. Му Цин замечает, насколько похоже они думают, хотя они совершенно разные. – Пожалуйста, не говори, что ты согласился. - А что мне было делать? - бормочет он, игнорируя несчастный стон позади себя. - Му Цин. - Я не буду в одиночку терпеть ужин в компании Его Высочества и Хуа Чэна, пойдем. Ох, осторожнее. Тут лианы. Фэн Синь уходит от них одним плавным движением, все еще на шаг позади него: - И тебе необходимо было втягивать меня в это? - А что мне было делать? Просить его отменить твое приглашение? – закатывает глаза Му Цин. – Невообразимо. Справа от тебя острая скала. - Я заметил, - фыркает Фэн Синь, ускоряя шаг, чтобы сравняться с Му Цином. – Тебе не нужно озвучивать каждое препятствие на пути, О Великий Наблюдатель, прославленный Генерал Сюаньчжэнь, наиболее зоркий из богов войны. - Заткнись, ты, - вздыхает он, тем не менее, не сумев сдержать нежность в голосе. Фэн Синь кашляет в рукав, чтобы замаскировать плохо скрытую улыбку, но ничего, кроме этого, Му Цин не получает. Он прячет собственную улыбку в ответ. (Они не говорят об этом – о теплоте, что проникает в их действия, прячется в их словах. Они оба скорее умрут, чем признают более сентиментальные грани их новообретенной… дружбы. Му Цин скорее проткнет себя саблей, чем признает любую привязанность к Фэн Синю вообще.) - Ты читал свитки, которые отправил нам Его Высочество? – спрашивает Фэн Синь. - Конечно. А ты планировал идти в лес и просто рубить любого призрака, что попадется тебе на пути? - Я очень надеялся, что вообще не придется идти, - робко говорит Фэн Синь и Му Цин закатывает глаза так сильно, что, он уверен, они достигают задней стенки его черепа. – Расскажи о нем вкратце. - Он охотится на людей, что следуют по тому же пути совершенствования, что Его Высочество, - говорит он спустя короткое мгновение. Прежде, чем он произносит еще хотя бы слово Фэн Синь сводит брови и открывает рот в возражении. - Твой путь такой же, - говорит он. – Ты… Тебя это устраивает? - Идиот, - шипит Му Цин, частично в свой рукав. – Его Высочество не стал бы сознательно подвергать меня опасности. Конечно, устраивает. Я… все равно ищу новый путь, - выплевывает он, зажмуривая глаза и отворачиваясь в сторону. Его смена совершенствования не имеет никакого отношения к Фэн Синю. Никакого. Краем глаза он видит, как Фэн Синь поворачивает голову: - Ох, - бормочет он. – Его Высочество знает? - Да, - тихо признает Му Цин, скрещивая дрожащие руки за спиной. - Я посчитал необходимым уведомить его. (И это признание Се Ляню, Его Высочеству, – тому, кому Му Цин верно служил годами и кого защищал еще дольше, – ощущалось, словно вскрытие старой раны. Словно он прощается, наиболее жестоким способом. Чувство вины унесло его, как бурная волна, погребая под водой. Се Лянь тоже изменил свой путь совершенствования, но Му Цина переполняла такая печаль от признания, что тот поднял руки и обвил их вокруг него в тесном объятьи.) - Ты не говорил мне, - слышит он в ответ и легко улавливает обиду в голосе Фэн Синя. Он хмурится и оборачивается к своему спутнику. – Я бы помог тебе поискать варианты в записях. Я все еще могу, если нужно. - Сосредоточься на своих отчетах, - ворчит Му Цин и мысленно благодарит темноту, что скрывает румянец, который охватывает его шею. Он вздыхает от того, что Фэн Синь от его реплики сник, как побитый щенок. – В другой раз, - говорит он, коротко, и то, как тот сразу же светится от его слов почти стоит того. - Так как мы выманим его? Му Цин обнажает саблю, когда слышит шорох в лесу, и прижимается спиной к Фэн Синю: - Я сказал, что искал новый способ совершенствования, - говорит он нейтрально, когда Фэн Синь натягивает тетиву. – Я не говорил, что полностью сменил его. Фэн Синь смотрит на него ошеломленно: - Придурок, что это за хрень! Тебя же… С шипением призрак появляется из-за деревьев, направляя свои когти к Му Цину. Он мастерски уклоняется, направляя лезвие сабли по смертельной траектории. Призрак снова шипит, игнорируя стрелы, что проносятся опасно близко к его боку, и взлетает в воздух, едва уходя от сабли. Фэн Синь ругается и достает еще одну стрелу: - Почему ты пошел со мной? Я бы и сам с ним справился, если бы знал! Стрела устремляется в небо и, он почти уверен, поразила бы призрака, если бы тот не ухватил ее своими челюстями и раскусил надвое. - Хорошая шутка, Генерал, - тянет Му Цин. – Ты ведь понимаешь, что призрак бы тебе не показался, Генерал Цзюйян, большой товарищ женщин. - Заткнись! – кричит он, но кончики его ушей пылают и, хоть в воздухе возле них все еще наматывает круги призрак, Му Цин чувствует удовлетворение, от которого на лице его появляется едва заметная улыбка. Подтрунивание над Фэн Синем никогда ему не надоест. – Ты действительно… Му Цин улавливает боковым зрением что-то, стремительно направляющееся к нему, и грациозно отпрыгивает, прежде чем небольшое дерево врезается в землю в месте, где он только что стоял. Он кашляет и моргает, отмахиваясь от пыли. - Черт, - выплевывает он. – Фэн Синь? - Я здесь, - тот перепрыгивает через дерево и оказывается рядом с Му Цином. – Ты же не думал, что меня можно повергнуть куском древесины? - На меня почти упал колокол, - говорит он. – Переживал и худшее. (Но он не может отрицать то, что его сознание переполнил страх, накрыл его полностью, взял сердце в железные тиски, затуманивая взор. Не может отрицать то, что его сердце заходится в груди, когда Фэн Синя ранят в битве, когда он теряет того из виду, не оставляя иного выбора, чем воображать самое страшное. Му Цин хорошо знаком с болезненной хваткой ужаса, он часто посещает его, когда дело касается этого чертового идиота. Его беспокоит то, что возможно однажды бог войны окажется недостаточно сильным, чтобы предотвратить худшее…) - Ты так мило волнуешься, - фыркает негромко Фэн Синь. - Я ничего не говорил о волнении, - выдавливает Му Цин и видит, как Фэн Синь игриво изгибает бровь, а на его лице появляется ухмылка. Му Цин хочет ударить его. Он хочет, хочет. - О, - Фэн Синь говорит самодовольно, знающе. – Ох, может ли быть такое, что этот возвышенный могущественный бог войны волнуется за меня? – он притворяется, словно не держится на ногах, и Му Цин привычно хватает его, прежде чем осознает, что сделал. – О великий, если бы вы ниспослали хотя бы немного своего участия этому низменному неизвестному божку, он бы счел за честь служить вам. Му Цин отталкивает его, игнорируя довольные смешки: - Вот почему я презираю тебя, - говорит он, изображая недовольство на лице, чтобы скрыть то, как его губы почти готовы изогнуться в улыбке. Еще одно дерево летит в них, как напоминание, где они находятся. Му Цин грубо прижимает Фэн Синя к себе, обхватывая его талию, когда тот рычит и тянется в колчан за стрелами. Короткий шумный вздох вырывается из его рта, он щекочет шею Му Цина, вызывает мурашки, что опускается по его спине. - Нам нужен план. - Хм, - отвечает он, его отвлекает то, что его ладонь лежит на части тела Фэн Синя, где от кожи его отделяют лишь одежды. Он хочет сжать пальцы на ткани, смять ее, провести кончиками пальцев по швам. Хочет проследить узоры, снять остальную броню, ощутить замысловатые одеяния ладонями. Чтобы восхититься ручной работой, которая их создала. Да, только лишь для этого. (Он отрицает любой иной подтекст этих желаний.) - План, Му Цин, - говорит он с придыханием и ему действительно не хочется, чтобы его мысли уходили в этом направлении. Фэн Синь спрятал их из вида и есть что-то запретное в этой ситуации, они словно двое смертных влюбленных, что прячутся в чаще леса, прижимая друг друга к деревьям, обмениваясь мягкими вздохами, шепча… - Му Цин. От неожиданности он почти ударяется головой о дерево: - Черт. Да, хорошо. План. - Что с тобой такое сегодня? – моргает Фэн Синь, что все еще блаженно не замечает руку, что до сих пор обвивает его талию. Му Цин бы одернул ее, если бы таким образом не привлек внимания к их положению. Он убеждает себя, что его рука остается на месте лишь из-за этого. – Ты плохо себя чувствуешь? Ударился головой по дороге сюда? - А ты? Я в порядке, - срывается он. – План. Поймать призрака. Вернуться назад с его головой. – Он выходит из укрытия на открытое пространство, игнорируя то, как отчаянно Фэн Синь выдыхает его имя. Боги, наверное, он действительно ударился головой. Он бы помолился, чтобы ему посоветовали, как поступить, если бы сам не был богом. Призрак все еще наматывает круги в воздухе, не замечая блеск сабли Му Цина, вспышку цвета на темнеющем лесном пологе. Он кусает нижнюю губу в раздумьях. Странно. - Фэн Синь, он… Призрак решает, что это как раз идеальный момент, чтобы заметить его, издает визг и бросает огромный булыжник. Му Цин ругается, пытаясь уйти от него, но прежде чем он успевает моргнуть, в него врезается Фэн Синь, и они оба отлетают в сторону. - Ты там вечно собрался стоять? Не могу поверить! – Му Цин замечает выбившиеся из его пучка пряди волос, что спадают по плечам, как водопад. – Что ты творишь? - Я думал! - Твои мысли объективно ужасны! - Скажи это себе, - фыркает Му Цин, когда красное пятно устремляется в их направлении. Кажется, призрак таки передумал атаковать на расстоянии. – Держись возле меня. План не сработает в этих обстоятельствах. - Твой план и так был полной херней! – бросает тот и Му Цин усмехается, уходя от атаки призрака. – Черт, вот бы здесь был Его Высочество с Жое… Новый поток стрел проносится в воздухе, некоторые из них попадают в спину призрака. Он кричит, вырывает их из своего тела и опять направляется в сторону Му Цина. Тот уворачивается и отрезает призраку руку, смотрит на капли алого, что стекают из его запястья. У него в ушах звенит от криков агонии, которые тот издает, и он едва замечает стрелы Фэн Синя из-за своей спины, они ранят призрак в голень, шею, низ спины. Он определенно должен уже быть мертв, но он яростно поднимается, вытягивает стрелы и издает еще один мучительный вой. - Не слишком беспокойся о нем, - шипит Му Цин. – Это только начало. - Что? – спрашивает Фэн Синь, его черты искажает удивление. - О чем, черт возьми, ты говоришь? - Не притворяйся, что не заметил, – Му Цин опытно отрезает еще одну руку призрака. – Он не разумен. Этот призрак не произнес ни слова с момента появления, только шипел и невнятно рычал, как животное, а не разумное существо. Фэн Синь понимает это тоже, на его лице появляется осознание. - Так это лишь затянутый отвлекающий маневр, - бормочет он, задевая бедро призрака. Теперь, когда он потерял эффект неожиданности, двум могущественным богам войны нетрудно справиться с ним. – Стоит ожидать еще таких же, не так ли! Как по команде, второй призрак издает визг, потом третий, пока они не окружают их полностью. - Такими темпами мы не поймаем Свирепого, - шепчет он. – Если эти… Если мы останемся без сил, то не сможем… - Ты думаешь, я не подготовился? – слышится в ответ. – Я готовился к такому происшествию со времен фиаско на горе Юйдзюнь! Фэн Синь достает маленький флакон, разбивает его ногой, и дымовая завеса укрывает их от появившихся призраков. Он хватает руку Му Цина, и они бегут вместе, Фэн Синь по дороге запускает новые и новые залпы стрел в пространство позади них. Му Цин притворяется, что не дрожит от прикосновения руки Фэн Синя – мозолистой и теплой – к своей обнаженной коже. Где-то на подкорке сознания он хочет, чтобы оно оставило метку родственной души. Он отбрасывает мысль так же быстро, как она появляется, плотно зажмуривает глаза, чтобы не смотреть на дурацкое лицо перед собой. - Где ты его достал? – резко спрашивает он, когда они сворачивают на новую тропу, что уводит их в глубину леса. – Пэй Мин? Линвэнь? Его Высочество? Фэн Синь смотрит на него с забавным выражением: - Его Превосходительство, Бывший Повелитель Ветра, - говорит он. – Он довольно щедр, когда сам того желает. Я довольно давно ношу с собой эти пузырьки. Могу поделиться, если хочешь. - Не нужно, - цедит Му Цин, не понимая, почему от одной мысли о том, что Фэн Синь и Ши Цинсюань проводят время вместе, у него дергается глаз. Наверное, потому что бывший Повелитель Ветра еще тот сплетник. Он не хочет даже думать о том, какими историями они делились друг с другом. Он сглатывает горечь во рту. - Ну, - говорит Фэн Синь спустя долгую паузу, - ладно. Он замедляет свой темп, кидая осторожные взгляды через плечо время от времени. Он все еще крепко сжимает запястье Му Цина со сосредоточенным выражением лица. Му Цин позволяет себе на миг рассмотреть лицо Фэн Синя, прикоснуться к нему нежно своим взглядом. Он позволяет себе задуматься, есть ли у Фэн Синя где-нибудь следы родной души. Он надеется, что да. В мире нет никого, кто не ответил бы на чувства Фэн Синя. У него болит сердце от одной мысли об этом. - Думаешь, Свирепый нас заметит? – спрашивает Фэн Синь, вытягивая Му Цина из его мыслей. Тот мысленно щипает себя, потому что сейчас не время для этого. - Он, наверное, почует меня или найдет каким-нибудь еще мерзким способом, - ворчит Му Цин, когда они останавливаются возле новой поляны. – Спрячься из виду. Ты застанешь его врасплох. - Это опасно, - возражает Фэн Синь, на его лице волнение. Как будто Му Цин не в курсе. – Если это существо доберется до тебя, что мне делать? Возвращаться с твоим окровавленным телом? (Му Цин помнит мост.) - Ничего такого не случится, если ты сделаешь так, как тебе говорят. Спрячься за деревьями. Фэн Синь неохотно сгибается между деревом и небольшим папоротником, почти скрываясь из виду. Му Цин мягко выдыхает и поворачивается, чтобы рассмотреть окружающее его пространство. Его рука на эфесе сабли. Он вдыхает, пристально оглядываясь. - Я знаю, что ты здесь. Знакомое шипение раздается из-за деревьев перед ним, но этот звук кажется более… человеческим. Менее бессмысленным, более целенаправленным, похожим на бога со злыми намерениями. Му Цин обнажает саблю, улавливая тихий звук того, как натягивается стрела в тетиве лука. - Конечно знаешь, - говорит Свирепый, спокойно спускаясь из своего укрытия. Это элегантная женщина, теперь Му Цин способен это расмотреть, – ее волосы царственно переброшены через плечо, а тело украшено дорогими одеждами. Она бы выглядела, как принцесса, если бы не грязные пятна на одеждах, листья в волосах и дикость во взгляде. Он отходит назад, направляя лезвие сабли в ее грудь. – Конечно знаешь. - Чего ты хочешь? – рычит Му Цин, в голосе которого столь знакомый ледяной холод. Он окутывает его инеем, оборачивает, защищает. Призрак делает неуверенный шаг вперед, вытягивая руки, словно хочет утянуть его в объятье. Он делает еще один шаг назад. - Она когда-то была, как ты, - говорит она и на ее дрожащих ресницах застывают кровавые слезы. – Моя милая дочь. Моя дорогая, - Му Цин замирает, его руки дрожат на рукояти сабли, потому что он видит свою мать, одетую в тряпки, в кровати, руки, слабо сжатые на одеяле, укрывающем ее, в ожидании смерти. («Мама?» Он смотрит большими, широко раскрытыми глазами, на противовес ее закрывающимся. Му Цин никогда не знал, что такое истинный ужас, но он здесь, сидит у кровати его матери, сжимает ее руки своими. «Мама? Не засыпай, мама, я не готов.» И она умирает, умирает и это ничем не исправить, никаким золотом на свете, никакими найденными им лекарствами, его недостаточно, слишком мало, чтобы спасти от смерти собственную мать.) - Возвращайся домой, - шепчет она и звучит так жутко похоже на его мать, что его сердце едва не останавливается. Она прижимает руку к его лицу, и он обратился в лед, его поймали в ловушку. Он не может оттолкнуть ее. – Возвращайся домой, дорогой. Ее ногти царапают его лицо, и Му Цин не может двигаться, не может дышать, потому что видит свою мать. Его мать, что касается его ладонями, говорит, что все будет в порядке, закрывает глаза в последний раз, не слышит его отчаянных мольб. Он снова юный, сжимает руками одеяло и просит еще хоть минуту, мама, пожалуйста, я не готов, мама, не уходи, не уходи… - Черт, Му Цин! Мимо него пролетает стрела, попадая призраку прямо в живот, и она визжит, высоко, громко и ужасно, и Му Цин вспоминает, где он, вспоминает, кого потерял, и кто еще жив. Он опускает саблю вниз по смертоносной траектории, но Свирепый отлетает, вытягивая стрелу из живота. Она смеется, это жуткий скрипящий звук, и он думает «Мама никогда так не смеялась». - Она была такой же, как ты! – кричит она, дергая себя за волосы. – Моя драгоценная дочь! Она следовала этому же чертовому пути, молилась каждый день, и что это ей дало? Разве это спасло ее, когда этот ужасный человек пришел и отобрал все у нее и у меня? Когда он отобрал ее будущее? Разве тогда ей помогло ее совершенствование? – Кровавые слезы стекают по ее лицу, из ее пустых, пустых глаз. – Я пытаюсь спасти тебя! Чтобы ты не закончил так, как мое дитя, моя маленькая, я так сильно ее любила! - Ты говоришь, что хочешь спасти меня, но все равно пытаешься меня убить. – Он поднимает свою саблю. – Ты пытаешься спасти нас всех или же стремишься к иному – убрать всех последователей, чтобы вернуть свою дочь темными заклинаниями и ритуалами? Ее лицо искажает гримаса, и он понимает, что попал в точку. Му Цин обрушивает на нее один удар сабли за другим, а она рычит и отбивает удары длинными когтями. Он не может не заметить, что из темноты вылетают стрелы и под определенным углом он может рассмотреть еле заметный силуэт. Он мысленно проклинает Фэн Синя и его глупость. Свирепый подбирается достаточно близко, чтобы оставить у него на груди глубокую царапину, пробивая броню, и это выбивает воздух из его легких, вызывает дрожь в ногах. - Черт, старая карга, - он падает, Свирепый над ним и если он умрет, поверженный Свирепым призраком, Фэн Синь никогда не позволит этому сойти у него из рук… - Цин-эр! «Точно», вспоминает он сквозь туман в голове. «Фэн Синь же здесь». - Фэн Синь, - он выплевывает кровь, когда Свирепый дико крутится на месте, пытаясь найти источник звука. – Не будь придурком, не высовывайся оттуда! - Ты что, дурак? – Фэн Синь выпрыгивает из тьмы и, кажется, даже тени расходятся от его появления, его золотая броня сверкает в лунном свете. Призрак встречает его на полпути, тянет к нему окровавленные руки, но он безрассудно отбивает их, от него волнами бьет беспокойство. – Ты собираешься… Ты можешь… Му Цин неуверенно поднимается, обхватывая саблю рукой: - Я в порядке, - четко произносит он. Он смотрит на то, как Фэн Синь попадает Свирепому в голову, как она падает на поляну, ударяясь о землю с жутким звуком. Его смущает то, насколько он легко смог бы победить ее, если бы его так сильно не задели ее слова. Он встает, таща саблю за собой, чтобы нанести финальный удар. - Я… ох. Он спотыкается, когда демон начинает подниматься. Он не может потерять чувствительность ног прямо сейчас. - Черт, - кричит Му Цин. – Фэн Синь! Он скорее умер бы, чем отдал свою саблю другому богу, чтобы тот нанес финальный удар, но он стремительно теряет кровь и у него плывет перед глазами. Хорошо, что этот бог Фэн Синь. Он отдает ее без слов, видит, как Фэн Синь приподнимает брови, без слов спрашивая «ты уверен?». Что за чертовски глупый вопрос. - Возьми ее, - шипит он, опираясь о ствол дерева, закрывая глаза. - Цин-эр, будь со мной, ты не можешь отключиться сейчас… - на его затылок ложится рука, прикосновение обжигает, словно тысячи молний ударяют по этому месту. – Эй. Эй. Он отчаянно обхватывает запястье Фэн Синя своими пальцами, наблюдая за тем, как другая его рука направляет его собственную саблю на Свирепого. - Просто… сделай это, - шепчет он, хотя и хочет держать Фэн Синя за руку вечно, хочет не отпускать его еще тысячи жизней. Он чертовски, до жути эгоистичен. Он закрывает глаза и отпускает руку Фэн Синя. - Му Цин, - слышит он, с мольбой в голосе, а потом остается лишь белый шум. (Фэн Синь поднимается, зажимая одной рукой его окровавленный бок, а другой держа его саблю. - Ты, - тянет он, - черт возьми, заплатишь за это.)